Майкины сказки

– Только не таблетку, мне уже совсем хорошо, – уворачивалась от нее Грунька.

– Не спорьте, больная, доктор лучше знает, когда вам будет хорошо, – была неумолимой та.

– Да, да, доктор лучше знает, – поддержала Майку медсестра Мурка.

   Грунька показала предательнице язык и, скривившись, проглотила таблетку-вишню.

– А вы на что жалуетесь? – обратилась Майка к Мурке.

– Я? Я ни на что не жалуюсь, – удивленно ответила Мурка, спокойно лежавшая до этого момента в ромашках, ковром устилавших весь сад, – Я ведь медсестра, доктор.

– Медсестры тоже болеют, – пояснила ей Майка, – А мне вот лечить всех приходится. А ну-ка, медсестра, покажите свой хвост. Что-то он мне не нравится.

– А, мне нравится, хвост как хвост, – оглянулась Мурка на свой пушистый хвостик.

– Что-то он у вас плохо висит, – беспокоилась Майка.

– Да хорошо, доктор, он висит, – встревожено уверяла Мурка.

– И все-таки придется вас полечить, – настаивала Майка.

   Спорить было бесполезно, Мурке пришлось подчиниться и отдать свой хвост на лечение. Ощупав его сверху донизу, Майка немного подумала и, достав из кармана бинт, тщательного его перебинтовала.

   Тут снова на крыльце показалась мама, вытерла руки о фартук и позвала:

– Майка, бери свою команду и живо обедать!

   Куры, продолжавшие вертеться у крыльца в надежде получить еще чего-нибудь, с интересом наблюдали необычную процессию – впереди вышагивала Майка с куклой Машей на руках, за ней мокрая Грунька, а позади хмурая Мурка, волочащая забинтованный хвост. Галина не удержалась и хихикнула, за ней захихикали остальные куры. Только Петруша, стоя на одной ноге, сдержанно косил левым глазом. Грунька же не удержалась и так рыкнула на них, что они кинулись врассыпную, теряя на ходу перья.

– Гражданка, вам вредно громко лаять, вы еще не совсем здоровы, – одернула ее Майка.

   Из дома вкусно пахло супом и котлетами. Грунька с Муркой заметно повеселели и даже устроили в дверях свалку.

– Что, гулёны, проголодались? – смеясь, спросила мама, глядя на них голубыми Майкиными глазами.

   Грунька с Муркой преданно смотрели на маму. Они очень любили свою подружку Майку и многое готовы были ей простить, но маму они любили особенно, ведь только она умела готовить такие вкусные котлетки.

Сказка четвертая

Театральная

   Майка была права, после обеда все были уже совершенно здоровы. Сытые они валялись на коврике под той же яблоней, где еще совсем недавно была больница, но Груньке с Муркой не хотелось даже вспоминать об этом. Мурка свернулась калачиком, Грунька раскинулась круглым розовым животиком кверху, а Майка на боку, подложив под голову кулачек. Солнышко припекало, пряно пахло ромашкой, на заборе клевал носом Петруша, где-то в листве завел свою песню скворец и затих на полуноте, стало совсем тихо, дрема охватила весь двор. Майке грезились дальние цветные страны, Груньке удачная погоня за болтушкой Галиной, а Мурке полный горшочек сладких сливок.

– Эгэ-гэй! – раздался громогласный клич из соседнего двора.

   Сонный Петрушка с испугу свалился с забора и удрал к своим подружкам-курушкам. Скворец запел с новой силой, а наши валяльщицы, несмотря на шум и гам, продолжали лежать, сонно потягиваясь, лень было вставать.

– Спите, сони? – прокричал им Вовка, уже восседавший на заборе, – Все сказки свои проспите!

   Мурка скрутилась калачиком в другую сторону, Грунька почесала свой живот, а Майка приоткрыла глаза, и на том конец. Но Вовка был не лыком шит, и отставать не собирался. Вмиг перемахнув через забор, он уже стоял перед ними:

– Майка, послушай! Мы вчера в городе с мамой были, в театре, спектакль про «Красную шапочку» смотрели. Так смешно! Идет, значит, эта «Красная шапка» по лесу, тут волк ей навстречу…

   И Вовка стал живо и очень комично изображать театральную постановку. Вскоре и Майка, и Грунька, и Мурка уже покатывались от хохота.

– Лежит такая бабка в очочках, толстая претолстая, – продолжал Вовка, комично изображая старушку, а этот волк облезлый ей и говорит: «Это я, внучка твоя, Красная шапочка», представляешь? А потом взял и сожрал ее, живот у него стал большущий как шар, очочки ее одел, ходит по сцене облизывается и икает.

– Здорово, Вовка! – восхищалась Майка, – А мы с мамой в театре только на Новогодней елке были.

– А, мы с Грунечкой вообще никогда в театре не были, – грустно добавила Мурка.

– Так вы же животные, а животным нельзя в театр. Там даже табличка такая висит – «С животными вход воспрещен!», – пояснил Вовка.

– Вы, что ли не животные? Вон у вас какие животы! – с обидой сказала Грунька.

– Ну, не знаю, может и мы животные, – засомневался Вовка, посмотрев на свой живот, – Но уж видно не такие как вы, раз в театр пустили!

   Эти слова очень задели Груньку.

– Это какие еще не такие? В театр нам нельзя, в школу нельзя, никуда нельзя! – возмущалась она.

– В зоопарк можно. – Вспомнил Вовка.

– В зоопарке надо держать того, кто правила эти придумал, – посоветовала Мурка.

– Ага, ага! – обрадовалась Грунька, – А мы бы на них за деньги ходили смотреть!

– Вот еще, за деньги? – недовольно пробурчала бережливая Мурка, – Мне они и даром не нужны!

– А, знаете, что? Давайте свой театр устроим! – предложила Майка.

– Давайте, давайте! – радостно закричали Грунька с Муркой, – Мы тоже хотим артистками быть.

– А, что! Запросто театр сделаем. Ничего там такого сложного нет, я видел, – согласился Вовка.

– Нужно еще Лариску и Веронику с Генкой позвать, а то у нас артистов мало, – предложила Майка.

– Да ну их! Начнут тут пищать, сю-сю-сю, сю-сю-сю, – возразил Вовка.

– Нет, Вовка, Лариска красивая и на цыпочках как балерина может ходить, а Вероника хорошая и совсем не жадина, – убеждала его она.

– Тоже мне, красавица, всем цыплятам нравится! – захихикал Вовка.

– Красавица или не красавица, а нам двоим театр не осилить, – твердо заявила Майка.

– А чего двоим, а мы что ли с Грунькой не в счет? – обиделась Мурка.

– В счет, в счет. Только, я думаю, надо и других ребят позвать, – сказала Майка.

– А, мне-то что, жалко что ли, давай позовем, – пошел на попятный Вовка.

   Лариску с компанией найти было нетрудно, они, как всегда, сидели на песочной куче и лепили из мокрого песка «котлетки», играя в «дочки-матери». Лариска верховодила и была «мамой»:

– Лепи, доченька, котлеток побольше, скоро папа с работы придет! – советовала она Веронике.

   Пятилетний Геночка был «папой». Он по уговору вышел к ним из-за забора с пустой бутылкой из-под пива.

– А вот и папочка к нам пришел! – засюсюкала Лариска, – Ну вот, опять в баре был, – сменила она тон, увидев бутылку,– Сколько раз я тебе повторяла – после работы сразу домой!

   Маленький Генка не ожидал такого напора и стал оправдываться:

– Мамочка! Я больше не буду.

– Ну вот! Какая я тебе еще мамочка, совсем от пива ошалел, – возмущалась Лариска, играя голосом. И тут она увидела Майку с Вовкой и с ехидцей протянула, – Ага-а-а, походная команда пожаловала!

– А, вы все в куче своей навозной роетесь? – парировал Вовка.

   Черноволосые Вероника с Генкой уставились на него своими раскосыми чернущими глазами и белозубо заулыбались. Вовке они нравились за веселый добрый нрав и еще за то, что они были корейцами, а он обожал фильмы с корейцами, японцами и китайцами, потому что они дрались здорово.

– Ребята, давайте не ссориться. Лариска, мы пришли предложить вам в театр поиграть. Вернее, сделать самим театр и зрителей позвать, – сказала Майка.

   Лариска тут же представила себя кружащейся на сцене, в душе она была актрисой. От воображаемого успеха у нее аж носик ее остренький покраснел и, быстро моргая белыми ресницами, она только и смогла сказать:

– А не врете?

– Ну, конечно же, нет! – заверила Майка, – Пошли к Вовке во двор театр строить.

   Идея всем понравилась, и они ринулись гурьбой к Вовке, на ходу решая, о чем надо спектакль ставить.

– Давайте сказку про принцессу покажем, – сверкала серыми глазками Лариска, представляя себя принцессой.

– Ага, давайте, – вторила ей Грунька, тоже видимо претендуя на ту же роль.

– Ну, уж нет, – отрезал Вовка, – Мне от ваших принцесс уже тошнит. Лучше про войну или про экспедицию какую-нибудь.

– Я про войну не буду, я девочка, а не солдат, – дернула носиком Лариска.

– Ну, что я говорил – Сю-сю-сю, Сю-сю-сю, – перекривил ее Вовка.

– Ладно, хватит ссориться, – остановила их Майка, – мы про животных играть будем. Можно по какой-нибудь басне спектакль поставить.

– «А лебедь р-р-рвется в облака, р-р-рак пятится назад, а щука тянет в воду…» Эту что ли? – многозначительно промурчала Мурка.

– Нет, лучше «Волк и ягненок», – хихикнул Вовка и алчно посмотрел на Лариску.

– Будем играть басню «Стрекоза и муравей», – объявила Майка, – Лариска будет стрекозой, она на цыпочках умеет кружиться, Вероника будет муравьем, она такая же шустрая и черненькая, я буду слова автора читать, а Вовка с остальной компанией будут погоду делать, это в басне самое главное.

   Этот вариант всем понравился, даже Лариска осталась довольна, жаль, конечно, что не принцессой она будет, но воздушная стрекоза-балерина тоже хорошо.

   Оставалось соорудить сцену, зрителей пригласить и у Вовкиной мамы разрешение спросить, чтоб в их саду спектакль устроить. Хорошо, что Вовкина мама была очень доброй, и в ней они не сомневались.

   Такого сада как у Вовки не было во всем поселке, роскошный, пышный, утопающий в розах. Вовкина мама обожала розы. Розовый дух кружил нашим актерам головы и сулил успех. Со сценой долго возиться не стали, просто повесили старое одеяло между двух яблонь – вот тебе и занавес. Впереди сцены выставили рядами табуретки, скамеечки и стулья, потом немного порепетировали и пошли гостей звать. Вовкиной маме, она очень любила театр, достался первый билет, оторванный из Вовкиного нового блокнота. Зато Майкину маму пришлось долго уговаривать, ей отчего-то не хотелось стирку свою бросать. У Лариски во дворе кроме мамы, бабушки и дедушки они застали еще посторонних двух тетенек и их тоже позвали. Родители Вероники с Генкой огород поливали, но с радостью все бросили и пошли на представление.

   Ребята были счастливы, в зале был аншлаг, как сказала Вовкина мама, т.е. народу полным-полно. Пришли даже соседские бабульки, вечно сидящие на скамейках у забора. Стало даже немного боязно – вдруг они доверие зрителей не оправдают. За кулисами происходили последние приготовления. Лариска-стрекоза поправляла свое пышное розовое платьице и такой же розовый огромный бант в распущенных волосах, Вероника подтягивала блестящие черные лосины, во всем черном она действительно смахивала на муравья. Вскоре в зрительном зале послышались нетерпеливые редкие хлопки, и представление началось.

   Майка с важным видом выступила из-за кулис и начала читать:

Попрыгунья стрекоза

Лето красное пропела;

   И сделала паузу. Тут же из-за кулис выскочила Лариска-стрекоза на цыпочках, как балерина, и, припевая «ля-ля-ля, ля-ля-ля», стала кружиться. За ней следом вышла Вероника-муравей с охапкой хвороста и начала ходить с ним по сцене туда-сюда, изображая непосильный труд. Так же чинно как она за ней сзади ходил муравейчик-Генка. Майка продолжала читать:

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Вовка, сидящий на дереве, стал сыпать на сцену снег – клочки белой бумаги, а Грунька с Муркой истошно завыли из-за кулис, изображая вьюгу. Лариска-стрекоза замахала на месте крыльями-руками, исполняя танец «умирающего лебедя», а Вероника-муравей уселась на своей вязанке хвороста, делая вид, что попивает себе чаек из блюдечка. Генка тоже примостился рядом с ней на травке, достал из кармана настоящий пряник и начал, как ни в чем, ни бывало, его грызть.

Помертвело чисто поле;

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол, и дом.

Печально читала Майка. Лариска-стрекоза, осыпаемая белыми хлопьями, заметалась по сцене как угорелая, а Майка читала дальше:

Все прошло с зимой холодной

Нужда, голод настает;

Стрекоза уж не поет;

И кому же в ум пойдет

На желудок петь голодный!

   При этих словах Лариска-стрекоза схватилась за свой живот и закашляла.

Злой тоской удручена,

К муравью ползет она;

   Продолжала Майка, а Лариска-стрекоза брякнулась на землю и поползла к Веронике-муравью, это было очень эффектно, и в зале зааплодировали.

   Не оставь меня кум милой!

Дай ты мне собраться с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!

   Майка читала, а Лариска – стрекоза картинно заламывала руки, умоляюще глядя на Веронику-муравья. Старушки утирали слезы, а Вовка на дереве так хохотал, что едва не свалился. У Лариски был врожденный дар актрисы.

«Кумушка, мне странно это:

Да работала ль ты в лето?»

Говорит ей муравей.

   При этих словах Вероника-муравей вскочила, подошла к извивающейся на земле Лариске-стрекозе, и погрозила ей пальцем.

«До того ль, голубчик, было?

В мягких муравах у нас

Песни, резвость всякий час,

Так, что голову вскружило!»

«Ах, так ты…» – «Я без души

Лето целое все пела»

   Тут Лариска-стрекоза снова вскочила, отряхнулась и стала показывать, как она пела.

«Ты все пела? Это дело:

Так поди же попляши!»

   Грозным голосом завершила Майка. Вероника-муравей затопала на Лариску-стрекозу ногами и указала ей пальцем куда-то вдаль. Убитая горем Лариска-стрекоза поплелась прочь, то становясь на цыпочки, то начиная хромать.

   Зрительный зал разразился бурей аплодисментов. Майка, Вовка, Генка, Грунька с Муркой и Лариска с Вероникой по очереди выходили кланяться. Больше всего хлопали, конечно же Лариске. Особенно были растроганы горькой судьбой стрекозы бабульки с уличной скамейки, они даже кричали «бис» и «браво». Красная от счастья Лариска все кланялась и кланялась, пока Грунька не утащила ее за подол платья со сцены. Вовкина же мама расцеловала всех актеров и одарила букетами роз. Ей очень все понравилось, и еще она сказала, что никогда в жизни так не смеялась.

Вскоре зрители разошлись, а в Вовкином саду еще долго раздавалось:

– А помните, как я чуть с дерева не упал?

– А я, а я? Я так выла, лучше, чем вьюга!

– Нет! Это я лучше, чем вьюга!

– А вы забыли, как я к муравью ползла?

– А вы помните как я?

– А я? А я? А я?..

   Детский щебет сливался в единый гомон с громким чириканьем доселе молчавших взъерошенных воробьев в яблоневой листве, видно тоже вспоминавших удивительный спектакль, с шелестом листьев и шорохом неведомых вечерних теней.

Сказка пятая

Подземельная

   Лето катилось под горку, как спелое яблоко. Вот уже и август. На смену жаре пришли Ильинские грозы. Когда-то бабушка рассказывала Майке, что в августе Святой Илья проносится по небу в огненной колеснице, посылая на грешную землю громы и молнии. С тех пор ничего не переменилось.

   Вот и вчера была жуткая гроза, дождь лил как из ведра, молнии змеями метались по небу, а гром взрывался и тарахтел, как будто из-под земли. Грунька с Муркой грозы боялись, и весь день просидели под столом, за которым сидела Майка, болтая ногами и рисуя страшную сказку, про подземное царство, в котором жила добрая принцесса, плененная злыми великанами.

   А сегодня солнце, как ни в чем, ни бывало, сверкало на свежевымытом синем небе. Майка с Грунькой и Муркой вышли во двор, но играть не было никакой возможности, кругом были лужи, а к ногам приставала липкая грязь. На заборе сидели петух Петрушка и верный друг Вовка.

– Ну, сколько можно вас ждать? – недовольно прокричал Вовка, спрыгивая в самую гущу буйно цветущих георгин и астр.

– А чего ты ждал? Разве в этой грязи можно в какую-нибудь игру играть? – пробурчала в ответ Майка, поправляя чистенькое голубенькое платьице.

– А чего было так выряжаться? – в свою очередь спросил он, шлепая к дому босиком прямо по лужам.

   Майке стало очень даже завидно, что он вот так свободно по лужам шлепает. Его хитрая веснушчатая рожица светилась удовольствием.

– Ну, что так и будете, как принцессы на крыльце стоять? – не унимался он.

– Мяу-Майечка, может лучше домо-ой пойдем? Дома сухо, тепло, – заныла Мурка.

– А тут, зато здор-р-рово! – весело взрыкнула Грунька, мигом слетела с крыльца и запрыгнула в ближайшую лужу, подняв фонтан брызг.

   Тут и Майка не в силах больше терпеть скинула босоножки и пошлепала босиком. В луже вода была теплая-теплая, мелкие травинки щекотали пятки, а жидкая грязь весело чавкала. Только чистюля Мурка осталась сидеть на крыльце, неодобрительно глядя на распоясавшуюся братию. А Майка с Вовкой и Грунькой бродили от лужи к луже в поисках самой глубокой.

   За гаражом был погреб, дверь в него была приоткрыта. Видно мама забыла закрыть, когда утром за картошкой ходила.

– А давайте в погреб слазим, грушек себе наберем! – предложила Майка.

– Ага, давай. – Согласился Вовка, вмиг представив себе большую кучу медово-сладких зеленоватых с розовым бочком груш, еще недавно запретно манящих в соседский сад.

   В погреб спускались осторожно по крутым ступеням. С каждой ступенькой становилось все темнее и холоднее. Прикосновение холодных влажных стен рождало страх призраков подземелья. В самом низу безраздельно царил мрак. Сладко пахло яблоками.

   Когда глаза привыкли к густому сумраку погреба, они стали различать на земляном полу кучей сваленные картошку, морковку и свеклу. Вдоль стен тянулись полки, уставленные бутылями и банками компотов и солений, разные там огурчики – помидорчики. С потолка свисали какие-то копчености. А заветные груши с яблоками были уложены в ящики и пересыпаны опилками.

– А нам не попадет? – с опаской спросил Вовка.

– Да нет, – заверила Майка, – мы же только грушек возьмем и все, а шкодить и не будем, – неуверенно добавила она.

   Порывшись в ящиках, они набрали себе груш поспелей и покрупней, и уже собирались выбираться наверх, как тут раздался подозрительный шелест и какие-то вздохи из дальнего темного угла. От страха Майка с Вовкой застыли на месте, не смея шагу ступить на вмиг отяжелевших ногах.

– Кто тут? – дрожащим и, отчего-то тонким, голосом спросил Вовка.

– Не знаю, – эхом отозвалась Майка.

   И только Грунька храбро кинулась навстречу неизвестности, где-то там поскреблась, к чему-то там попринюхивалась, пару раз громко чихнула, а потом заявила:

– Да ничего тут нет! Камешки только какие-то сверху сыплются, вот и все.

– Штукатурка, наверное, – предположила Майка.

– А ты уже испугалась – решила, что там чудище какое-то сидит, – поехидничал Вовка.

– Сам ты чудище, еще больше меня испугался, – парировала Майка.

– Да, чтобы я испугался? – обиделся он.

– А давай в подземное царство играть, – предложила она.

– Угу, давай, – одобрил Вовка, вгрызаясь в сочную большущую грушу.

– Ладно, сидите тут, а я мигом домой сгоняю – и что-нибудь для игры этой принесу, – предложила Майка.

– А я за Муркой побегу, а то она все самое интересное пропустит, – кинулась ей в след Грунька.

– А я, пожалуй, еще одну грушу съем, – решил Вовка, вытирая сладкий сок с подбородка.

   Вскоре в погреб ввалилась Майка с ворохом какого-то тряпья. За ней с лаем скатилась Грунька, а за той Мурка, которая сразу принялась шарить по углам в поисках мышей.

– Мурка! Тебе не стыдно, ты же воспитанная кошка и не станешь мышей есть? – пристыдила ее Майка.

– Конечно, не стану! – заверила ее Мурка, продолжая шнырять между ящиками и кадками.

– А это еще зачем? – недоумевал Вовка, перебирая яркие тряпки, принесенные Майкой.

– А вот я сейчас принцессой подземного царства стану, – объяснила она, заворачиваясь в красное атласное покрывало и цепляя к волосам кружевной белый тюль.

– Ух, ты! Принцесса настоящая! – Восхитилась восторженная Грунька.

– Нет не принцесса, – отрезала Мурка.

– А кто? – опешила Майка.

– Царевна! – заверила Мурка.

– Ха-ха-ха! Царевна задрипаная, – издевался Вовка, – А дальше что?

   Майка молча стояла в подземельном сумраке с по-царски гордо поднятой головой.

– А давайте ребятам на улице скажем, что у нас в погребе царевна появилась, а потом заведем их сюда и покажем – вот они напугаются, – предложила Грунька.

– Это мысль! – заинтересовался Вовка, а довольная похвалой Грунька завиляла хвостом.

– Вот еще, что придумали, – поморщилась Майка, – Я вам что – пугало?

– Ты только представь, стоишь ты в темноте, никто тебя не видит, а я фонариком на тебя р-р-раз – и они в шоке! – расписал он будущий эффект, подкрепляя слова мимикой и активной жестикуляцией.

– А вдруг узнают? – засомневалась Майка.

– Не узнают, я тебе сейчас очки от папиного мотоцикла принесу, заверил Вовка.

– Я еще в очках от мотоцикла не ходила, – хмыкнула она.

– Да это я просто не так сказал – не от мотоцикла, а для мотоцикла, – поправился он.

– А разница в чем? – недоумевала Майка.

– Вот принесу, увидишь в чем, – сказал Вовка и помчался домой.

   Настала очередь Вовку ждать, а Грунька с Муркой за детьми на улицу кинулись. Нечего делать, пришлось и Майке грушами утешаться. Вовка ждать себя долго не заставил. Действительно в больших круглых мотоциклетных очках Майку было не узнать, и вообще вид у нее стал какой-то фантастический. Скоро сверху донеслись детские возбужденные крики, перемежающиеся громким лаем и мяуканьем.

– Майка, живо прячься! – зашипел Вовка, – запихивая ее за ящики и отправляясь наверх. Яркое солнце резнуло глаза, и он на какое-то время ослеп. Когда глаза стали видеть, оказалось, что его окружает толпа ребятишек. Дергая его за рубашонку, они наперебой верещали:

– Это правда, Вовка? Что там у вас? А ну, покажте!

– Тихо! – осадил он их, – мы сегодня вот с Грунькой и Муркой забрались в погреб груш поесть…– Вовка сочинял, а Грунька с Муркой важно кивали.

– С каких это пор Грунька с Муркой груши есть стали? – ехидно спросила самая старшая из всех Лариска.

– А что, нельзя что ли за компанию в погреб залезть? – оправдывалась Грунька.

– А чего это вы без спроса в погреб полезли? – не унималась Лариска.

– Со спросом мы, со спросом, – защищалась Мурка, – нам Майка разрешила, а сама в магазин пошла.

– А дальше что? – пропищал щербатый малыш Генка.

– А дальше вот что, – продолжил Вовка, – я, значит, только в ящик с грушами сунулся, а тут за спиной что-то как зашуршит! Думал мыши, так нет – она, царевна подземная. Стоит, глазами лупает.

– Ой! Как интересно, – восхитилась Вероника.

– А чего это она глазами лупает? – не унималась Лариска.

– Вечно ты не о том, – огрызнулся Вовка, – Не хочешь смотреть, иди себе мимо.

– Ладно, не обижайся, – примирительно заговорила Лариска, – Я тоже посмотреть на эту лупастую царевну хочу, – добавила она, не удержавшись от ехидства.

– Хорошо, только заводить я буду вас по одному, чтоб из нее от страха инфаркт не вышел, – согласился он.

– Не выйдет, не выйдет. Мы потихонечку. – Заверила его Вероника.

   После этих слов Вовка ее первой и выбрал. Вероника доверчиво подала ему свою шершавую от постоянных игр в песке ладошку, от чего он себя сразу ощутил защитником и осторожно повел вниз по ступеням. Оказавшись в полной темноте подземелья и ощущая чье-то еще присутствие, Вероника, громко цокая зубами, зашептала:

– Вовочка, миленький, не хочу я на эту царевну больше смотреть, давай лучше наверх выбираться.

– Майка еле сдерживалась, чтоб не рассмеяться. Вовка, продолжая крепко держать Веронику за руку, утешал ее:

– Не бойся, Вероничка, я сейчас фонарик включу, это тебе от темноты страшно.

   В тусклом свете старого фонарика Вероника к своему ужасу увидела, что в дальнем углу кто-то стоит и смотрит на нее жуткими огромными глазищами. Вырвавшись из Вовкиной руки, она с визгом бросилась вон, за спиной послышалось ужасное хрюканье. Вовке на миг даже жаль стало ее, но не в его правилах было останавливаться на пол пути.

– Майка! Ну, хватит хохотать, сейчас за следующим пойду.

– Ой, я не думала, что нам правда поверят, ха-ха-ха, – не унималась она.

    А наверху перепуганную Веронику окружили ребята.

– Ну, что там, правда царевна? – допытывались они, а она только кивала в ответ, потеряв дар речи.

   Следующим был Генка. Он сам храбро пошел вниз, но, однако в темноте и ему стало не по себе.