Чудо № 34

В назначенное время гном, запыхавшийся и с набившимся в бороду мусором, встретился с Оскаром в переулке рядом с почтой.

– И надеюсь, что мы больше в этом году не увидимся! – заключил он, отдавая увесистый пакет и записку.

Оскар развернул послание и прочитал:

«Здравствуй, Оскар.

Занятную проблему ты мне обрисовал. Но я кое-что нашёл в нашей “Лавке чудес” – надеюсь, это поможет. Гном тебе всё объяснит.

Желаю удачи,

Квентин Грей.

П.С. Не забудь вернуться в первый день нового года.

П.С. 2 Не поцарапай “Роллс-Ройс”.

П.С. 3 Этот гном почему-то кажется мне знакомым…»

Ровно в шесть тридцать пополудни на Брентон-стрит вернулась девушка из дома номер десять.

Оскар сверился с часами: юноша из соседской квартиры отправился на работу снова в шесть пятьдесят. Сегодня Оскар за ним не поехал. Оставив автомобиль в тени деревьев (в тёмное время суток тень превращается в чёрную бездну), он пробрался к дому двенадцать – не к двери, а к стене.

Настал час испытать некоторые давно позабытые навыки. За ненадобностью они хранились на чердаке талантов и возможностей, припорошенные пылью благополучия и оплетённые паутиной человекоподобия.

Оскар приложил ладонь к стене и зажмурился. Вдох – пальцы прошли сквозь кирпичную кладку. Выдох – Оскар открыл глаза в тесном захламлённом коридорчике. По коже бегали щекотные песчинки, уши с непривычки подвернулись – волосы в них затопорщились. Он оглянулся – не из любопытства, а для конспирации, – отряхнулся и по скрипучей лестнице зашагал на второй этаж. Боковым зрением Оскар выхватывал на выцветших обоях геометрические фигуры: прямоугольники, квадраты и овалы. Фотографии в деревянных рамках. Они изображали каких-то людей, но духа их в этом доме Оскар не чувствовал.

В спальне он направился сразу к столу. Не включая лампу (без надобности), Оскар забрал стопку бумаги и заменил её на другую – ту, из посылки, которую прислал мистер Грей.

– Это зачарованные страницы, – пояснил Даддлодоб. – Стоит только начать писать, и они подскажут, что дальше.

Теперь уж точно дело сделано! С чувством выполненного долга Оскар покинул дом тем же путём, что вошёл.

Дело сделано? Мистер Грей бы закатил глаза, изогнул левую бровь драконьим крылом, хмыкнул и многозначительно произнёс: «Как бы не так».

Даже когда Оскар каждый день возил хозяина на работу в БДУРМС и обратно, его маршруты были разнообразнее.

За два дня до наступления нового года в почтовом отделении на Вестри-роуд снова было многолюдно. Оскар скромно встал в конец очереди – но, вероятно, он слишком выделялся ростом, шириной плеч и второй по степени престижности фуражкой. Стоило ему переступить порог, как раздался оглушительный, чуть ли не истеричный вопль:

– Перерыв!

Оскар преодолел полосу препятствий из косых взглядов и возмущённых перешёптываний и, минуя окошко, прошёл в уже знакомую комнатку.

– Ну и чего на этот раз? – вопросил Даддлодоб. – Не может быть, чтобы самозаполняющаяся бумага не сработала! Это же у-ух какая вещь! Особенно всякие объяснительные писать…

– Может, – заверил Оскар.

Его писатель желал заполнять пустые страницы самостоятельно. Строчки, которые предлагала бумага, категорически ему не нравились, и дорогие, редкие, волшебные страницы смятыми клочками отправлялись в угол комнаты. Унизительная и бессмысленная кончина.

– Что же нам теперь делать? – Даддлодоб приподнял козырёк фуражки и почесал лоб. – Может, музу ещё разок спросить? Она из другой касты, конечно, но всё же девушка. Я мог бы… – Он потанцевал бровями и игриво улыбнулся, сверкнув алмазным зубом, – ну… обаяние своё природное подключить.

– Хм… – ёмко ответил Оскар.

– А если колдуна найти? Чары, внушение, всё такое?

– Не работает с ним всё это.

Любопытно, заметил ли Даддлодоб, когда «я не собираюсь тебе помогать» превратилось в «что мы будем делать»? Оскар не стал спрашивать, чтобы не спугнуть. Он перешел к главному.

– Нужно доставить ещё одно письмо.

– Я полагаю, сегодня? – Гном обречённо вздохнул. – Хотя бы не во Францию? Во Францию, да… Эх… Снова мистеру Грею? – Он уставился на конверт и, погладив бороду, присвистнул: – На этот раз миссис Грей.

– Миссис Грей, – подтвердил Оскар.

Самая мудрая женщина из тех, что он встречал. Хоть она и выбрала в мужья хозяина…

На этот раз Даддлодоб вернулся раньше – с его пухлых щёк даже не успел сойти смущённый румянец. Оскар искренне понадеялся, что гном не стал в беседе с мадам включать своё природное обаяние.

– Вот, тебе просили передать. – Даддлодоб нехотя расстался с круглой жестяной коробкой. Из тоненькой щели под крышкой доносился дивный ванильный аромат.

– Самое вкусное печенье от мадам! – Оскар взял коробку и едва удержался, чтобы не погладить её. – Но где же ответное письмо?

– А миссис на словах велела сказать… – Даддлодоб вдруг глупо захихикал. – Чудо твоё влюбиться должен, вот так вот!

Прежде Оскар никогда не проходил сквозь стены днём. Свет как будто подглядывал за ним и засвидетельствовал все преступления сквозь кухонное окошко: как он заходил, как растирал уши и разминал пальцы, стряхивая невидимые колючки, и как остановился у вешалки и засунул руку в карман чужого пальто.

Чтобы не разбудить спящего хозяина квартиры, Оскар переступал по скрипучему полу на носках. Он ничего не брал – всего лишь искал часы. Одни висели на стене в прихожей и тикали громче его шагов. Другие, наручные, обнаружились в спальне на прикроватной тумбочке. Посетовав, что не умеет летать, становиться невидимым, насылать чары сна, двигать предметы на расстоянии и оставаться безучастным к человеческим проблемам, Оскар снял на пороге ботинки и ступил на коврик.

Писатель тихо посапывал, отвернувшись к стене. Ему бы научиться спать ночью. И шторы приобрести. И рубашку вешать в шкаф, а не на спинку стула. Оскар снова не одобрил.

Волшебство случилось или же обычное везение, но все же он сумел незаметно пробраться к тумбочке и перевести часы на двадцать минут назад.

Теперь оставалось ждать.

Последняя история любви, которую он наблюдал, смешалась из занятного набора ингредиентов: игра, смертельная опасность, одна необычная лампа, один хитрый колдун, чужая тайна и долгая, замешанная на чувстве вины разлука. Оскар не мог повторить такой сложный коктейль, но знал, что любая история начинается с встречи.

Сидя на уже привычном месте в ветвях огромного дуба, он отсчитывал последние минуты. В шесть тридцать, как и всегда, вернулась девушка из дома номер десять. Только она успела отряхнуть от снега сапоги, как распахнулась соседняя дверь, и оттуда кубарем выкатилось нечто суетливое, взъерошенное, в распахнутом пальто и с волочащимися по земле шнурками. Писатель с трудом затормозил в футе от соседки, едва не сбив её с ног. Оба подпрыгнули от неожиданности и часто заморгали.

Девушка что-то сказала и срочно занялась наматыванием на палец кудрей, которые торчали из-под шапочки. Юноша в свою очередь размашисто пригладил свои. Стало хуже. Решившись на ответную реплику, он втянул голову в шарф и привычным жестом сунул руки в карманы.

Ага, что-то ощущалось не так, как всегда!

Его плечи медленно поднялись, локти оттопырились: юноша выудил из кармана чуть примятое соцветие белого морозника. Он выставил руку, чтобы рассмотреть находку, а девушка стянула варежку и протянула свою. В воздухе повис разноцветный пузырь двусмысленности, но тут же лопнул. Юноша (да благословят духи его сообразительность) бережно вложил цветок в её ладонь.

Четыре щеки залились румянцем. Она быстро затараторила; он, опустив голову, рисовал на снегу носком ботинка. Краска безудержно ползла с щёк на кончики ушей.

«Ты писатель, – думал Оскар, – ты должен уметь пользоваться словами».

Слова нашлись – полились вдруг, и их уже было не остановить. Хоть на часах Оскара стрелки и вертелись с обычной скоростью, там, внизу, время остановилось. А может, ускорилось. Может, и вовсе весна началась? От топтаний, переминаний с ноги на ногу и рисунков подошвой, от улыбок и волн тёплого смущения на тротуаре начал таять снег.

На работу Чудо № 34 мчалось, пританцовывая. Оно перепрыгивало через сугробы, кружилось вокруг фонарей, и Оскару – в этот раз он пешком шёл следом – то и дело приходилось останавливаться и прятаться в тени.

Напротив галантереи пёстрая компания из человеческих и эльфийских детей распевала «Тихую ночь». Дети дружно сморщили носы, когда незнакомый кудрявый юноша остановился и начал фальшиво подпевать, но сразу просияли, когда в их медных котелках зазвенели монеты.

Оскар наблюдал и предвкушал. Его ждало разное… Много исписанных страниц; удовлетворение после удачно завершённого дела; ночная дорога домой, когда и наверху звёзды, и внизу звёзды – чистый, с искорками снег на полях. Он так увлёкся, что даже позволил себе улыбку, и у самого бара «Любопытная кошка» потерял юношу из вида.

– Эй? Эм… простите, конечно, но… Вы следите за мной? Вот уже который день, ведь так?

Оскар медленно обернулся. Чудо № 34 стояло прямо перед ним и разглядывало без малейшего упрёка.

– Кхм, прошу прощения, сэр?

– Сэр? Это вы мне?

– Да, сэр.

Юноша хохотнул.

– Надо же, ко мне так обычно не обращаются.

– Мир представляется проще, когда я могу называть кого-нибудь «сэр». – Оскар поправил фуражку и добавил: – Сэр.

Он сделал шаг в сторону, чтобы незаметно скрыться (словно это было возможно), но юноша зеркально повторил движение.

– Всё же вы следите за мной. И каждую ночь сидите на дереве у моего окна. Почему?

Ложь… Оскар напряг память. Ложь не является скверным поступком, если не причиняет вреда другим.

– Я там временно проживаю, – сказал он осторожно.

На самом деле, Оскар временно проживал в отеле «Ритц», где он каждый день в перерывах между слежкой и составлением планов спал и приводил себя в приличный вид. Но раз об этом не подозревал даже персонал отеля «Ритц», то и с другими откровенничать не стоило.

– Вот как… – юноша смущённо улыбнулся. При близком наблюдении на его щеках обнаружились ямочки. – Может быть, вам нужен плед или подушка?

– Благодарю, сэр, в этом нет необходимости.

Слово «сэр» ямочки углубляло.

– Тогда пойдёмте со мной!

Оскара схватили за рукав и самым бесцеремонным образом потащили – нет, не в полицейский участок, а ко входу в бар.

– Мне туда нельзя, сэр.

Они как раз проходили под табличкой «Только для людей», но юноша отмахнулся.

– Ерунда! Посетителей всё равно пока нет, и я могу угостить вас чем-нибудь горячим. Или, – он хихикнул, – горячительным.

– Зачем, сэр?

– Мне так хочется!

– Но почему?

– А вот настроение у меня сегодня такое. За-ме-ча-тель-но-е! Я, понимаете ли, прозрел, вдруг увидел нечто прекрасное, чего раньше не замечал.

На пороге Оскар всё же затормозил и спросил в последний раз:

– Сэр, а у вас не будет неприятностей?

– Какие могут быть неприятности в такой чудесный вечер! – Легкомысленный бармен тряхнул кудрями и подмигнул. – Не беспокойтесь, всё будет хорошо.

Он выбрал Оскару место у бара, а сам, быстро переодевшись в подсобке, заскочил за стойку.

– Итак, есть виски, – юноша затянул фартук на поясе и азартно облокотился на стойку. – Подороже и подешевле. Я угощаю, так что, если вас не затруднит выбрать не самый дорогой…

Оскар в таких заведениях чувствовал себя неуютно: на него давили высокие потолки, а в потрескивании ламп с широкими абажурами слышалось что-то ворчливое. Пока что в баре было безлюдно и тихо, но вскоре здесь зазвенят бокалы, всё заполнит едкий сигаретный дым и какофония голосов… Словом, бары всегда были для него лишь тем местом, откуда следует забрать нетрезвого хозяина.

– Есть ещё ром! Как у пиратов, знаете? Йо-хо-хо!

…Но Оскара пригласили, да не просто так, а от чистого сердца и с добрыми намерениями. А значит, уйти он не мог. Даром, что в углу, за спиной бармена, две фигуры переговаривались и жестикулировали в его сторону.

– Мне, пожалуйста, стакан тёплого молока, сэр, – выбрал Оскар.

Из тех двоих один был рослым, непропорционально широким и являл собой образцовый экземпляр глуповатого охранника. Другой – противоположность ему: сухопарый, вытянутый, наряженный в смокинг, бабочку и тонкие усики.

– Ваш заказ! – Бармен поставил перед ним стакан и улыбнулся. О, какой это был стакан! Высокий, с рисунком из сахарных снежинок, он стоял на тонкой кружевной салфетке, а сверху торчали коричная палочка и бумажный зонтик. – Эм-м… не совсем сочетается, конечно, но я впервые подаю молоко.

– Благодарю, сэр. – Оскар облизнулся. Больше всего он хотел бы достать из внутреннего кармана сюртука коробку с печеньем, но удержался. Делиться бы ещё пришлось… ну нет.

– А можно ещё спросить? – Юноша ниже наклонился над стойкой. – Вы только не подумайте ничего дурного, мне просто любопытно… К какому… к какому виду вы принадлежите?

Отпив молока, Оскар выпрямился и весомо, даже чуточку горделиво произнёс:

– Я домовой.

– Что, правда? Ох… Вы простите великодушно, просто домовые, они не такие крупные и более… ну, милые, что ли.

– Тут есть нюанс, – согласился Оскар. – Но каждый сам выбирает, кем ему быть, разве не так? Сэр?

Собеседник схватил тряпку и принялся беспощадно полировать пивные кружки.

– Интересная мысль! – воскликнул он громче, чем полагалось. – Я никогда не задумывался об этом с точки зрения выбора. Мне всегда казалось, что предназначение записано, нет – в камне выгравировано с самого момента рождения.

– Но если выбор есть, то каков ваш, сэр?

 Он не размышлял ни секунды.

– Я хочу писать добрые сказки! – глаза его засияли, но плечи почему-то поникли. – Вот только…

– Что?

– Только я перестал верить в то, о чём хочу писать. – Юноша потупился. – Знаете, мистер домовой, я подрабатываю здесь, когда в колледже каникулы. Ко мне приходят люди, заказывают выпивку, делятся всяким… Один вот – владелец машиностроительного завода. Недоплачивает своим рабочим и сам же этим хвастается. Другой разных девушек приглашает и каждой рассказывает, что она у него единственная – при этом так хитро подмигивает мне, мол, учись, парень. Третий мечтает… простите, очистить Британию от всякого сброда, то есть от вас, волшебных существ, будто… Простите ещё раз, это он так формулирует – не я. Я только слушаю. И мне часто кажется, что добро теперь никому не нужно. Его будто и не существует вовсе.

Разговор вышел за пределы понимания. Если бы Оскар разгадал, в чём нуждаются люди, то не сидел бы ночами на дереве.

– Вы не верите в добро, сэр? – переспросил он на всякий случай.

– Не то что бы… – юноша бездумно застучал пальцами по стойке, как по клавишам пишущей машинки. – Только я всё чаще наблюдаю, как поступки измеряют не добротой, а количеством цифр в чеке.

Подумать над ответом Оскар не успел. Он выпил только половину молока, но на стакан уже упала тяжёлая тень. Тот другой, с усиками, тени почти не отбрасывал; он остался наблюдать с другой стороны барной стойки.

– Мистер Клэптон! – с преувеличенным воодушевлением воскликнул юноша. – А я тут друга пригласил погреться. Вы ведь не возражаете?

– Возражаю, – бабочка не поворачивалась к Оскару. – Для кого я табличку заказывал? Мне тут не нужно такое… всякое… Пусть он уйдёт!

– Но, сэр! Других посетителей пока нет – что плохого…

– Не нужно меня трогать.

Последнюю фразу произнёс Оскар. Неспешно допив угощение, он выудил из пустого стакана бумажный зонтик, засунул его себе за ухо и повернулся к охраннику.

– Меня пригласили, – попытался мирно объяснить он. – Поэтому я не уйду. Будьте добры, уберите вашу руку с моего локтя.

Охранник лишь крепче сжал пальцы и – сам виноват – спросил:

– А если не уберу?

– Мне жаль, что вас уволили, сэр.

Толпа на улицах редела. Дети напротив галантереи допевали последний куплет «Тихой ночи», чтобы разбежаться по домам – на этот раз кудрявый юноша их даже не заметил.

– Не берите в голову, мистер домовой, я сам виноват. – Он вновь натянул свой защитный кокон, отражающий веселье.

– Я виноват, сэр, – возразил Оскар. – Не стоило мне вытирать стойку охранником.

– Вы ничего не сломали: ни столов, ни носов, ни пальцев. Они даже штраф не смогут выкатить. Это мне не стоило называть шефа узколобым кретином, но… чёрт побери, это было приятно! – Юноша коротко рассмеялся. – Ну да ладно. Всё равно скоро учёба начнётся, а летом я себе другую работу найду. Знаете, я ведь специально устроился в бар, чтобы собирать истории… но вместо вдохновения пришла опустошённость.

Дальше они шли молча. Ровно, одинаково, без прыжков через сугробы и танцев с фонарями. Неслучившееся чудо № 34 думало о своём, а Оскар пытался распробовать на вкус это новое для него чувство: неловкость.

– Почему вы пригласили меня? – спросил Оскар, когда они подошли к дому двенадцать на Брентон-стрит. – Нарушили правила, рисковали местом. Ради чего?

Юноша пожал плечами.

– Потому что всё это несправедливо. Вот вы про выбор говорили, а разве он есть? Могу ли я выбирать свою судьбу, если рядом с моей фамилией никому до сегодняшнего дня не хотелось ставить «сэр»? Разве можете вы – все вы – ходить, куда пожелаете, жить в больших домах и заводить собственных слуг? Или выбрать профессию престижнее, чем курьер, почтальон или водитель?

Люди забавные. До сих пор верят, что это они устанавливают правила. Оскар мог бы многое ему ответить. Мог бы сказать, что ему не сдались ни визиты в бар, ни фальшивое признание, ни почёт. Что невозможно угнетать тех, кто никогда, с начала времён, не считал себя ниже человека. Что справедливость не в условностях, а равноправие каждый трактует по-своему – часто, ошибочно. И уж явно не стоило жертвовать заработком ради надуманных принципов, но вдруг…

Вдруг его осенило.

– Сэр, – Оскар прокашлялся. – Для меня ещё никто не совершал такого доброго и бескорыстного поступка. Сегодня вы вернули мне веру в хороших людей.

– Что? – Юноша вздрогнул.

– Да, сэр. Я, кхм, признателен и счастлив.

– Но… Правда?

Для пущей убедительности Оскар два раза кивнул.

– Безусловно. Это был самый нужный и самый добрый поступок. Я сохраню воспоминание о нём на всю жизнь.

У юноши порозовели кончики ушей. Кажется, он едва удерживался, чтобы не начать рисовать ботинком узоры на снегу.

– Если так, мне приятно…

– Вот! – Словно наблюдая за собой со стороны (и испытывая смесь возмущения и ужаса), Оскар отвернул полу сюртука и достал жестяную коробку с самым воздушным, самым мягким и волшебно ванильным печеньем мадлен. Вообще-то он планировал достать одно печенье. И сам не понял, почему протянул юноше всю коробку. – Держите, сэр.

– М-мне? – Чудо № 34 на полдюйма приподняло крышку и приникло ноздрями к источнику восхитительного аромата.

– Вам, сэр.

– Спа… Но нет же!

– Да, сэр.

– Это в благодарность?

Оскар на миг задумался. На этот раз он сказал абсолютную правду:

– Это – просто так. Потому что мне так хочется.

Юноша смотрел то на него, то на коробку, с которой всё меньше способен был расстаться.

– Моя мама когда-то… – он замялся. – Спасибо вам, мистер домовой.

– Ступайте, сэр.

Даром внушения Оскар никогда не обладал, но юноша завороженно кивнул.

– Завтра новогодняя ночь. Я хочу позвать Кэти… – он невольно заулыбался, – на праздничный ужин. А вы – вы будете здесь?

– Прощайте, сэр, – ответил Оскар.

Через минуту хлопнула дверь, и он остался один.

А еще через пять минут в комнате, где он успел два раза побывать без спросу, снова вспыхнул свет.

Забравшись на дуб, Оскар наблюдал, как рядом с пишущей машинкой появился стакан молока и тарелка с печеньем. Застучали клавиши: негромко, осторожно. Строчки множились, и зажатая в держателе страница уверенно ползла вверх. Скоро, награждённая улыбкой, она отправилась на край стола. За ней ещё одна. И ещё. Горка печенья таяла, а исписанных страниц становилось всё больше.

– Всё-таки любовь сработала?

Оскар вздрогнул и подвинулся, освободив немного места рядом на ветке.

– Не знаю, – честно ответил он.

– А поцелуй был? С поцелуями оно всяко надёжнее.

– Не знаю.

– Или печенье зачарованное?

– Не знаю. Что ты тут делаешь, Даддл?

Даддлодоб, кряхтя, уселся рядом.

– Да вот решил сам всё проверить. Подготовиться, так сказать, к твоему очередному утреннему визиту. – Он осмелился дружески ткнуть Оскара в плечо, но от ответного взгляда съёжился до размеров мыши.

– Ах, если бы только любовь всегда решала! – прозвенел рядом хрустальный голосок. На ветке повыше, прислонившись спиной к стволу, в струящемся шёлке платья и волос стояла Кэл. Даддлодоб проследил взглядом от припорошенных снегом пальчиков в открытых сандалиях до выпуклостей по обе стороны от глубокого выреза. Надувшись и зарумянившись, гном принялся заплетать бороду в косы (при этом у него подергивались уши), но Оскар цыкнул, и пузырь природного обаяния подсдулся.

– Что же тогда? – спросил гном, не обидевшись.

Кэл загадочно улыбнулась.

– Мне кажется, наш писатель снова поверил в добро.

– Что за добро? Что такого доброго произошло? А кто его совершил? Ты же не имеешь в виду… что, неужели печенье? Нужно было просто сладостями поделиться? Так ведь это обычное…

– У тебя язык отсохнет называть печенье по рецепту мадам обычным, – вмешался Оскар.

Он скользнул вниз. Остальные двое приземлились рядом – один неуклюже, другая плавно и бесшумно.

– Чем займёшься теперь? – Даддлодоб попытался скрыть тяжкий вздох, но не вышло. – Домой сразу поедешь, да?

– Может, и поеду, – ответил Оскар. – А может, на «Роллс-Ройсе» вас покатаю.

Слышался шёпот и смех. Рычал мотор, снег скрипел под колёсами.

А потом всё стихло, и ночную тишину тревожил только треск рычажков и клавиш машинки. Клац-клац…

Примечания

1

Британский Департамент Учёта Разумных Магических Существ