Кочевая кровь

Трамвай на стыке рельсов тряхнуло. Я глянул на очередной плакат, призывающий заняться спортом, и засмеялся. Мне вдруг представилось, что у советской власти дошли руки до цыган-люли и кочевники стали заниматься спортом. Раннее утро. На окраину табора выбегает бородатый барон в красных спортивных трусах, за ним – его жены в длинных цветастых юбках, за ними – дети, старухи, подростки. Раз-два! Раз-два! И – побежали трусцой вокруг палаток! А куда денешься? Социализм в стране, а социализм – это спорт.

Глава 7. Студенты

Неприятности начались ближе к вечеру. Вначале позвонил Айдар. Слышимость в телефоне была неважная, все время что-то потрескивало, шуршало.

– Андрей, мы всех студентов установили, сейчас сидим с ними в деканате мединститута.

– Везите всех сюда, – распорядился я.

– Не все так гладко, как мы думали. Есть одна проблема, но это не телефонный разговор. Здесь, как бы тебе сказать, замешана одна девочка, а ее папа у нас работает. Что делать?

– Девочку пока отбрось, а остальных – в отдел.

– Андрей, я не знаю, как бы это сказать, словом, девочка замешана в этой теме по самые уши. Короче, «подарок» у нас появился с ее подачи. Это она предложила к нам «гостя» привезти.

– Кто ее отец? – напрягся я, ожидая услышать фамилию какого-нибудь высокого чина из областного управления.

– Не могу говорить, я здесь не один в помещении… Сейчас, подожди минуту… Ты еще на связи? Короче, о девочке уже в деканате знают, подельники ее с ходу заложили, ни минуты не запирались.

– Если уши вылезли наружу, то вези всех сюда. Девочка, часом, не генеральская дочка?

– Да нет, у нее родитель всего-навсего подполковник. – Дальше в трубке что-то зашипело, и окончание его фразы я не расслышал.

– Айдар, ты меня слышишь? – спросил я потрескивающую пустоту. – Возвращайтесь в отдел. От подполковника я как-нибудь отплююсь.

Первым из института приехал Горбунов.

– Андрей, – в неформальной обстановке он обращался ко мне по имени, – мы решили студентов в два захода привезти. Вначале я с парнями приехал, вторым рейсом – Айдар с девчонками подтянется. Одна девочка, скажу тебе, очень даже ничего. Фигуристая, глазастая.

– Ваня, я тебя не свататься отправлял. Где студенты?

– В коридоре дожидаются.

– Заводи по одному.

– Андрей, по одному расспрашивать смысла нет, они все одно и то же говорят. Давай со всеми разом покончим.

Я согласился. Горбунов ввел в кабинет трех запуганных юношей лет двадцати.

– Рассказывайте мне все события по порядку, – приказал я.

– Мы уже за сегодня сто раз про это проклятое Первое мая рассказали, – пробубнил один из студентов.

– Мне плевать, кому ты и что рассказывал! – вспылил я. – Запомни, здесь я – главный! Понадобится, будешь мне до утра вспоминать, кто у вас за столом икнул, а кто воздух втихаря испортил. Ты меня понял?

– Парни, – примирительно обратился к студентам здоровяк Горбунов, – это Андрей Николаевич, наш начальник. Сергей, расскажи ему всю историю по порядку, как нам с Айдаром Кайратовичем рассказывал.

Самый высокий из студентов, шмыгнув носом, осторожно присел на предложенный стул. Я протянул ему сигареты, он отрицательно помотал головой: «Не курю!»

– Значит, так, Сергей, – обратился я к студенту. – Запомни: от меня зависит, как мы квалифицируем вашу выходку с покойником. Если ты думаешь, что перевозить мертвеца с места на место – это не уголовное преступление, то ты глубоко ошибаешься. Как говорится, «в жизни всегда есть место подвигу», и уголовной статеечке в ней всегда место найдется. Давай, дружище, соберись с духом и поведай мне, как вы провели светлый праздник Первомай. Я на основании твоего рассказа сделаю выводы, что же произошло в этот прискорбный день: испуг, помноженный на жизненную неопытность, или умышленное надругательство над телом покойного. Поехали, я весь внимание.

– После демонстрации Первого мая мы решили собраться у Вити Жихарева, – обреченно начал студент. – В тот день у него предки съехали на дачу, так что хата была пустая. Спиртное, две бутылки портвейна «777», мы купили заранее. Всего нас к Жихареву пошло шесть человек: четверо парней и две девчонки.

– Стоп! – жестко перебил я рассказчика. – Ты не тетя Валя Леонтьева, сказочки мне на уши вешать не надо. Что за бред ты несешь, уважаемый? Вы собрались с девчонками выпить-закусить и взяли всего два «огнетушителя»? А если не хватит, то в ближайшем магазине решили докупить? Посмотри мне в глаза! У тебя есть знакомый директор гастронома, который в праздничный день откроет тебе «закрома Родины»? Нет? Еще не успел нужными связями обзавестись? Тогда не ври мне про две бутылки портвейна на шесть человек.

– У моих родителей брага стояла, – дерзко, с вызовом заявил сидящий у дверей студент.

– Твоя фамилия Жихарев? Это вы у тебя дома собирались? Бражку хоть ничего родители поставили, не на томатной пасте?

– На томатной, – неохотно признался он.

«Вот и вся разгадка трупа на свалке, – догадался я. – Дома у парня была фляга с брагой. Если бы они вызвали «Скорую помощь», то следом приехала бы милиция. Осмотр трупа, осмотр места происшествия. Сорокалитровая фляга с бражкой не коробок спичек, в карман не спрячешь. Выбор у них был невелик – либо прятать труп и уводить подозрения от квартиры, либо подставлять родителей Жихарева под удар. Вот тебе и «сухой закон»! Вот тебе и следствие борьбы за трезвость».

– Продолжай, – велел я Сергею. – За брагу не беспокойтесь, мы самогоноварением не занимаемся. Труп, это да, это по адресу, а за бражкой пусть участковый охотится.

– Сели мы за стол, распили бутылку вина, – продолжил студент Сергей. – По телевизору начался праздничный парад. Мы разлили еще по стакану, и тут Грибанов, это тот, который умер, как закричит: «Зуб, зуб!» – и повалился на пол.

– Он вначале рукой схватился за щеку, – добавил Жихарев, – а уж потом закричал и упал. Я сперва ничего не понял, подумал, что он из-за зубной боли сознание потерял, а потом смотрю, у него по ногам конвульсия пошла, руки трясутся, глаза помутнели.

– Мы решили, что это приступ эпилепсии, – вновь вступил в разговор Сергей. – Попробовали его откачать – не получилось. Он умер у нас на руках примерно через час, как начался припадок.

– Это не припадок был, – заметил я. – Он умер от врожденной аневризмы головного мозга. Спасти его вы бы все равно не смогли, но, как я вижу, даже не пытались. Вам не жалко было своего товарища, когда он в судорогах помирал у вас под ногами?

Студенты опустили головы. Наступила нехорошая тишина.

– Ладно, поехали дальше! – велел я.

Сергей неприязненно посмотрел на Жихарева и продолжил:

– Одна девчонка с нашей группы, ее Света зовут, предложила вывезти труп за город. Она говорит: «Умер он сам по себе, так что давайте вывезем за город, куда-нибудь в поле, и получится, что он сам туда пришел и там уже умер». Мы все согласились. Мы же не должны все страдать, потому что у него сосуд в голове лопнул.

– Вам не страшно было с покойником в одной комнате сидеть? – спросил я.

– А чего бояться, мы же в мединституте учимся. Настроения, конечно, никакого не было, а так, сдвинули его к стене, чтобы ходить не мешал, да сели за стол думать, что дальше делать.

– Да, да, – задумчиво сказал я. – Положили покойничка лицом к плинтусу и сели за стол. Праздник же, чего раньше времени веселье заканчивать? Клянусь вам, парни, я не удивлюсь, если вы после его смерти по стаканчику-другому бражки пропустили, так сказать, за упокой души новопреставленного. Хорошо, хоть к танцам не приступили. Или поплясали с полчасика? Жихарев, скажи мне, а ведь куда проще, чем с покойником мудрить, вылить брагу, прополоскать – и делу конец! Чистая фляга, она как чистая совесть – любой в нее заглянет и компромата не найдет.

– Ага, – насупился Жихарев, – а что бы я потом родичам сказал, куда бражка делась?

– Обалдеть, какая у тебя логика, – изумился я. – Пропажа браги – это катастрофа, а труп в квартире – это так, пустячок. Теперь тебе твоя бражка боком выйдет.

– Она не моя, а родителей, – уточнил Жихарев.

– Едем дальше, – предложил я. – Итак, у вас есть труп. Шустрая девочка предложила вывезти его за город. Что дальше было?

– Андрей пошел за ключами от машины, – Сергей показал на парня, доселе молчавшего.

Кивком головы я велел своему тезке вступить в разговор.

– Я сходил домой, – мрачно начал студент Андрей. – У родителей были гости. Пока они сидели за столом, я незаметно взял ключи от гаража. Потом пошел в гаражный кооператив, завел отцовские «Жигули» и приехал к Жихареву. Я и Сергей взяли Грибанова под руки, спустили в машину и запихали на заднее сиденье. Девчонки нас страховали, смотрели, чтобы никого у подъезда не было.

– Ловко вам все с рук сошло. Вначале ты, пьяненький, на отцовской машине разъезжаешь по городу, потом вы мертвеца по лестнице спускаете и в «Жигули» усаживаете. Сколько примерно времени было?

– Около пяти вечера, – ответил Жихарев.

– Понятно. Самый разгар веселья, все еще не дошли до кондиции и за столом сидят. Гаишников тоже можно понять, они телевизор смотрят, конца смены ждут. Поехали дальше. Кто дорогу показывал? Кто в автомобиль сел?

– Я был за рулем, – начал перечислять тезка. – Серега сел на переднее сиденье, остальные – сзади. Всех называть? Грибанова сдвинули влево, рядом сел Жихарев, у окна Светка. Еще одна девчонка, Таня, пошла домой. Вначале мы просто выехали из города, потом случайно увидели указатель «Полигон твердых бытовых отходов». Поехали туда. Свернули с трассы, подъехали к полигону. Светка сбегала, посмотрела, кто в сторожке у шлагбаума. Там спал пьяный сторож. Мы подъехали к сторожке, открыли шлагбаум и заехали на полигон. По нему двигались, пока не уперлись в гору мусора. Вышли из машины, посмотрели – вокруг никого. Вытащили Грибанова, взяли вчетвером его за руки за ноги и понесли вдоль горы. Когда отошли метров на тридцать, положили его на землю, а сами вернулись назад. Я подвез ребят до дома Жихарева, поставил машину в гараж и пошел домой.

– Отец не догадался, что ты на его «Жигулях» разъезжал? – спросил я.

– Он еще в гараже не был, не видел, что я почти весь бензин искатал.

– Так-с! – я, подражая Комарову, отстучал пальцами по столу барабанную дробь. – Дальше что было? Кто какой план предложил?

Студент Сергей тяжело вздохнул, с откровенной неприязнью посмотрел на Жихарева.

– Еще перед поездкой мы договорились, что если у нас все удачно пройдет, то скажем, что Грибанов ушел от нас в три часа и поехал к себе в общежитие.

«Неопытные детишки! – подумал я. – Избавиться от трупа у них ума хватило – и на этом все! Дальше – ни алиби, ни раскадровки действий по времени и пространству».

В кабинет вошел Айдар. Жестом вызвал меня в коридор.

– Я привез девчонок, – доложил он.

– Где они?

– Спросил бы лучше: «Кто они?» Одна так себе, а другая – начальника Заводского РОВД дочка.

– Кто-кто?! – мне подурнело. Неприятный холодный ком скатился вниз живота, в ногах появилась предательская слабость.

Вот так номер, вот так удар судьбы!

«Все сходится, – подумал я, – даже фамилию уточнять не надо. Дочь у Геннадия Александровича Клементьева зовут Светой, учится на втором курсе мединститута. Естественно, что именно ей пришла в голову мысль вывезти труп за город. Дети милиционеров на генетическом уровне впитывают в себя основы криминального мышления. А как иначе? Дома постоянные разговоры о раскрытии и расследовании преступлений, тут волей-неволей научишься изворачиваться и ловчить».

– Где она? – упавшим голосом спросил я.

– Вон, у окна стоит, – ответил Айдар. – Светленькая такая, волосы до плеч.

– Скажи ей, чтобы оставалась на месте. Сам иди к Лиходеевскому и попроси его кабинет на полчаса для конфиденциального разговора. Ты Клементьеву ничего не сообщал?

– Ему из деканата позвонили. Преподаватели, пока мы там были, обзвонили всех родителей. Они бы уже тут были, да не знают, из какого мы отдела. Погоди, сейчас справки наведут и устроят нам Содом и Гоморру. У того пацана, который выше всех ростом, у Сергея, мамаша в горпромторге работает. Сейчас она всех знакомых на уши поставит, всем своим блатным прозвонится.

– Иди к Лиходеевскому, проси кабинет.

Оставив Клементьеву на потом, я вернулся к студентам.

– Коротко – кто как провел остаток дня первого мая?

– Я посидел за столом с гостями, посмотрел телевизор и лег спать, – ответил тезка.

– Я вернулся домой и весь остаток вечера провел с родителями, – доложил Сергей.

Жихарев помолчал, посмотрел на свои запылившиеся за день туфли, глубоко вздохнул и выдал:

– Я и Клементьева вернулись ко мне домой. Она помогла мне прибраться в квартире. Мы помыли посуду, попили чай, и она ушла к себе домой.

– Врешь ты все! – внезапно выпалил Сергей. – Сам же похвалялся, что до утра с ней кувыркался! Ты же сегодня перед лекциями в туалете парням заявил, что Клементьева – шлюха, каких свет не видывал!

– Я это сказал, – парировал Жихарев, – чтобы тебя позлить. Ты же к ней в трусы залезть мечтаешь, да она тебе все никак не дает. Пластик жвачки предложи, тогда согласится.

– Стоп! – я с размаху хлопнул ладонью по столу. – Кто с кем спал, будете разбираться в другом месте. Мой вам совет: если решите драться по-серьезному, а не так себе, до первой крови, то поезжайте в другой район. Идите на трамвай. Через шесть остановок отсюда моя территория закончится, там и бейтесь, а у меня в районе разборки наводить не надо. Честно скажу, по второму кругу я на ваши трусливые рожи смотреть не желаю.

Дверь в кабинет открылась, заглянул Далайханов.

– Дело сделано – пастбище очищено.

– Иван, Айдар, – обратился я к операм, – сейчас в две руки возьмите с них объяснения и отпускайте студентов по домам. Если за ними приедут родители, с них тоже возьмите коротенькие объяснения.

– Что теперь с нами будет? – спросил тезка.

– В юридическом плане или в житейском? С нашей стороны можете ничего не опасаться. Мы вынесем постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Я лично в ваших действиях состава преступления не вижу. Грибанов, как ни крути, умер от врожденного заболевания. Спиртное вы ему насильно не вливали, так что в своей смерти он сам виноват. А вот в житейском плане – тут я вам ничего не скажу. Вы повели себя во всех отношениях трусливо. Вы же не знали и не могли знать, что никакая «Скорая помощь» Грибанову не поможет. Он валялся в агонии у вас под ногами, а вы только о своей безопасности думали. Что мне вам сказать? По нашим законам за трусость не судят, а остальное – не в моей компетенции.

Я вышел в коридор.

– Айдар, приедет Клементьев, будет спрашивать про дочку, ничего ему не говори. Выдержишь натиск?

– Андрей, я же нерусский, бараном прикинусь, на Ваньку все стрелки переведу.

– Отлично, так и поступим. Света! – позвал я.

В дальнем конце коридора с лавочки поднялась одетая в ветровку девушка.

– Света, пошли поговорим.

Пока время есть.

Глава 8. Отец и дочь

Впервые я увидел дочь Геннадия Александровича осенью 1983 года, когда останавливался переночевать у него дома[2]. Светлана тогда была худенькой угловатой девочкой, погруженной в свои подростковые проблемы: родители ее не понимали, у парней-сверстников она успехом не пользовалась. Мне, естественно, о парнях Света ничего не рассказывала, но я-то видел, как она старается произвести на меня впечатление.

Во второй мой приезд мы со Светой сидели на кухне вдвоем, и я, воспользовавшись моментом, хлопнул ее по упругой попе, чтобы она не мнила себя секс-символом местного разлива. Это был единственный раз, когда я дотронулся до Светы, и единственный раз, когда мы достаточно откровенно поговорили на личные темы. Все остальные наши встречи были мимолетными и в присутствии ее родителей.

Как девушку, с которой можно завязать интимные отношения, я Светлану никогда не рассматривал. Для меня она с самого начала была дочерью моего бывшего начальника, и никем более. Интересно, конечно, было наблюдать, как она крутится передо мной, но я не обольщался. Приди вместо меня в гости к Клементьевым любой другой молодой мужчина – Света точно так же дефилировала бы перед ним в обтягивающем халате.

Я не видел Свету около года. За прошедшее время она похорошела. Юношеские прыщи больше не донимали ее, тонкие ножки перестали походить на ходули, приставленные к миниатюрной фигурке. Я бы сказал, что Клементьева за время учебы в институте поправилась на размер и приятно округлилась в нужных местах. Длинные волосы она обесцветила, стала пользоваться яркой косметикой. На мой взгляд, количество румян и теней, нанесенных на ее личико, было избыточным, но тут ничего не поделаешь – мода! Мода и родительский кошелек. Самый простенький набор турецких теней на базаре стоит не меньше полтинника. Не каждому по карману. Геннадию Александровичу доход позволял выбрасывать деньги на ветер.

«Господи, сколько же она слоев штукатурки на себя нанесла? – рассматривая Свету вблизи, подумал я. – Как с такой косметикой можно в институт ходить, все же на тебя внимание обращать будут? А может, я что-то не понимаю в женской моде? Нет-нет, ретроградом я не становлюсь. Просто есть здравый смысл, который подсказывает, что русская женщина не должна быть похожа на индейца, вставшего на тропу войны. И еще. Спрашивается, зачем она перекрасилась в блондинку, если и так светленькая была? Прежний цвет волос был нисколько не хуже».

Впустив Светлану в кабинет Лиходеевского, я прикрыл за собой дверь, указал девушке на свободный стул, сел напротив.

– Привет, Светлана Геннадьевна! Давно не виделись. Как жизнь? Какими судьбами в наших краях?

Светлана села на предложенное место, скривила губы, скептически осмотрела кабинет.

– Закурить есть? – развязным тоном спросила она.

– Не рановато ты курить начала? Родители ругаться не будут?

– Пускай ругаются, – фыркнула девушка. – Я не маленькая, чтобы от них прятаться.

– Вижу, вижу – подросла. А дома ты куришь? У отца сигаретки стреляешь?

– Дома не курю, – неохотно ответила она.

Я выложил перед Светой на стол пачку «Родопи» и спички. Она закурила, держа сигарету самыми кончиками пальцев.

– Что нам теперь будет? – помолчав, спросила она.

– Десять минут назад твой однокурсник меня спрашивал о том же самом. Отвечу. Я в ваших действиях состава преступления не усматриваю, так что в возбуждении уголовного дела откажу.

– Понятно, что откажешь, – усмехнулась Света. – Уголовного дела я не боюсь. Папа не даст меня под раздачу подставить, отмажет, или ему самому головы не сносить. У вас в связи с перестройкой ничего не поменялось – если на меня возбудят уголовное дело, то отца автоматически из милиции уволят?

– Не сразу, но уволят.

– Вот видишь, чего мне бояться? Папа не за меня заступится, он свою задницу прикрывать будет. Скажи лучше, нас из института отчислят или на первый раз простят?

– Я думаю, отчислят.

– Я тоже так думаю. Пока время есть, надо самой документы из института забрать и этим летом в университет поступить. Скажу в приемной комиссии, что ошиблась в выборе профессии – училась, училась и поняла, что боюсь крови. Пойду в педагоги, буду нести детишкам доброе, светлое, вечное.

– Света, ученики, как увидят тебя в такой раскраске, от страха под парты попрячутся.

– Лишь бы не описались от страха, а остальное – ерунда.

«Она специально себя так ведет или за время учебы в институте успела нахвататься вульгарностей? – по-думал я. – Забавно, моя мать всех крашеных блондинок, независимо от возраста и социального положения, считает развратными женщинами. Если бы сейчас при разговоре присутствовала моя мамаша, она бы навсегда укрепилась в своем мнении».

Светлана затушила окурок, не вставая с места, потянулась, подняла с пола свою модную сумку с ремнем через плечо.

– Отец скоро за мной приедет? – как бы между прочим спросила она.

– Не знаю. Я ему не сообщал, что ты у нас в отделе. Света, рядом с тобой телефон стоит, позвони папе, доложи, где ты есть.

– Больно надо, сам найдет!

Она достала из сумки ватку, пузырек с бесцветной жидкостью, смочила ватку, тщательно протерла пальцы правой руки.

– У меня по молодости была одна знакомая, так она, чтобы руки табаком не пахли, курила сигарету, зажав двумя щепочками. Кстати, тоже была любительница во взрослую жизнь поиграть. В шестнадцать лет первый аборт сделала.

– Андрей, за кого ты меня принимаешь? – дернулась она.

– Света, с самого начала разговора мне было жутко интересно, как ты ко мне станешь обращаться. По имени-отчеству – вроде слишком официально, а просто по имени – как-то вызывающе получится, я ведь старше тебя и уже кое-чего в жизни добился, а ты пока только кривляться научилась. Не надо, Света. Я тебя не для того позвал, чтобы ты мне свою независимость демонстрировала.

Она моментально остыла, печально выдохнула, отодвинула от себя ставшую ненужной сумку, подняла голову, посмотрела мне в глаза.

– Скажи, ты помнишь тот день, когда заигрывал со мной у нас на кухне?

– В мыслях не было к тебе приставать, – побожился я.

– Не выкручивайся, я помню, как ты на меня смотрел. Ты был первым мужчиной, который так откровенно меня рассматривал. Да черт с ним, смотрел и смотрел, я не об этом. Скажи, что ты по поводу моего парня думаешь? Он все вам выложил, ничего не утаил?

– Ты про Жихарева спрашиваешь? Я не дал ему углубиться в интимную тему, а вот в институте он, похоже, прошедшую ночь в красках описал. На мой взгляд, лучше бы ты с Андреем дружбу водила. Или с Сергеем, у которого мать в торговле работает.

– Понятненько, – протянула она. – К тому, что было, он добавил свои эротические фантазии, и мне теперь одна дорога – побыстрее из института уматывать, пока меня на весь город не ославили. Почему все мужики такие болтливые? Как добьются своего, так обязательно надо перед друзьями похвалиться. Нездоровый коллективизм. Ничего нельзя в тайне сохранить.

– Не люби болтуна – не породишь слухов.

– А ты не болтливый? На тебя можно в трудную минуту положиться? Скажи мне честно, Андрей, если меня из дома выгонят, к себе пожить возьмешь?

– Чего-чего? – изумился я.

– Того-того! – передразнила она. – Не прикидывайся, что не расслышал или не понял, о чем я говорю. Ты думаешь, я не знаю, что сейчас дома будет? Отец выпьет рюмку-другую и станет меня по всей квартире гонять. Мать заступится. Пока они будут спорить, я успею из дома убежать. Раньше я у бабушки отсиживалась, а сейчас ее нет, друзей нет, вместо подруг – одни сволочи. Остаешься только ты. У тебя же сейчас жены нет, приютишь меня на время, пока пыль уляжется?

– Я вижу, ты недурно осведомлена о моем семейном положении, – обескураженно ответил я.

– Чего там, осведомлена! Отец как в Верх-Иланск съездит, так о тебе разговоров на весь день: от этой ушел, с той не ужился… Родители на свадьбе у Наташи Антоновой были, говорят, ты даже в ЗАГС не пришел. Обиделся, что ли?

– Пошли, – отрезал я. – Рандеву окончено.

– Никуда я не пойду, пока ты мне не ответишь.

Я встал, подошел к окну, посмотрел на крыши соседних домов.

– Отец давно пить начал? – не поворачиваясь, спросил я.

– Давненько, – невесело вздохнула она. – Как придет с работы, у него один разговор: «Я устал, мне надо стресс снять». Рюмка-две, и начинает меня жизни учить. Будешь с него пример брать, таким же станешь.

– Как брат поживает?

– Как поживает? – усмехнувшись, переспросила она. – Маленький он еще. У него пока кораблики и пираты на уме. Год-два пройдет, и он вступит в стадию «девочки, сигареты, портвейн».

– Наоборот, Света. Мальчики взрослеют в обратном порядке: вначале сигареты, в финале – девушки.

– Зачем ты про Сашу спрашиваешь, отвлечь меня хочешь? Сам-то в тринадцать лет чем занимался?

– Мне было легче. У меня в тринадцать лет отец не выпивал. Он и сейчас не пьет.

– Пьет не пьет, какая разница? Сам же говорил, что никогда не мог с родителями общий язык найти. Они тебе когда курить разрешили?

– Никогда. До тех пор, пока я не уехал в Омск, я при родителях не курил.

– Андрей, – жалобно позвала она, – я же серьезно спросила. Если меня из дома выгонят, я могу к тебе прийти?

Я обернулся. Чем меньше оставалось времени до встречи с отцом, тем больше Светлана сжималась, словно из нее частями выпустили избыточный воздух. Уменьшившись в объеме, Света стала похожа на ту прежнюю девчушку, с которой я откровенно болтал на кухне три года назад.

«Куда только подевалась вся напускная вульгарность? – подумал я. – Какие дивные метаморфозы! Куранты на Спасской башне пробили час «икс», и, как по мановению волшебной палочки, распутная девка растворилась в кабинете, а вместо нее за столом осталась сидеть запуганная девчушка, которая зачем-то накрасилась, как вокзальная буфетчица».