скачать книгу бесплатно
– Да. Почему ты спросил?
– Просто так.
Абель открыл дверь зала, пропустил Вебера и вошел сам. Совещание у сцены прервалось, все обернулись к дверям.
– А вот и я, – сказал Абель. – Мир моему родному сумасшедшему дому. Здравствуйте, мои дорогие пациенты!
– Абелечек! – воскликнул Гейнц и, взлетев по ступеням, крепко обнял Абеля.
– Я тебе сейчас покажу Абелёчка, но ты похорошел, Гейнц, даже бить жалко.
– А ты превратился в святые мощи? Какой конфессии достанется честь поклоняться мощам святого Фердинанда? Скажи, я туда мигом переметнусь.
– Думаю, по этому поводу соберут Вселенский Собор, как-нибудь договорятся и тебя известят. Здорово, Карл, фенрих говорит, ты настолько скурился, что он уже стал тебя на ковер опрокидывать?
Вебера бросило в краску, Карл выразительно на Вебера посмотрел.
– Фердинанд, я такого не говорил. Зачем ты? – пробормотал Вебер.
– Зачем я, фенрих, это вопрос концептуальный. Вильгельм, – Абель подал Коху руку, Кох взял его ладонь и сразу не выпустил, заставив Абеля посмотреть себе в глаза.
– Сбавь обороты, Фердинанд.
– Не пойму, вы тут поете, играете или болтаете? Здравствуйте, господин генерал, кажется, я вовремя вернулся, у нас тут серия похорон намечается?
– Сейчас обратно поедешь, – ответил Аланд. Он стоял, прислонясь к сцене, и пристально разглядывал Абеля.
– Хорошо, хоть умыться успел, может, чаю дадите с дороги? Или на дорогу?
– Фердинанд, тебе не идет быть клоуном, – сказал Аланд.
– Вы же понимаете, что клоун здесь не я. Гейнцек, ты играть научился или разучился? Господин генерал тебя так и не выпустил?
– Господин генерал, – с сомнением сказал Гейнц, – он откуда такой? Он в психлечебнице время провёл? Или он туда собирается?
– Туда собираюсь не я, правда, господин генерал? Гейнц ведь так и не выступает?
– Хватит здесь порядок наводить, Абель, – неожиданно строго сказал Кох. – Я тебе сказал, сбавь обороты, иди лучше гитару у нищего попроси, за дурачка Фердинанда вполне сойдешь.
Абель кивнул, отвечая своим мыслям, развел руками. Аланд перевел взгляд на Коха.
– Простите, господин генерал, – сказал Кох. – Я пойду к себе.
– Иди, а ты со мной, Абель. Гейнц, проводи дальше занятие.
– Может, мне их сразу в другой зал отвести? Все равно сейчас сцепятся, – сказал Гейнц, кивая на Клемперера с Вебером. Вебер отворачивался, бормотал, пожимая плечами, что он все равно такого не говорил и не думал даже такого никогда.
– Ладно, Вебер, не бойся, – Абель улыбнулся и пошел из зала. – господин генерал, я привез такой роскошный чай!
– На мозги обменял? – уточнил Кох.
– Вильгельм, – попросил Аланд, – пусть юродствует, но не здесь. Карл, играйте, Вебер ничего подобного не говорил и не думал, ты видишь, доктор Абель не в себе.
– Говорил, говорил, Карл! – от дверей улыбнулся Абель. – Еще как говорил, у ворот меня поджидал, сообщил первым делом! Представляешь, говорит, я уже Карла на ковёр не раз уложил, да и Гейнц, тоже с Карлом дымит втихаря, стал совсем слабак, только с Аландом и подраться. Кох, подлиза Аландов, делает вид, что меня на тренировках щадит, и я уж не знаю, как бы не отлупить мэтра ненароком.
– Дождался, Вебер? – спросил Аланд, Вебер не понимал, куда деваться и что Фердинанд вытворяет. – Я тебе говорил, счастье твое, что он не вернулся раньше.
Абель скрылся за дверью, следом вышел Кох. Вебер, стиснув голову руками, сел в первом ряду, чувствуя, что к тяжелому взгляду Карла добавился такой же взгляд Гейнца.
– Не говорил я этого! Не говорил! Зачем он это делает?
Гейнц и Карл сели по обе стороны от него, Аланд подошел к ним.
– Гейнц, он хочет, вас перессорить, не доставляйте ему этой радости, Вебер не причем.
– Может, тогда Абеля вернуть в естественные параметры? – спросил Карл.
– Вебер, может, Абеля все-таки выставить?
– Не надо, ему плохо, он так похудел, я не понимаю, что с ним, это будто не он.
– Он, он, Вебер, дервиш несчастный. Ясно, что вам не до музыки, идите каждый к себе, займитесь делом, пусть все успокоится.
Гейнц, Карл и Вебер молча вышли из Корпуса Аланда и не без удивления увидели, что Кох с Абелем спокойно беседуют на скамейке.
Карл хотел подойти, но Гейнц его удержал.
– Не надо, Карл, Аланд просил. К утру Абель успокоится, идем, без нас разберутся.
– Карл, Гейнц! Вебер на вас молится, не беспокойтесь! – сказал им Абель.
– Все тебя ждали, а ты явился, – ответил Карл. – Я бы сейчас дал фенриху ни за что.
– А ты не маши кулаками, не разобравшись, мало ли какой дурак что скажет.
– Вроде тебя.
– Вроде меня. Приходите, поужинаем вместе.
– Иди перед господином генералом извинись.
– Конечно, Карл.
– Вильгельм, о чем ты с этим дураком лысым разговариваешь?
На слова Карла Абель внимания не обратил, а на Вебера смотрел пристально, улыбнулся, сказал что-то Коху и встал со скамьи. Вебер быстро пошел к себе, Гейнц с укором смотрел на Абеля.
– Не ходи к Веберу, – сказал Абель Гейнцу.
– Он так ждал тебя, ты перестарался, Абель.
– Сволочь какая-то вместо тебя вернулась, – сказал Карл. – Перед Вебером тебе тоже неплохо бы извиниться.
– Что мне еще сделать – после того, как извинюсь?
– Застрелись иди, Абель, раз у тебя с головой плохо, – тихо сказал Клемперер.
– Ты еще Веберу это посоветуй, он послушный. Он о вас, конечно, не говорил того, что я сказал, но радовался тому, что иногда ему что-то на ковре удается, а чему еще у вас радоваться?
– Не твое дело, Абель, нечего у других по черепу рыскать. Факиром стал? Змей целый мешок приволок, ни для кого не забыл прихватить, – зло говорил Карл.
– Здесь и змеи не нужны, тебя с Гейнцем хватит.
Карл все-таки рванулся к Абелю, рука Гейнца его не удержала. Кох взглядом уперся в глаза Клемперера, вслух приказывая остановиться.
– Осторожнее, Карл, – Абель увернулся, но Карл никого не слышал, бросился к Абелю. Рука Карла со всей силы словно ударилась о стену, он сел, поджимая выбитую кисть.
– Ну, вот и первые пациенты, – сказал Абель. Он присел перед Карлом, взял его руку в свои, сопротивляться рукам Абеля было бесполезно, они не принимали никакого сопротивления.
– Не сломал, не сломал, – повторял Абель, держа запястье Карла в своих ладонях. – Не надо, Карл, я не Вебер, его пока можно лупить безнаказанно, но и это скоро пройдет.
Абель улыбался обыкновенной улыбкой, Карл перевел дух, и в этот момент Абель вправил ему запястье. Карл опять вскрикнул и выгнулся.
– Карл, что ты так нервничаешь? Пальцы в порядке, я тебя мягко отбил, а мог ведь и не мягко, и твоей великолепной фортепианной игре пришел бы конец, а может, ты бы и отлетался, что тоже было бы неплохо.
Абель повел Карла к себе. Гейнц сел рядом с Кохом.
– Вильгельм, ты что-нибудь понимаешь?
– Не ходи к Веберу, – повторил слова Абеля Кох и пошел к себе. На Коха Гейнц тоже посмотрел с подозрением и пошел к Веберу.
«Два умника! Коху еще есть, о чем говорить с этим лысым факиром».
Вебер лежал на кровати, пытаясь завернуться в одеяло. Приход Гейнца заставил его сесть и еще сильнее напрячься, чтобы Гейнц не разглядел его дрожи, решит, что Вебер его боится. В самом деле, боится, потому что говорить не говорил, но иногда, после удачных поединков, он думал, что скоро Гейнца он, пожалуй, уложит на ковер, а уж Карла будет укладывать железно. Это не значило, что он задавался, не любил своих друзей, – он любил их бесконечно, но он хотел быть равным.
Вебер не смотрел Гейнцу в глаза, а Гейнц смотрел ему в лицо неотступно, сел на стуле перед Вебером.
– Как тебе Абель? Вообще тронулся, он Карлу руку сломал или вывихнул, я не понял.
– Руку? – зачем-то переспросил Вебер. – Гейнц, я не понимаю.
– Такого никто не ожидал. Выброси из головы, разберутся, Аланд его утихомирит, старику тоже, надо думать. Что трясешься? Так ты хвастался перед ним или нет, я не понял?
Гейнц на взводе, если у Карла повреждена рука, то для Гейнца это светопреставление. Карла он учит двенадцать лет, Карл лучший в Корпусе пианист, так, как Карл играет Бетховена, его не играет никто, травма Карла – это травма самого Гейнца. Всё это Вебер успел подумать за долю секунды, чтобы окончательно умереть под его взглядом.
– Ну, и черт с тобой, а я, как дурак, ему всю душу.
Гейнц вышел и хлопнул дверью. С концертами Моцарта, которые Вебер хотел переиграть, похоже, выйдет заминка, Гейнц его на порог не пустит. Гейнц все понял по-своему, объясняться поздно и бессмысленно, доверие, которое все эти годы существовало между ними, подорвано. Даже если Гейнц будет учить его дальше, он никогда не заговорит о чем-то своем, тайном для всего мира, о своих сокровенных мыслях, не улыбнется, он будет официально холоден – это страшнее всего. Зачем Абель сделал это? Гейнц был великолепным другом, он всегда все понимал, чувствовал любую перемену не только в настроении Вебера, но любое изменение его самочувствия. Ему не надо было жаловаться, он смотрел своим пристальным взглядом и сам предлагал прерваться, если Вебер переволновался, устал, если зашумело в голове. Он столько отдал Веберу своей души, он не научил Вебера играть – он вдохнул в него музыку, как жизнь, как часть себя самого. Аланд никогда не занимался с Вебером, он полностью доверил Вебера Гейнцу. Приходил время от времени послушать, но обсуждал игру Вебера с Гейнцем только в отсутствие Вебера.
Вебер один в Корпусе ни разу не слышал игры Аланда, но оттого, как играл Гейнц, его душа обмирала, Гейнц подарил ему огромный, великолепный мир органа, объяснил особое звуко-временное пространство клавесина, в комнате Вебера стоял клавесин работы Гейнца Хорна. Музыкальная эрудиция Гейнца позволяла ему из страницы нотного текста вывести столько аналогий, параллелей, столько поведать о мире музыкальных гармоний, столько вывести ассоциаций, что Вебер сам за эти шесть лет внутри себя почувствовал новый необъятный мир, которого не было раньше и который теперь составлял лучшую часть в нем. Вебер никогда не то, что не обидел этого человека, он, не сомневаясь, отдал бы за него жизнь, без Гейнца мир лишился бы смысла.
Надо что-то делать, так нельзя было это оставить, Вебер пошел к Гейнцу. Их условный стук остался без ответа, Вебер стучал и стучал – не может быть, что не откроет. Гейнц открыл, но рука его, как шлагбаум, перегородила вход.
– Гейнц, ты самый дорогой человек для меня, если я и погордился собой когда-то, то только потому, что ты сам меня похвалил. Разумеется, я ничего Абелю не говорил. Гейнц, пожалуйста, не давай ему нас поссорить. Сегодня я не понимаю, что он от меня хочет. Может быть, пойму. Гейнц, я не последняя дрянь, ты же понимаешь, что такого не могло быть, тебе и Аланд сказал. Да, я иногда думал, что и у меня что-то начинает получаться, когда вы хвалили меня, и это всё, Гейнц, я радовался, что догоняю вас понемногу, что ты не зря тратишь на меня время.
– Думал, не думал – твое право, это не ко мне, пусть Абель твои мозги хоть наизнанку выворачивает.
– Гейнц, может, мы чего-то не понимаем?
– Я ничего не понимаю, и не хочу понимать, Абель приехал поразвлечься. Чего-то где-то понахватался, и теперь будет этим форсить, как сумасшедшая старуха, отыскавшая на помойке чью-то выброшенную балетную пачку и напялившая ее на себя. Я не желаю ни этого видеть, ни в этом участвовать.
– Гейнц, с рукой Карла – серьёзно?
– Задушил бы этого гада.
– Схватил и вывихнул?
– Поосторожнее на него бросайся, он алмазную стенку ставить научился, он ее выставит, и ты сломаешь руку, если покрепче врежешь. Он у нас теперь неуязвимый. Убью гада, все равно убью.
Гейнц вошел в комнату, Вебер вошел следом. Ясно, что мысли о руке Карла изводили Гейнца сильнее всего, потому что, высказав свою главную боль, он сел и умолк.
– Аланд ведь вылечит Карла?
– Не знаю, все эти вывихи, переломы – скверно для рук. Аланд прежде всего учил беречь руки, и мы все всегда берегли их друг другу, а этот? Он что, не мог отбиться иначе? Хозяин явился. Неужели Аланд его не вышибет отсюда? Может, свихнулся так, что его уже и вылечить нельзя.
– Гейнц, у него абсолютно нормальный взгляд, это что-то другое.
– Ты меня не утешил, сумасшедшему я бы еще как-то простил. Кто знает где и чем он занимался, могло и мозги снести, а если он нормален, ему нет прощения.
– Гейнц, Аланд бы его сразу осадил, если бы за этим ничего не стояло.
– Карл первый дал ему в рожу, иначе бы я сам это сделал – и куда сильнее.
– И поломал бы руку.
Гейнц смолк, посмотрел на Вебера.
– Выходит, Карл меня прикрыл, не понимаю, почему Кох не вмешался, сказал что-то, рядом ведь был, и дерется он не нам чета. О чем он вообще говорил с этим?
– Гейнц, я к тебе завтра с Моцартом приду.
– Если всем будет до Моцарта.
Гейнц превосходно понимал, что Вебера зря все перепугали, даже если мальчишка и погордился, что у него что-то получилось, беды в этом нет. Надо идти к Аланду, посмотреть, что там с Карлом. Если Абель так научился драться, пусть Аланд учит и его, Гейнца, не вокруг да около, а так, чтобы мог Абелю ответить. Азами неконтактного боя давно занимаются, и все-таки Аланд сдерживает обучение Гейнца. С Кохом занимается отдельно, с Гейнцем отдельно. Хозяйничать Абель здесь не будет.
Как хорошо всем работалось, причем тут – выступает Гейнц или не выступает? Аланд лучше знает. Конечно, Гейнц поиграл бы со сцены, ему есть что поиграть, только не Абелю это решать, но мысль закралась, как будто только ждала разрешения.
«Почему, в самом деле, Аланд не выпускает меня на сцену? Репертуар накоплен огромный, и не хуже тех, что числятся скрипачами, он играет. Сыграл бы несколько органных концертов, с Вебером поиграл, с клавесином, хорошим клавесинистом. Вебер хорошо играет, мозги у него чистые, у него любой нотный текст оживает, одухотворяется, загорается от восторга Вебера перед музыкой, которую он исполняет».
