
Полная версия:
Барин
Прохор покашлял в кулак:
– Может и не нужен кирпичный заводик, суета какая… охмурите генеральшу, Андрей Иванович, тогда и дела как по маслу пойдут… У Поповой хозяйство обширное. Большая мельница, пасека, маслобойня имеется. Покойный генерал крепким хозяйственником был, у него не забалуешь, мужичка крепко в кулаке держал. Объединить бы ваши хозяйства, Андрей Иванович…
– Знаешь как это называется, Прохор? Без меня меня женили… Так что насчет инженера посоветуешь?
Приказчик задумался:
– В Царицыне нужно поискать или хотя бы в Тимофеево. Послезавтра суббота, Дмитрий Михайлович Кирюшин дает бал в честь помолвки старшей дочери… давайте съездим в Тимофеево, заодно развеемся. Народец там разный, можно поспрашивать…
– А кто такой Кирюшин?
– Городничий. Сердечный человек. С папенькой вашим в молодости дружили.
– Значит так и быть. Поедем.
– Пойду прикажу Герасиму, пусть заранее бричку готовит, лошадок почистит… Какой никакой, но Тимофеево – город. Цивилизация. И графа можно встретить, и даже князя….
Я еще немного посидел за столом. У меня возникли еще идеи по бизнесу, но начинать нужно с Кирпичного завода. Как говорил Остап Бендер: «Когда деньги валяются под ногами, их нужно просто взять…»
Глины здесь в избытке, причем глины хорошего качества, средней жирности, наиболее пригодной для кирпича. Не зря же именно здесь построили завод в 1952 году, который наши молодые реформаторы похерили в конце девяностых не от большого ума…
Я уже загорелся этой идеей, оставалось только все тщательно обдумать и найти грамотных специалистов. Терпеть не могу, когда люди могут жить лучше, но прозябают в нищете. Я сделаю все, что в моих силах, попробую исправить ситуацию и поднять хозяйство.
На улице смеркалось. Я спустился к реке и сел в небольшую лодочку. Тишь да гладь, только рыбка плещется. С откоса осторожно спустилась Аглая, придерживая подол:
– Барин, прикажете ужин принести?
– Я скоро поднимусь. Посиди немного со мной…
Она послушно присела рядом, плотно сжав ноги.
– Аглая, сколько тебе годков?
– Восемнадцать, Андрей Иванович.
– Ты очень красивая девушка, жених-то есть?
– Ваня Хватов из села. Он сейчас на Волге, бурлачит. К осени вернется, авось свадьбу отыграем…
– Так напиши жениху, пусть возвращается. Скоро мне нужны будут рабочие руки. И здесь заработает.
– Нет, барин. Договор на полгода, до осени, нарушать никак нельзя…
– А родители твои как?
– В Березкино, у меня же еще четверо, два брата и две сестры, я самая старшая. Отец рыбачит, большой надел земли, мама прачкой у помещицы…
– Ты читать-писать умеешь?
– Конечно обучена…– удивилась девушка.– Барин, про вас чудное рассказывают.
– Что рассказывают?
– Будто вы Кузьме Жидкову из своих запасов выделили… не припомню такого, чтобы помещик с холопом делился…
– А какая разница, Аглая? Крепостной, помещик или князь… мы же все люди. У всех в груди такое же сердце… у всех душа. Человек тем и отличается от зверя, что он милосерден, имеет сострадание, эмпатию…
– Чудные вы слова говорите, барин… Вот уже два дня в поместье, и даже никого еще не высекли.
– Еще чего… Ладно, ступай, принеси ужин в беседку. Я скоро приду.
Она приподнялась и легкой походкой направилась к особняку. Я проводил девушку взглядом и вдруг понял, что она мне нравится. Аглая из тех, кого хочется оберегать, защищать и любить… маленькая юная глупышка… я мог бы легко затащить ее в койку, но никогда не стану этого делать. Пусть эта милая девушка дождется жениха, выйдет замуж и живет счастливо…
В особняке все засыпали уже после девяти вечера. Не было электричества, телевизоров и айфонов, наверняка и люди потому здесь здоровее и физически, и душевно.
На всякий случай я закрыл двери на задвижку. Что-то мне совсем не нравится бабка Ефросинья. Возможно она еще поедет жаловаться на мою персону в полицейский участок. Интересно, если Прохор Петрович хорошо знал настоящего наследника, почему он не заметил разницы? Неужели мы настолько похожи?
Я зажег лампадку и обследовал спальню. Ничего примечательного. Кровать с периной, которую снова старательно сбила Аглая, два комода, большой желтый шкаф и письменный столик. На стене две картины. На одной шумит осенний лес, по узкой тропинке бредут два охотника. На второй картине приятная молодая женщина в шляпке с вуалью и загадочной улыбкой.
В углу висела старая икона Николая-Чудотворца с золотистой рамкой, внизу лампадка с огарком свечи и какие-то подсохшие травы. На подоконнике я заметил старую книгу с пожелтевшими страницами, открыл и полистал, но читать почти невозможно, шрифт выцветший, старинный, с ятями.
Я прилег на перину и вскоре уснул.
Утром в поместье неожиданно пожаловал купец. У ворот остановились две груженные повозки, в каждой запряжено по паре гнедых лошадей. Пес слегка побрехал, видно для приличия, и тут же умолк. Дворовые выбежали посмотреть, будто приехали знаменитые рок-звезды.
– Пойдемте, Андрей Иванович! – позвал Прохор.– Купцы люди нужные, с ними ладить – тогда и скидку хорошую справят.
У повозки стоял степенный купец с иссиня-черной бородой и крючковатым носом. Сначала я принял его за чеченца, но он дружелюбно кивнул и представился
– Купец Егор Вологин. Везем ткани в Астраханскую губернию… по случаю заглядываем в поместья и поселения…
– Андрей Никитин. Помещик.– представился я.
– В прошлом году здесь пожилая барыня жила…
– Екатерина Семеновна уже месяц как Богу душу отдала…– проинформировал Прохор.– Андрей Иванович ее племянник, законный наследник, недавно вернулся из столицы.
– Вот горе-то какое…– вздохнул купец.– Значит преставилась старушка… Помню любила она вышивку, у нас тканей полно… может чего купите? Есть и ситец, и парча, бахрома, кружева для занавесок… сорочек цельный ассортимент, сарафанчики женские…
Я заметил на второй повозке, кроме извозчика, бодрого удалого офицера. Он спрыгнул и быстро приблизился.
– Ротмистр Вахрушев, в прошлом имел честь служить в Драгунском полку…
– На дорогах нынче не спокойно, с Астраханской губернии мужики бегут на Дон…– вздохнул купец.– По дороге грабят… без охраны нынче никак нельзя. В Чернославском мужичье совсем обезумело. Поместье сожгли, барина прямо на заборе повесили. Губернатор послал полк солдат, приказал из мужиков никого живьем не брать…
– У нас тишь да гладь,– сказал Прохор.– Мужик не то что грубое слово, даже никогда косо на барина не посмотрит. Смирехонькие у нас мужики, ладные…
Купец с опаской посмотрел на здоровенного Герасима, который как раз мыл бричку у амбара.
– Раз заехали – проходите, позавтракайте с нами…– предложил я.
– Разве только ненадолго, чайку попить…– задумался купец.– Пойдемте, ротмистр.
Он окликнул мужиков на козлах:
– Лошадей пока напоите, фетюхи…
Аглая уже принесла в беседку медный пыхтящий самовар, на столе томились свежие блины, баранки, горячие яблочные пироги, белые вазочки с медом…
– Хороша девка,– подмигнул мне ротмистр.
Аглая наполнила четыре бокала густым ароматным чаем, рядом поставила блюдечки с золотистой окаемкой и тут же удалилась.
– Что нынче в Царицыне ? – поинтересовался Прохор.
– Город – сплошная стройка. Растянулся вдоль Волги на двадцать верст…– ответил купец.– Одних фабрик и мануфактур почти две дюжины наберется… три больших завода. По Волге лес сплавляют. В городе два военных полка. Одно слово – Южный форпост.
– А что болтают, будет война с турком?
– Сначала в Молдову и Валахию зайдем,– твердо ответил ротмистр.– Турка тоже нужно пощипать, отомстить за православную веру…
– Сил-то хватит? – задумался Прохор.– Уж очень наш батюшка Николай миндальничет с Западом… особливо с Лондоном.
– Хватит,– заверил ротмистр, обильно обмазывая жирный блин медом.– В восемьсот двенадцатом по мостовым Парижа прошли, и до Лондона еще доберемся, попомните мое слово…
– В Париже народ чудной,– улыбнулся купец, отхлебывая чай из блюдечка. – Все не как у людей. Лягушек отваривают и принимают как деликатес, будто варвары какие, а мода посмотрите – вся только из Парижа. Корсеты, юбки, чулочки, рюши… на любой вкус для взыскательной дамы… не хотите, барин, что-то для своей супружницы приобрести?
– Холостой я. В творческом поиске.
– Это правильно,– кивнул ротмистр.– Еще успеется аркан на шею надеть… да и зачем жениться, когда такой цветник рядом…
Он показал на Прасковью и Аглаю, которые стояли в сторонке.
Я решил сменить тему.
– Конечно, торговля дело хорошее. А кирпичный завод в Царицыне имеется?
– Есть такой, барин,– кивнул купец.– А вы для чего интересуетесь?
– Да так, просто полюбопытствовал.
– А я вот слыхал, французы машину специальную придумали для казни,– сказал Прохор.– Преступник голову кладет, нажимают рычаг, и тут же сверху падает огромное тяжелое лезвие. Гильотина называется. Французы говорят, будто это самый гуманный метод казни… Человек помирает за три секунды. Вроде чтобы казнить преступника, и чтобы он долго не мучился – р-раз, и душа сразу на небеса отлетела…
– Французишки даже здесь изгаляются, лягушатники проклятые…– пробурчал ротмистр.– Хотят себя со всех сторон просвещенными показать…
– Как бы они не пыжились, но просвещенный люд только в Матушке-России рождается…– вздохнул купец.– Возьми хоть Ломоносова, из простых поморов – а все же блеснул знанием и прогремел на весь мир… а на Западе сплошные Содом и Гоморра… вспомните хоть Древний Рим. Какое величайшее государство было! Сенат, демократия… но развратничали, содомничали в своих термах… Иные с сестрами и матерями сожительствовали. Император Нерон сжег Рим, чтобы удовлетворить свое безразмерное самолюбие… христиан угнетали, выпускали на арены и спускали на них диких зверей… вот и пали безбожники…
– Пусть только еще сунется на Русь басурманин какой, лях или французишка…– грозно сказал ротмистр.– Узнает зараз, что за вещь такая казачья удаль да храбрость…
– Вот же Аника-воин…– рассмеялся Прохор.
Ротмистр грозно посмотрел на приказчика, но ничего не ответил.
Гости неторопливо допили чай и мы с Прохором проводили их за ворота.Бабка Ефросинья и Прасковья крутились возле повозки с товаром. Дородный мужик-извозчик старательно раскладывал рулоны с тканью наповозке, неторопливо развернул тюк с сорочками и сарафанами.
– Прохор, возьми рулон сатина и ситца,– скрипучим голосом пробормотала старуха.
– Барин пусть решает,– пожал плечами приказчик.
– Батюшка, Андрей Иванович, купи пару сорочек да сарафан…– жалобно попросила Прасковья.
Горячий ротмистр слегка хлопнул Прасковью по попе:
– А ну, титястая! Может со мной поедешь? В обиду никому не дам!
Прасковья рассмеялась и быстро спряталась за моей спиной.
– Зачем тебе столько ткани, тетка Ефросинья? – спросил я.
– На постель, на занавески… с осени цена, небось, опять поднимется…
– За все восемь рублей,– махнул рукой купец.– За ткани и сорочки. Как своим людям…
Прохор кивнул, сбегал и принес деньги.
Когда купеческий караван уехал, недовольная бабка Ефросинья отозвала меня в стронку:
– С дворовыми девками путаешься?
– Не понял тебя, тетка Ефросинья…
– Думаешь не вижу, как Параська на тебя смотрит, кабель ты шелудивый… и торговаться совсем не умеешь, надул тебя ухарь-купец. Не Никитинской ты породы, а я вот завтра поеду в участок, обо всем доложу, попомни мое словцо…
Бабка Ефросинья пошамкала беззубым ртом, смачно сплюнула и заковыляла к особняку. Вот же заноза на мою голову…
Я увидел что Прасковья опять таскает воду из реки и подозвал Прохора:
– В огороде я вроде видел колодец.
– Андрей Иванович, колодец заилился уже второй год, все никак руки не доходят…
– Да как же из реки постоянно воду таскать, а зимой, да еще на горку…
– Ничего, дворовые привычные.
– Пойду-ка я, пожалуй, к кузнецу прогуляюсь
– Пешком? А для чего вам, барин?
– Будем строить водопровод в поместье. Для начала сделаем винт Архимеда. Слышал о таком?
– Врать не буду, никогда не слышал.
Сегодня мной овладела кипучая жажда деятельности. Я накинул сюртук и направился в село. Удивленный Прохор еще долго смотрел мне вслед, думая о чем-то своем…
Глава 5
Когда я спустился с холма, солнышко зашло за тучи. Поднялся легкий весенний ветерок, и я подумал, что наверняка скоро попаду под дождь. Но с неба только слегка покапало и темная свинцовая туча свалила за реку. Я шел по дороге, с удовольствием вдыхая запах степной полыни.
Когда почти приблизился к селу, увидел что навстречу едет крытая бричка. Тощий извозчик подгонял крупного белого рысака. В бричке сидел пожилой грузный мужчина в котелке. Он крикнул и извозчик тут же остановился.
Мужчина бодро спрыгнул на землю. В солидном фраке, широкоплечий, лет пятидесяти. Он внимательно окинул меня тяжелым взглядом и снял шляпу:
– Доброго здоровьица, господин. Уж не вы ли местный помещик?
– Да, это я. Помещик Никитин. С кем имею честь?
– Яков Савельевич Шпагин. Приказчик графа Бекмешева. А вы изволите пешком?
– Для здоровья полезно, насиделся я в свое время…
Приказчик задумался.
– Собственно, господин Никитин, у меня к вам будет несколько деликатное предложение.
– Слушаю вас внимательно.
– Не сочтите за любопытство, сколько душ имеете в собственности?
– Около сотни.
– Небогато, так это ваше село?
– Да, а вы с какой целью интересуетесь?
– Не сочтите за странность, по распоряжению графа путешествую по губернии, приобретаю юных особ женского пола. Тринадцати-пятнадцати годков. Имеются у вас таковые? Возможно даже сестер, но чтобы без изъяну. Не кривые, без увечий, с хорошей кожей и зубами. В общем, приятной наружности. Очень дорого платим.
Мне стало противно. Дикость какая, продавать и покупать людей, будто это вещь…
– Странное дело. А зачем вам молодые девушки?
Приказчик пожал покатыми плечами:
– Мое дело маленькое. Граф поручил, а я объезжаю поместья для предложений… зачем и почему совершенно не уполномочен…
– А где ваш граф живет?
– В Орешкино, рядом с Царицыном. У Бекмешева большая усадьба на Волге. Граф человек порядочный, в друзьях с самим губернатором. Так как, найдем в селе две-три красивых девки? Ежели товар хороший – хоть триста рублей за каждую заплатим.
– Твой граф случаем не педофил?
– Позвольте, что вы в самом деле, господин Никитин… если деньги не интересуют – можем предложить выгодный обмен. Обменять на орловских рысаков или английские ружья…
– Нет. В мое поместье даже не суйтесь! Никого я продавать не буду!
– Может немного повремените с ответом? Подумаете хорошенько…
– Чеши отсюда, Шпагин! И больше не приезжайте в мое поместье…
– Напрасно вы так…– скривился приказчик и лихо запрыгнул в бричку.
Мне совсем не понравился этот мутный приказчик. Зачем и вправду покупать в поместьях девочек-подростков? Уж точно не для института благородных девиц…
Бричка развернулась и покатила назад. Ко мне уже семенил дедок, которого я увидел еще в первый день. Он скинул картуз и пробормотал:
– Никак сам барин к нам пожаловал?
– Деда, как дела в селе?
– Так дела у генерала-губернатора, а у нас так, делишки… Голубиха третьего пацана родила, здоровый, румяный, весь в отца. Никодим Фролов вернулся с поденной, по дороге заглянул в кабак, все спустил под чистую. Даже седло и лошадь заложил… а у самого в хате вот-вот стена рухнет и крыша дырявая…
– Пьют мужики?
– Ну а как батюшка не пить, жизнь такая… хочется русскому мужику праздника души…
– Дед, а где живет кузнец Селифан?
Старик показал на вторую с краю избу с вальцованной жестяной крышей.
Я не успел подойти к калитке, как кузнец вышел на встречу. Крепкий малый, чернявый, похож на цыгана.
Он слегка поклонился.
Я обратил внимание, что во дворе кузнеца много полезного хлама. Обрезки труб, листы жести, чугунные швеллеры и стальные пруты. Тут же стояли две недоделанные рессорные повозки и зимние сани.
Видать, мастеровой мужик.
– Селифан, дело к тебе важное. Найди бумагу и карандаш, хочу кое-что заказать.
Через несколько минут кузнец удивленно смотрел на чертеж:
– В длинной полой трубе шнек, на одном конце винт, а на другом – рукоять, я все правильно понял?
– Правильно.
– А длина какая?
– Двадцать четыре метра.
– Не понял вас, барин, что за метры?
Черт, у них же другая система измерения…
Я отошел подальше.
– Сколько от меня до забора?
– Двенадцать саженей.
– Вот такой длины и делай. Еще нужны желобки, можно из тонкого металла. Сейчас нарисую.
Я изобразил вторую схему.
– Когда сделаешь?
– Работа сложная. Но думаю, дней за пять-шесть управлюсь.
– Труба должна быть герметичной, на стыках соединяй хомутами, да покрепче…
– Сделаем, барин. Можете не сомневаться…
– Если нужны помощники – попроси старосту, чтоб дал. Как закончите – доставите конструкцию в поместье…
– Пойду Пантелея кликну, да и начнем с божьей помощью…– кивнул немногословный кузнец.
Таких людей я любил. Тихих, немногословных, старательных. Без преувеличения, именно такой народ и есть Соль русской земли, а не говоруны и кликуши…
Когда я вышел от кузнеца, на улице мне попалась женщина с синяком под глазом. Она поклонилась и тут же отвела взгляд.
– Э.. матушка… кто это тебя так?
– Муж, барин. Да я совсем не в обиде.
– За что?
– Пустяки, дело житейское…
– Как тебя зовут?
– Варвара Лушникова.
Я схватил женщину за локоть.
– Веди к мужу!
Она кивнула на колодец-журавель у дома с соломенной крышей. Возле колодца стояли староста Платон Щукин и рябой мужик с мальчишкой лет семи. Вместо обуви на ногах пацана странные тряпки.
Рябой не на шутку испугался и вышел вперед:
– Еремей Лушников,– он поклонился, староста и мальчонка сделали тоже самое.
– Твоя супружница?
– Моя, барин.
– За что ты ее?
– Так в целях воспитания. Гречу с салом не отварила, когда я с поденной вернулся. Пришлось сухарями давиться… Так нечто я не прав? Ведь как в народе говорят: «Бей бабу молотом – будет баба золотом!»
– Это сын твой? Как зовут?
– Егорка…– чуть слышно произнес мальчик.
– В чем он обут?
– Порвал башмаки, теперь в портках бегает, а скоро лето – можно и вовсе босым, к следующей зиме справим какую обувку.
– Где хочешь возьми, но чтобы купил сыну ботинки. А если еще раз жену тронешь, высеку! Ты понял?
– Так это, барин… как не понять…
Испуганная женщина стояла рядом и печально вздыхала.
– Платон, собирай все село! – приказал я.– Пару слов хочу сказать.
– Варвара, Егор! – приказал староста женщине и мальчику.– Пробегите по домам, кликнете народ!
Я взглянул на Еремея. Мужик наверняка мается с похмелья. Глазки бегают, ручки трясутся, да еще нашел на ком злость срывать, на бабе…
Лично у меня отношения с алкоголем сложные, вернее, совершенно никаких. Люди пьют от скуки, при встречах или на праздниках, для настроения и даже для аппетита. Я почти не употреблял алкоголь, но не потому что такой правильный или сторонник ЗОЖа. У меня физическое противопоказание, стоит выпить порцию, которая для нормального мужика считается нормой, скажем, триста грамм водки или виски, меня начинало плющить, на утро руки тряслись, потроха скручивало, а голова страшно гудела. Чем так мучиться, я еще в двадцать два года решил не пить, кроме одной-двух традиционных рюмок на больших праздниках и юбилеях.
Как оказалось, я не один страдал таким противопоказанием. В колонии мне однажды попалась книга-автобиография знаменитого разведчика Павла Судоплатова, он писал, что тоже физически не мог употреблять алкоголь, его плющило даже с рюмки, и он всю жизнь старательно держался подальше от алкоголя…
Впрочем, у меня нет особого пунктика против алкоголиков и бытовых пьяниц, какой-то страшной к ним ненависти. Такой пунктик обычно бывает у пожилых теток, которые обличают девок в мини-юбках в пошлости, а сами в молодости отрывались на полную катушку в плане секса, знаем мы такие примеры…
Пока я размышлял, сельчане уже собрались.
Похоже, пришли все. Две молодухи даже держали на руках грудничков. Грустное зрелище представляли крепостные. Я заметил только семерых крепких мужиков, вроде Матвея-мельника. Остальные махонькие или чрезвычайно тощие, бородатые, грязные и одетые во что попало, кое-кто в откровенных лохмотьях. Один мужичок тоже стоял в войлочных тряпках вместо ботинок. Женщины, даже молодые, неопрятные, серые, в длинных платьях, сарафанах и почти все в косынках. Впереди две древние старушки, а на задних рядах детвора разного пола, от трех до шестнадцати лет.
Вперед вышел староста Щукин:
– Все собрались, барин. Девяносто семь человек.
Что-то было в этом собрание грустное, печальное, еще Некрасовское: «Вот приедет барин, барин всех рассудит…»
– Здравствуйте, селяне! Давайте знакомиться, Андрей Никитин. Ваш барин.
Толпа зашушукалась и поклонилась.
– Как вы знаете, я только недавно приехал. И если честно, мне совсем не понравилось то, что я здесь увидел…
Стояла необыкновенная тишина. Даже грудные дети на руках молодых мамаш сурово молчали.
– Вы ступайте,– кивнул я молодым мамам.– Не мучайте детей…
Молодухи кивнули и быстро удалились.
– Я думал увидеть здесь процветающее село, а увидел грязь, серость, нищету и ущербность…
– Андрей Иванович, позвольте, подать исправно платим. Недоимки ни за кем не числится…– пробормотал староста.
– Иди сюда, Варвара…
Женщина подошла и стыдливо опустила голову.
Я осторожно поднял ее за подбородок и показал синяк.
– С сегодняшнего дня никакого рукоприкладства и пьянства! Выпивать разрешаю только по праздникам и воскресеньям. Поймаю в будни пьяным – сразу высеку! Иди, Варвара…
Мужики тихо зароптали.
– Теперь еще один вопрос. Если увижу плохо одетого и не обутого ребенка – тоже строго спрошу, не взыщите. Не дай боже узнаю, если кто ребенка побьет – на кол посажу.
Старуха впереди побагровела и стала судорожно хватать ртом воздух, кто-то сзади поддержал ее, чтобы она не грохнулась. Это я зря сказал, похоже, местные шуток вовсе не понимают.
– Займитесь собой. Вы же люди. Господь создал человека по своему подобию, а вы шляетесь, как оборванцы. Нет денег – ко мне приди, я подать отсрочу, еще и взаймы выдам…
Женщины заулыбались, а мужики стали недоуменно переглядываться, наверняка подумали, что у барина крыша поехала…
– И еще важный вопрос. Скоро я хочу затеять строительство кирпичного завода. У кого есть желание заработать – приходите записываться, теперь не нужно ходить на отхожий промысел за пределы поместья, на поденную или на Волгу бурлачить…
Два мужика сразу вышли вперед, вслед за ними Еремей Лушников.
– Записывай нас сразу, батюшка!
– Повремените немного, начнем дня через три-четыре. Приказчик объявит.
Я внимательно обвел взглядом толпу селян:
– Теперь хочу, чтобы вы высказались о наболевшем. У кого какие предложения…
– Барин! – крикнул Матвей-мельник.– Соседский помещик Гарин половину лугов заграбастал в займище, ходит слух и остальное хочет забрать… где скотину пасти и сено заготавливать?
– Гарина я уже послал куда подальше. А много в селе коровок?
– Двенадцать,– ответил староста.
– Маловато. Со временем постараюсь, чтобы в каждом дворе была корова. Это молоко, творог, сливки, и сыр… излишки будем продавать, думаю покупатели всегда найдутся…
– Барин, нам бы церквушку справить,– проворчала старушка, что пободрее.– Да попа привезти, на церковные праздники в Антоновку ездим… Екатерина Семеновна обещала три года, да не случилось…
– Об этом обязательно подумаю,– кивнул я.
Вперед вышла крепкая полноватая женщина.
– Дарья Кондрашова. Андрей Иванович, у меня четверо детей, от шести до пятнадцати. Ни один грамоте не обучен… да что греха таить, у нас даже из взрослых многие читать не умеют…
Я кивнул:
– Это первостепенная задача. Школа в селе обязательно нужна. Думаю скоро решим этот вопрос, только отыщу хорошего учителя. В селе есть пустые дома?
– Шесть домов пустуют,– ответила Дарья.– В прошлом году Гарин тридцать душ выкупил, дома остались.
– Выберете самый большой добротный дом, там и откроем школу. Приберитесь, наведите там порядок…
– Есть такой дом,– улыбнулась Дарья.– Прямо с нами по соседству…
– Барин! – выкрикнул длинный рыжий мужик с насмешливым взглядом.– Нам бы в село торговую лавку, в Антоновку не наездишься…
– А зачем ездите?
– Хлеб-то мы сами печем, а вот соль, спички, махорка…
– И водочка?
– Нет, барин. У нас самопал.
Я нахмурился и погрозил ему пальцем.