История России с древнейших времен. Том 12

Из Енисейска шли отряды русских ратных людей для занятия земель и подчинения инородцев по Ангаре, Байкалу, Витиму, Шилке, Селенге; из Якутска шли отряды на север к самому Ледовитому морю, на восток к Охотску, на юг к Амуру. Дикари Северо-Восточной Сибири так же неохотно сносили владычество пришельцев, как и дикари Западной, и восставали при первом удобном случае. В сороковых годах взволновались якуты около Якутска, но были укрощены сильными мерами воеводы Петра Головина. В 1645 году на крайнем севере, на реке Индигирке, встали юкагиры, князек Пелева с товарищами, убили русского служилого человека и выхватили своих аманатов, содержавшихся в русском ясачном зимовье. Против них отправились из Якутска служилые люди Горелый и Катаев, погромили Пелеву, взяли новых аманатов. Но в 1650 году изменили алазейские юкагиры, убили двоих служилых людей, государеву казну пограбили, по промыслам торговых и промышленных людей многих побили. Катаев пошел против изменников из Алазейского ясачного зимовья вверх по реке Алазее и наконец отыскал юкагиров: живут в большом острожке человек с 200 больших мужиков, которые луком владеют, кроме подростков, олени все собраны в том же острожке. Русские поставили своих два острожка, один в 40, а другой в 20 саженях от юкагирского. Началась стрельба с обеих сторон: где юкагиры ранят, там русские бьют до смерти; потом русские сделали шесть щитов, выкатили их и начали приготовляться идти за ними на юкагирский острожек. Дикари испугались, увидали, что им не отсидеться, и начали кричать: «Не убивайте нас, мы дадим аманатов и государев ясак станем платить, а теперь у нас соболей нет, этою осенью мы не промышляли, боялись вас, козаков, жили все в острожке». Русские остановились и взяли в аманаты лучших князьков.

Русские достигли уже и реки Колымы; стоявший на ней сын боярский Власьев в 1649 году отправил служилых и промышленных людей под начальством Никиты Семенова далее к северо-востоку, к верховьям реки Ануя, налагать ясак на непокорных еще инородцев. Они отыскали дикарей, погромили их по обычному выражению, и пленники сказали, что за Камнем (за горами) есть новая река Анадыр и подошла она к вершине Ануя близко. Немедленно прибрались охочие промышленные люди и подали Власьеву челобитную отпустить их в те новые места, за ту захребетную реку Анадыр, для прииску вновь ясачных людей и приводу их под царскую высокую руку. Власьев отпустил их под предводительством Семена Моторы. У них явились соперники: служилый человек Стадухин, послыша речи дикарей, начал также собираться на Анадыр. Но еще прежде, летом 1648 года, служилый человек Семен Дежнев отправился из устья Колымы морем для открытия новых землиц. «Носило меня, – пишет Дежнев, – по морю после Покрова богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Анадыр-реку, а было нас на коче всех двадцать пять человек, и пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы, и шел я, бедный Семейка, с товарищи до Анадыра-реки ровно десять недель, и попали на Анадыр-реку внизу близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет, и с голоду мы, бедные, врознь разбежались. Осталось нас от двадцати пяти человек всего двенадцать человек, и пошли мы в судах вверх по Анадыру-реке и шли до анаульских людей, взяли два человека за боем и ясак с них взяли». Тут Дежнев встретился с Семеном Моторою, который сухим путем достиг Анадыра, и пошли вместе. Но Стадухин идет следом за Дежневым и Моторою и громит тех дикарей, которые уже дали ясак Дежневу. Однажды в виду дикарей, сидевших в своем острожке, произошла любопытная сцена: между Дежневым и Стадухиным началась перебранка. «Ты делаешь негораздо, – говорил Дежнев Стадухину, – побиваешь иноземцев без разбора». «Это люди неясачные, – отвечал тот, – а если они ясачные, то ты ступай к ним, зови их вон из острожка и возьми с них государев ясак». Дежнев начал говорить дикарям, чтобы они выходили без боязни и дали ясак, и один из дикарей стал подавать из юрты соболи. У Стадухина разгорелись глаза на соболи, которые брал Дежнев, он бросился на него, вырвал из рук меха и стал бить по щекам. Дежнев после того почел за лучшее уйти как можно подальше от Стадухина. В 1652 году Дежнев с товарищами вышел из устья Анадыра в море на судах, главный промысел их тут состоял в битве моржей и в сборе моржового зуба. «Зверя вылегает очень много, – пишет Дежнев, – на самом мысу вкруг с морской стороны на полверсты и больше, а в гору сажень на тридцать и на сорок». Дежнев дошел до большого Каменного Носу: «А тот нос вышел в море гораздо далеко, живут на нем люди чукчи, много их очень, а против носу на островах живут люди, называют их зубатыми, потому что пронимают они сквозь губу по два зуба немалых костяных». Но одним моржовым промыслом русские люди не могли заниматься в устье Анадыра, должны были также драться с коряками. «Мы на них ходили, – пишет Дежнев, – и нашли их четырнадцать юрт в крепком острожке; бог нам помог, тех людей разгромили всех, жен и детей у них взяли, но сами они ушли, а лучшие мужики увели и жен с детьми, потому что они люди многие, юрты у них большие, в одной юрте живет семей по десяти; а мы были люди невелики, всех нас было двенадцать человек». По вестям от Дежнева немедленно отправлен был из Якутска стрелецкий сотник утвердить власть великого государя в новой землице и установить порядок в промыслах с соблюдением казенного интереса. Но в то время как прибирали к рукам новые землицы, с трудом удерживали старые вследствие восстания дикарей – на реках Яне и Индигирке. В 1666 году ламуты осадили русский острожек на Индигирке, осажденные отбились, но дикари не платили целый год ясака. В начале следующего года ламуты, «собрав себе воровское великое собранье, приступили ночью к острожку и начали острожные стены, ясачное зимовье и острожные ворота рубить топорами, а иные приставили лестницы к стенам через амбары. Служилые и промышленные люди бой с ними поставили и убили у них лучших трех человек и многих переранили». Ламуты испугались, побросали свое оружие и ушли; гнаться за ними было нельзя, потому что служилых людей в острожке было только пять человек да промышленных десять, оружия, свинцу и пороху нет, да и взять негде.

Весною 1647 года отряд русских людей под начальством Семена Шелковника явился на реке Улье, впадающей в Охотское море, с устья Ульи морем переплыл к устью Охоты; но Охоту взять надобно им было с большого бою, разбить тунгусов, которых собралось больше 1000 человек. Русские поставили острожек, тунгусы осадили его, но на выручку к осажденным приспел другой русский отряд. На Охоте русским было много дела, потому что дикари уступали только с боя, умея собираться большими толпами. В 1654 году они сожгли Охотский острожек, освободили аманатов и разогнали русских людей, которые объявили, что «жить на Охоте от иноземцев не в силу». Появился новый отряд служилых людей из Якутска, и поднялся новый острожек; поставив его, русские начали наступательное движение на дикарей, взяли их острожек и захватили в аманаты главного заводчика восстаний, Комку Бояшинца; с этих пор тунгусы на Охоте и около Охоты пешие и оленные под государеву руку приклонились. Но в 1665 году опять новое волнение между охотскими тунгусами, пришли в острог ясачные люди, лучший человек Зелемей с товарищами, и извещали начальнику острога Федору Пущину: пришли на Охоту неясачные тунгусы и ясачных людей в шатость призывают, живут от острога в двух днищах пути и дожидаются посылки в Якутск с государевою казною, хотят служилых людей побить. Пущин, чтобы отвратить опасность, отправил 50 человек служилых и промышленных людей звать этих неясачных тунгусов в Охотский острог, велел призывать ласкою и приветом, а не жесточью. Но из этих посланных ни один не остался в живых, и погибли они от того самого Зелемея, который первый известил Пущина об опасности. Возмутился умом Зелемей со всеми ясачными иноземцами разных родов и побил русских тайком, залегши на дороге. Зелемей, говорят, держал такую речь к ясачным тунгусам: «Что вы, глупые люди, не разумеете и русских переводов не знаете, вы бы так же жили, как я, Зелемей, живу; самим вам известно, сколько я русских людей побил, а как над собою увижу какую немеру, то я к русским людям приклонюся, и до меня, в ваших глазах, русские люди лучше прежнего. Да русские люди нас обманывают, говорят нам и ждут к себе в Охотский острог на перемену по вся годы больших людей, и больших людей в острог не бывало; а пока большие люди не пришли, мы и остальных людей выкореним и аманатов своих выручим, а потом, в то время как русские люди на Охоту приходят, на дорогах заляжем и больших людей не пропустим. А как на Охоте русских людей изведем, то истребим всех русских на Мае и по иным рекам; а впредь, для береженья и безопасности, призовем к себе богдойских людей (китайцев), потому что они от нас недалеко; ясак им станем платить небольшой, по своим долям, а не так, как теперь на нас спрашивают ясаков за прошлые годы, о которых мы многие челобитные великим государям писали, но льготы себе никакой не получили и указу о том никакого не бывало». Опасность для русских была тем больше, что в остроге осталось только 30 человек, старых, малых и цынжалых (больных цынгою), аманатов же было 60 человек, острог ветх. Но дело обошлось без большой беды: тунгусы никак не решались напасть на острог, пока там были их аманаты; они старались всякими способами обмануть русских и выманить аманатов, но понапрасну. Пущин велел схватить показавшихся под городом нескольких подозрительных тунгусов для допросу, дикари не дались даром в руки: двое русских было убито, но тунгусов побито пятеро и трое взято в плен; пленники повинились, что приходили служилых людей побить, острог взять и аманатов выручить, ибо видели, что в Охотске козаков мало и острог плох. Пленники были повешены, и Пущин тотчас же велел построить новые укрепления, поставить по стене для страху дикарям деревянные пушки и аманатскую избу выстроить новую. Эти меры произвели желанное действие: тунгусы явились с повинною, извиняясь, что своровали, не стерпя обид от служилых людей.

Прежде Анадыра и Охоты из того же Якутска открыта была великая река Амур.

Еще при царе Михаиле начали носиться слухи, что на реке Шилке сидят многие пахотные хлебные люди и живет князек Лавкай, у которого на устье реки Уры в двух местах серебряная руда: одна в утесе, а другая в воде, да на той же реке Шилке внизу медная и свинцовая руда, а хлеба всякого много. По этим вестям якутский воевода Головин в 1643 году отправил письменного голову Василья Пояркова на реки Зию и Шилку для государева ясачного сбору, для прииску вновь неясачных людей, серебряной, медной и свинцовой руды и для хлеба. С Поярковым отправилось 133 человека. Плыли они из Якутска Леною вниз, потом Алданом вверх и из притоков Алдана волоком в притоки Зии, впадающей в Амур. От устья Зии Поярков поплыл вниз по Амуру, представляя себе, что плывет по Шилке; Амур же, по его словам, начался с устья Шингала. Поярков достиг устья Амура и тут зимовал, а летом пошел на судах морем к устью Ульи-реки, из Ульи волоком переправился в Маю, приток Алдана, которым и Леною возвратился в Якутск, привезши богатый ясак соболями, но потерявши человек 80 из своего отряда: из них 25 человек было убито дучерами на Амуре, другие умерли в дороге от недостатка в пище. Поярков указал якутским воеводам места по Зии и Шилке (т. е. Амуру) и по их притокам, где, по его мнению, надобно было поставить острожки. «Там, – говорил Поярков, – в походы ходить и пашенных хлебных сидячих людей под царскую высокую руку привесть можно, и в вечном холопстве укрепить, и ясак с них сбирать, в том государю будет многая прибыль, потому что те землицы людны и хлебны и собольны, и всякого зверя много, и хлеба родится много, и те реки рыбны, и государевым ратным людям хлебной скудости ни в чем не будет».

Вместе с пышными рассказами Пояркова о Пегой Орде (как называли приамурские страны) слышались страшные рассказы спутников его о поведении самого Пояркова во время похода. «Служилых людей он бил и мучил напрасно и, пограбя у них хлебные запасы, из острожка их вон выбил, а велел им идти есть убитых иноземцев, и служилые люди, не желая напрасною смертию помереть, съели многих мертвых иноземцев и служилых людей, которые с голоду померли, приели человек с пятьдесят; иных Поярков своими руками прибил до смерти, приговаривая: „Не дороги они, служилые люди! Десятнику цена десять денег, а рядовому два гроша“. Когда он плыл по реке Зие, то жители тамошние его к берегу не припускали, называя русских людей погаными людоедами. Когда весною в устье Амура снег с лугов сошел и трава обтаяла, то остальные служилые люди начали корень травной копать и тем кормиться, но Поярков велел своему человеку выжечь луга, чтобы служилые люди покупали у него запас дорогою ценою».

Как бы то ни было, рассказы Пояркова о богатстве приамурских стран не могли быть забыты: в 1649 году старый опытовщик Ярко (Ерофей) Павлович Хабаров подал якутскому воеводе челобитную, объявил, что пойдет на Амур, поведет семьдесят человек служилых и промышленных людей и будет содержать их на свой счет, снабдит деньгами, хлебными запасами, судами, ружьем, зельем и свинцом. Воевода согласился, и Хабаров пошел, только новым путем, рекою Олекмою, притоком Лены, и потом Тугирем, притоком Олекмы, из Тугиря волоком в реку Урку, приток Амура. Здесь были улусы уже известного Лавкая-князя; но улусы пусты и город пуст, а город большой, с пятью башнями, глубокими рвами, подлазами подо все башни и тайниками к водам, в городе светлицы каменные, окна большие, окончины бумажные. Хабаров пошел от реки Урки вниз по Амуру, дошел до другого города, я тот пуст! Пошел дальше вниз по Амуру, стоит третий город, и опять пустой! Хабаров остановился отдохнуть в пустом городе, расставил караулы, и в тот же день караульщики дали знать, что приехало пять человек иноземцев. Хабаров послал толмача спросить: что за люди? Один старик объявил, что он князь Лавкай с двумя братьями, зятем и холопом, и спросил в свою очередь, какие вы люди и откуда пришли? «Мы пришли к вам торговать и привезли подарков много», – отвечал толмач. «Что ты обманываешь! – сказал на это Лавкай. – Мы вас, козаков, знаем; прежде вас был у нас козак Квашнин и сказал про вас, что идет вас пятьсот человек, а за вами идет еще много людей, хотите всех нас побить и имение наше пограбить, жен и детей в полон взять: поэтому мы и разбежались». Хабаров велел толмачу уговаривать Лавкая, чтобы давал ясак великому государю; Лавкаевы братья и зять говорили, что за ясак стоять не за что, но Лавкай сказал, что еще посмотрим, каковы люди? С этим князьки отправились и больше не возвращались. Хабаров пошел за ними, нашел четвертый и пятый город – все пустые. Дальше Хабаров не пошел, возвратился в первый город, оставил тут часть ратных людей, а сам возвратился в Якутск (в мае 1650 года) с донесением, что по славной великой реке Амуру живут даурские люди, пахотные и скотные, и в той великой реке всякой рыбы много против Волги, по берегам луга великие и пашни, леса темные большие, соболя и всякого зверя много, государю казна будет великая. Хлеб в поле родится, ячмень и овес, просо, горох, гречиха и семя конопляное; если даурские князьки государю покорятся, то прибыль будет большая, в Якутский острог хлеба присылать будет ненадобно, потому что из Лавкаева города с Амура-реки через волок на Тугирь-реку в новый острожек, что поставил он. Хабаров, переходу только со сто верст, а из Тугирского острожка вниз Тугирем, Олекмою и Леною до Якутска поплаву только две недели. Даурская земля будет прибыльнее Лены, да и против всей Сибири будет место украшено и изобильно.

Рассказы Хабарова произвели то действие, что около него тотчас же собралось 170 человек охотников, якутский воевода дал ему двадцать козаков, и Хабаров в том же 1650 году отправился на Амур, взяв с собою три пушки. На этот раз он нашел здесь не пустые городки: дауры решились не пускать пришельцев селиться между ними и брать ясак. Не доходя до одного из Лавкаевых городков (Албазина), Хабаров встретил дауров в поле, бился с ними с полудня до вечера, прогнал, но у русских оказалось 20 человек ранеными. Дауры бросили Албазин, который и был занят русскими. Князек Гугудар из тройного городка своего дал отчаянный отпор русским; на требование ясака для великого государя Гугудар отвечал: «Даем мы ясак богдойскому (китайскому) царю, а вам какой ясак у нас? Хотите ясака, что мы бросаем последним своим ребятам?» «И настреляли дауры, – пишет Хабаров, – из города к нам на поле стрел, как нива стоит насеяна. И те свирепые дауры не могли стоять против государской грозы и нашего бою». Хабаров взял городок, положивши на месте больше 600 неприятелей. Русских было убито четверо да сорок пять ранено. В других местах по всей Сибири русские привыкли к тому, что как скоро попадут им в руки аманаты-родоначальники, князьки, то уже весь род и покоряется, платит ясак. Но у дауров было иначе; Хабарову удалось захватить нечаянно один даурский улус, привести улусников к шерти и взять князей их в аманаты; но скоро ему дали знать, что улусники бегут; Хабаров к аманатам: «Зачем государю изменили и людей своих прочь отослали?» «Мы не отсылали, – был ответ, – мы сидим у вас, а у них своя дума; чем нам всем помереть, так лучше мы помрем за свою землю одни, когда уж к вам в руки попали». Для зимовки Хабаров построил Ачанский городок, в котором был осажден дучерами и ачанцами; русским небольшого труда стоило отразить этих дикарей; но весною 1652 года явился неприятель другого рода: то было манжурское войско, присланное по приказанию наместника китайского богдыхана. Манжуры пришли под Ачанский городок с пушками и винтовками; но русские ратные люди и русские пушки оказались лучше в этой первой встрече. Пусть сам Хабаров расскажет нам про битву: «Марта в 24-й день, на утренней зоре, сверх Амура-реки славная ударила сила из прикрыта на город Ачанский, на нас, козаков, сила богдойская, все люди конные и куячные (панцырные), и наш козачий есаул закричал в город Андрей Иванов служилый человек: братцы-козаки, ставайте наскоре и оболокайтесь в куяки крепкие! И метались козаки на город в единых рубашках на стену городовую, и мы, козаки, чаяли, из пушек, из оружия бьют козаки из города; ажно бьют из оружия и из пушек по нашему городу козачью войско богдойское. И мы, козаки, с ними, богдойскими людьми, войском их, дрались из-за стены с зори и до схода солнца; и то войско богдойское на юрты козачьи пометалось, и не дадут нам, козакам, в те поры пройти через город, а богдойские люди знаменами стену городовую укрывали, у того нашего города вырубили они три звена стены сверху до земли; и из того их великого войска богдойского кличет князь Исиней царя богдойского и все войско богдойское: не жгите и не рубите козаков, емлите их, козаков, живьем; и толмачи наши те речи князя Исинея услышали и мне, Ярофийку, сказали; и услыша те речи у князя Исинея, оболокали мы, козаки, все на ся куяки, и яз, Ярофейко, и служилые люди и вольные козаки, помолясь Спасу и пречистой владычице нашей Богородице и угоднику Христову Николаю чудотворцу, промеж собою прощались и говорили то слово яз, Ярофейко, и есаул Андрей Иванов, и все наше войско козачье: умрем мы, братцы-козаки, за веру крещеную, и постоим за дом Спаса и пречистые и Николы чудотворца, и порадеем мы, козаки, государю и великому князю Алексею Михайловичу всеа Русии, и помрем мы, козаки, все за один человек против государева недруга, а живы мы, козаки, в руки им, богдойским людям, не дадимся. И в те стены проломные стали скакать те люди Богдоевы, и мы, козаки, прикатили тут на городовое проломное место пушку большую медную, и почали из пушки по богдойскому войску бити и из мелкого оружия учали стрелять из города, и из иных пушек железных бити ж стали по них, богдойских людях: тут и богдойских людей и силу их всю, божиею милостию и государским счастьем и нашим радением, их, собак, побили многих. И как они, богдои, от того нашего пушечного боя и от пролому отшатились прочь, и в та пору выходили служилые и вольные охочие козаки, сто пятьдесят шесть человек, в куяках на вылазку богдойским людям за город, а пятьдесят человек осталось в городе, и как мы к ним, богдоям, на вылазку вышли из города, и у них, богдоев, тут под городом приведены были две пушки железные. И божиею милостию и государским счастьем те две пушки мы, козаки, у них, богдойских людей, и у войска отшибли, и у которых у них, богдойских людей, у лучших воитинов огненно оружие было, и тех людей мы побили и оружье у них взяли. И нападе на них, богдоев, страх великий, покажись им сила наша несчетная, и все достальные богдоевы люди от города и от нашего бою побежали врознь. И круг того Ачанского города смекали мы, что побито? Богдоевых людей и силы их шестьсот семьдесят шесть человек наповал, а нашие силы козачьи от них легло, от богдоев, десять человек да переранили нас, козаков, на той драке семдесят восм человек».

Хабаров писал поэтическим складом; но думал, как видно, прозаически, рассчитал, что нельзя надеяться, чтобы могущественный богдойский царь позволил козакам распоряжаться в своих владениях, и нельзя надеяться на вторую победу, если под Ачанский город придет богдойское войско более многочисленное. Еще не прошел месяц после нападения богдойских людей, как уже Хабаров с товарищами плыли вверх по Амуру. Прибрежные жители оказывали прежнее нерасположение, ясак можно было сбирать только силою; захваченные в плен туземцы извещали о враждебных замыслах, о новых опасностях. «Наши люди, – объявляли они, – не хотят вам ясаку давать, хотят с вами драться, говорят: где они станут зимовать и город поставят, там мы соберем войска тысяч десять или больше и их давом задавим». На дороге Хабаров встретил отряд козаков, посланный к нему на помощь из Якутска; но этот ничтожный отряд, привезший одну пушку, не давал Хабарову возможности возвратиться вниз, где, по его выражению, вся земля была в скопе, 1 августа на устье реки Зии Хабаров вышел на берег и стал говорить своим козакам: где бы нам город поставить? «Где будет годно и где бы государю прибыль учинить, тут и город станем делать», – был ответ. Но не все так отвечали: человек со сто козаков замыслили другое, «порадели своим зипунам и нажиткам». Они отвалили на трех судах от берега, а на судах была государева казна, пушки, свинец, порох и куяки; одну пушку воры бросили прямо с судна на берег, а другую в воду; часть остальной казны побросали также в воду, часть взяли с собою, захватили неволею с тридцать вольных козаков, но двое из них, не желая плыть с ворами, побросались с судна в воду в одних рубашках. Воры поплыли вниз по Амуру в числе ста тридцати шести человек и начали громить прибрежных иноземцев. С Хабаровым осталось 212 человек; он шесть недель простоял на устье Зии, призывал иноземцев, которых аманаты уже давно были у него в руках; но иноземцы близко не ехали. «Вы все обманываете, – говорили они, – и теперь ваши люди поплыли вниз и нашу землю громят». Хабаров послал четверых казаков в Якутск донести тамошним воеводам, что воры государевой службе поруху учинили, иноверцев отогнали и землю смяли; что с оставшимися у него людьми землею овладеть нельзя, потому что земля многолюдная и бой огненный, и сойти с Амура без государева указа не смеет.

Ответ пришел не ранее 1653 года. На Амур приехал дворянин Зиновьев с государевым жалованьем, золотыми Хабарову и его товарищам. Хабаров, сдавши ясак Зиновьеву, отправился вместе с ним в Москву, а «приказным человеком великой реки Амура новой Даурской земли» оставлен Онуфрий Степанов. Степанов принял начальство неохотно, потому что последние похождения Хабарова не могли представить ему будущее на Амуре в привлекательном виде. В сентябре, посоветовавшись с войском, поплыл он вниз по Амуру, потому что наверху ни хлеба, ни лесу не было. Хлеб был найден на берегах реки Шингала (приток Амура с юга), откуда Степанов поплыл далее вниз по Амуру и зимовал в стране дучеров, собирая с них ясак. Летом 1654 года он опять отправился в Шингал за хлебом и бежал три дня вверх по реке благополучно, но 6 июня встретил богдойскую большую силу ратную со всяким огненным стройным боем, конную и струговую. Несмотря на пушечную пальбу богдойцев по русским судам, козаки выбили неприятеля из стругов на берег; но на берегу богдойцы стали в крепком месте и начали драться из-за валов. Русские приступили было к этим укреплениям, но были отбиты и принуждены были без хлеба выплывать на Амур и бежать вверх по великой реке. Пленники рассказали печальные вести: богдойский царь послал 3000 войска, велел ему три года стоять на устье Шингала в Амур, не пускать русских людей. По Амуру хлеба достать было негде, потому что тот же богдойский царь запретил прибрежным иноземцам сеять хлеб и велел всем им переселиться поближе к себе, на реку Наун, берущую исток к югу от Амура.

Уйдя из Шингала, Степанов укрепился на устье реки Камары (впадающей в Амур с юга); но 13 марта 1655 года 10000 богдойского войска явилось под острожком и начали пускать огненные заряды на стрелах, чтоб зажечь острожек, а 24 марта пошли на приступ со всех четырех сторон, везли телеги, на телегах щиты деревянные, обитые кожею, везли лестницы, на одном конце которых были колеса, а на другом гвозди железные и палки, везли дрова, смолу, солому, багры железные и всякие приступные мудрости, но приступ был отбит, и приступные мудрости попались в руки козакам. После этой неудачи богдойцы оставались под острожком до 4 апреля, били по нем из пушек день и ночь, но, видя, что ничего сделать нельзя, ушли.