Исповедь мага. Роман в четырех частях

Но по статистике, которую я вывел для себя, чаще звучал ответ, что отражённый в зеркале суженый не нравится.

Понять их можно, почти каждая мечтает выйти замуж за принца, а тут перед ней обычный парень, может быть надоедливый сосед или одноклассник. Бывали случаи, когда в зеркале видели двоих или троих, и все трое не нравились.

А одна девушка вместо суженого увидела корону и, уходя со сцены, расплакалась. Я и сам тогда не знал, что этот знак означает, но всё таки попытался остановить её и попробовать успокоить:

Всё будет как нельзя лучше, наверняка выйдешь замуж за президента. Вот только сейчас никто не знает, кто им будет, а тебе уже предназначено быть первой леди, – и, осушив её слёзы этими словами, отпустил на своё место.

Года три для меня самого это было загадкой. Но как-то после концерта в доме отдыха ко мне, раздававшему автографы, подошла милая дама и, протянув какую-то книжечку, произнесла:

– Подпишите, пожалуйста, жене президента.

Уже и не помню, что я тогда в книжке накуролесил, но она рассмеялась:

– Вы меня не узнали? Я была на вашем концерте и увидела в зеркальце корону. Вы меня тогда заверили, что выйду замуж за президента. И я вышла, с двадцати раз не угадаете за кого.

– Да как-то я вас сразу не узнал, очень уж похорошели. Не томите, скажите, кто же этот счастливчик?

– Вор в законе, – глубоко вздохнув, словно выплюнула из себя.

Я тогда обомлел, вот это да! Действительное двадцати раз не угадал бы. Больше с ней мы никогда не виделись.

А однажды ко мне подошли две симпатичные студентки и сделали мне заманчивое предложение – провести с ними ночь.

– Девоньки, я мечтаю об этом, – завёлся я с полоборота.

– Вы только поймите нас правильно, в комнате, в которой мы живём, поселился барабашка, в общем-то он нам не мешает, и мы решили установить с ним контакт, и ничего другого, как сеанс спиритизма, мы не придумали. Изготовили бумажный круг с алфавитом и цифрами, приделали к нитке маятник, вызвали его и стали общаться, но на наши вопросы он всё время отвечал невпопад.

– Вот вы, как настоящий медиум, не могли бы нам помочь наладить с ним нормальную связь?

– Думая, что девчонки меня разыгрывают, но всё равно мне с ними будет интересно, я дал на это добро.

– Оставляйте адресок, сегодня же буду. Что мы будем пить? – осведомился я.

– Вы – что угодно, но мы только кофе.

– Значит, приду с конфетами, – пообещал им.

Вот так в назначенном месте, в назначенный час я с коробкой зефира в шоколаде и бутылкой шампанского позвонил в дверь. Девушки обрадовались моему визиту, пригласили войти. Ольга и Вика одеты были просто, по-домашнему, и попросили чувствовать себя свободно, как у себя дома.

Увидев у меня шампанское, Вика спросила:

– А не помешает алкоголь спиритическому сеансу?

– Тут уж я окончательно убедился, что оргий не будет.

С видом маститого медиума ответил:

– Когда я подшофе, со мной на контакт выходят даже инопланетянки.

Девушки расставили на столе стаканы, и под журчание разливаемого шампанского я попросил их со всеми подробностями рассказать о происходящем.

Вот уже около года полтергейст появлялся в их квар тире, обычно ночью. Видеть его им не довелось, а вот деяния его были налицо: он разливал воду по комнате, расчёсывал им волосы, сбрасывал пишущие ручки со стола, после каких-нибудь пирушек разбивал фужеры.

– Сами видите, шампанское пьём из стаканов.

Но если с ним начинали говорить ласково, оставляли конфетку на кухне в углу, он не давал знать о себе долгое время.

Затем они сообразили использовать его в предвидении и гаданиях и соорудили спиритический круг.

В своих вопросах девчонки выбирали разные темы.

Вот, например, Ольга задала вопрос о том, как пройдёт завтра её свидание. Маятник начал раскачиваться и указывать на буквы алфавита: «Заметит только чёрная кошка». На вопрос Вики, как она сдаст первый семестр, ответ был неожиданно оскорбительным: «Была дурой, дурой и останешься». «Когда приедет мама?» – «Глазом не моргнёшь – сама мамой станешь».

Ну, в общем, чепуха всякая, но им кажется, он знает всё, только вот не хочет говорить. Моей задачей было выжать из него чистую правду. Не долго я над этим размышлял и придумал, как это сделать.

Надо нам его напугать, сказать ему, что приведём в квартиру другого барабашку, который хоть и злой: но говорит всегда как оно есть.

Мою идею девчонки поддержали. Где-то после двенадцати, убрав всё лишнее со стола, мы разложили спиритический инструмент.

Я поднял руки над маятником и произнёс:

– Согласен ли ты говорить с нами?

Давай, побазарим.

– Я хочу из деревни привезти сюда очень сварливого барабашку, он, по-моему, болен и стонет по ночам, поухаживаешь за ним немного. Что ты на это скажешь?

– Ни в коем разе.

– Тогда не груби девочкам и выкладывай всё начистоту.

Ольга спросила:

– Встречаться ли мне с Борисом?

– Нет. Любовь сама к тебе придёт в конце лета.

Потом вопрос задала Вика:

– Как зовут моего будущего мужа?

– Эрлих.

Тут и я не удержался от вопроса:

– Как сделать новую программу, которой удивил бы всех?

Маятник долго висел без движения, словно не хотел со мной общаться, затем медленно начал раскачиваться, указывая на буквы. Я стал записывать их на тетрадном листе: «В ночь на день своего рождения на могиле колдуна соверши клятвенный обряд. Выдерни кол из его сердца и кровью своей окропи отверстие в земле, произнеси при этом клятву отречения».

Записав слова клятвы и свернув листок вчетверо, спрятал его в карман. У Вики с Олей округлились глаза, девчонки явно были напуганы:

– Что это за могила? – спросила кто-то из них. – Вы знаете, это как-то не по-христиански.

– Девочки, – оборвал их я, – заниматься спиритизмом – это уже не по-христиански, а что это за могила – представления не имею, и клятва эта какая-то абракадабра. Давайте оставим барабашку в покое, это он от страха намолол нам всякой ерунды. Вот посудите сами, муж у тебя будет Эрлих. Да такого имени нет вообще на свете! А к тебе любовь придёт в конце лета. Вот сиди всё лето и выглядывай её в окно. Видно, нет у вашего барабашки способностей предсказывать, пустобрёх он у вас. Вы мне лучше скажите: где я спать буду?

Мне постелили на диване и выключили свет, но мне было не до сна. Я знал могилу колдуна, и клятва отречения совсем не казалась мне абракадаброй.

Глава 4

Когда мне исполнилось тридцать три, я проанализировал прожитые годы. Очевидно, многие в этом возрасте подводят итоги пройденного этапа. Мой результат был удручающим. Ничего настоящего и полезного не сделал, в своей профессии не достиг высокого уровня, хотя было на кого равняться и от кого получить помощь; семейная жизнь, несмотря на наличие достойных женщин на моём жизненном пути, не сложилась.

Вот тогда-то я и решил не отмечать дни своего рождения. Ну что это за праздник? В прошлом ничего путного, и будущее непонятно какое. Но какими бы ни были мои намерения, родные и близкие каждый год напоминают мне о нём. Приходят с подарками и поздравлениями, посылают телеграммы и открытки, и тогда мне приходится накрывать стол и устраивать пьянку, порой денька на два.

Каждый год приходится дня за три до этого торжества идти на рынок и в гастрономы, составлять меню. Готовлю всё сам, и многие считают, не плохо.

Нынешний день рождения я ждал с нетерпением, но, в отличие от предыдущих лет, не рассматривал прилавки торговых точек и не ломал голову над тем, что лучше: шпиговать баранью ногу или тушить кролика в вине. Мысли мои были направлены в другое русло: в мечтах одной ногой я стоял на могиле колдуна, и с каждым приближающимся днём меня одолевал какой-то непонятный страх. Внутренний голос сдерживал меня: «Подумай как следует, есть ещё время, сходи в церковь, причастись». Тут же другой голос изнутри призывал: «Решил идти – будь мужчиной, иди и ничего не бойся. Это твой шанс, всё изменишь в жизни, даже не сомневайся».

Между этими двумя голосами был я, сделавший для себя выбор: лучшим подарком будет ночь накануне дня рождения, свершение акта вандализма. И без календаря мне было известно, что день моего рождения четырнадцатого в субботу, стало быть, на кладбище – в пятницу тринадцатого. Чертовщина самая настоящая.

Наступила злополучная пятница. Заклинание я вызубрил наизусть, приготовил перочинный нож, но затем решил сменить его на лезвие бритвы, сунув его вместе с пакетиком лейкопластыря в брючный карман. С самого утра ходил из угла в угол – ну когда, наконец, наступит этот вечер? Тот день показался мне вечностью, стрелки на часах словно примёрзли к циферблату.

Едва стало смеркаться, я вышел на дорогу, остановить такси. Долго ждать не пришлось. Заскрипели тормоза автомобиля.

– Садись, тебе куда?

– Мне бы на кладбище, братан.

– Не шутишь? В столь поздний час там, наверное, уже все разошлись.

Да мне бы туда и обратно, подождёшь минут десять у ворот? – умоляюще попросил я его.

А ты знаешь, сколько будет стоить такой вояж? – и назвал умопомрачительную цену. – И деньги вперёд.

«Да, пожалуй, торг здесь неуместен», – подумал я.

– Вряд ли кто ещё из водителей согласится на такой рейс в такое время.

Мы ехали молча, водитель искоса рассматривал меня, всё сопел и вздыхал.

– А что так поздно? – в голосе его прослушивалась дрожь.

– Да ты не бойся, я только фотоаппарат заберу, убирал сегодня могилу, а фотоаппарат повесил на оградку и только дома спохватился, что забыл его там, а камера дорогая, импортная. Если хочешь – вместе пойдём заберём.

– Нет-нет, мне машину бросать нельзя, – отмахнулся он от меня.

– Ну ладно, не хочешь – не надо, только не вздумай меня бросить, дождись обязательно.

Мы подъехали к маленьким воротам кладбища, и я направился по дорожке, но решительности моей хватило лишь до ворот. Стоило мне оказаться за кладбищенским забором, ноги стали словно ватными.

Здесь и днём-то темно из-за высоких деревьев и густых кустарников, а в это время и подавно. С трудом различая оградки, шёл почти на ощупь, пожалев, что не взял фонарик. Может быть вернуться? А на следующий год прийти сюда с фонарём.

Нет, такую трусость я себе не простил бы, решил идти – значит, пойду. Вокруг тишина, слышу, как сердце в груди стучит; если бы меня в тот момент кто-нибудь окликнул, оно бы разорвалось.

Вот она, оградка. Я открыл калитку…

Взгляд сразу же выхватил кол. Взявшись за него обеими руками, стал раскачивать и, когда он стал двигаться свободно, крепко прижал его к себе и потянул вверх; он поддался легко. Вынимал я его осторожно, чтобы комьями земли не засыпать случайно отверстие. Так же аккуратно уложил его вдоль оградки. Запахло гнилью и сыростью. Ну вот, половина дела сделана. Теперь на очереди колдовской обряд. Руки были грязными, но о какой-либо дезинфекции я не помышлял. Раскрыв конвертик с лезвием и занеся палец левой руки над образовавшимся отверстием, чиркнул по нему бритвой. Рана получилась глубокой, кровь просто струйкой полилась в эту дыру, а я громко вслух начал читать клятву отречения. В теле появилась слабость, закружилась голова, и земля стала уходить из-под моих ног…

Сознание ко мне вернулось только под утро. Я лежал на могильном холмике вверх коленями, палец уже не кровоточил, руки, лицо и уши искусаны комарами, и какой-то зуд в спине между лопаток. Усевшись на скамеечке, обмотал палец лейкопластырем и вернул кол на прежнее место. Еле переставляя ноги, двинулся к выходу. Силы совсем иссякли, ощущение было таким, будто тело стало пустым и вся энергия из меня ушла, – как бы до остановки не пришлось передвигаться на четвереньках. Что таксист меня ждёт, я даже не надеялся. Каково же было моё удивление, когда на дороге увидел своё такси припаркованным на прежнем месте. Плюхнувшись на переднее сидение, не дожидаясь вопроса, говорю водителю:

– Не нашёл аппарат, видно, кто-то меня опередил.

– Неужто шесть часов искал? Я думал, вообще не придёшь, провалился куда-нибудь.

– Ну вот видишь – пришёл же, давай, трогай.

– Чего трогать, аккумулятор сдох. Ты думаешь, стал бы я тебя ждать столько времени? Не заводится, буксир нужен. гляди.

Он повернул ключ зажигания, и машина, даже не чихнув, сразу завелась. Таксист даже приподнялся.

– Надо же, чепуха какая-то, лампочки не горели, хотел аварийную вызвать, рация не включалась, а тут сразу с пол-оборота завелась, как будто ничего и не было.

Переведя взгляд в мою сторону, он выпучил глаза, отодвинулся к своей дверце и боком прижался к ней. Машина рванулась с места. Всю дорогу он сидел как ошпаренный, иногда крестясь, не проронив больше ни единого слова. А мне было не до него, я жутко хотел есть и думал о колбасе, которая лежала у меня дома в холодильнике. Кроме того, я ощущал себя героем-победителем, хотя и немного посмеивался над собой: наверняка всё это ерунда. Ну, поживём – увидим.

Глава 5

Вечером, укладываясь спать, я вновь ощутил зуд между лопаток и какую-то тяжесть в спине. Этот зуд и тяжесть последние три дня не оставляли меня, а в этот вечер как-то особенно. Я завернул левую руку за спину и на сей раз легко дотронулся до шишки. Стало ясно – она увеличилась. «Чего ещё ждать? – подумалось мне. Пора показаться врачу. Горба мне ещё не хватало». – И с гнусным настроением, улёгся на бок.

Деревянный щит на кровати служил мне матрасом, это, по моему убеждению, профилактика сутулости и остеохондроза. Уже несколько лет этот щит был моим ложем, и я уютно чувствовал себя на нём. Но вот сейчас не очень-то удобно лежалось на спине, поэтому приходилось крутиться с боку на бок, сна совершенно не было. Немного приподнявшись, я потянулся за книгой, и как-то легко, ни на что не опираясь, моё тело оторвалось от постели и свободно повисло над полом на уровне стула. Тело моё распрямилось, я развёл ноги примерно на ширину плеч и оказался над шкафом – необыкновенное чувство лёгкости во всём теле.

Облетев по кругу тесную комнату, направил взгляд на окно и сразу оказался у штор, раздвинув их, с остервенением стал дёргать ручку фрамуги, и она поддалась. Если бы этого не произошло, я, наверное, разбил бы стёкла вдребезги. Окно раскрыто: вперёд – и в небо. «Свобода!» – хотелось кричать мне.

Я над пятиэтажкой, и мне не страшно. Облетев дважды с разной скоростью свой дом, решил больше не кружить, а побывать там, где меня сегодня не ждали, – у одной знакомой, которой обещал заглянуть как-нибудь вечерком. Если лететь по прямой – это будет недалеко, две остановки на электричке, в Академгородке. Представляю её реакцию, если войду к ней через балконную дверь. На всякий случай, чтобы не заблудиться, выбрав в качестве ориентира железную дорогу, направил свой полёт через дачный посёлок и антенное поле в сторону железки. Белый домик станции и железнодорожный переезд были освещены и поэтому хорошо видны. Небо было ясным и звёздным, мачты антенн на поле просматривались отлично. Захотелось пролететь между ними, совершив фигуру высшего пилотажа, что-то вроде мёртвой петли или какой-нибудь восьмёрки. Разведя руки в стороны и повернувшись боком, стал облетать мачту снизу и, словно по спирали, набирать высоту, но на втором круге получил сильный удар по руке, чуть выше локтя. От этого удара я перевернулся в воздухе. Простонав и схватившись за ушибленное место, спикировал столбиком вниз и довольно плавно опустился на траву. На рукаве, на месте ушиба, тёмная полоса.

Что это было? Посмотрев вверх по сторонам, мне стало ясно – ударился об антенную растяжку, но ничего, боль терпимая, пройдёт. Хотя, если скорость была бы повыше и ударился не рукой, а головой, на траве лежал бы мой труп; или если бы это была десятикиловаттная линия электропередач, наверняка сгорел бы в проводах. Впредь буду поосмотрительнее.

Продолжать полёт этим курсом почему-то расхотелось. Вытянув шею и расправив спину, я стал медленно подниматься, вглядываясь в темноту: растяжки неплохо видны. «Где до этого глаза мои были? Совсем нюх отморозил», – выругал я себя и решил полететь над лесом. Дачные домики подо мной быстро закончились, видны только сосны, лесные просеки и старая разваленная деревушка, дорога от которой вела снова в лес.

И вот на дороге, у самой обочины, я разглядел две человеческие фигуры. Любопытство одолело меня: что они могут там делать в такое время и в таком месте? Опущусь-ка я к ним поближе.

В одной из фигур я определил женщину. Она была крупной и головы на две выше своего спутника, а он коренастый и кривоногий, ну, в общем, совсем не пара.

Она стояла ко мне спиной, он же суетился и, постоянно наклоняясь, что-то сооружал из сучьев на дороге.

Спланировав метрах в двадцати от них, с противоположной стороны, и затаившись под кустом, стал разглядывать странную парочку.

Одеты они были необычно. Она, в длинном, до самой земли, платье с капюшоном, которое обтягивало её статную пышногрудую фигуру, одним словом – нимфа, стояла ко мне боком, так, что мне был виден только её затылок, покрытый капюшоном. Её обожатель был в узких коротковатых брюках, облегающий пиджачок на нём был явно маловат, на голове английский котелок, как у Чар ли Чаплина.

Теперь мне стало понятно: он разводил костёр. Огонёк медленно разгорался, и языки пламени неохотно поднимались вверх; когда огонь охватил весь хворост, мне отчётливо стало видно его лицо: если бы не редкие усики – был бы вылитый Черчилль.

Потерев кисти рук и подержав их над костром, он повернулся в мою сторону и окликнул меня сипловатым голосом:

– Сколько ты там в кустах сидеть будешь, давай к нам, у огонька согрейся. Ждём тут тебя еженошно».

Вместо буквы «щ» он произнёс «ш». Мне ничего не оставалось, как выйти из-за укрытия и направиться к костру. Я шёл с таким чувством, будто иду к старым знакомым.

– Доброй ночи, – поприветствовал я их.

– Глядя на твою руку, не скажешь, что эта ночь для тебя была доброй. Где это тебя так зацепило? – усмехнулся Чер чилль.

– Да тут неподалёку о проволоку ударился, – произнёс я, словно оправдываясь.

– Ну ты, брат, тоже мне, Чкалов лётчик-испытатель. Поосторожнее быть надо, здесь всё проводами опутано, нормальному мистификатору полетать негде, разве что только над морем, – иронизируя, как бы с досадой сказал он и начал задавать вопросы:

– Что у нас сегодня в программе?

Мне как-то неловко было признаваться в аморальных намерениях, но всё ж таки я ответил правду:

– В Академгородок собрался, знакомую повидать хотел, да вот на вас чуть было не налетел.

– А как ты хотел показаться ей на глаза? В окно или двери?

– Конечно, в окно, – ляпнул я, не подумав.

– Ты, наверное, хотел, чтобы она обделалась? Тут я пару лопат дерьма ей гарантирую, а потом всю ночь, вместо любви, будешь извиняться и стирать ей трусы, – съехидничал незнакомец. – Пора вершить великие дела.

– Какие ещё дела? У меня своих дел по горло.

Не обращая на мою реплику внимания, он продолжал:

– Отныне твоей миссией будет являться поддержка мистического учения ТАББА НАДА, ты станешь его последователем и сеятелем. Перед тобой откроется занавес параллельного мира, ты увидишь то, что не всякому открывалось при его жизни, хотя очень многие стремились к этому: проходили разными тропами в надежде познать суть бытия, испытать неизведанное, раскрыть магические тайны, найти философский камень, сварить из дерьма золото, стать могущественным властелином. Ради этого шли на всё: мостили себе дорогу обманом, трупами, приносили в жертву жизни людей и животных. Многие стучались в эту дверь, но не для всех она открывалась. Мы открыли её Циолковскому, благодаря нам задолго до Коперника, ещё в шестом веке до новой эры, Заратуштра узнал, что Земля имеет форму шара, а тот, кто серьёзно изучал его труды, открыл квантовую физику. Ты же вышел на рубеж мира призраков, практически не затрачивая на это какой-либо силы. Пронька сделал тебе бесценный подарок, и ты должен это ценить. Вот! – он показал мне увесистую пухлую книгу.

Я даже не понял, откуда она появилась у него в руках.

Книга, судя по всему, очень старая, да и форма у нее была необычная – квадратная.

– Теперь это твоя настольная книга. Читать её будешь ночами в полнолуние. Про своих подруг пока забудь, не растрачивай понапрасну силы.

– То есть как – забудь? – возмутился я. – Себе вон какую отхватил, а я по ночам читать должен? Ну ладно, я согласен без баб, только в полнолуние, а по другим дням мне не хотелось бы лишать себя удовольствия.

– Ты с кем сравниваешь Адан? – одёрнул меня незнакомец. Сразу же после этих слов подруга моего собеседника, как уже выяснилось, имеющая странное имя Адан, повернулась в мою сторону, и я оторопел: передо мной стояла грациозная дама с настоящей лошадиной мордой со звёздочкой во лбу. Она кокетливо улыбнулась мне краешком губ, оголив часть белых лошадиных зубов, кокетливо прикрыла глаза и вновь отвернулась.

– Вот не будешь меня слушать, сделаешь чего не так – со свиным рылом останешься. Так что не забывайся и не зарывайся, что неясно – переспроси.

– А можно у неё спросить? – полюбопытствовал я.

– Она тебе нечего не ответит, где ты слышал, чтобы лошади разговаривали? Держу её при себе так, для утех; она у меня белой горячкой подрабатывает. Сколько алкашей благодаря ей в дурдом попали…

– Так теперь, выходит, ты начальник мой? – с горечью произнёс я.

Незнакомец фыркнул, повернул голову к спутнице:

– Адан, этот Экзюпери догадливый! Слушай меня и запоминай.

Он взял меня под руку и стал водить вокруг костра.

Объяснял он всё доходчиво, каждое его сипловатое слово будто прилипало ко мне, одним словом – настоящий педагог. Оказывается, в полнолуние мне придётся отказаться не только от женщин, но и частично от пищи, то есть соблюдать пост. Признаться, не ожидал, что нечестивцы ведут праведный образ жизни. Слушал я его долго, не перебивая, для себя, конечно, узнал много нового и необычного. Мне было жутко страшно и жутко интересно, и здесь, кажется, я попал не в свои сани. Как только образовалась пауза в нашей беседе, я спросил у него:

– Как мне вас называть? Может, ваше злодейство?

– Или просто Черчилль? Больно уж вы внешне на него похожи.

– Обращайся ко мне на ты, а зовут меня Аббат. На прозвище Черчилль я не обижусь, всё-таки фигура достойная, но не вздумай Адан назвать Маргарет Тэтчер, она за это лягнуть может.

Потом он подал мне книгу. На засаленной кожаной обложке бурыми буквами начертано название ТАББА НАДА.

– Передаю тебе Пронькину эстафету, будь с ней поаккуратнее, никому читать не давай, да и вообще о ней помалкивай. Ты ведь не маленький, чего тебе объяснять. Читать её будешь, как я тебе уже говорил, ночами в полнолуние при зажжённой свече или масляном фитиле, в общем, огонь должен быть живой. Огонь поставишь с правой стороны от себя, а стакан с сырой водой – слева. Прямо перед собой поставишь зеркало, и что бы ни происходило за твоей спиной – не оборачивайся. Смотреть на то, что за тобой, можно только через зеркало. Читать будешь вполголоса до тех пор, пока огонь сам не погаснет. Потом выпьешь всю воду.

– Это чёрная магия? – спросил я.

– Нет, чёрная магия – это книжка для домохозяек и девок-дурёх, которые присушками занимаются и ворожбой. У этой книги аналогов нет, в переводе на понятный тебе язык – «Тебе надо». А тебе именно это надо.

Я держал эту книгу и стоял как вкопанный, не зная, что делать – радоваться или бросить её в костёр и бежать отсюда без оглядки. Только сейчас я серьёзно стал понимать, во что я вляпался. Просто так отсюда не сбежишь. Нужно как-то поделикатнее отказаться от этого подарка.

– Ведь это не правда, – начал выкручиваться я. – Пронькину книгу сестра сожгла.

Черчилль поднял брови.

– Это она так считает, а на самом деле в печи горели Пронькины резиновые сапоги. Книгу вовремя подменили, её нельзя сжечь или украсть, она охраняется надёжными сторожами.

– Знаешь, – снова завёлся я, – на меня все книги, особенно вечером, действуют как снотворное: прочту страницу и засыпаю как убитый.

– С этой книгой не заснёшь, – похлопал меня поплечу Черчилль. – Просто не дадут.

– Да и язык какой-то непонятный, – опять заартачился я.

– Тебе сразу, конечно, не всё будет ясно, да тебе это для начала ни к чему, главное, его понимают те, для кого ты читать будешь, а они уж сами о тебе позаботятся.