скачать книгу бесплатно
в какие-то глубины,
возможно, лучшая во мне
вторая половина.
Рефрены
Ветер поэзии
Ветер поэзии… Буря ли, лесоповал,
смерч ли тунгусский сквозь пошлую нашу аскезу —
словно прибой, он топтался, роился, взмывал
зовом сирен или рвущей простор марсельезой.
Что в тех словах… Ну, подумаешь, в рифму, в размер,
или какая метафора втиснется сдуру.
Ранние весны прошли… «Никаких полумер!
Только позволь ее выпустить!» – выла цензура.
Резали, жгли, запрещали… Тогда самиздат
крался ночами, пророчески строки звучали.
Ветер поэзии… Он проносился и над
теми, что с воском в ушах – и к непрочным началам
воли словесной хоть… Как прихотлива мечта:
вдруг повенчали Петрарку свалявшимся лавром
в прибранном Риме. Натужная слава, но та,
к нам заглянув, подкосила беспечного мавра.
Пуля нашла и второго, чей парус на час
вырвался в море, играя измысленным светом.
Той ворожбы до сих пор не утратил Кавказ,
столько еще положив на распятье поэтов.
Дальше ирония гуще: кто по лагерям,
кто по чужбине, а кто задохнулся в молчанке.
Ветер поэзии… Как же состарился храм,
как обветшал – и знакомым Бутырке с Таганкой
нечего делать. Какой теперь ямбам разбой —
вата мещанства с головкой накрыла крамолу
слова звенящего, даже великий изгой
не разбудил. Не хватило и тут валидола…
Как это вышло – могучую тягу снесло
то ли в попсу, то ли в вязкую топь интернета.
Ветер поэзии… Чайке сломали крыло,
еле хромает на взморье – осталось хоть это.
Старый Парнас без ревнителей вовсе угас,
новому долго расти у облезлого края
непониманья. Уж власть не пугается нас:
нынче поэтов не трогают – их не читают.
Дышащий космос
Дышащий космос качал и качал без корысти
волны наитий святых сквозь магнитную пыль,
толщи людские сновали с подобием истин,
зыбкую муть превращая в такую же быль,
свитки свои заполняла, смеясь, Каллиопа
детской игрой за границы дерущихся стран,
кто-то вещал о грядущем закате Европы,
кто-то в Америку плыл, растолкав океан,
Африка, даже проснувшись, блуждала в протоках
гулкой эпохи, где годы слетают за миг —
круг продвигался к истоку, набухнув Востоком
в очередных декорациях книги из книг,
той, что веками служила стеною и мыслью
входа и выхода, пусть второпях, наугад,
дерзкий народ препирался с растерянной высью,
сам испытав, что поэзия выше, поэзия над
временем и суетою царей и пророков,
«Песнею песней» врываясь в нагаданный смог,
что нарекали судьбою ли, кармою, роком,
что умещалось, как выдох, в трехбуквие б-о-г…
Дышащий космос… Весна колебаний роптала,
брызги любви отчисляя абсурду взамен,
мифы уже не вмещались в сухие лекала
скучных жрецов, исчерпавших раскрашенный тлен,
прежние духи от жертв перекормленных гасли,
новые волей иной наполнялись стремглав…
Дышащий космос… Мы тоже припутались к счастью,
в сутолке улиц кружились, друг друга обняв,
клен и рябина, частиц неиссчетных частицы,
слившись случайно на хрупкий по вечности миг.
Вот вам и бог… Ну, а если кому приблазнится
что-то еще – то из умных, просроченных книг.
Можно бродить среди этих манящих развалин
иль нигилистом промчаться, вопя и круша.
Дышащий космос… Скорее он материален,
как и, черпнув бестелесности, наша душа,
жизни глоточек, конечно, не полная чаша —
просто играющий судьбами шахматный блиц.
Дышащий космос… И что ему выдумки наши,
наших страстей разливанное море страниц
чрез суету и беспечные сны голубые,
преданность почве и странную тягу во вне…
Видимо, сам он такая же в общем стихия:
я в нем сгораю, и он полыхает во мне,
это сближенье, круженье, крушенье – дорога
в ту беспредельность, которую не опознать…
Ту же пораболу ритма, что названа Богом,
временем, космос качал, и лилась благодать.
21-е января того года
Русские страсти… Вновь поверх земли
только поземка мела сообразно
истине. Толпы колоннами шли
в очередном ослепленье соблазном.
День не задался, опять календарь
перекроил приказные угрозы:
как ни старались, не плакал январь,
будто назло огрызаясь морозом…
Впавший в младенчество, вождь умирал
на охраняемой теми же даче,
что породил он, где каждый фискал
словно выхаркивал: сам это начал —
жизненный круг в угловатость идей
впихивать яростно… Даже котенку
явно, как в этой игре ни потей,
всех невозможно сравнять под гребенку,
выполоть разве пласты, как траву,
прямо под корень… И лихо косили,
так что не ясно уже самому —
как и кого осчастливить насильем?
Сделал, что смог… И уже кровенел
опыт (когда б он застрял на бумаге..).
Вспомнилось детство: «Куда ты, пострел?!»
Некого первым… – Все дело в отваге,
дальше же проще… – Не видно ни зги.
С измальства, вроде, учили чему-то…
делай добро! – Но сплошные враги!
Я ведь как лучше… Откуда же смута:
что натворил-то! Скорее назад
в майский Симбирск и на ручки бы к маме!..
Где-то читал: Робеспьер и Марат…
Мы ведь за ними, по той же программе:
мало ли что от природы дано —
вот бы раздуть на костях пепелище!
Годы мелькают – все то же кино:
сытость Женевы, российская нищность…
Как-то подумалось: не дилетант
сам ли, что кроюсь одним только Марксом?
Не было времени… да и талант
переворачивать нравился массам.
Съезды, подполье, германский состав,
Питер, октябрь – и тюремные Горки!..
Речи, расправы, железный устав,
а под ногами сюсюкает Горький:
«Церкви не надо бы… интеллиге…» —
«Этих подрясников! Вырастет склока.» —
«Хоть по закону…» – «Не гнуться в пурге —
опыт Коммуны.» – «Нет, опыт Востока.»
Голод и споры о НЭПе… Плющом
гроб уберут… Коба смотрит по-рысьи…
День от крещенья второй… Я крещен! —
ухнуло разом спасительной мыслью:
здесь мы минуты, здесь только пролог —
там естество, никаких революций…
Буквам подруга учила: бэ – о – г…
что если снова ребенком проснуться!?
«Наденька… Надя… скорей за попом!»
Та хоронила тетрадки каракуль:
«Поздно, Володя…» Накатывал ком.
«В землю б обратно…» Готовилась рака.
Видно, никак не сбежать от начал
даже при дьявольстве эксперимента…
Впавший в младенчество, вождь умирал.
Толпы слепые рыдали зачем-то.
По следам пилигримов
(перечитывая дневники)