Чудеса и методы их сотворения

Браслеты ведь могли связать её с Фрэнсисом. И жили бы они долго и счастливо? Да уж, конечно!

– Минуточку. – Роджер Финли отошёл к шкафу и вернулся с тяжёлым фолиантом. С глухим стуком книга упала на стол и раскрылась, подняв облачко пыли. Если обтянутая кожей и укреплённая металлическими уголками обложка сохранилась неплохо, то страницы грозились рассыпаться от малейшего прикосновения. Финли достал из ящика тонкий пинцет и принялся кропотливо переворачивать одну за другой. – Часть четвёртая: украшения. Так-так-так…

Он перелистнул главу о проклятых жемчужных серьгах: примерив их, женщины начинали стремительно стареть, только вот сами этого не замечали и казались себе в зеркале всё красивее, поэтому отказывались снимать украшение до самой смерти. А вот – с огромным рубином в золотых, похожих на когти крапанах, – кольцо жадности: обладатель такого в погоне за всеми сокровищами мира напрочь терял сон и аппетит… до своей преждевременной кончины, естественно. Ожерелье правды, которое душило при попытке солгать, заколдованный корсет с такими же способностями, перчатки… что ж, без рук хотя бы можно выжить. Большинство историй в этой книге заканчивались чьей-то смертью, и Люси всё меньше хотелось долистывать до нужной главы.

– Вот они, «Жили долго и счастливо». Долго, если вместе, конечно. Про счастливо тоже не ручаюсь. – Финли ткнул пинцетом название и неуместно хихикнул.

Ван Дейк повернул книгу к себе и бегло пробежался по тексту.

– Выкованы примерно в шестнадцатом веке… хм, да. Способны менять размер и форму, но, оказавшись на запястье, облегают его, точно вторая кожа. Навсегда, мда…

Про вторую кожу автор не солгал. Браслет казался твёрдым бесшовным сплавом, но не мешал сгибать кисть и почти не ощущался.

– Есть про то, как их снять? – Люси тоже склонилась над книгой.

– Колдовство может снять лишь тот, кто его создал, – медленно зачитал Эдвин. – Материал защищён, механические инструменты разрушить его не способны. Отсекание руки… хм, прошу прощения, над окантовкой браслета, а также в локтевом и плечевом сгибах результатов не дают, чары проникают глубоко… Гром и молния!

Ван Дейк хлопнул ладонью по столешнице, но тут же успокоился: извинился перед леди, хозяином кабинета, подпрыгнувшей чернильницей и треснувшей ножкой стола.

– Связанные не могут отойти друг от друга дальше, чем на сто шагов, – продолжила читать Люси. – Снять браслеты нельзя, они исчезнут сами после – ну конечно же! – смерти обоих… Ясно, ничего нового и обнадёживающего.

– Почему же, – вставил Финли, – создавший колдовство может его разрушить.

– Да-да, ведь ему сейчас всего четыреста лет, – проворчал Эдвин. Затем он повернулся к Люси, и они впервые с полуночи внимательно посмотрели друг на друга. У Эдвина были внимательные серые глаза с лучиками смешливых морщинок вокруг; от уголка правого – из-за монокуляра – морщинки расходились чуточку глубже… – Предлагаю жить у меня. Мой дом лучше приспособлен к моим, кхм, размерам. Место тихое, рядом есть парк и озеро с уточками.

Люси сглотнула. Она молчала всего полторы секунды, за которые Эдвин ван Дейк успел посчитать их двадцатилетнюю разницу в возрасте, прикинуть час своего вероятного ухода и оценить нежелание Люси следовать за ним в рассвете лет.

– Безусловно, мы не перестанем искать решение, – заключил он оптимистично.

– У меня есть идея, кто мог бы помочь. – Финли почесал подбородок. – Да, она здорово разбирается. Моя бывшая сотрудница, Джейн Флетчер. Или как там сейчас её зовут?

– Грей! – воскликнул Эдвин. – Ну конечно же, жена Квентина. Как-то мы с Джейн два с половиной часа проговорили о зеркале… Неважно, впрочем. Мисс Бейкер! – Он улыбнулся Люси, азартно подкрутив ус. – Нам нужно на почту, отправить телеграмму. А вечером мы отправляемся во Францию.

***

Улица Жёлтого Полумесяца не значилась ни на одной карте Лондона. Однако все знали, что она есть. Где-то там. Где-то в Фрейзерском переулке… или, может, в Апплтри-Сквер. На заднем дворе галантерейной лавки… да нет же аптеки, там точно аптека!

Аптека или нет, а запахи молотого имбиря, розмарина и спирта щекотали ноздри.

Также всякому было известно, что проход на улицу открывается только после захода солнца, поэтому Фрэнсису пришлось запастись терпением. Надев чёрный плащ и спрятав шевелюру под такой же шляпой, Фрэнсис тенью скользил между домами. Он прошёл под аркой и подмигнул в ответ железной фигурке чёрного кота. После моста Светлячков свернул направо, нырнул в стонущий лабиринт, каменные стены которого были чернее ночи, – ориентироваться там помогали звёзды, – и наконец остановился у нужной двери фиолетового цвета.

Постучав ровно четыре раза, Фрэнсис снял шляпу и достал из кармана помятый, пожелтевший букетик ландышей.

– Вот же… – он быстро подул на поникшие головки.

Когда дверь распахнулась, цветы сияли жемчужной белизной, а свежестью соперничали с оставшимися в земле родственниками.

– Фрэнсис! – раздался не то чтобы удивлённый возглас.

– Эйслин.

Фрэнсис склонился и поцеловал протянутую ему руку. Не слишком обычное приветствие здесь, но… Говорят, что все женщины – ведьмы. А Фрэнсис Келли утверждал, что все ведьмы – женщины, и все они ценят комплименты с хорошими манерами и радуются милым букетикам.

– Это мне? – Эйслин выхватила ландыши, зарылась в них носом, шумно вдыхая аромат, а после принялась отрывать цветочки по одному и отправлять их в рот. – Что ж, будь моим гостем.

По знакомому маршруту, через четыре расположенных квадратом коридорчика, Фрэнсис прошёл до – нет, не снова до входной двери, а в небольшую уютную гостиную. В камине потрескивали дрова, заполняя комнату жаром; в котелке, что-то приветливо булькало. Фрэнсис повесил плащ, а за ним пиджак и шейный платок (духота стояла невыносимая) на спинку кресла. Пришлось также вытащить из манжетов запонки, чтобы закатать рукава. Эйслин, дожёвывая ландыши, наблюдала за ним из дверного проёма. Дождавшись короткого кивка хозяйки, Фрэнсис сел.

– Ты не приходишь ко мне просто так, всегда тебе что-нибудь нужно. – В мягком свете, льющимся из камина, раскосые карие глаза Эйслин сверкнули жёлтым.

– Но и ты мне просто так не помогаешь, – улыбнулся Фрэнсис.

– Тебе стоит лишь правильно попросить…

Фрэнсис продолжал улыбаться, ни одним мускулом не выдавая, что правильная просьба в этой комнате не прозвучит никогда. Однако ничто не мешало ему беззастенчиво разглядывать Эйслин – так, как ей нравилось. Красивое лицо, струящиеся по плечам чёрные волосы и нескромно обтянутые бархатом формы.

Подарив ему ответную улыбку, Эйслин сделала шаг в комнату и упала на четвереньки. Чёрная кошка выгнула спину – потянулась, осваиваясь в новом теле, – и со свойственной обеим сущностям грацией запрыгнула к Фрэнсису на колени. Обычная свернулась бы клубочком, а эта упёрлась лапами ему в грудь: острые коготки царапнули по лацкану пиджака. Всё медленнее моргая, Фрэнсис смотрел в глаза цвета липового мёда – ещё секунда, и он увязнет подобно глупой мухе, а потом и вовсе растворится.

– Тебе бы змеёй родиться… – он провёл ладонью по гладкой лоснящейся шерсти и нежно почесал за ухом.

С низким гортанным мурлыканьем кошка вновь превратилась в девушку. Слезать с колен Фрэнсиса она, впрочем, не торопилась.

– Что привело тебя ко мне сегодня, mo ghrá?

– Вот, взгляни на это.

Не услышав ответного «любимая», Эйслин едва заметно нахмурилась. Фрэнсис не обратил внимания. Аккуратно приподняв девушку за талию, он достал из кармана брюк сложенный вчетверо листок и протянул его Эйслин.

Она взглянула. Понюхала, лизнула уголок.

– Свадебный обряд? Великаны? – Эйслин недоверчиво прищурилась: в сочетании с всё ещё узкими зрачками и сохранившейся желтизной выглядело это угрожающе. – Похоже на вырванную страницу, но даже если бы таковая книга существовала, это настолько грубая, наспех сляпанная подделка, что… Ты вздумал подшутить надо мной, Фрэнсис? – Тут она смягчилась, улыбнулась и провела острым ногтем по его щеке. – Или не нашёл иного повода навестить добрую подругу?

– Знаю, что подделка. – Фрэнсис понял это, едва взглянув. – Меня интересует, откуда она.

– Из Скотленд-Ярда. – Эйслин хихикнула.

– А именно, из коробки, которую всего несколько часов назад один нерадивый курьер нёс на склад улик. Давай перейдём сразу к главному. Кто это сотворил и для чего?

Она плавно соскользнула на пол и отошла к камину. Там зачерпнула рукой горсть огня – провела им по странице, подпалила край и снова понюхала почерневший краешек. Раздалось тихое «Хм». На несколько минут Эйслин скрылась в другой комнате, но не успел Фрэнсис и позу поменять, как хозяйка вернулась.

– Вот, возьми, – она хотела было передать страницу в протянутую руку, но в последний момент передумала: забралась к Фрэнсису на колени и сама сунула находку в карман его брюк. – Не чувствую ничего.

– Не хочешь ли ты сказать, – Фрэнсис поёрзал, – что здесь нет магического следа?

– Сказать хочу, мой милый, что это чужая магия, в которую мне лезть не полагается. Не носи больше такого в мой дом.

Эйслин зарабатывала ворожбой для людей: талисманы, привороты, отвороты и другие повороты на скользкую дорожку. Чем фальшивая страница из книги могла её напугать?

– Впредь буду внимательнее. – Фрэнсис снова поёрзал, возвещая о намерении встать и поскорее удалиться вместе с мерзопакостной бумажкой, однако Эйслин теснее прильнула к нему.

– Торопишься, mo ghrá? А как же плата?

Левая бровь Фрэнсиса изогнулась в форме горы Каррантуил.

– Да ведь ты совсем не помогла мне, милая, – напомнил он.

– А что, старание и добрые намерения больше не в цене?

Эйслин обиженно насупилась, поковыряла его взглядом пару секунд… и Фрэнсис не стал возражать, когда она склонилась ниже.

Её волосы шёлком ласкали шею, тонкие пальцы поглаживали затылок. Её губы касались мягко, чувственно… и можно было даже получить удовольствие от процесса, если бы не странное ощущение, будто стоишь на краю бездонной чёрной могилы.

Когда над Фрэнсисом зажглись обычные лондонские фонари, которые горели от банального электричества, он едва мог стоять на ногах. Кости ломило, будто их извлекли, подробили молотом Калех и небрежно засунули обратно. Руки в карманах плаща дрожали, из-под шляпы по лбу текли ручейки пота. Ничего, его силы скоро восстановятся, зато Эйслин – к её скромным семидесяти – прибавила ещё пяток лет жизни. Могло быть и хуже. Кто-то выпивает жизненную силу с кровью, кто-то забирает молодость, а Эйслин просила всего ли поцелуй.

Фрэнсис встряхнулся. Мечтая о чашке крепкого чая с молоком, он сделал шаг, но тут колени его подогнулись. Сила – другая сила, не похожая на ведьминские чары, – стремительным гарпуном вонзилась ему под рёбра.

– Нет, – простонал Фрэнсис. – Нет, пожалуйста, только не сейчас…

***

На пристани было шумно. Пассажиры ночного парома из Дувра в Гавр сходили на берег и тут же начинали торопиться: толкая перед собой тележки с багажом, они торопились на морской вокзал – позавтракать в «Crêperie A l'Étoile» или же просто обнять встречающих.

Люси завтракать не хотелось. Больше никогда не захочется после того, как ужин (а также обед и всё, что она ела в жизни) вместе с желудком достались холодным водам Ла-Манша. Наверное, лицо до сих пор сохраняло зеленоватый оттенок, и мистер ван Дейк поддерживал её под локоть.

– Может быть, нам пройти к вокзалу? – спросила она неуверенно.

Всю жизнь Люси Бейкер работала над тем, чтобы ни от кого не зависеть. Получив удостоверение сотрудника БДУРМС (не стоит вспоминать, как она перед зеркалом тренировалась доставать его из кармана жакета), Люси надеялась отныне задавать другие вопросы, другим тоном. И вот, пожалуйста.

– Подождём здесь, – ответил её спутник.

Пока люди обычных размеров в попытках осмотреться вытягивали шеи, Эдвин ван Дейк задействовал лишь мышцы, к которым крепились глазные яблоки.

– А вы уверены, что нас встретят? – не унималась Люси. – Телеграмму мы только вчера отправили.

Мистер ван Дейк повернулся к ней. Всё чаще он осмеливался на непосредственные взгляды, всё больше оттенков Люси в них узнавала. Сейчас – смесь искренней заботы и лукавства. Он даже подмигнул.

– Не волнуйтесь, дорогая мисс Бейкер. В почтовом отделении на Вестри-роуд служит один гном – не будем называть его имени, – у которого имеются незарегистрированные сапоги… – не будем выдавать их особенности, вы всё-таки в БДУРСМ работаете…

– Кхм, кхм.

Люси подскочила на месте. Из-за её спины выплыло нечто, некто… А ведь она наивно полагала, что уже привыкла задирать подбородок и больше ничей рост не сможет её удивить.

– Оскар! – громогласно воскликнул Эдвин. Рядом стоящие люди шарахнулись в стороны.

– Мистер ван Дейк, сэр.

Тот, кого назвали Оскаром, почтительно склонил голову в водительской фуражке. Перед лицом Люси осуществилось крепкое рукопожатие. Если засунуть между этими ладонями камень, он раздробился бы в пыль.

– Познакомься, Оскар. – Эдвин шагнул в сторону. – Это Люси Бейкер из БДУРМС. Или вы знакомы? Может, встречались, когда Квентин там работал?

– Мисс. – Теперь фуражка склонилась перед ней. – К сожалению, не помню, чтобы видел вас среди проходящих сквозь ворота.

– Меня всего полгода назад приняли в отдел, – пробормотала Люси и зачем-то добавила: – Я на испытательном сроке.

Который почти закончился и который она, вероятно, не прошла.

На этом все присутствующие сочли процедуру знакомства выполненной.

– Проследуйте за мной, мисс, сэр, – церемонно пригласил Оскар. – Автомобиль ожидает за углом. На заднем сиденье вы найдёте пледы и термос горячего чая.

Когда он пошёл вперёд, Люси приподнялась на носочки и прошептала мистеру ван Дейку в – нет, до уха она не дотягивалась – в плечо:

– А Оскар, он…

– Водитель, а порой и дворецкий моего друга Квентина Грея.

– Да, но ведь он…

– Мы договорились называть его домовым.

– Но он не… – Люси зыркнула на широкую спину в форменном сюртуке с нашивками. – Впрочем, ладно. Пусть будет домовой.

Никогда ещё Люси ездила на подобных автомобилях. Чёрный Роллс-Ройс ослепил её своим глянцевым блеском; с торжественным поклоном Оскар распахнул дверцу, словно за ней находился бальный зал в королевской резиденции, и Люси с достоинством принцессы… развалилась на заднем сиденье, вытянув ноги.

Автомобиль мягко покатил по мостовой – гораздо плавнее, чем паром рассекал волны. Вероятно, колёса крутились в дюйме от земли, вовсе её не касаясь: не скрипя, не шурша, не попадая в ямы. Оскар вёл сосредоточенно и молчаливо, что не мешало Эдвину считать его подходящим собеседником. Большие уши водителя всю дорогу до городка Виль-д’Авре (почти три часа) служили приёмниками для многочисленных историй; изредка Эдвин замолкал перевести дыхание, а Оскар в эти секунды как раз успевал вставить «Что-то там, сэр».

Люси его бас казался убаюкивающим. Как монотонный шелест ливня, как стук колёс поезда, как мурлыканье довольной кошки. После двух бессонных ночей и переправы, во время которой ей, мягко говоря, нездоровилось, согретая травяным чаем и шерстяным пледом, Люси уснула. Она пропустила живописные виды за окном, переезд по мосту через Сену и даже шумный праздник в одной деревне, где местные гномы водили хороводы и выбирали короля и королеву весны.

Проснулась Люси от звука открывшейся двери, почтительного «Кхм» и уважительного «Мисс». Она потратила ещё минуту на то, чтобы часто поморгать, глянуть в водительское зеркало, пригладить волосы и потереть пальцем вмятину от съехавших набок очков.

Эдвин уже ожидал её снаружи, у невысокой каменной изгороди. На ходу пытаясь стряхнуть остатки грёз, Люси побрела за ним к ажурным кованым воротам, гостеприимно открытым. Дальше их повела мощёная дорожка, которая делила надвое усеянную ранними крокусами – жёлтыми и нежно-сиреневыми – лужайку перед домом.

Взглянув на него, Люси впервые за последние дни улыбнулась (правда, она тут же сочла это неуместным и выровняла линию губ). Дом мистера Грея был сложен из пористого камня – то ли песочного, то ли сливочного оттенка. Фундамент занимал сравнительно небольшую площадь, зато стены выросли на три этажа, будто на последнем этапе строительства здесь тоже побывал великан и двумя пальцами – за дымоходную трубу – вытянул дом вверх.

Формой и цветами он походил на пряничный, рождественский. Покатая крыша из ягодной глазури (красной черепицы), окошки, снежно оформленные взбитыми с сахарной пудрой сливками (белые ставни), медный дверной молоточек к форме эльфа, который приложил ладонь к уху и словно подслушивал.

Стучать не пришлось. Едва они ступили на крыльцо – а каждый следующий шаг ступался всё быстрее, ведь из открытого окна атаковал ноздри аромат настоящего печенья, – как дверь стремительно распахнулась.

На пороге возник мужчина, улыбающийся и запыхавшийся. Очевидно, хозяин дома. Будь ему не тридцать семь (возраст звучал в одном из рассказов Эдвина), а семь, Люси предположила бы, что некто строгий велел Квентину Грею принарядиться к приезду гостей, но долгое ожидание свело все усилия на нет. Тёмные волосы растрепались, воротник белой рубашки был небрежно расстёгнут, та же судьба постигла и манжеты. Мало того, на его щеках и лбу красовались разноцветные полоски, нанесённые средствами из женской косметички.

– Эдвин, дружище! – поприветствовал хозяин дома.

– Квентин, мерзавец! – воскликнул гость.

Тут мистер Грей вдруг закатил глаза и схватился за сердце.

– Простите, – прошептал он, амплитудно заваливаясь на пол, – меня только что убили.

Он рухнул, а за его спиной показался белобрысый мальчик с индейским венцом из перьев на голове и игрушечным луком в руках. Из лука только что коварно – в спину – выпустили стрелу на розовой присоске, которая и стала погибелью мистера Грея.

– Ты убит, Тин-Тин, Рыжий Гном! – вскричал мальчик и с неумелым улюлюканьем умчался по лестнице на второй этаж.

– А разве Рыжий Гном – индейское имя? – пробормотала Люси.

Квентин Грей приоткрыл один глаз, оценил опасность и прыжком вскочил на ноги.

– Вы верно подметили, мисс. – Он усмехнулся и склонился над её рукой. – Но Пьер посчитал такое прозвище крайне унизительным, а я не стал возражать. Однако опасаться в этом доме стоит мою жену. Проходите, проходите скорее, а то меня ждёт строгий выговор за отвратительные манеры!

Полчаса спустя, после экскурсии в уборную, гости и хозяева расселись за круглым столом в просторной светлой гостиной. Улыбчивая кругленькая горничная в накрахмаленном переднике разливала кофе, подкладывала на тарелки сочащиеся жиром полоски бекона и хрустящие тосты. Сидя в обрамлении голубой цветочной занавески с одной стороны и индейских перьев (Пьер, угрожая голодовкой, выпросил разрешение их оставить), Люси забыла о намерении больше никогда в жизни не есть. Она с наслаждением отрезала от тоста квадратики и окунала их в тягучее золото яичного желтка.