скачать книгу бесплатно
Театр Богов. Цветы для Персефоны
Елена Соколова
Что делать, когда каждый твой шаг – предопределен? Стоит ли бунтовать – если бунт закономерен и предписан тебе? Что может сделать бог перед лицом Вечности, и существует ли Вечность для богов? И если боги вечны, то что может быть выше их воли? Ответ на этот вопрос прост – есть только один закон Вселенной, который выше любого бога. Этот закон – Любовь.
Театр Богов
Цветы для Персефоны
Елена Соколова
© Елена Соколова, 2023
ISBN 978-5-0060-3003-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЦВЕТЫ ДЛЯ ПЕРСЕФОНЫ
Любите свои ошибки.
Без них вы не существуете.
Глава I
О пользе безрассудства
На третий день Перси отправилась побродить вокруг дворца. Ей повезло – Владыка Царства Мертвых с головой ушел в разбирательства со своими судьями, так что она попросту сбежала, хоть втайне и опасалась затеряться в коридорах и переходах. Но зрительная память не подвела, и Персефона вышла прямо к парадной лестнице и широченной арке входа.
За пределами дворца всюду царил сумрак, разница была лишь в оттенках: где-то это были безрадостные, серые и сизые тени, а где-то они сгущались до иссиня-черных. Иногда он уступал место свету – и тогда огненные сполохи прорезали своды, проносились по стенам и скалам, алыми языками выстреливали прямо под ноги. В Царстве Мрака ночи и дни были одинаковы; точнее, это был один и тот же угрюмый день, местами переходивший в озаренную огнем или факелами ночь; он был застывшим и бесконечным одновременно.
Идти приходилось осторожно, путь пересекали расселины, в любой момент можно было сорваться в пропасть. Дворец Гадеса стоял вдали от мест, где обитали тени Ушедших, к нему вела широкая дорога от берега Стикса. Та самая, по которой недавно пронеслась колесница владыки, запряженная черными, как тьма, жеребцами, крутобокими, длинношеими, из ноздрей этих чудовищ сыпались искры, а дыхание было ледяным. Говорили, что жеребцы слепы, и без Гадеса не способны найти дорогу, но Персефона видела их вблизи. Первое утверждение было верным, второе – нет. Им не нужна была ничья рука, они противились любой власти над собой. Единственный, кого они признавали – не хозяином, но союзником, – был владыка Подземного Царства.
Персефона шла по этой дороге, только теперь в обратном направлении, от Дворца к Стиксу и Ахерону. Она понимала, что это бессмысленно, ведь самой ей отсюда не выбраться, но так у неё сохранялась хотя бы иллюзия возвращения. Можно было представлять, что вот сейчас она дойдет до реки и там что-то такое произойдет, кто-то придет ей на помощь, и она преодолеет реку, а потом найдется кто-то ещё, и он или она – не важно, кто и как – но выведет, обязательно выведет её наружу, в Мир Живых.
Понемногу сомнение закрадывалось в сердце, она уже жалела о своем порыве, но вернуться означало сдаться, а сдаваться не хотелось. Возможно, был здесь какой-то особый, быстрый способ перемещения, но она не знала его, и совсем не знала здешних мест. Использовать привычные ей силы Персефона опасалась – кто знает, как отреагирует на это сумрачный Тартар. Она была достаточно разумна, чтобы понимать, чем может грозить нарушение равновесия. Любопытство её было неуемным, но имело пределы.
Глухой всхрап за плечом – и она отпрыгнула в сторону с легким, испуганным криком. К ней приближались черные кони владыки Аида. Колесница, которую они несли, была пуста. Персефона недоверчиво смотрела, а жеребцы, поводя боками, стали перед ней, и закивали головами. Это было похоже на приглашение.
«Они хотят, чтобы я туда села?» – мелькнуло у нее.
Тот, что был ближе, повернул голову, вытянул шею, и коснулся мягкими губами её плеча. Сейчас дыхание его было не ледяным, а только чуть прохладным, словно он постарался умерить свою мощь, чтобы не навредить ей. Персефона робко погладила его в ответ. Ей было страшно, но кажется, он не хотел ей зла.
«Нас послал владыка» – темная, чуждая мысль всплыла из глубин её сознания, прозвучав низко и приглушенно, – «он знает, что ты ушла одна».
«Я заблудилась» – только и смогла подумать в ответ ошеломленная Персефона, а голос продолжал:
«Здесь опасно гулять в одиночестве, тем более тем, кто впервые ступил в этот мир и не принадлежит ему. Мы будем тебе спутниками и охраной. Скажи, куда ты хочешь попасть».
«Я хочу попасть на берег Ахерона».
Черные кони нервно заплясали на месте, гривы взметнулись неодобрительно.
«Госпожа, ты не сможешь покинуть Подземное Царство без разрешения. Это невозможно».
Персефона знала об этом. Но ей просто хотелось оказаться как можно ближе к выходу. И потом, недавно она хотела встретить кого-то, кто помог бы ей – и вот, пожалуйста. Может, и дальше что-то произойдет. Попробовать стоило в любом случае. Если что, скажу, что хочу осмотреться. И, потом, здесь и вправду интересно, а если бы она попала сюда каким-нибудь более приличным образом и была бы более в гостях, нежели в плену – ей, без сомнения, стало бы ещё интереснее.
Два дня – чуть ли не взаперти, в попытках противостоять любовному жару владыки Царства Мертвых – стали истинной мукой для Персефоны. Ярость и отвращение, снедавшие её в день первый, к вечеру следующего сменились чем-то подозрительно похожим на сочувствие. Ночь, проведенная под землей, заставила её пожалеть одинокого бога. Не полюбить – именно пожалеть. Признания его были по-прежнему остро неприятны, но она была готова терпеть, она не сомневалась, что пробудет здесь недолго. Он не посмеет её обидеть! Мать скоро найдет её, и заберет наверх.
А пока неугомонный характер толкал Перси на авантюры. Присущие ей смелость и любопытство только расцвели в отсутствие материнской опеки и подруг-доносчиц.
Тем временем кони домчали её до огромных ворот, которые, как змея чешуей, были покрыты огромными сияющими диамантами. Их вделали в черный обсидиан столь плотно, что редкие промежутки между ними больше походили на придуманные причудливой фантазией мастера узоры, нежели на основу, к которой крепились камни.
Она вспомнила, как в первый вечер засмотрелась невольно на палаты во дворце Гадеса. Просторные, с выгнутыми арками сводов, они залиты были светом огромных лампад, где сгорало масло, приправленное тончайшими ароматами. Некоторые залы были словно выкованы из золота или серебра. Их стены и двери, скамьи вдоль стен, все-все изузорили драгоценные камни – пятнистые халцедоны, рубины, густая зеленоватая бирюза, и яшма, струящаяся как река, тысячью оттенков. И вспомнила, как, остановившись в какой-то момент и наблюдая, как она восхищенно крутит головой, он сказал: «Увы, этот мир не способен завоевать ничье сердце, даже самое алчное. В моем распоряжении несметные богатства, но здесь они бесполезны. Можно создать из золота и камней великую красоту, но она не будет иметь смысла. Её можно надеть, но некуда носить». Именно в тот момент Персефона вдруг почувствовала жалость к Гадесу – ту, давнюю, что однажды коснулась ее сердца, ту, что, казалось, безвозвратно должна была погибнуть под копытами лошадей, распростертых в бешеной скачке.
Тяжелые створы, ушедшие ввысь, озаренные светом гигантских факелов и огненных фонтанов лавы, поплыли бесшумно, открываясь перед золотой колесницей.
«Мы не можем идти дальше», – произнес голос в её голове. – «Мы будем ждать тебя здесь. Будь осторожна. Если что-то случится, мы не сможем прийти к тебе на помощь».
Осторожно ступая, Персефона выбралась за ворота. Низкий рык ударил ей в уши. Она замерла в испуге. Рык стих. Она медленно повернулась в ту сторону. Черная девушка, высокая и тонкая, в прямом длинном платье, стояла невдалеке от ворот, около груды камней. В один из них, самый большой, было вделано огромное металлическое кольцо. От кольца начиналась цепь, массивная, со звеньями размером с голову Персефоны. Другим концом она крепилась к чудовищной величины ошейнику, который валялся на земле, около ног девушки. Здесь же, у ног, лежал и самый огромный из всех псов, которых когда-либо видела Персефона. У него были три головы, жесткая шерсть и светящиеся красным глаза; огромные лапы заканчивалась черными когтями невероятного размера. Гибкие змеиные тела покачивались над тремя его загривками в настороженных позах, тонкие, раздвоенные языки мелькали, ощупывая окружающее пространство.
Ладонь незнакомки касалась одной из его голов, жестом повелительным, но и бережным одновременно. Змеи не обращали на неё никакого внимания, впрочем, как и она – на них.
– Спокойно, малыш. – Незнакомка похлопала пса по голове и повернулась к Персефоне. – Не бойся. Он не тронет тебя.
– Откуда ты знаешь?
– Кербер не трогает таких, как ты. Он опасен лишь для тех, кто хочет покинуть Тартар без ведома владыки. И ещё для живых, идущих без дела и разрешения, для тех, кому просто любопытно взглянуть, что здесь и как.
– Думаю, я принадлежу ко вторым. Я живая и брожу тут без спроса, хотя мне совершенно нечего здесь делать.
– Ты заблуждаешься. Или просто играешь словами. Взгляни на Кербера.
– А что с ним?
– Он смеется над тобой.
– Это нечестно.
– Нечестно, что ты обманываешь – и себя, и нас. Но мы не пострадаем от этого, а вот ты – можешь.
– Нет смысла пугать меня, я и так чувствую себя хуже некуда: пленница в руках Черного Владыки, в мире страха и теней, в мире, где только камни, пыль, и огонь.
Она повела рукой, обрисовывая круг, обида и гнев нарастали, сжимая горло, слезы начинали щипать глаза. Голос сорвался в крик. Это была уже почти истерика.
– Как разбойник, силой увез, украл у матери…. бросил в каменном мешке, без еды, без воды…. а теперь он, видите ли, занят делами и даже не интересуется где я и что со мной!
Кербер громко зарычал на неё. Персефона отпрянула, споткнулась, и села на землю, не удержавшись на ногах. Черная девушка обняла пса за одну из шей.
– Тихо, милый. В ней говорит страх. Ты должен её понять.
В мысли ворвался чужой голос. Он был похож на детский – высокий, ломкий, звенящий от возмущения:
«Ты клевещешь на моего хозяина, сребровласка. Но я прощаю тебя и не причиню зла. Ты напугана и разобижена. Ты имеешь право сердиться».
Перси зажмурилась и прижала ладони к голове в попытке укрыться от вторжения.
Чья-то рука легла ей на плечо. Она с криком вскочила. Черная тонкая фигура стояла рядом, огромные глаза на бледном, удлиненном лице прожигали насквозь:
– Незнакомка, я вижу, ты гостья здесь. И ты совсем не знаешь хозяина этих мест. Он щедр и великодушен. Он суров, это – да, но в Царстве Мертвых нельзя иначе. Здесь подводят итог – словам, желаниям, и делам. Здесь проявляется истина, а истина всегда сурова. В Царстве Долга нет места чувствам, но даже если они есть, для них тоже есть своё место, и оно – не в первом ряду. Так говорит Гадес. Так говорит мой отец.
Персефона строптиво вздернула подбородок.
– Как сурова твоя отповедь, красавица! Кто ты? Ты любишь его?
– Кого?
– Владыку Царства Мертвых.
– Нет. Я никого не люблю. Только своего отца.
– Кто он?
– Он – Верховный Жрец Великого Равновесия.
– У него есть имя?
– Да. Его зовут Танатос.
– Так это Бог Смерти?! И ты – его дочь? А как тебя зовут?
– Слишком много вопросов. А как зовут тебя?
– Меня – Персефона.
– Это имя не знакомо мне. И я должна идти. Прощай!
– Подожди! Скажи мне своё, я ведь сказала.
– Моё имя – Принцесса Смерть.
– Не может быть! Это не имя!
– Думаешь, у дочери Танатоса может быть какое-то другое? Нет, я – Смерть, Темная принцесса Смерть. Прощай ещё раз.
Персефона подняла руку, чтобы удержать говорившую, но та мгновенно скользнула в сторону и растаяла в черно-золотом вихре.
Что-то толкнуло её под коленки. Она отскочила, и снова с воплем. Кажется, это становилось привычкой. Обернулась, ожидая какой-то новый ужас и собрав в кулачок всю свою волю. Но это был Кербер – огромная псина виляла дружелюбно хвостом и… улыбалась во все три пасти. Кровавые глазки были прижмурены, шеи выгнуты; змеи, недавно стоявшие торчком, как заросли кустарника, томно скользили теперь в густой шерсти, совершенно не обращая внимания ни на что вокруг. Кажется, он хотел с ней дружить.
«Он, наверное, тоже очень одинок», – мелькнуло у неё. – Не такой уж он и страшный. Вполне симпатичный, если честно, особенно сейчас, когда улыбается».
Что-то в этом было. Подружиться с чудовищем и знать, что грозный страж Аида покорен твоим ласкам; видеть, как тот, кто наводит ужас на оба мира – и Мертвых, и Живых, приветствует тебя, да, это, безусловно, было тем, что щекотало гордость и льстило самолюбию. Исключительность того, кто покорен тебе, возвышает победителя. Сломить чужую силу в бою – честь и слава, но подчинить злую, огромную мощь ласке и улыбке, подчинить не насилием, но добрым словом, сочувствием и поддержкой – о, ради этого и впрямь стоило постараться!
Теплая волна залила все её существо, как будто что-то уютное и мохнатое обняло по-дружески.
– Кербер! – окликнула она мысленно, – Это сделал ты?
– Это я, сребровласка. – ответил ей высокий, ломкий голос. – Ты красивая. Я рад, что ты больше не боишься».
– Меня зовут Персефона. Тебе тоже не знакомо моё имя?
– Я знаю его. Хозяин рассказывал о тебе.
– Что он говорил?
– Что ты красива. Что ты добра. У тебя нежные руки и светлая душа.
Персефона смутилась.
– Боюсь, я за эти два дня разочаровала его. Я так плакала, и кричала столько злых слов, что ему теперь придется пересмотреть свое мнение обо мне.
– Мой хозяин видит истинную суть вещей. Он знает, какая ты на самом деле. Он способен отделить твой испуг от тебя самой.
– Но откуда он знает, какая я?! Мы никогда не виделись с ним раньше. До похищения, я хочу сказать.
– Он часто поднимался наверх, чтобы увидеть тебя, сребровласка. Он просил у Зевса твоей руки, но тот не ответил ему ни да, ни нет. Ушел от ответа.
– Ушел?
– Хозяин сказал, что брат просто исчез.
Персефона опешила. Значит, разговор о сватовстве все-таки был. И Владыка Аида не был настроен играть бесчестно. Но если он говорил с её отцом, почему тогда не пришел говорить с её матерью? Нет, это глупый вопрос, конечно, она бы отказала. Она никогда не отпустила бы её от себя, а уж тем более, сюда, в Царство Мертвых. А если бы отец согласился, это был бы такой скандал, просто вселенских размеров, и в итоге, ему всё равно пришлось бы уступить и сделать, как хочет Деметра. Так что, по-хорошему, у Гадеса просто не было выбора, разве что сразу забыть о своем желании, ещё даже и до сватовства, но это, понятное дело, полный бред! Кстати, сюрприз – у Кербера, оказывается, есть чувство юмора!
Кто-то засмеялся у неё в голове. Персефона напряглась. Кажется, она это уже проходила.
– Голос, это ты?
Тишина. Нет ответа.
– Кербер?
– Это я, сребровласка. Ты поняла, я вижу.
– Ты подслушиваешь меня?! Это неправильно!
– Нет, я просто слышу тебя. Как слышу твой голос, когда ты говоришь вслух, или топот коней хозяина – вот как сейчас.
Теперь этот топот услышала и она. Две черных, длинногривых тучи стали, словно вкопанные, рядом с ней. Гадес спрыгнул с колесницы, Кербер, тихо повизгивая, лег на землю, колотя хвостом, и пополз к ногам хозяина. Останавливался на мгновение, вздергивал свои три головы, улыбался, жмурился и, втягивая головы в плечи, полз снова. Гадес присел на большой желтый камень, валявшийся прямо у края дороги. Камень был гладким, округлым, будто оплывшим. Что-то застыло в нем, какие-то неведомые фигуры и формы. Он не был прозрачным, скорее туманно-слоистым. Желтизна его была неоднородной, где-то темнее, где-то светлее, она варьировала в оттенках и плотности.
