скачать книгу бесплатно
– Выбирай – ночевать здесь, или посреди дороги, – предложил Смирнов. – Посмотри, какая метель. Мы не проедем. У нас не джип, а обыкновенная легковушка. Она сюда еле добралась, и то потому, что дорогу успели укатать!
Ночевка в доме, даже таком, как этот, показалась Еве предпочтительнее, нежели необходимость дожидаться утра в застрявшей в снегу машине. Она спустилась в «каминный зал», а Смирнов отправился во двор разгребать снег, открывать гараж.
Когда он закончил, совсем стемнело. Безлунная снежная мгла поглотила все вокруг. Через пару часов метель зализала следы пребывания здесь людей и автомобиля.
Костров. Год назад
Зорина хлопотала на кухне, болтая с Ольгой Вершининой.
– Хорошо, что вы пришли первой, – лицемерно улыбалась Тамара Ивановна. – Мы с вами сейчас стол накроем. Поможете?
– Конечно, – смутилась Вершинина.
Она чувствовала себя напряженно, не понимая причины. Громкий стук в дверь помешал ей отнести в гостиную стопку тарелок, приготовленных Тамарой Ивановной.
– Пойду, открою, – пробормотала Ольга, почему-то ощущая в груди неприятный холодок.
Чужие замки не хотели слушаться, и ей пришлось повозиться. Через порог, весь в снегу, шагнул Сергей.
– Ты?!
– Я. А что тебя удивляет? – спросил он, отряхиваясь. – Не ожидала?
– Проходи в гостиную, – отвела глаза Вершинина.
То, что Зорина пригласила в гости ее двоюродного брата и Машу, сразу ей не понравилось. Был в этом какой-то подвох, недобрый умысел. Маша наверняка придет не одна, и… Ольге не хотелось представлять дальнейшее развитие событий.
Герц и майор Морозов явились одновременно. Ольге пришлось занимать мужчин разговорами. Беседа не клеилась. Гости были мало знакомы друг с другом, присматривались, вели себя скованно. Зорина же, как назло, возилась в кухне, гремела посудой и не торопилась развлекать приглашенных.
Борис Миронович поглядывал на часы, недоумевая, зачем он здесь. Никак бес попутал. Дома – жена с детишками, горячий ужин, мягкое кресло, телевизор… Может, извиниться и уйти? Тогда не стоило и приходить. Глупо все вышло.
Морозов украдкой следил за Ольгой, пытался угадать, чем она озабочена. Он намеревался намекнуть ей на свои чувства, но понимал, что на трезвую голову вряд ли решится. Хорошо бы выпить, и побольше. Майор захватил с собой две бутылки коньяка в надежде воспользоваться случаем и объясниться с молодой учительницей. Он был уверен в ее благосклонности. Для Кострова такой мужчина, как Морозов, – завидная партия: за него любая пойдет.
Сергей Вершинин ждал Машу. Ему редко удавалось бывать в ее обществе – служба не оставляла ему свободного времени, так что сегодняшняя вечеринка обещала доставить незабываемые впечатления. Встретив Марию Симанскую, Сергей ощутил лихорадочное волнение, которое всколыхнуло его всего, до самых недоступных сердечных глубин, отозвавшихся на появление этой женщины. Он и не подозревал в себе такой страстной силы, такого жгучего желания. Вершинин сделал то, чего никогда раньше не делал, – написал ей письмо с признанием в любви, вечной и единственной, в духе средневековой рыцарской лирики. Сгорая от стыда за свою сентиментальность, рьяным противником которой он был до сей поры, Вершинин через сестру передал Маше письмо. Она приняла признание, не высмеяла его, не отвергла. В ее глазах, когда она смотрела на Сергея, появились проблески интереса. Эта ничтожная толика ее внимания вознесла молодого офицера на небеса, привела его в восторженно-трепетное состояние, к готовности на безрассудства, на подвиги и жертвы, которых никто от него не требовал. К сожалению.
Ольга с ужасом наблюдала за этим его рывком в неведомое, молчала. У нее просто язык не поворачивался сказать Сергею, что он далеко не одинок в своих стремлениях, и что Маша, кажется, почти сделала свой выбор в пользу Руслана Талеева. Светски любезный, с манерами, отполированными петербургским обществом, интеллектуал, ученый, зрелый мужчина, который знает, чего хочет, Талеев по всем статьям выигрывал у Вершинина. Даже по возрасту. Сергей мог превзойти его только в одном – чистоте и накале молодых, нерастраченных, не тронутых никакими корыстными или житейскими расчетами чувств.
Зорина между тем накрыла стол, поставила самовар и теперь прислушивалась, не стучат ли в дверь. Вьюга свирепствовала нешуточная, мороз крепчал. Слышно было, как стонет, сгибаясь, старый тополь у крыльца. Как ни была насторожена Тамара Ивановна, приход запоздавших гостей застал ее врасплох. Обмирая от тревожного, болезненного любопытства, она впустила в дом долгожданную троицу – Чернышева, Талеева и Марию Варламовну. Сразу стало шумно, тесно от суеты, разговоров, смеха и приветствий. Мужчины наперебой кинулись снимать с Машеньки отяжелевшую от снега шубку, меховые сапожки, состязаясь в галантной предупредительности. Зорину передернуло, но она нацепила на лицо маску радушной хозяйки, рассыпалась в шутках и комплиментах.
Заскучавшие было Герц и Вершинин оживились, когда румяная от ледяного ветра, сдержанно улыбаясь, в светлую, жарко натопленную гостиную вошла Мария Варламовна. Мужчины невольно привстали; Морозов и Ольга о чем-то шептались в углу у печки, но как по команде подняли головы.
– Явление Христа народу! – ядовито прошипела сквозь зубы Тамара Ивановна, благо, на нее никто не смотрел.
Вслед за Симанской и хозяйкой вошли Андрей Чернышев в летной форме и Руслан Талеев в безукоризненно сидящем на его крепкой фигуре элегантном костюме.
Ольга украдкой бросила встревоженный взгляд на Сергея и по его мгновенной бледности, по сжатым губам поняла, что он безошибочно угадал в Чернышеве и Талееве соперников.
– Что-то будет? – прошептала она.
Начали шумно, весело усаживаться за стол. Борис Герц напрочь забыл о домашнем ужине, о своей Софе и пухленьких малютках-дочках, пожирая глазами бывшую одноклассницу Машу, которая расцвела и еще похорошела, хотя казалось, что подобное просто невозможно. «И ведь она даже не красива в общепринятом смысле этого слова! – в смятении подумал Борис Миронович, ощущая себя прежним робким, стеснительным мальчиком на школьном вечере, где блистает его звезда. – У нее нет тонкой талии, длиннющих ног, ее ключицы не торчат, груди не выдаются вперед, как два футбольных мяча, а губы не напоминают обильно смазанные помадой вареники». Герцу пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести глаза от мягких завитков на висках Маши Симанской, которая успела из юной девушки превратиться в созревшую женщину. А он, новоявленный буржуа, занятый с утра до вечера своим бизнесом, этого не заметил! Может быть, сегодня он наконец осуществит давнюю, заветную мечту – пригласит Машу на танец, ощутит, каково это – прикоснуться к ее теплым плечам, оказаться близко… близко к ее телу, услышать ее дыхание…
Герц покрылся потом под дорогой фирменной рубашкой и поспешно опустил голову. Если таково начало, то что же последует за ним? Хвала Всевышнему, стол ломится от спиртного и закуски – можно будет выпить и немного расслабиться. Борис Миронович, обычно прижимистый, на сей раз не поскупился, захватил с собой полную корзину бутылок с дорогими напитками и деликатесами. Он не мог позволить себе ударить в грязь лицом перед Машей. Остальные гости, как и хозяйка дома, его не интересовали. Он пришел сюда, влекомый загадочным, непостижимым зовом своей рациональной, сухой души торговца, дельца до мозга костей, – и не пожалел. Есть в жизни вещи, которые не купишь… есть, оказывается, и в его сердце струнки, готовые петь любовные серенады. Это прекрасно!
Андрей Чернышев призвал всю силу воли, дабы сохранять беззаботный, разудалый вид этакого гуляки, кутилы-гусара, которому все нипочем. Он бросал полные страсти взгляды на Ольгу и Зорину, избегая лишь Марии Варламовны, Маши… ради которой он рвался в захудалый Костров, жертвуя военной карьерой, продвижением и должностью. А она зря времени не теряла, обросла ухажерами, как праздничная елка – пряниками и конфетами. Вон, молодой Вершинин млеет от щенячьего восторга, сидя напротив и глазея в вырез ее платья. Так бы и свернул ему нахальную башку! Впрочем, этот безусый юнец Чернышеву не помеха. Куда опаснее второй – самоуверенный, расфуфыренный питерский хлыщ, который прилип к Машеньке, как пластырь. Правду говорили знакомые офицеры, что госпожа Симанская собирается замуж, а он, дурак, не верил! Вот, представился случай самому убедиться. И уж чувствует себя у Симанских как дома приезжий жених – с мамашей на короткой ноге: подлизывается к будущей теще. Что с этим делать? Не стреляться же с ним, в самом деле? «А почему бы и нет?» – мелькнула шальная мысль, вспыхнула… и пропала.
Чернышев скрипнул зубами, заметив, как Руслан наливает Маше в бокал вино, шепчет что-то ей на ушко. Проклятие! Майор выпил водки, не дожидаясь тоста, налил себе еще и вновь быстро выпил. Легче не стало.
Мария Варламовна же как будто не замечала ничего – пила, ела, улыбалась. Она не ощущала себя мишенью, яблоком раздора, точкой столкновения мужских амбиций, тяжелых, хмельных страстей. За столом, несмотря на скрытое кипение чувств, велся вполне мирный, внешне весело-оживленный разговор. Разве что пили много и как-то отчаянно.
– Прошу внимания, господа! – тоном великосветской дамы воскликнула Тамара Ивановна. – У нас сегодня будут фанты! А после… сюрприз!
Все смолкли, повернулись в ее сторону.
– Предлагаю потанцевать! – осмелев от нескольких рюмок коньяка, предложил Борис Герц.
Его слова потонули в хоре голосов, требующих собирать вещи-фанты, по которым будут назначаться задания. Ольга Вершинина принесла высокую вазу с широким горлышком и обошла с нею гостей. Каждый положил туда какую-нибудь мелкую вещицу. Мария Варламовна опустила в вазу перстень с александритом.
Зорина потирала руки – пока все шло так, как она задумала.
Глава 7
Подмосковье. Марфино
Ева сидела на диване, поджав ноги, грелась у огня. Березовые поленья уютно потрескивали, от камина шел жар.
– Все! – сказал Смирнов, обнимая ее за плечи. – Машина в гараже, ворота я закрыл. Воду включил. Через пару часов бойлер нагреется, если электричество не вырубят. Пойду поищу съестные припасы Синей Бороды.
– Я видела в кухонном шкафчике какие-то консервы, – вспомнила Ева. – И чайник поставь, пожалуйста.
Когда выяснилось, что в доме будет вода, она повеселела. Камин можно жечь хоть всю ночь, дров хватит. Смерть от голода им тоже не грозит. Вот только тени убиенных жен… Мысли о присутствии в доме бесплотных духов, не упокоившихся с миром, внушали Еве некоторые опасения.
– Сама придумала ужастик, теперь сама же и боюсь, – прошептала она, укутываясь в плед. – Ничего, выпью перед сном пятьдесят граммов коньяка, и все страхи как рукой снимет.
Всеслав нашел на кухне банку ветчины, сардины в масле, маринованные огурцы, несколько пачек сухого печенья, абрикосовый джем, растворимый кофе и компот из ананасов. Этого им с Евой хватит и на ужин, и на завтрак.
Он сложил еду на поднос, принес в «каминный зал».
– А кофе? – спросила Ева.
– Сейчас сделаю.
Она жевала без аппетита, хотя с утра ничего в рот не брала. Предстоящая ночь в этом доме пугала ее. Нервы…
– Ты же говорила, что проголодалась, – улыбнулся Славка. – А сама ничего не ешь.
– Я боюсь, – буркнула Ева, с трудом проглотив кусочек ветчины. – Мне лучше было остаться дома. Не люблю чужого жилья.
– Здесь нет никого, кроме нас. Я обошел оба этажа, заглянул в каждый уголок.
– А подвал?
Сыщик с завидным спокойствием поглощал сардины, рядком укладывая их на печенье, и запивал горячим кофе.
– Неужели кто-то в такой мороз будет сидеть в подвале? И зачем, скажи на милость? Нас с тобой подкарауливать?
Ева понимала, что он прав, но страх не уходил. Она пила кофе с коньяком, стараясь не думать о темноте и тишине, которые скоро наполнят дом. В этой темноте…
– Спать будем здесь, – прервал ее воображаемые ужасы Смирнов. – У огня.
Он придвинул один из диванов поближе к камину, принес подушки и плед. Метель не унималась. Слышно было, как дует за окнами ветер.
– Бойлер нагрелся? – спросила Ева.
– Наверное, нет. Придется подождать.
Светильник под потолком несколько раз мигнул.
– Снег может повредить провода, – сказал Всеслав, поднимая голову. – Ничего страшного. В бойлере полно воды, запас свеч приличный. Не пропадем.
Не успел он закончить фразу, как свет еще раз мигнул и погас.
– А-а-а! – завопила Ева, натягивая на голову плед. – Я так и знала!
Огонь в камине бросал на стены неровные багровые отблески, углы «зала» тонули во тьме. Смирнов подложил еще дров, опустил жалюзи на окнах, задернул тяжелые шторы, улегся рядом с Евой, обнял ее.
– Ты закрыл входную дверь? – испуганно прошептала она.
– Конечно, закрыл. Спи…
Ева затихла, прислушиваясь. За стенами дома бушевала вьюга, огонь с треском пожирал дрова. Всеслав сразу уснул, его ровное дыхание успокаивало Еву. Мало-помалу она задремала…
Посреди ночи она вдруг открыла глаза, ей захотелось пить. В чайнике оставалось немного воды, но надо было идти в кухню. Стараясь не разбудить Славку, Ева выскользнула из-под пледа, зажгла свечу и… Наверху, на втором этаже, раздался шорох, будто кто-то волочил по полу подол длинного платья. Скрипнули ступеньки лестницы… Ни жива, ни мертва, Ева потушила огонек свечи, вышла в холл и замерла. По лестнице спускалась женщина в старинном наряде, ее длинные волосы развевались, руки были вытянуты вперед, а на груди зияла открытая рана… кровь струйкой стекала по подолу, ее черные капли оставляли на лестнице кровавый след…
«Я же не кошка и не могу видеть в темноте», – подумала Ева.
Она хотела закричать, но горло свела судорога, а ноги приросли к полу.
– Ева! Ева! – Кто-то тряс ее за плечо. – Что с тобой? Проснись…
Жуткое видение сменилось лицом Славки, склоненным над ней. Ева вытаращила на него глаза, не в силах вымолвить ни слова.
– Ты громко стонала во сне, – сказал он. – Ночной кошмар? Выпей воды.
Она отодвинула его руку со стаканом, прошептала онемевшими губами:
– Я видела ее… жену Синей Бороды. Там, на лестнице…
– Кого? Где?
Ева медленно приходила в себя. Она лежала на диване, Славка сидел рядом, держал ее за руку; камин слабо горел, на каминной полке стоял подсвечник с зажженной свечой. Ей что, все приснилось? Господи…
– Мне приснилось… я видела мертвую женщину, она шла по лестнице, а за ней тянулся кровавый след… Что это? – Ева приподнялась, впилась пальцами в Славкину ладонь. – Слышишь? Тс-с-ссс…
Он хотел что-то ответить, но Ева прижала к его губам влажные от страха пальцы.
– Тихо…
В наступившей тишине отчетливо раздался какой-то скрежет, приглушенный шум и шаги. Сыщик вскочил, задул свечу.
– Сиди здесь и не двигайся, – прошептал он, набрасывая на Еву плед. – Даже не дыши!
Он бесшумно скользнул к двери, выглянул в холл. Кромешная тьма стояла в доме, но в ее непроглядном мраке явственно ощущалось чье-то присутствие. Смирнов прикрыл за собой дверь «каминного зала», где осталась Ева, двинулся вперед и прижался к стене холла. Холод пробрал его до костей. Однако ветер на улице, кажется, начал стихать – во всяком случае он уже не ударял порывами в стекла окон. В наступившей тишине послышались крадущиеся шаги.
Сыщик не ожидал встретить окровавленную тень мертвой женщины. В отличие от Евы, он сразу понял, что кто-то проник в дом и этот кто-то – отнюдь не бесплотен. Глаза плохо привыкали к темноте, вернее, густой мрак ничто не рассеивало. В холл выходило несколько дверей. Смирнов определил, откуда раздается шум, и затаился. Неизвестный, кто бы он ни был и с какой бы целью ни забрался в дом, не станет сидеть в темноте.
Через минуту под одной из дверей появилась слабая полоска света. Ночной гость воспользовался фонарем. «Интересно, что ему здесь нужно? – подумал Всеслав. – Грабитель? В такую погоду даже воры не выходят на свой промысел. Убийца? Но откуда бы ему знать, что в доме кто-то есть? Одинокий бродяга, замерзший и желающий отогреться? Непохоже…»
– Почему я решил, что он один? – спросил себя сыщик. И тут же подтвердил: – Один. Чутье меня еще не подводило.
Неизвестный не таился. Подсвечивая себе фонарем, он вышел из комнаты – высокий, крепкий, в теплом спортивном костюме. Низко надвинутый капюшон закрывал его лицо. Всеслав не стал ждать, пока гость поравняется с ним, – метнулся вперед, используя фактор внезапности, нанес молниеносный удар… У ночного гостя оказалась отличная реакция: он успел отклониться, и удар прошел по касательной, не сбив его с ног, а только отбросив назад и в сторону. Что-то повалилось, загремело в темноте. Фонарь злоумышленника погас, а сам он со всех ног бросился обратно в комнату, из которой вышел. Что-то щелкнуло, хлопнуло, и несущемуся следом Смирнову бросило в лицо снегом из открытого окна. Перемахнув через подоконник, сыщик спрыгнул в наметенный у стены сугроб. Бежать по глубокому снегу было неудобно. Метель хоть и утихла, но не прекратилась, в глаза летели колкие снежинки, слепили.
Видимо, за забором стояла машина с выключенными фарами, поджидающая ночного гостя. Мотор взревел, и автомобиль мигнул Смирнову красными огоньками на прощание, растворяясь в снежной круговерти. Нечего было и думать догонять его.
– Если это не армейский вездеход, то джип, – пробормотал сыщик, перелезая через забор обратно во двор.
Кто бы ни был неизвестный, он находится в прекрасной физической форме, имеет боевые навыки и… чертовски похож на Тараса Михалина! Спортивная фигура, рост… Неужели это был он?
У дверей дома Всеслав вспомнил, что в спешке не захватил с собой ключи. Пришлось лезть через окно. То самое окно, где стояла решетка «с секретом», о которой говорил Михалин. Оказавшись в комнате, Смирнов отряхнулся от снега, поставил на место решетку, закрыл раму и задумался. Происшествие не укладывалось в голове. Что за странный визит? Что и кому могло понадобиться здесь?
– Ева! – крикнул он. – Не бойся. Все кончено! Я уже иду.
Он вернулся в «каминный зал», где сама не своя от страха сидела Ева, зажег свечи.
– Кто-то проник в дом, – объяснил он, подбрасывая в огонь березовые поленья. – Я не сумел его задержать.
Зубы Евы стучали о край стакана, когда она пыталась выпить глоток водки. Известие о том, что по комнатам бродила не покойная дама с кровоточащей раной в груди, немного успокоило ее. Живой злоумышленник не так страшен.
– А ч-что ему было нужно? – спросила она.
– Он мне не сказал, – улыбнулся Смирнов. – Выскочил в окно, перелез через забор, прыгнул в машину и… поминай, как звали.
– Вы подрались?
– Это громко сказано. Столкнулись друг с другом в темноте. – Всеслав встал и взял в руки подсвечник. – Пойду, посмотрю, что там в холле упало.
– Я с тобой! – испуганно воскликнула Ева.
Они вышли в холл. На полу валялась кованая вешалка для одежды, украшенная острыми металлическими завитками. Сыщик поднял ее. Чертыхнувшись, посветил на свою ладонь.
