Хомопанк

Стив вздохнул, он узнал голос – похоже, это Эдвард – его непутевый сын, не признающий никакие правила поведения. Стив обеспокоенно взглянул на Лару – девушка понимающе кивнула – спустился по каменным ступенькам вниз, где на специальной подогреваемой площадке стояли уставленные яствами столы, а вокруг в жаровнях горел огонь.

– Ты что, не видишь, куда я бью? – возмущался Эдвард.

У него и его оппонента в руках были рапиры – они должны были стать средством разрешения споров между Сильными, если таковые в этот вечер возникнут, но, видимо, сын решил использовать оружие для развлечения.

Стив не знал, с кем сражается Эд, он просто подошел к сыну и ударил его по руке – рапира отлетела в сторону.

– Ты что делаешь, а? – возмутился Стив.

– А что я могу делать, пап? Развлекаюсь!

– Имей совесть.

– Ха! – засмеялся Эдвард. – Ты будешь говорить мне о совести? Каждый год вы все приезжаете сюда, молите о прощении, которого никогда не будет.

– Ты не знаешь, чем я пожертвовал…

– Да всем ты пожертвовал, всем! – Эд свирепо посмотрел на отца. – Всем и всеми!

– Где твоя сестра?

– Я ей нянька что ли?

– Не видел Еву на церемонии.

– Я тоже давно ее не видел.

– Она должна была прийти.

– Так, может, гуляет с очередным любовником.

Стив гневно сжал кулаки:

– В вас обоих нет никакой благодарности.

Он развернулся, собираясь вернуться обратно, но заметил, что все Сильные уже спускаются вниз. Лара, держа за руку Айрис, в сопровождении Роана, подошла к Стиву и Эдварду – мужчина смягчился, заметив племянников, а дети, в свою очередь, побежали навстречу дяде.

Лара заметила отброшенную рапиру:

– Всё в порядке?

– Да, не переживай. Я что-то пропустил?

– Нет, ничего такого. Помолимся дома еще раз, хорошо?

Стив улыбнулся:

– Договорились.

– Эд, мой мальчик! – воскликнул Матиас, подходя и обнимая мужчину. – Целый год не виделись.

– Рад видеть тебя, добрый друг, – улыбнулся в ответ Эдвард.

– Где Ева? – спросил Матиас.

– Если честно… я не знаю.

– Она должна была прийти, – обеспокоенно произнес Стив. – И детей не навестила, – прошептал он. – Я позвоню.

– Не надо никуда звонить, – произнес позади женский голос.

И вот она – Ева – прекрасная дочь Стива, высокая, стройная женщина, с черными, как самые дальние, не освещаемые звездами, уголки космоса, длинными прямыми волосами и глазами цвета спелого ореха, – она была столь грациозна и ослепительна, что Сильные считали ее Афродитой во плоти. Ева шла под руку с мужем – Айрис и Роан с восторгом побежали к родителям.

– Простите, опоздали. Папа, ты же знаешь – Женя не переносит самолеты, а наш поезд задержался, потому что, представляешь, кто-то повалил деревья на железную дорогу.

– Ты могла сообщить, – недовольно проворчал Стив.

– Могла, но не сообщила, – хихикнула Ева. – Ну ладно, дети, не надо так сильно меня обнимать. Вы что, не видите? Помада сотрется.

Стив неодобрительно покачал головой. Брат с сестрой поздоровались.

– Вся семья в сборе, я полагаю? – спросил Матиас.

– Мать всего! – вознес молитву Вселенной Стив. – Помоги мне пережить этот вечер. Без ссор.

Глава 4. Эдвард

Чудом спасшуюся из цепких лап смерти Римму из Комплекса привезли на машине в аэропорт, посадили в самолет – раньше ей летать не приходилось. До самолета ее сопровождали роботы, но там девушку встретил пилот в униформе, представившийся именем Ролло, – миловидный, сероглазый брюнет с собранными в короткий хвостик волосами. Он вежливо, даже добродушно проинструктировал Римму: присядь сюда, застегни ремни. Она знала о существовании самолетов, была осведомлена о принципе полета, но никогда прежде не испытывала эти ощущения. И тем более девушка не знала, куда именно направляется.

Система сообщила Римме, что клиент, заметив ее картину на Рынке, пожелал забрать Ри к себе в качестве художницы. С одной стороны, это было облегчением, но с другой – она боялась покидать Комплекс. Даже несмотря на произошедшее. Напоследок ИИ отдала девушке картину – ту самую, на которой был изображен Аргус. Ту, которую Ри не смогла уничтожить, на которую не поднялась рука.

И вот всё было готово для взлета. Пилот занял свое место в кабине, успокоив девушку, что причин для паники нет.

Сначала был гул – ужасный, пугающий, неестественный – двигатели вышли на полную мощность; самолет помчался по взлетной полосе, да так быстро, что Римму вжало в сиденье. Всё быстрее и быстрее, и!.. они взлетели! Не в силах пошевелиться, девушка со страхом смотрела в иллюминатор. Всё становилось меньше и меньше, когда – внезапно! – на долю секунды наступила невесомость – казалось, что самолет падает, но нет – он продолжал набирать высоту. И вот снова давление, сердце заколотилось быстрее, а законцовки крыльев скрылись за облаками. Несколько минут летели в «молоке» – тумане из облаков – самолет карабкался вверх, пока наконец не засияло солнце. Давление на тело ослабло – если не знать, что ты в полете, не видеть, как проплывают мимо облака, можно было подумать, что самолет неподвижно завис в воздухе.

– Ты как там? – спросил Ролло, выглянув из кабины. – Даже не вскрикнула.

– А должна была?

Пилот рассмеялся:

– Сейчас, подожди.

Ролло связался с роботом-диспетчером, убедился, что занял нужную высоту, выполнил контролирующие процедуры, проверил автопилот и, довольный своей работой, предоставил технике сделать свою. Вышел из кабины к Римме.

– Можешь отстегнуть ремень, если хочешь, – сказал он. – Воды? Или голодная?

– Воду, если можно.

Ролло кивнул, подошел к шкафчику, выдвинул полку, достал стакан, с другой выдвижной полки взял бутылку, наполнил стакан, передал Римме. Она протянула дрожащие руки.

– В былые времена этим занимались специальные люди, – сказал Ролло.

– Этим? Чем? – удивленно посмотрела на пилота Римма.

– Раздачей напитков, например. Бортпроводники.

– Да, точно. На больших пассажирских лайнерах.

– Верно. Но сейчас такие не летают. Вообще больше предпочитают на поезде ездить.

Ролло вернулся в кабину пилота, занял свое место. Но так как дверь была открыта, он мог спокойно, даже не повышая голоса, разговаривать с пассажиркой.

– Я не родился в Комплексе, – рассказывал Ролло. – Мою семью выбрали Сильные, так что мама с папой пережили Туман. Папа – пилот, и первоклассный! Он даже с президентом летал, когда такая должность существовала, конечно. Но мама до сих пор восторженно рассказывает о том, как летала с его женой. Расскажи, как там в Комплексе? Чем вы вообще занимаетесь, как живете?

Девушка выпила всё, что было в стакане, но жажда не проходила.

– А я могу… взять еще? – спросила Ри.

– Конечно, там в шкафу.

Пока Ролло отвлекся на переговоры с роботом-диспетчером, Римма, проделав манипуляции со шкафчиками и полками, налила себе воды. Из-за небольшой турбулентности самолет слегка потряхивало, но она справилась.

– Хочешь присесть сюда? – спросил пилот, показывая девушке на соседнее с ним кресло в кабине.

– Это место для другого пилота?

– Да, но я прекрасно справляюсь один. Самолет небольшой.

Римма, посмотрев в иллюминаторы, восторженно произнесла:

– Как красиво!

Ролло улыбнулся.

– Присядешь? – спросил он. – Только ничего не трогай! Это для твоей же безопасности. И убери, пожалуйста, стакан – выпей воду в салоне.

Ри послушно выполнила все указания и неуверенно заняла место второго пилота.

– Так что? – спросил Ролло. – Расскажешь про Комплекс? Три часа еще лететь.

– Что рассказывать… Комплекс – это мой дом.

– Как ты родилась? Ну… то есть, я – сын своей мамы, я родился, как бы, естественным путем.

– Если тебе интересна технология, то… происходит всё то же самое, что в теле матери, но в коконе.

– Звучит просто ужасно.

– Я не специалист по биологии или репродукции.

– Чем вы там занимаетесь?

– До восьми лет нас обучают вместе, по общей программе, а затем начинается специализация – мы выбираем деятельность, востребованную на Рынке, которой будем заниматься. Система индивидуально составляет для каждого расписание, подбирает программы, преподавателей, предоставляет нам всё необходимое. Система заботится о том, чтобы все развивались в нужном для них направлении в комфортной среде. Потом начинаются отборы – мы заполняем портфолио, Система выкладывает его на Рынок – это такая база в сети, и подбирает для нас клиентов. И вот так я оказалась здесь.

– То есть… у вас там большое общежитие! А Система – это кто?

– Это – что, – уточнила Ри. – Система – это ИИ. Система следит за всеми, помогает, направляет. Она и есть Комплекс. А мы все, получается, ее дети.

– Ну хорошо, а что если кандидата не выбрали? Он остается жить в Комплексе или его выпускают?

– Он уходит.

– Понятно.

Римма покачала головой:

– Мы называем этот процесс Уходом – вступление в Цикл рождения и смерти. Если Система решила, что кандидат не сможет найти себя в мире Сильных, она сообщает кандидату об Уходе, он… или она спускаются на подземный этаж, где роботы делают инъекцию, после которой ты больше не проснешься. Затем тебя хоронят в саду, где твое тело должно послужить земле для будущих поколений живых существ.

Ролло несколько минут потрясенно молчал. Он сомневался, что правильно понял девушку, решил, что это должно быть какая-то ошибка.

Но всё же решил уточнить:

– Вас… убивают, хочешь сказать?

– А смысл жить, если ты никому не нужен? Даже если бы нас отпускали за пределы Комплекса (что недопустимо) выжили бы мы там? О нас никто не заботится так, как это делает Система.

Они помолчали.

– Ты знаешь, кто мой клиент? – спросила Римма.

– Знаю.

– Расскажи. Кто это? Женщина? Мужчина?

– Мужчина. Зовут… впрочем, будет лучше, если он сам представится. И будь спокойна, это очень приличный, воспитанный человек, хотя и беспокойный.

– Беспокойный?

– У него вечно душа не на месте. Когда он был женат, всё вроде бы было нормально, но после развода что-то в нем изменилось… И теперь он всё время что-то ищет. Не удивлен, что ему понадобился художник – твой клиент творческая натура.

– Ему понравилась моя работа.

– Я видел холст, – Ролло кивнул в сторону салона. – Покажешь?

– Конечно, почему нет.

Римма встала, прошла в салон, сняла с картины чехол – Ролло повернулся посмотреть.

– Ого… – потрясенно выдохнул молодой человек.

Несколько секунд Ролло внимательно разглядывал рисунок.

– Это… Уход?

– Да. Это Аргус – он ждал Ухода с самого рождения. Но в нем было какое-то особенное спокойствие, будто он пытался сказать, что человек не должен доказывать свое право на жизнь. Надо наслаждаться каждым мгновением, впитывать его, чувствовать.

– И Система решила, что он бесполезный?

– Можно и так сказать.

– Это очень сильная, но страшная картина, Римма. Даже… тяжело смотреть. Теперь понимаю, почему он выбрал тебя.

– Знаешь, я ведь презентовала эту картину на последнем отборе, а клиент посмеялся надо мной. Сказал, что никто не хочет видеть правду.

– Я себя не очень хорошо чувствую, глядя на нее. Может, он это имел в виду?

Римма убрала картину обратно в чехол, оставила в салоне, вернулась в кабину. В этот момент самолет ощутимо тряхнуло.

– Мать всего! – вскрикнула Римма.

– Кочка, – рассмеялся Ролло.

Немного подумав, девушка произнесла:

– Чудо, что я жива.

– Хм?

– Сколько там еще лететь?

– Время есть – рассказывай.

Когда-то Эдварду показалось логичным вернуться в город, в котором он родился, после смерти своего новорожденного сына: он скитался по свету достаточно, чтобы осмелиться взглянуть на дом, из окон которого, будучи ребенком, мальчик с удивлением разглядывал уставших, ослабленных Туманом, обреченных на смерть людей. На другой стороне оживленной автострады находился отель – шикарный, красивый, сияющий – он манил, обещая исполнение самых фантастических желаний. Там останавливались люди, имеющие достаточно средств, чтобы не обращать внимания на бедняг, которые устало брели домой после завершения очередного трудового дня.

Город заброшен; вокруг одни развалины, в воздухе стоит пыль. И всё же этот отель не собирался сдаваться – обшарпанный, он по-прежнему был полон достоинства.

Эдвард зашел в отель и услышал музыку, звучащую где-то внутри здания, возвращая к временам, когда в ресторане играли музыканты, радуя гостей.

Кто-то пел под аккомпанемент гитары:

Соберитесь все друзья,

Поведаю я вам

О том, как сложилась судьба моя.

Мне двадцать восемь лет

Познал я много бед

Не раз и не два хотел бросить всё я.

Забыться – вот моя мечта,

Забыться – вновь придет она,

Та, что слезы уберет и на ухо мне шепнет:

«Это жизнь, не твоя вина».

Работал, сколько мог,

Отдавал все долги в срок,

В беспамятстве за полночь валился дома я.

Влюбился – судьба,

И крошка моя,

Но отказалась выйти замуж за меня.

Сестренка родила

В подоле принесла,

Не знал, как нам быть, что же делать?

Мать уж померла,

Отца и не было;

Пришлось работать до изнеможенья.

Забыться – вот моя мечта,

Забыться – вновь придет она,

Та, что слезы уберет и на ухо мне шепнет:

«Это жизнь, не твоя вина».

Ушла моя сестра,

Оставив малыша,

И так я стал отцом невольно.

Дитя не смог поднять,

Чужим дал воспитать,

Не знает теперь он родного.

Сильно заболев,

Я понял: конец.

Не будет больше парня озорного.

Прощайте друзья,

Прощай, сестра моя,

И свет вдалеке уже вижу я.

Забыться – вот моя мечта,

Забыться – вновь придет она,

Та, что слезы уберет и на ухо мне шепнет:

«Это жизнь, не твоя вина».

Скажу я вам друзья,

Нет нам житья,

Тем, кто за крохи продается.

Я выжил – инвалид,

Двадцать восемь мне на вид,

Но стар, словно дряхлый старикашка.

Забыться – вот моя мечта,

Забыться – вновь придет она,

Та, что слезы уберет и на ухо мне шепнет:

«Это жизнь, не твоя вина».

Удивленно раскрытыми глазами смотрела компания мародеров на неизвестного мужчину, который всё это время стоял в дверях. Молодые парни сидели в вестибюле на расставленных в круг стульях, скинув награбленное прямо себе под ноги.

– Простите, – только и смог выговорить Эдвард.

По лестнице со второго этажа спускался высокий незнакомец; он остановился и пристально посмотрел на Эдварда. В тот момент Эд подумал, что никто лучше, чем эти бандиты, его не поймет; ему захотелось присоединиться к мародерам, может, даже пуститься вместе с ними в странствия по всему миру.

Конечно, всё это было глупостью, минутная слабость. Мужчина на лестнице заметил колебания Эдварда – он от рождения был весьма проницателен, можно сказать эмпат, пожалев потерянную душу, он предложил Эдварду отдохнуть с ними.

С радостью согласившись, Эд присел рядом с молодыми людьми.

Мародеры обычно не задерживались на одном месте: после продолжительного разговора с Сильным, компания покинула отель, а Эдвард остался, превратив заброшенное место в свой дом.

В аэропорту Римма попрощалась с Ролло – добродушный парень ей очень понравился и, если она правильно всё поняла, им предстояло часто встречаться. Ее встретил водитель-робот на машине – он сообщил, что они едут в город. Девушка, ожидавшая увидеть Ньюдон – мегаполис, построенный для Сильных и избранных, с удивлением обнаружила, что они заезжают в какой-то покинутый населенный пункт – заброшенный, полуразрушенный – в таких жили люди в Старую эру.

Они ехали по разбитой дороге мимо невысоких (не выше пяти этажей) некогда жилых домов – складывалось ощущение, что люди вот-вот вернутся, включат свет, начнут заниматься домашними делами, но нет… Это был настоящий город-призрак. Римма рассматривала кафе, рестораны, магазины, витрины которых были разбиты, а содержимое выброшено на улицу. Повсюду валялись какие-то вещи: одежда, домашняя утварь, куски пластика – здесь явно орудовали мародеры. Солнце уже село, и без освещения стало совсем жутко – темнота, холод и тишина, нарушаемая лишь гулом двигателя их машины.

Но вот из мрака выступило четырехэтажное здание, походившее на отель, из всех окон которого на серый асфальт проливался теплый свет. Подъехав к этому островку жизни, робот остановил машину.

Римма вышла – на пороге ее уже ждал мужчина. В свете единственных на всю улицу работающих фонарей девушка разглядела его – седой, коренастый, в карих глазах – нескрываемая усталость, которую человек приобретает только к концу жизни, пережив множество свалившихся на него бед. Он даже не подошел, чтобы помочь ей с сумкой или забрать холст, который она держала под мышкой.

– Здравствуйте, – прервала молчание Римма.

– Заходи, – произнес мужчина.

– Простите, вы не могли бы мне помочь? – попросила девушка.

– Это ты меня извини. Сейчас, – спохватился тот.

Он забрал у Ри и сумку, и холст.

– Это та самая картина? – спросил мужчина, когда они зашли в дом.

– Да, – ответила Римма.

Она уже изумленно разглядывала вестибюль: на отделанных красным деревом стенах круглые похожие на бутоны светильники, впереди – парадная лестница, слева от лестницы барная стойка, а справа – ресепшн.

Мужчина нетерпеливо достал картину из чехла, внимательно рассмотрел, довольно кивнул.

– Что думаешь… тут нормально будет? – спросил он, прислонив картину к стене.

– Я не знаю… вам решать. Это ваш дом.

– Сейчас.

Он побежал по лестнице наверх, оставив девушку одну. Римма вспомнила, как Ролло предупреждал ее о том, какой хозяин дома беспокойный. Девушка подошла к зеркалу, посмотрела на себя – она выглядела чрезвычайно усталой, даже измотанной: серо-зеленые глаза потускнели, лицо посерело. И ее до сих пор шатало – казалось, что она еще в самолете, проваливается в воздушные ямы. Ей просто надо было немного отдохнуть.

Мужчина прибежал назад, держа в руках ящик с инструментами и дрель.

– Вы собираетесь вешать ее сейчас?

– Ага. А что? – ответил он, тяжело дыша.

– Сверлить красное дерево? – возмутилась девушка. – У вас что, нет двусторонней липучки?

– Хм… нет.

– Тогда повесите потом.

– Что?

– Говорю, что повесите потом. Ну не портите дерево, пожалуйста.

Мужчина несколько раз растерянно моргнул, затем положил дрель на пол.

– Сейчас… – он вновь убежал.

Пока его не было, Ри прикоснулась к дереву, пробурчала под нос:

– Совсем с ума сошел, такая прекрасная отделка. Сверлить собрался.

Он вернулся, держа в руках стул, придвинул его к стене, поставил картину на сиденье, отошел, чтобы посмотреть результат. Римма довольно кивнула.

– Не к спеху сейчас, – сказала девушка, скрестив руки на груди.

– Как скажешь, – согласился мужчина. – Кстати, я же не представился. Меня зовут Эдвард.

– Очень приятно. Меня – Римма.

– Называй меня Эд, пожалуйста.

– А… ты можешь называть меня Ри. Только я понятия не имею, что ты хочешь, чтобы я делала?

– Ты же художник! Мне нужен такой человек. Я хочу, чтобы в каждом доме висела картина подобная этой.

Римма опустила глаза:

– Это… страшная картина. На ней изображен тот, кого уже нет.

– Правдивая картина. Мне нужна правда.

Девушка ужасно удивилась:

– Мне сказали, что правда никому не нужна.

– Есть хотя бы один человек, которому она нужна как воздух, – возразил Эдвард. – Пойдем на кухню?

– Я бы попила воды, да.

Эдвард провел ее на второй этаж. Ресторанная кухня, отделанная белым кафелем, сильно контрастировала с полумраком вестибюля – отражаясь от поверхности стен и пола, яркий свет больно бил в глаза.

Мужчина налил из громадной бутыли чистую воду, подал Римме – девушка села за стол.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Ты живешь здесь один?

– Сейчас да.

– Тебе не страшно? Город ведь покинут.

– Нет, а чего бояться? Призраков не существует.

Эдвард налил себе бренди, сел напротив. Повисла неловкая пауза.

– Что думаешь о Новой эре? – спросил наконец Эд.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… тебя устраивает то, как живут люди?

Римма задумалась, не ответив.

– Для того чтобы Новая эра началась, Сильные убили миллиарды людей. Как ты к этому относишься?

Ри покачала головой:

– Как можно относиться к людям, которых ты не знаешь? Да и прошлое уже не вернешь.

– То есть ты согласна, что Туман был делом рук Сильных? А не просто «неизвестное природное явление»?

– Разве мне об этом расскажут? Представят доказательства? Ты – Сильный, ты мне скажи.

Эдвард вздохнул:

– Мы можем только предполагать, но факт в том, что у Сильных был защищающий от Тумана напиток.

– Который давали избранным.

– Верно. Только моего отца не выбирали.

– Не поняла.

– Говорю, что этот… напиток, как он говорит, ему отдал профессор, его учитель. А может, он врет, он украл его. Кто теперь узнает правду. Я не должен был выжить, как и отец.

Римма задумчиво взглянула куда-то в пустоту:

– У меня был последний отбор. Ты выбрал меня, и я… не вступила в Цикл.

– То есть… я спас тебе жизнь?

– Получается, что так.

Эдвард вздохнул:

– Система – она отправила мне сообщение. ИИ прислала мне твой рисунок – я понял, что это именно то, что я искал. Ты честная? – спросил он. – И я не спрашиваю об обычной лжи, которую ты говоришь, чтобы, например, не общаться с кем-то. Каким ты видишь мир? Пытаешься ли спрятаться от темноты?

Римма задумалась:

– Я ищу ответы. И в поиске ответов на вопросы создаю то, что ты увидел. Творчество, мои картины – единственный путь к ответу на вопросы: какими мы себя видим; что на самом деле из себя представляем; почему живем именно так; что нас ждет в будущем? А темнота, что это такое? Темнота есть в каждом из нас. Когда моя подруга, Мара, уходила, я думала только о том, как лучше изобразить Аргуса, – девушка вздохнула. – Было бы хорошо просто… жить, не думая о том, что тебе нужно выбрать между собственной душой и притворством. Я смирилась с тем, что мои картины никому не нужны, поняла, что не имею права навязывать Сильным то, о чем они не хотят знать… правду. Яркие цветочки, любовь, милые животные или претенциозное величие – вот, что все они хотят видеть. Когда-то я рисовала именно такие картины, но и они им не понравились. Ты зря выбрал меня.

Эдвард несколько минут внимательно смотрел на девушку. Ему нечего было сказать – она была честной. Перед собой и перед остальными. Не питала иллюзий, не пыталась никого оправдать, воспринимала мир таким, каким он был.

– Я хочу, чтобы твои картины изменили Сильных, – наконец произнес он.

Римма покачала головой:

– Раз уж ты меня выбрал, то я продолжу рисовать, но… не проси о большем.

Эдвард улыбнулся:

– Это всё, что мне нужно. Главное – рисуй.

Глава 5. Ролло

Ньюдон – столица, пожалуй, самый густонаселенный город – был разделен на два сектора: в одном жили Сильные, в другом – избранные, части мегаполиса разительно отличались друг от друга. Ньюдон избранных довольно непригляден: сумрачные прямые проспекты, тусклые фонари, безликие, безжизненные, скучные серые небоскребы из стекла и бетона. Уныло и мрачно.

Определить точную численность избранных, которым по милости Сильных позволили пережить Туман в городах и других крупных населенных пунктах, было сложновато – известно только, сколько из них по сей день служат Сильным.

Проживали избранные в одинаковых, словно размноженных под копирку апартаментах в типовых небоскребах-муравейниках. Избранные считались малочисленной категорией населения – когда практически всю рутинную работу выполняют роботы, нет необходимости в большом количестве человеческих ресурсов. Самая бесправная категория (даже к прошедшим отборы кандидатам относились с бо́льшим уважением) – они работали на Сильных, чтобы выжить, буквально за еду, многие не представляли свою жизнь среди селян, поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как стараться доказать свою полезность. Это были остатки той самой, некогда значительной и важной прослойки общества – среднего класса, рабочая сила, на которой в те времена держалась экономика, – лишь единицы из них еще в Старую эру смогли стать Сильными. Избранные, пожалуй, за исключением некоторых выдающихся личностей вроде Стива, особо не нужны были Сильным, поскольку работниками их снабжал Комплекс. Невостребованность, бесперспективность, безнадежность и постоянное балансирование на грани порождали в среде избранных апатию, депрессии, расстройства и прочие психические патологии. Избранные старались не заводить детей – пара, задумавшаяся о продолжении рода, понимала, что их ребенок в лучшем случае будет влачить жалкое существование, а в худшем – вообще не найдет себе применения. Таким образом, с каждым годом избранных становилось всё меньше и меньше.