скачать книгу бесплатно
СНЫ О КИТЕЖ-ГРАДЕ
(Санкт-Петербург, 1999 год)
Из трясины, ощетинившейся гнилым осинником, глухо простонал филин. Да нет, какой там филин: до ночи ещё несколько часов! То другая какая-то нежить голосок богомерзкий подала.
Глеб Платонов считал себя современным человеком, лишенным бабкиных суеверий. Да и звание кандидата исторических наук тоже к чему-то обязывает! И всё же от болотного стона по спине просвещённого кандидата пробежал холодок. Померещилось, будто ядовито-зеленая кочка ожила, задрала к небу косматую морду и на такой вот ноте излила тучам вековечную тоску-обиду. А может – прохрипела проклятие вслед двуногому чужаку, которого занесла нелёгкая в ее сумеречный мир. Глеб уже ничему не удивлялся. Впервые за все свои двадцать семь лет он оказался в Ветлужских лесах, а вот – шагает себе так, словно в каких-то прошлых жизнях исходил эту чащобу вдоль и поперек!
Батыева тропа змеится, виляет зигзагами – не то ведет к заветной цели, не то заманивает в зыбкое царство блуждающих огней, готовя незваному гостю погибель медленную и жуткую.
Само имечко тропы – Батыева – холодит душу. Смутная дорожка, окроплённая кровью, предательством, злом! Много веков назад ее тайну выдал супостатам батыев пленник Гришка Кутерьма. Выдал и по стежке этой привел орду низкорослых лучников к граду Китежу, красивому и богатому, поднявшемуся среди Ветлужских чащоб, над гладью Светлояр-озера.
Не дался гордый Китеж кровавому татю: обратили горожане мольбу к Спасителю – и тот их услышал. Яростно, могуче вырвались из мостовых, из-под срубов и теремов подземные реки, тысячи ключей-родников. Обильные потоки отогнали пришельцев в пестрых запашных халатах, а сам город надёжно сокрыли в своей пучине, недоступной ни хану, ни его темникам…
Уже и заря отгорела, когда завершился, наконец, Глебов путь – кончилась тропа, оборвалась у водяного среза. Вот какое ты, озеро Светлояр!
Первая звезда проклюнулась в темнеющем небе. Налилась силой крутобокая луна, проложила через водную темь серебряную дорожку – словно бы позвала продолжить путь. Обманная эта луна, манящая дорожка и зябкое естество заповеданного озера затеяли с Глебом игру. То ему чудилось – высвеченный лунными бликами, проступает из студёных глубин силуэт собора, осенённый крестом. То слышался приглушённый звон с колоколен шести Китежских церквей. То казалось, будто не лучи небесной искусительницы разбежались по водному зеркалу, а там, под многотонным спудом, движутся живые огни – свечи горят в руках у божьих ратников, бредущих крестным ходом сквозь придонные течения, через омуты и водовороты…
Глеб замер потрясённо, вглядываясь туда, где временами проступали, временами таяли контуры собора. И даже не заметил, как на глаза набежала непрошеная слеза, а губы стали вдруг читать молитву, которой он дотоле и ведать не ведал. Зачарованный путник то шептал малопонятные слова, то выкрикивал их срывающимся голосом. И голос его сливался с шелестом берёзовых крон, с нарастающим благовестом подводных колоколов.
Но тут ветер оборвался, смолкли Ветлужские чащи, а звон сделался отчётливым и чистым. И собор прорисовался весь, до стрельчатого оконца, и пламя свечей в руках людской череды вспыхнуло пронзительно-ярко. Потому что Светлояр-озеро раздвинулось в стороны и явило Глебу полночный город его мечты. А высокая звезда протянула свой луч к берегу и повела вниз – на деревянную мостовую, под сень белостенного собора.
Подчиняясь небесному велению, Глеб радостно шагнул по лучу навстречу граду Китежу. И обрушился в пропасть – чёрную, как озёрный омут, и бездонную, как звёздное небо над Светлояром. Он хотел закричать, но крик застрял внутри, распирая грудь, ломая ребра, удушая его, Глеба Платонова…
…Он разлепил глаза в тихой спальне, но сердце ещё колотилось бешено, не смея поверить в этот покой, в мирное тиканье будильника. Глеб провёл рукой по глазам. Ладонь стала мокрой. Видно – впрямь плакал во сне, пока читал ту молитву, слов которой прежде не знал, а сейчас не вспомнит. А может, это капли озерной влаги, прощальный поцелуй студёного Светлояра?
Глеб нащупал торшер, зажёг свет. И побрел в кухню, где долго, запрокинув голову и судорожно двигая кадыком, пил воду из чайника. Сегодня у этой воды отчего-то был легкий привкус тины.
* * *
Глеб Платонов уродился под стать отцу: та же светлая голова, то же фамильное упрямство, та же гордо выпирающая челюсть. Лишь на «белокурую бестию» Платонов-младший не тянул: природа наградила его жгуче-смоляными волосами, за что с детства получил кличку «цыганёнок».
Мать свою Глеб не помнил: умерла при родах. С отцом же отношения не сложились напрочь. Тот постоянно давил на сына, пытался лепить по собственному разумению. Только нашла коса на камень: непокорный отпрыск не желал служить комком глины в руках властного папаши.
Решающая размолвка произошла, когда возмужавший наследник известил родителя о жизненном выборе:
– Буду археологом. Уже документы подал в университет!
– На фига тебе этот долбанный кегельбан? – встал на дыбы профессор (светило! корифей информационных технологий!). – Ты же и математику, и физику – как свои пять пальцев! Да тебе, парень, сам Бог велел вприпрыжку бежать по моим стопам, кибернетику двигать вперед. Хватит дурью маяться, пора выходить в Гроссмейстеры!
Но Глеб только бычился:
– Ты, батя, извини, конечно, но в гробу я видал твою кебенематику.
Ученая дискуссия стремительно набирала градус накала. В конце концов Глеб собрал тощий рюкзак, хлопнул дверью и с облегчением покинул отчий кров. В общагу его не поселили – с ленинградской-то пропиской! Пришлось снять однокомнатную малогабаритку на окраине Купчина, а для ее оплаты и прочего там пропитания устроиться грузчиком в мебельный магазин.
Ворочал шкафы и комоды, катая по лицу желваки: «Ни фига, батяня! Вот откопаю свою Трою, как Генрих Шлиман, – и стану Гроссмейстером почище тебя!».
Дела у Платонова-младшего на тёмной тропе научного кладоискательства и впрямь двигались неплохо. Такелажно-мебельные работы не помешали ему через пять лет получить «красный» диплом и поступить в аспирантуру. Тема будущей диссертации звучала так: «Фольклор, мифология и памятники словесности как источники для археологической разведки».
Глеб мечтал отыскать следы легендарного града Китежа. Начинающий исследователь со всем энтузиазмом юности утонул в архивной пыли, перелопатил горы бумаг, и в конце концов раскопал-таки пару уникальных источников. А в результате защитил диссертацию, в которой доказывал: Китеж – самая что ни есть быль, только со временем она поросла травой забвения и до нас дошла уже в виде предания.
После успешной защиты свежеиспечённый кандидат наук и научный сотрудник уважаемого академического института, начисто оторвавшись от окружающих реалий, возмечтал: «Комплексная экспедиция! С развёрнутым циклом подводно-технических работ! В Ветлужские леса Нижегородской области, в район озера Светлояр!».
– Бог с вами, Глеб Георгиевич, окститесь! – развел руками благоволивший к нему директор института. – У нас ежегодное сокращение финансирования, плановые работы синим пламенем горят, а вы – со своими былинами! Если уж так приспичило – заарканьте богатенького спонсора и проводите на здоровье свою экспедицию. Так сказать, на средства частного капитала…
Попытки заарканить спонсора окончились ничем. Сыскался, правда, один банкир, который прямо с порога не послал его куда подальше. Почесал лысую башку, прикинул что-то и, наконец, хрюкнул скептически:
– о'кей – положим, вложусь я в эту твою мутоту. И, скажем, надыбаешь ты свой Китеж-таун. Ну? И дальше чего? Ты там себе монографию-хренографию сбацаешь, а мне с того что за прибыток? Большое русское мерси от широкой научной общественности?
Глеб пожал плечами. Он не знал, какой прибыток мог принести этому борову белокаменный город Китеж. Боров подсказал:
– Вот, к примеру, смогу я твой Китеж-сити приватизировать? Причём – за недорого – как бросовые земли под водоемом, не имеющим хозяйственного и природоохранного значения?
– Приватизировать? – удивился Глеб. – А зачем?
– Это уж – моя забота, зачем! – хмыкнул спонсор. – Музей там забацаю. Единственный в мире, полный эксклюзив! С экскурсиями на мини-подлодке. Для желающих – погружение с аквалангом в сопровождении гида-инструктора. За отдельную плату – возможность побрякать там в колокола. Представляешь? Да на твои подводные терема будут слетаться тугие кошельки хошь из Японии, хошь из Штатов!
Он ещё минуту посопел, покрутил колесики в лысой черепушке – и выдал резолюцию:
– В общем, так, светоч знания! Представляешь мне бизнес-план подводного туристического и торгово-развлекательного центра по полной программе. Мои орлы его обмаракуют – и тогда вернемся к нашему базару!
Устраивать из легендарного града новый Диснейленд Глеб не собирался. На сём он прекратил «хождения в капитал» и упрямо выпятил фамильную челюсть: «Ещё не вечер! Подождём, пока подвернётся случай!». И вот случай, кажется, подвернулся…
Доска объявлений
Приватизирую в натуре подводный Китеж, московский кремль, Россию. Бабки – сразу. Обращаться: Бизнес-центр на Лиговке, офис 13, спросить Эдика.
Глава 8
КАМИКАДЗЕ МЕЛИКЯН, МОНАХ ИЗ ШАОЛИНЯ
(Москва, 20.. год)
Его самолетик вломился в клочковатые облака. Видимость упала почти до нуля, но это не страшно: путь к «своему» эсминцу он найдёт и с завязанными глазами. Сегодня – главный праздник всей жизни. Его последний вылет. И топлива – только на дорогу «туда». Оттуда дороги уже не будет.
Это высокая честь – подарить свою жизнь императору, венценосному Микадо. И он, Мурасаки Хироси, выполнит долг с честью, как подобает сыну древнего самурайского рода.
Пробил покров облаков – и сразу увидел цель: ненавистный эсминец янки. Наконец, эти надутые индюки заметили приближение его самолета-торпеды, одинокой бабочки над пасмурным океаном: все зенитные пушки, все пулеметы нацелились в небо, истерически изрыгая огонь. Вспышки, расцветающие на окончаниях дергающихся стволов, очень красивы. Они напоминают розовые лепестки сакуры, уносимые порывом тайфуна. И залпы эти так же бессильны против него, лейтенанта 3-й эскадрильи сводного отряда императорских лётчиков-камикадзе, как нежные лепестки, влекомые ветром.
Вот он, серый борт корабля американских ВМС. Сейчас я пробью эту мертвую сталь! Пропорю холодную броню корпусом своей машины, собою, своим сердцем и своим кендзё – несгибаемым духом самурая. Здравствуй, прекрасная смерть во имя великого императора, во имя любимой Страны Ниппон!
Нет: это – не смерть. Это – другая жизнь, другое время и другой самолет. Я – Шарль (Ашот) Меликян, француз армянского происхождения, антиквар и искусствовед с мировым именем. Вылетел Боингом «Эр Франс» из залитого огнями аэропорта Орли и уже через три часа приземлюсь на бетонном поле «Шереметьева». Я везу подписанный мною договор. Долгожданный договор, который полтора года уточнялся с российским Министерством культуры. Но почему в сердце нет радости, почему так тревожно? Что: опять в затылок дышат эти корректные бандиты, которые норовят выкрутить мне руки, поставить под свой контроль? Не дождутся, моя коммерция всегда была свободна от грязи!
Чтобы успокоиться, он предался любимому занятию – смежил веки и начал представлять себе холсты, перед которыми всегда благоговел. Бездонные пропасти, растворённые в сумраке полотен великого Рембрандта. Безудержный карнавал красок жизнерадостного Сарьяна. Космические туманности Моне…
А это что за чушь? Откуда?! Вместо благородных полотен, нагло оттесняя Боттичелли и Тулуз-Лотрека, выплыла примитивная, как табурет, цветная фотография. Портрет Валерия Фатеева, русского президента.
В Малом выставочном заде Московского Манежа открывается временная экспозиция «Мировые шедевры изобразительного искусства». В числе главных шедевров, созданных гением человечества, будут представлены «Возвращение блудного сына» Рембрандта X. ван Рейна, «Сикстинская мадонна» Рафаэля Санти и фотопортрет президента РФии..
Стоп! Что-то не так. Сбой на линии!
…Подполковник Ледогоров разлепил глаза. Нет: он не спал. И спать категорически не мог, поскольку пребывал на рабочем месте. То есть – развалился в кресле, «по-американски» закинув ноги на письменный стол и вперив немигающий взор в висящую напротив картину.
Строго говоря, это была даже не картина, а начертанные кисточкой иероглифы – трёхстишие, исполненное чёрной тушью на голубом шелке. Его Весёлому Роджеру подарил, сопроводив десятком поклонов, один фирмач из Киото.
Сколько же лет прошло? Двенадцать? Пятнадцать? Но подполковнику это видится, как сегодня: мелкое крошево оконного стекла усеяло мокрый московский асфальт, и четверо энергичных южан, притихших под дулами автоматов подле расхристанного «интуристовского» автобуса. А в сторонке жмётся стайка вусмерть перепуганных японцев, которых Ледогоров и его товарищи по команде «Альфа» только что выцарапали из лап террористов. И запах, отчётливо ощущаемый запах смертельной опасности и животного, нутряного страха.
Спустя пару дней, благодарный гость из Страны Восходящего Солнца нанёс «альфовцам» визит вежливости. Принять интуриста поручили капитану Ледогорову – как командиру группы и как «профессору иностранных языков».
Японским, правда, капитан не владел, но сопровождавший визитера толмач пояснил, как переводится преподнесённое трёхстишие:
Упавший лист
Опять взлетел на ветку.
То бабочка была.
Любовью к Востоку Алексей Ледогоров проникся ещё в шестилетнем возрасте, слушая рассказы отцова брата – ученого и путешественника. И поныне, в свои сорок два года, подполковник не растерял детской привязанности к восточным цивилизациям. Когда выдавалась свободная минута, он обожал уйти отрешённым взором в эти иероглифы – то несмело разворачивающиеся, подобно набрякшим бутонам сакуры, то яростно разлетающиеся, как ошмётки самолета, протаранившего американский эсминец. Погружаясь, согласно канонам медитации, в магический танец японской туши, Весёлый Роджер словно бы растворялся без остатка. В этой картине. В письменах далекого островного народа. В чашечке теплого саке, которое выпивал пилот-смертник перед последним вылетом…
А потом – всегда неожиданно – возникал этот вихрь, подхватывал Роджера, уносил во вселенскую ночь – такую темную, бездонно-пустую, что в ней не было ни света звезд, ни мыслей, ни чувств, – ничего.
И откуда-то из недр космического небытия неожиданно выплывало озарение. Ночь нашёптывала подполковнику, что тайник с пластитом следует искать в аптеке у тишайшего фармацевта Ахундова. Или что убийство московского коллекционера связано с «Загорским архивом» – собранием уникальных полотен, которое потихоньку растаскивается и контрабандно переправляется из России.
А сейчас? Когда очередной сеанс медитации подвел Роджера совсем уже впритык к тайне парижского антиквара, Океан Космический Информации вдруг выдал крупным планом физиономию Большого Папы!
От досады Роджер смачно плюнул в корзину для бумаг.
Подполковник не любил президентов. Он вообще исповедовал убеждение, что Россия созрела для президентов и парламентов так же, как паровоз Черепановых – для антигравитационного двигателя. Нет: Алексей Ледогоров не был солдафоном с мозгами, вытесанными каменным топором. Как раз солдафоны-то его и недолюбливали – считали гнилым интеллигентом и вообще «сильно умным». Ибо в активе у Весёлого Роджера имелись два высших образования плюс свободное владение английским, испанским, суахили и пушту.
Плюнув в корзину и тем выплеснув ненужные эмоции, подполковник снова сделался невозмутим, как Будда в благоуханном цветке лотоса. И продолжил разгадывать шараду: с какой такой радости к нему вдруг выплыл пресветлый президентский лик? К чему бы? Да, Лёха: придется почесать извилины!
Но «почесать извилины» ему не дали. Повелительно прозвенел телефон, и голос, исполненный значительности, оповестил из трубки:
– Товарищ подполковник, это приемная директора. Вас срочно вызывает Виктор Павлович.
Чудны дела твои, Господи! С каких это пор Главный Шеф напрямую приглашает к себе недостойного опера, хотя бы – и «важняка»? На всякий случай подполковник уточнил:
– Документы какие-нибудь захватить с собой?
– Насчёт документов распоряжения не было. Давайте быстрее, директор ждет!
…Главный Шеф был суров и напряжён. Немногословно изложив экспозицию насчёт ультиматума президенту, протянул тощенькую папку:
– Вот вам исходные данные. Продумайте версии и набросайте план действий. Работать будете в автономном режиме. Свои соображения сегодня же доложите мне. А после моего утверждения – лично президенту страны. Выезжаем в Кремль… – директор бросил взгляд на электронный таймер, – через два-тридцать восемь. В 18.00 прошу быть у меня в приёмной.
«Вот откуда выплыл портретик тот цветной! – размышлял старший оперуполномоченный, возвращаясь к себе бесконечными коридорами Лубянки. – Да уж: тут все Рембрандты и прочая мелюзга – брызгайте в стороны перед господином Фатеевым, нашим Большим Папой!»
Нет: Алексей Ледогоров положительно не любил президентов!
Свежая пресса
В Малом выставочном зале Московского манежа открывается экспозиция «Мировые шедевры изобразительного искусства». В числе главных шедевров человеческого гения представлены: «Возвращение блудного сына» Рембрандта X. ван Рейна, «Сикстинская мадонна» Рафаэля Санти и большой фотопортрет Президента Российской Федерации В.Ф. Фатеева работы мастера Х.Х. Волосюка.
Москвичи и гости столицы смогут посетить выставку на протяжении 10 дней, после чего она переедет на невские берега.
«Вечерняя Москва»
Глава 9
БИЗНЕС «ТОР SECRET»
(Санкт-Петербург, 1998 год)
Вадика Славкина Глеб не то что бы презирал, а просто не считал за человека. Бабник и пустобрёх, Вадик был младшим научным сотрудником по должности и разгильдяем по призванию. Несмотря на наличие папочки – замдиректора по административно-хозяйственной части, он так и не смог слепить маломальское подобие кандидатской диссертации и всё бегал в мэнээсах. Впрочем, ученые степени и прочая мура волновали Вадика куда меньше, нежели пухлая попка папиной секретарши Веронички или очередной пикничок-шашлычок.
С этим жирным слизняком Глеб не якшался. И был немало удивлен, когда тот, колыхая всеми тремя подбородками, в коридоре окликнул:
– Платонов, погоди! Дело есть!
– У тебя – дело? – Глеб надменно поднял смоляные брови. – Ко мне?
– К тебе, к тебе! – заверил жирняга. – Слушай сюда! Я тут намедни в одной компашке релаксировал и там познакомился с классным мэном. Фирмач, штатник. Не первой, прямо скажем, молодости, но нам с тобой ещё фору даст. Бронтозавр! Умница! Плейбой! За столом всех перепил, потом затеял бороться на руках– так никто против него и полминуты не продержался!
А уехал под ручку с двумя телками, которые ему в дочки годятся, – завистливо вздохнул младший научный сотрудник.
(Надо признаться, что Славкин несколько покривил душой. Со «штатником» его познакомила вездесущая секретарша Вероничка, а потом уж тщеславный Вадик сам затащил нового знакомца в тёплую компанию – блеснуть перед бомондом своими заокеанскими связями.)
– Это ты, Славкин, чего-то напутал! – усмехнулся Глеб. – Бронтозавр не может быть умницей. А умница – бронтозавром.
– Да накласть! – отмахнулся легкомысленный Славкин. – Бронтозавр, сперматозавр, – какая разница? Главное – этот самый мэн (Диком его зовут) жаждет с тобой потолковать.
– Однако! – изумился Платонов-младший. – Интересно: от какой это болтливой задницы твой классный мэн узнал о моей скромной персоне?
– Да от меня, откуда ещё! – проигнорировав «болтливую задницу», тряхнул желейными подбородками Вадик. – Не боись: ихние ЦРУ с ФБР на тебя ещё досье не завели – хоть ты у нас и такой подающий надежды!
– Ну? А ты какого дьявола про меня натрепался? – недобро повел челюстью Платонов.
– А ты что у нас, – огрызнулся Славкин, – особо засекреченный?
Но, наткнувшись на взгляд собеседника, сменил тон:
– В общем, дело твоё. Но имей в виду – мэн серьёзный. Давай встретимся, потолкуем. А чего ты, Платонов, теряешь? Послать его на родной Потомак всегда успеешь!
Глеб задумался. Действительно: он тут ровным счетом ничего не терял. Ну а прояснить причину интереса со стороны заокеанского фирмача – все-ж-таки любопытственно!
– Да! А на каковском мы с ним тарабанить-то будем? Я ж по-английски не шибко спикаю…
– Зато он по-русски – очень даже шибко! Так что твоё спиканье убогое ему и на фиг не нужно! – заверил Вадик.
Платонов-младший решительно кивнул черноволосой головой:
