скачать книгу бесплатно
Арсению на мгновенье стало не по себе. «Неужели всё это происходит реально, со мной?» И он стал медленно и глубоко дышать, выпуская воздух из лёгких с задержками, как и учил всё тот же Араб. Это подействовало, и спокойствие вернулось. Вернулась и уверенность в своих силах, и вера в то, что Араб его выручит, если возникнут какие-нибудь осложнения.
Примерно на полдороге к городу Арсений увидел Гришку, который торопливо шагал по обочине в сторону кладбища с пакетом в руках. Арсению захотелось вернуться и хотя бы полчаса провести с Гришкой за пустым, никчемным, пьяным разговором. Но словно чья-то чужая воля, упрятанная в недрах подсознания, заставила его подавить это желание.
«А он действительно неплохой парень, – подумал Арсений. – Он, видимо, не из той компании. Конечно, не из той. Просто используют вслепую: принеси, подай… Надо как-нибудь ещё раз с ним встретиться».
Но будущее не обязано считаться с нашими желаниями.
Арсений никогда больше не встретился с Гришкой. А позже узнал, что вечером того же дня тот умер «от отравления алкоголем и легколетучими продуктами». И ещё через два дня его похоронили без почестей и лишнего шума, на «последнем месте работы».
Никто покойника не отпевал и тем более не оплакивал.
Один из его коллег, прикапывая неокрашенный крест из грубых сосновых брусков, сказал:
– Надо было хоть на станке прострогать.
На что лысый старик бросил:
– Осиновый кол надо было.
– Почему осиновый?
– Чтобы не вылез, иуда.
И старик злобно плюнул в не зарытую до конца могилу.
2.1
Из Заполярного выехали в полдень: задержались, ожидая приезда кассирши из банка. До самого последнего момента было неясно, отдадут ли деньги сегодня. Поэтому и продуктов на дорогу не покупали. Арсений не хотел «спугнуть удачу». Он был суеверен и считал, что преждевременно сказать «гоп» – накликать беду.
«Последний дюйм, всё решает последний дюйм».
Арсений изредка поглядывал на Филиппенко, пытаясь понять, волнуется ли тот. Но внешне Филиппенко был абсолютно спокоен. Он умел держать ситуацию под контролем. Должность начальника милиции научила многому. Да к тому же деньги делались не маленькие, и ради этого стоило выложиться на все сто. И Филиппенко выкладывался: его личные связи были задействованы правильно, и неожиданностей в сделках никогда не случалось. Не случилось их и в этот день. Кассирша приехала в двенадцать и первым делом отдала положенную сумму Филиппенко. А тот, отсчитав свою долю, передал остальные деньги Арсению. Арсений же, не пересчитывая, уложил пачки банкнот в чёрный полиэтиленовый пакет и сказал:
– Ну вот, до весны можно отдыхать.
– Ты подумай насчет консервов. Клубничное варенье заберу всё сразу, сколько ни привезёшь.
– Боюсь, что заметёт, и придётся зимовать тут.
– Ерунда, вытащим. Армия выручит. А замести может и в июле. Делаешь – не бойся, боишься – не делай.
Арсений знал, что армия придёт на помощь. Уже приходила, когда, машина встала позавчера на подъёме: кончилась солярка. Они, с напарником Миколой, сгоряча ещё пытались завести двигатель, но только аккумулятор посадили. По одному звонку Филиппенко из ближайшей части пришёл вездеход, заправил и завёл с толкача. Прямо в гору толкал со всем грузом, пока топливо не закачалось в насос, и КамАЗ не завёлся. Арсению было даже немного страшно. И он, когда машина взобралась на подъём, от нахлынувших чувств перегрузил в вездеход сетку картошки к неописуемой радости механика-водителя.
– «Вертушку» пришлём, всё организуем, пока при власти, – сказал Филиппенко. – Ты только товар вози.
– Ладно, – согласился Арсений, – приеду домой и позвоню. Варенье есть.
– Не пропадёшь со мной, – сказал Филиппенко.
Старый водитель Костя – белорус из-под Гродно, – у которого квартировали Арсений и Микола, жил в Заполярном с пятьдесят девятого года. Он рассказывал, что до армии Филиппенко был тихоней. А, отслужив два года в Афганистане, вернулся совершенно другим человеком: холодным, как ледяная глыба. Карьеру сделал быстро. Может, потому, что друзей всегда выручал, а враги его просто исчезали: кто на Большую землю, а кто и просто в землю. Слухи разные ходили. Но и начальство, и «крутые» с ним не конфликтовали: было в нём нечто такое, что внушало собеседнику какой-то, на первый взгляд, беспричинный, почти животный страх, даже ужас. И эта неведомая сила так и веяла, так и сквозила от всей его фигуры. Арсений как-то попытался взглянуть Филиппенко прямо в глаза. Но это было только раз. Арсений даже не понял, что тогда произошло: просто речь у него отнялась, и кровь в венах на мгновенье остановилась.
– Верю, – сказал он Филиппенко. – Проведёшь?
– До Мурманска, – согласился тот.
И они сели в кабину КамАЗа, где за рулём дремал флегматичный Микола.
– Давай газу, – сказал ему Филиппенко. – Через пару часов стемнеет.
Микола завёл машину, и они поехали в сторону Мурманска, не заезжая в Заполярный за продуктами.
«Ладно, по пути что-нибудь сообразим», – подумал Арсений.
На КПП «Титовка» даже не останавливались: Филиппенко только помахал дежурному фуражкой в окно. Тот, очевидно, узнав пассажира, тоже махнул рукой: проезжайте.
Отъехав ещё немного в сторону Мурманска, они остановились в долине «привязать коней» у обочины.
Солнце уже касалось верхушек сопок и освещало склоны красноватым светом, отчего их поверхность казалась покрытой медью. Да так оно, собственно, и было: медь и никель валялись прямо под ногами, были вкраплены в камни, образуя на их гранях причудливые узоры.
Арсений всегда привозил красивые минералы с Кольского. И сейчас он спустился по каменистому откосу дороги немного вниз: в солнечных лучах тускло блеснуло что-то под голым кустиком.
Филиппенко и Микола знали об увлечении Арсения и не торопили его окриками.
Только под кустиком лежал не минерал с прожилками меди. Осыпавшиеся отчего-то камни содрали зелёный налёт на крупнокалиберной пулемётной гильзе, и она чуть поблёскивала полуобнажённым латунным боком. Но это была только гильза, а не снаряжённый патрон: Арсений видел, что она сплющена, как бы заклёпана со сквозной стороны. Он осторожно отодвинул камни и убедился, что гильза стрелянная. Затем поднял её и внимательно осмотрел. Да, это была гильза от патрона калибра 12,7 мм с заклёпанной наглухо «юбкой». В разрез «юбки» был вставлен какой-то тёмный материал: то ли резина, то ли кожа. Очевидно, для уплотнения. Арсений почувствовал, как лёгкий озноб пробежал по его телу.
Внезапный порыв ветра засвистел, завыл, пригибая к земле слабые, тонкие веточки. Осколок прошлого холодил ладонь, и этот холод проникал в самую потаённую глубину души.
«О чём думает птица, когда умирает?»
Наверное, о своих детях.
А о чём думают дети, когда умирают?
И покуда эта рота умирала,
Землю грызла, лёд глотала,
Кровью харкала в снегу,
Пожурили боевого генерала
И сказали, что отныне он пред Родиной в долгу!
…А они лежат, все двести, глазницами в рассвет,
А им всем вместе четыре тысячи лет…
Затем Арсений вытер гильзу о спецовку и незаметно положил её в карман телогрейки. Потом, взяв для отвода глаз пару камней, вернулся к попутчикам.
Филиппенко и Микола наскоро перекусывали.
– Тебе не предлагаю, – сказал Арсению Филиппенко, кивнув на откупоренную бутылку водки.
– Давай, Микола, езжай, – сказал Арсений. – Я на ходу переем. Что у нас в запасе?
– Кусочек сала, – ответил Микола. – И хлеб заканчивается.
– Знаю, – сказал Арсений. – В Мурманске купим.
Он машинально, не ощущая никакого вкуса, жевал бутерброд и смотрел в окно.
В опускающихся сумерках неясно различались телеграфные столбы, тянувшиеся вдоль дороги. Их подножья были высоко обложены крупными дикими камнями. И от этого столбы казались Арсению вереницей крестов над могильными холмами.
– Это Долина Смерти? – спросил он.
– Теперь называется Долиной Славы, – сказал Филиппенко. И, помолчав, добавил: – Здесь костей больше, чем камней.
Потом резко схватил бутылку и отпил несколько больших глотков прямо из горлышка.
Двигатель натружено гудел на подъёмах. И телеграфные столбы медленно проплывали мимо, сливаясь с чернотой надвигающейся ночи.
Холодные камни Кольского полуострова.
Длинная вереница крестов.
Так, должно быть, выглядела и дорога на Рим после поражения восставших рабов.
Распятия.
Распятые на обочине рабы.
Многие из них ещё живы; и чуть слышные стоны слетают с их запёкшихся, окровавленных губ, и затихают, растворяясь в шелесте облетевшей листвы. Какие грехи искупают они столь мучительной смертью?
Шесть тысяч крестов вдоль дороги, ведущей в Вечный город.
Заплачено, заплачено сполна.
За что? За что надо платить такую цену?
2.2
В Колу въехали уже затемно. И сразу же за ними увязалась тёмная иномарка с забрызганными грязью номерами. Она плотно «села на хвост» КамАЗу: не обгоняла и не отставала. Микола заметил её первым и зло проговорил:
– Надо было в Заполярном закупаться.
Вопрос питания его беспокоил больше всего остального. «Море любит сильных, а сильные любят поесть».
Арсений промолчал: конечно, надо было. А Филиппенко, присмотревшись к легковушке, сказал:
– Давай теперь без остановок, до поста на трассе.
Так и проскочили мимо Мурманска на одном дыхании. И остались без продуктов на дорогу.
На выездном посту ГАИ Микола притормозил. Филиппенко выскочил, проговорив на ходу:
– Дальше – жмите на всю железку. Я тут пару часов побуду. Не волнуйтесь: трассу на замок закроем.
Арсений видел в зеркало, как Филиппенко переговорил с гаишником, и тот остановил преследующую их иномарку, жезлом указав съехать с проезжей части на обочину. А Микола заметил с чувством гордости:
– Этот – не подведёт, – потом добавил, похлопав ладонью по панели приборов: – Ты уж тоже, родимый, постарайся.
И КамАЗ, резко набрав скорость, помчался по «дикой трассе», разрезая светом фар плотную темноту долгой заполярной ночи.
Обратная дорога домой всегда веселее. И, несмотря на все прошлые и предстоящие сложности этого рейса, настроение у Арсения было слегка приподнятое. Солярки в баках хватит до Питера, в кабине тепло и уютно, и только продовольственный вопрос оставался открытым. Правда, успокаивало то, что в инструментальном ящике были спрятаны две банки тушёнки, завёрнутые в промасленную бумагу – неприкосновенный запас. Эх, ещё бы немного хлебушка!
Только хлебушка купить было негде: последняя надежда, коммерческий киоск на развилке у Оленегорска не работал. Свет внутри горел, но на стук никто не открывал.
– Перепились, сволочи, – злился Микола.
Минут пятнадцать ходили они вокруг «комка», но – делать нечего – несолоно хлебавши, поехали дальше.
– Поищи хоть сухариков в бардачке, – сказал сидевший за рулём Микола.
Арсений долго рылся в заваленном всякой мелочью бардачке и действительно нашёл две засохшие корочки.
– Партизанский хлеб, – уже веселее сказал Микола, разгрызая сухарик. – Ничего, выживем. Партизаны же выжили. Хотя, конечно, у них ещё было партизанское сало.
– У нас есть ещё партизанская тушёнка, – в тон Миколе сказал Арсений.
– Ну, это на потом. А пока давай закурим партизанского табачку, чтобы партизанская дорога короче была.
Дорога действительно была «партизанской»: до самого Петрозаводска трасса не пересекала ни одного города. Мончегорск, Апатиты, Кандалакша, Кемь, Сегежа, Медвежьегорск – все они располагались в стороне. Останавливаться ночью в небольших посёлках вроде Зеленоборского или Пушного не имело смысла: там и днём в магазинах шаром покати. Сёмгу или пушнину, конечно, можно купить. Или на водку выменять. Но этого добра и на трассе хватает: браконьеры вывешивают свой товар на длинных палках, сидят терпеливо у костерка, заросшие, немытые. Одно слово – хищники. Им что зверя убить, что человека. Человека даже лучше: не так опасно, да и прибыли побольше.
А что ему – кругом пятьсот,
И кто кого переживёт,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут!
«Из тьмы выходят и во тьму возвращаются». Романтика.
– Полезай на спальник, – сказал Микола. – Я буду рулить до упора. А ты хоть немного поспи, под утро сменишь.
Арсений снял сапоги, закинул телогрейку под голову и устроился на спальнике, укрывшись одеялом. Но уснул не сразу: долго ещё сознание блуждало в обрывках дневных воспоминаний, рисуя фантасмагорические, иррациональные образы.
Вооружённые партизаны, костры вдоль трассы.
Обгорелая, изрешечённая пулями фура в кювете под Беломорском.
И телеграфные столбы, тянущиеся далеко-далеко, к самому горизонту, где в заходящих лучах багрового солнца медленно, как на проявляющейся фотобумаге, вырисовывалась фигура Сфинкса.
Там, внутри Сфинкса, было скрыто нечто важное.
Там была тайна.
Великая тайна.
