Ведьмы за границей

Она откинулась с видом человека, который только что решил все возможные вопросы насчет кризиса самоопределения.

– А она не слушала, – добавила она.

Бабуля Бревис нахмурилась.

– Маграт? – сказала она. Она попыталась воссоздать в памяти образ младшей ведьмы Овцепиков и вспомнила… ну, не само лицо, а глаза на мокром месте и беспомощно-добрую мину; ниже располагалось похожее на жердь тело, а выше – волосы, напоминающие растрепанный бурей стог. Неустанная добродетельница. Беспокойная душа. Из тех людей, что спасают упавших птенчиков и плачут, когда те дохнут, хотя старая добрая Мать-Природа вообще-то именно это и уготовала упавшим птенчикам.

– Не похоже на нее, – сказала она.

– А она сказала, что хочет быть более независимой, – сказала Матушка.

– Ну и что плохого быть независимой? – сказала Нянюшка. – На независимости ведьмовство и держится.

– Я и не говорю, что это плохо, – сказала Матушка. – Я ей так и сказала, в этом нет ничего плохого. Можешь, говорю, быть независимой сколько влезет, только будь добра делать, что тебе сказано.

– Просто вотри вот это, и все рассосется за недельку-другую, – сказала Старая Мать Дисмасс.

Три другие ведьмы выжидательно посмотрели на нее – вдруг добавит что-нибудь еще? Стало ясно, что не добавит.

– А еще она теперь учится – чему она там учится, Гита? – сказала Матушка.

– Самообороне, – сказала Нянюшка.

– Но она же ведьма, – отметила Бабуля Бревис.

– Я ей так и сказала, – заявила Матушка Ветровоск, которая всю жизнь бесстрашно ходила по ночам через кишащие разбойниками горные леса, точно зная, что в темноте нет никого страшней, чем она сама. – А она говорит, это не главное. Не главное! Так и сказала.

– Да к ней все равно никто не ходит, – сказала Нянюшка Ягг.

– А я думала, она собирается за короля замуж? – сказала Бабуля Бревис.

– Все так думали, – сказала Нянюшка. – Но ты же знаешь Маграт. У нее семь пятниц на неделе. Теперь вот говорит, не желаю больше быть сексуальным объектом.

Они все задумались об этом. Наконец Бабуля Бревис произнесла, медленно, как человек, выходящий из глубин потрясенного размышления:

– Так она никогда и не была сексуальным объектом.

– Могу с гордостью заявить, что я даже не знаю, что такое сексуальный объект, – твердо заявила Матушка Ветровоск.

– А я знаю, – сказала Нянюшка Ягг.

Они обернулись на нее.

– У нас Шейн привозил такой как-то раз из заграницы.

Они продолжали на нее смотреть.

– Он был такой бурый, толстый, на нем были бусики и лицо, и еще две дырочки для шнурка.

Они не отводили глаз.

– Ну, он сказал, что вот это вот было оно.

– Мне кажется, ты про идол плодородия, – подсказала Бабуля Бревис.

Матушка покачала головой.

– По описанию на Маграт не похоже… – начала она.

– Не может быть, чтобы это стоило два пенни, – сказала Старая Мать Дисмасс из какого-то своего времени, в котором сейчас находилась.

Никто толком не знал, из какого.

Таков профессиональный риск ясновидцев. Человеческий разум не рассчитан на броски вперед-назад по бескрайней дороге времени. Порой он может сорваться с якоря и начать бесконтрольно лететь в прошлое или будущее, лишь изредка бывая в настоящем. Старая Мать Дисмасс была рассредоточена во времени. Это значит, если вы с ней заговорили в августе, возможно, она услышала вас в марте. Проще всего было сказать ей что-нибудь сейчас и надеяться, что она это уловит, когда ее разум будет в следующий раз проходить мимо.

Матушка на пробу помахала рукой перед невидящими глазами Старой Матери Дисмасс.

– Опять она не с нами, – сказала она.

– Ну, если Маграт не может взяться, есть еще Милли Хопгуд с дороги на Ломоть, – сказала Бабуля Бревис. – Девочка работящая. Правда, глаз у нее косит еще хуже, чем у Маграт.

– Ничего страшного. Ведьме косоглазие даже к лицу, – заявила Матушка Ветровоск.

– Но надо уметь этим пользоваться, – сказала Нянюшка Ягг. – Вот старая Герти Симмонс косила, и оттого сглаз вечно попадал ей на кончик носа. Нельзя, чтобы люди думали, будто, ежели оскорбишь ведьму и она наложит проклятие, у нее собственный нос отвалится.

Они снова уставились в костер.

– Дезидерата, я так понимаю, не выбирала себе преемницу? – спросила Бабуля Бревис.

– И не подумала, – сказала Матушка Ветровоск. – Тут так не принято.

– Да, но Дезидерата тут не так много времени проводила. Такая у нее работа. Вечно уезжала в заграницы.

– Терпеть не могу заграницы, – сказала Матушка Ветровоск.

– Ты в Анк-Морпорке была, – напомнила Нянюшка. – А это заграница.

– Ничего подобного. Он просто далеко. Это не то же самое, что заграница. В загранице болтают на варварских языках, едят заграничную бурду и поклоняются этим твоим объектам, – заявила Матушка Ветровоск, прирожденный дипломат. – Заграница может оказаться прямо под боком, если прохлопать. Ух! – добавила она с презрением. – Да уж, она что угодно могла привезти из заграницы.

– Мне однажды привезла очень славную сине-белую тарелочку.

– А это мысль, – сказала Бабуля Бревис. – Надо бы кому-нибудь сходить и проведать ее домик. У нее там много славного добра. Обидно будет, ежели какой ворюга туда залезет и устроит погром.

– Не представляю, какой вор полезет к ведьме… – начала Матушка, но вдруг осеклась. – Да, – сказала она мягко. – Отличная мысль. Немедленно этим займусь.

– Нет, лучше я этим займусь, – заявила Нянюшка Ягг, которой тоже хватило времени сообразить. – Это мне прямо по пути домой. Раз плюнуть.

– Нет, ты же хочешь поскорее добраться домой, – сказала Матушка. – Не утруждай себя. Мне это ничего не стоит.

– Ой, да мне это тоже ничего не стоит, – сказала Нянюшка.

– Ты же не хочешь измотать себя в таком-то возрасте, – сказала Матушка Ветровоск.

Они уставились друг на друга.

– Не понимаю, в чем проблема, – сказала Бабуля Бревис. – Можете вдвоем пойти, а не споры устраивать.

– Я завтра немного занята, – сказала Матушка. – Как насчет после обеда?

– Ладно, – сказала Нянюшка Ягг. – Встретимся у ее дома. Сразу после обеда.

– Раньше у нас было, но ты открутила кусок, он упал и потерялся, – сказала Старая Мать Дисмасс.

Браконьер Харкер бросил в яму последнюю лопату земли. Он решил, что обязан сказать пару слов.

– Ну, вот и все, что ли, – сказал он.

«Она уж точно была получше прочих ведьм», – думал он по пути в ее хижину в предрассветных сумерках. Прочие – все они, конечно, тоже замечательные люди, спешно добавил он про себя, настолько замечательные, что лучше держаться от них подальше, – были слишком уж властными. А Госпожа Пуст умела слушать.

На кухонном столе он нашел длинный сверток, горсть монет и конверт.

Он вскрыл конверт, хоть тот ему не предназначался.

Внутри оказался конверт поменьше и записка:

«Я за тобой слежу, Альберт Харкер. Доставь подсылку и коньверт, но ежели ты дерзнешь хочь одним глазком заглянуть в нутрии с тобой случится что-то ужастное. Я проффесиональная фея-крестная, мене не положено никого проклинать, но я Прорицаю что енто возможно будет покус разъядренного волка, и нога твоя позеленеет, покроется слизью и отвалится, токмо не спрашивай откуда я енто знаю, да и как ты спросишь я ж умерла. Всех благ, Дезидерата».

Посылку он поднимал, зажмурив глаза.

В обширном магическом поле Плоского мира свет путешествует неспешно, а потому и время не спешит. Как говаривала Нянюшка Ягг, когда в Орлее полдник, у нас тут вторник…

Но сейчас в Орлее только светало. Лилит сидела наверху башни и с помощью зеркала отправляла свой образ осматривать мир. Она вела поиски.

Из каждого блика на гребне волны, из каждой ледышки, из каждого зеркала или отражения Лилит могла выглянуть. Для этого не нужно магическое зеркало. Любое зеркало годится, если знаешь, как им пользоваться. А Лилит, чья сила гудела мощью миллиона отражений, отлично это умела.

Только уколы сомнения не оставляли ее. Наверняка Дезидерата избавилась от нее. Она как раз из таких. Совестливых. И наверняка отдала той глупой девчонке с мокрыми глазками, которая порой приходила к ней в хижину, той, что носит дешевую бижутерию и не умеет прилично одеваться. Она как раз подошла бы.

Но Лилит должна была убедиться. Своих высот она достигла благодаря тому, что всегда все проверяла.

В лужах и окнах по всему Ланкру на миг появлялось лицо Лилит, а затем уходило дальше…

А теперь светало уже в Ланкре. В лесу клубился осенний туман.

Матушка Ветровоск толчком открыла дверь хижины. Не заперто. Того единственного гостя, которого ждала Дезидерата, замки бы не остановили.

– Она похоронилась там, на заднем дворе, – раздался голос сзади. Нянюшка Ягг.

Матушка на миг задумалась, как реагировать. Она могла обвинить Нянюшку, что та нарочно пришла пораньше, чтобы обыскать хижину одной, но это вызвало бы закономерный вопрос, почему заранее явилась и Матушка. Она, конечно, могла придумать себе оправдание, если дать ей время. Но в целом лучше всего было просто заняться делом.

– Ага, – кивнула она. – Всегда у нее все аккуратно, типичная Дезидерата.

– Ну, такая у нее была работа, – Нянюшка Ягг протиснулась мимо нее и оглядела комнату с интересом. – При такой работе надо уметь за всем следить. Батюшки, ну и здоровенный же кот!

– Это лев, – поправила Матушка Ветровоск, разглядывая голову над камином.

– Да кто бы ни был, это ж на какой же скорости он таранил стену, что пробил насквозь? – сказала Нянюшка Ягг.

– Кто-то его убил, – сказала Матушка Ветровоск, осматривая комнату.

– Ну ясное дело, – согласилась Нянюшка. – Если б я увидела, как мне такой страшила проедает стену, я бы его тоже пришибла.

Типичной хижины ведьмы, конечно, не существует, но если бывает нетипичная хижина ведьмы – это была она. Помимо голов разных зверей со стеклянными глазами, стены покрывали полки с книгами и акварельными картинами. В стойке для зонтов стояло копье. Вместо фарфора и керамики в буфете красовались явно заграничные латунные котлы и тонкие заграничные вазы. Нигде в доме не было сушеных трав, зато тут оказалась масса книг, в основном заполненных мелким аккуратным почерком Дезидераты. Целый стол устилали какие-то тщательно прорисованные карты.

Матушка Ветровоск недолюбливала карты. Она истинктивно чуяла, что они жульничают с ландшафтом.

– Что ж, она много где побывала, – Нянюшка Ягг подняла резной веер из слоновой кости и кокетливо[7] обмахнулась.

– Ну, ей это было легко, – Матушка открыла несколько полок в комодах. Провела пальцами по каминной полке и недовольно взглянула на них. – Лучше бы нашла время пыль стереть, – проворчала она. – Вот я бы ни за что не умерла, пока мой дом в таком состоянии.

– Я все думаю, где она оставила… ну, знаешь… ее? – Нянюшка открыла дверцу напольных часов и заглянула внутрь.

– Постыдилась бы, Гита Ягг, – сказала Матушка. – Мы здесь не за этим.

– Нет-нет, конечно. Просто интересно… – Нянюшка Ягг попыталась незаметно привстать на цыпочки, чтобы заглянуть на верх комода.

– Гита! Срам какой! Иди завари нам по чашечке чаю!

– Ой, ну ладно.

Бормоча под нос, Нянюшка Ягг скрылась на кухне. Через пару секунд раздался скрежет водной колонки.

Матушка Ветровоск тихонько подошла к креслу и пошарила под сидушкой.

Из соседней комнаты раздался грохот. Она срочно выпрямилась.

– Не думаю, что она прятала ее под раковиной! – крикнула она.

Ответ Нянюшки Ягг она не разобрала.

Матушка выждала мгновение, затем быстро скользнула к большому камину. Она вытянула руку и пощупала внутри.

– Что-то ищешь, Эсме? – спросила Нянюшка Ягг из-за спины.

– Тут сажа просто ужасная, – Матушка немедленно выпрямилась. – Ужасная просто сажа.

– А ее там нет? – проворковала Нянюшка Ягг.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Ой, да кончай зубы заговаривать. Всем известно, что она у нее была, – сказала Нянюшка Ягг. – Прилагается к такой работе. По сути, это и есть работа.

– Ну… может, я бы и не отказалась на нее взглянуть, – признала Матушка. – Просто подержать в руках. Но не использовать. Такого у меня и в мыслях не было. Я такие штуки видела всего раз или два. В наши дни их мало осталось.

Нянюшка Ягг кивнула:

– Да, такой древесины уже не сыщешь.

– Она же не с собой ее похоронила, верно?

– Не думаю. Я бы не стала хорониться с такой штукой. Это большая ответственность. Да и в могиле ее не удержишь. Такие вещи любят, чтобы их использовали. Будет еще все время кататься у тебя в гробу. Одни проблемы с этими штуками.

Она слегка расслабилась:

– Пойду разберусь с чаем, – сказала она. – А ты камин разожги.

Она ушла обратно на кухню.

Матушка Ветровоск потянулась к каминной полке за спичками и вдруг поняла, что их там нет. Дезидерата вечно говорила, что слишком занята, чтобы не пользоваться магией дома. Даже белье у нее само себя стирало.

Матушка не одобряла применение магии в быту, но сейчас ей было не до того. Да и чаю хотелось.

Она бросила пару поленьев в камин и просто смотрела на них, пока те не вспыхнули пламенем чисто от смущения.

И лишь тогда она краем глаза приметила занавешенное зеркало.

– Почему завешено? – пробормотала она. – Старушка Дезидерата вроде не из суеверных была.

Она откинула занавеску.

Она посмотрела.

Немногие люди в мире могут похвастать таким самообладанием, как у Матушки Ветровоск. Твердым, как железный слиток. И примерно таким же гибким.

Она разбила зеркало.

В башне зеркал резко выпрямилась Лилит.

Она?

Лицо изменилось, конечно. Стало старше. Прошло уже много лет. Но глаза не меняются, а ведьмы всегда смотрят на глаза.

Она!

Ведьма Маграт Чесногк тоже стояла перед зеркалом. В ее случае – совершенно не магическим. К тому же оно было пока целым, хотя пару раз его едва не постигла та же участь.

Она нахмурилась на свое отражение, затем сверилась с дешевой печатной брошюркой, которая пришла вчера.

Она прошептала себе под нос пару слов, выпрямилась, вытянула руки перед собой, яростно ударила кулаком по воздуху и крикнула:

– КИИИИйййяяяааааа! Кхм.

Маграт всегда говорила, что открыта новому. Ее разум был открытым, как поле, как небо. Шире открыть разум невозможно, разве что с помощью хирургической операции. И она всегда искала, чем бы его заполнить.

Сейчас его наполняли поиски внутреннего покоя, космической гармонии и истинной сути Бытия.

Когда люди говорят: «Мне в голову пришла идея», это не просто метафора. Частицы вдохновения, отдельные сырые мысли летают по космосу тут и там. Такие головы, как у Маграт, притягивают их так же, как вода в пустыне наполняет ямки.

«Это все из-за того, что мама не заботилась о правописании», – подумала она. Заботливый родитель написал бы «Маргарет» грамотно. И тогда она была бы Пегги или Мегги – надежные, здоровые имена, полные силы. А когда ты Маграт, мало что можно сделать. Такое имя подходит разве что зверушке, живущей у реки в норе, которую вечно заливает.

Она подумывала сменить имя, но в глубине души понимала, что это не сработает. Даже назвавшись Хлоей или Изобель для виду, внутри она останется Маграт. Но было бы здорово хотя бы попробовать. Здорово побыть не Маграт хоть несколько часов.

Именно такие мысли обычно заводят людей на путь Познания Себя. И Маграт уже давно поняла, что Познающей Себя не следует рассказывать об этом Матушке Ветровоск. Та считала, что вопросы эмансипации женщин – это бабское нытье, которое не подобает обсуждать в присутствии мужчин.

Нянюшка Ягг проявляла к Маграт больше понимания, но вечно все сводила к двусмысленным намекам – вернее, у Нянюшки они получались вполне односмысленными, чем она даже гордилась.

Короче говоря, Маграт отчаялась хоть чему-то научиться у старших ведьм и решила забрасывать сети шире. Гораздо шире. Настолько шире, насколько сетей вообще хватит.

У упорных искателей мудрости есть одна странность: где бы они ни оказались, они непременно жаждут той мудрости, которая далеко от них. Мудрость – одна из немногих вещей, которые издали выглядят больше, а не меньше[8].

Сейчас Маграт искала себя на Пути Скорпиона, который сулил космическую гармонию, внутреннее единство и умение выбить противнику почки через уши. На такой путь она была не прочь ступить.

Но были проблемы. У автора, магистра Лобсанга Достабля, был адрес в Анк-Морпорке. Трудно было поверить, что космическая мудрость может происходить из такого города. К тому же, хоть автор и нагородил с три короба о том, что Путь нельзя использовать для агрессии, а только для постижения космической мудрости, это было напечатано мелким шрифтом между картинками, на которых люди с энтузиазмом колошматили друг друга палками на цепях и кричали «Кия!». Дальше вас учили, как разбивать кирпичи рукой, ходить по раскаленным углям, ну и прочим космическим делам.

Маграт решила, что Ниндзя – отличное имя для девушки.

Она снова уставилась на свое отражение.

В дверь постучали. Маграт подошла и открыла.

– Кия? – сказала она.

Браконьер Харкер отшатнулся. Его и так уже трясло. По пути через лес за ним следил разъяренный волк.

– Эм-м, – ответил он и наклонился вперед. Его потрясение сменилось беспокойством: – Вы что, головушкой стукнулись, сударыня?

Она непринимающе уставилась на него. Затем на нее снизошло озарение. Она сняла с головы повязку, украшенную узором из хризантем, без которой почти невозможно познавать космическую мудрость выворачивания противнику локтей на 360 градусов.

– Нет, – сказала она. – Чего вам?

– Я вам посылочку принес, – сказал Харкер, протягивая сверток.

Он был чуть более полуметра в длину и очень тонкий.

– Там еще записка, – вспомнил Харкер. Пока она разворачивала письмо, он зашел ей за спину и попытался прочитать через плечо.

– Это личное, – сказала Маграт.

– Правда? – невинно спросил Харкер.

– Да!

– А мне сказали, вы дадите мне пенни за доставку, – заявил браконьер.

Маграт нашарила монетку у себя в кошельке.

– Из денег куются цепи, сковывающие рабочий класс, – предупредила она, протягивая монету. Харкер покорно кивнул: он никогда в жизни себя не считал каким-то там рабочим классом, но готов был слушать любой бред, если за это дают пенни.

– Надеюсь, у вас голова поправится, сударыня, – сказал он.

Оставшись одна в своем додзе (бывшей кухне), Маграт развернула сверток. В нем была тонкая белая палочка.

Она еще раз перечитала записку. Там было сказано: «Вечно у мене не було времени Обучить себе смену, такшо енто предстоит Тебе. Отпровляйся в город Орлею. Я б сама енто сделала токмо не могу по пречине смерти. Элла Суббота НИЗАШТО не должна выйти замуж за прынца. PS Енто важно!»

Она поглядела на свое отражение в зеркале.

Она поглядела в записку снова.

«PSPS Скажи тем 2 Старым Кошелкам, пущай Низашто не едут с Тобой, они токмо все Испортиют».

Ниже было еще.

«PSPSPS Она норовит преврощать все в тыквы, но ты ей овладеишь, глазом мыргнуть не успеишь».

Маграт снова глянула в зеркало. Затем снова на палочку.

Бывает, минуту назад жизнь была проще простого, а потом вдруг раз – и она полна сложностей.

– Божечки мои, – сказала она. – Да я фея-крестная!

Матушка Ветровоск так и стояла, гляда на безумную паутину осколков, когда вбежала Нянюшка Ягг.

– Эсме Ветровоск, ты что наделала? Это же к несчастью, это… Эсме?

– Она? Она?

– Ты в порядке?

Матушка Ветровоск на миг закатила глаза, затем тряхнула головой, словно прогоняя немыслимую мысль.

– Чего?

– Ты вся побледнела. Никогда тебя такой бледной не видела.

Матушка осторожно вытащила осколок из своей шляпы.

– Ну… это немного внезапно, когда стекло вот так бьется… – пробормотала она.

Нянюшка взглянула на руку Матушки Ветровоск. Рука была в крови. Затем она взглянула в лицо Матушке Ветровоск и решила никогда не признаваться, что разглядывала ее руку.

– Это может быть знамение, – сказала она, наобум выбрав безопасную тему. – Бывает, когда помрет кто, начинаются такие дела. Со стен валятся картины, часы ломаются… огромные платяные шкафы с лестниц падают… такие вот знамения, знаешь.

– Никогда не верила в подобную чушь, все это… погоди, платяные шкафы падают с лестниц? – переспросила Матушка. Она тяжело дышала. Если бы Матушка Ветровоск не славилась стальным хладнокровием, можно было подумать, что она только что пережила величайшее потрясение в жизни и отчаянно пытается забыться в повседневной перепалке.

– Именно так было после смерти моей двоюродной бабки Софи, – сказала Нянюшка Ягг. – Ровно через три дня, четыре часа и шесть минут после ее смерти, минута в минуту, ее шкаф упал с лестницы. Наши Даррен с Джейсоном как раз пытались перетащить его за угол, а он из рук выскользнул, и как-то так. Чертовщина же! Ну-у-у, я все равно не собиралась оставлять его там, он бы достался Агате, а она мать навещала только на Страшдество, а я-то за Софи ухаживала до последних дней…

Матушка позволила привычным, размеренным семейственным стенаниям Нянюшки Ягг окутать себя, а сама ухватилась за чайные чашки, как за спасательный круг.

Ягги были, что называется, расширенной семьей – и не просто расширенной, но и удлинненной, растянутой и рассредоточенной. Ни на каком листе бумаги не уместилось бы их семейное древо, которое скорее походило на семейный бурелом. И у каждой веточки была давняя мелочная обида на другие веточки, связанная с такими благородными поводами, как «Что ихний Кевин сказал про нашего Стэна на свадьбе кузена Ди» и «Кто забрал серебряный сервиз, который тетушка Эм обещала завещать нашей Дорин, хотела бы я знать, спасибо большое, если не трудно».

Нянюшка Ягг, как бесспорный матриарх, поддерживала все стороны без разбору. Это в какой-то мере можно было назвать ее хобби.

В одном семействе Яггов ссорились столько, что хватило бы на целую страну где-нибудь в глухомани.

Порой это вводило недалеких чужаков в заблуждение, и те совершали роковую ошибку: неодобрительно отзывались об одном Ягге при другом Ягге. После чего все до единого Ягги обрушивались на них, все ветви семейства объединялись, как детали хорошо смазанной стальной машины, чтобы безжалостно обрушивать погибель на голову чужака.

Жители Овцепиков считали, что ссоры в семействе Ягг – это благо. Сама мысль, что они обратят свою неудержимую энергию на внешний мир, внушала ужас. К счастью, любой из Яггов в первую очередь предпочитал скандалить с другими Яггами. Они же семья!

Странные штуки эти семьи, если задуматься…

– Эсме? Ты в порядке?

– Чего?

– У тебя чашки ходуном ходят, а ты не видишь! Да еще и чай разлила по всему подносу.

Матушка с недоумением оглядела получившийся бардак и постаралась исправить его, как могла.

– Кто ж виноват, что чашки такие крохотные, – проворчала она.

Дверь распахнулась.

– Доброго утра, Маграт, – добавила она, даже не обернувшись. – А ты что здесь делаешь?

Она догадалась по тому, как крякнули петли. Маграт ни за что в жизни не смогла бы открыть дверь аккуратно.

Не говоря ни слова, младшая ведьма прошла в комнату, красная как свекла, пряча руки за спиной.

– Мы тут просто зашли разобрать вещи Дезидераты, как подобает добрым сестрам-ведьмам, – громко заявила Матушка.

– А вовсе не искать ее волшебную палочку! – добавила Нянюшка.

– Гита Ягг!

Нянюшка Ягг тут же приняла виноватый вид и склонила голову.

– Прости, Эсме.

Маграт вытащила руки из-за спины.

– Ну-у, – сказала она и покраснела еще сильней.

– Ты ее нашла! – воскликнула Нянюшка.

– Эм-м, нет, – ответила Маграт, не решаясь посмотреть Матушке в глаза. – Дезидерата сама отдала ее… мне.

Тишина получилась трескучей и гудящей.

– Она отдала ее тебе? – сказала Матушка Ветровоск.

– Ну-у, да.

Нянюшка и Матушка переглянулись.

– Что ж! – сказала Нянюшка.

– Вы с ней были знакомы, что ли? – вопросила Матушка, повернувшись к Маграт.

– Я частенько заходила поглядеть ее книги, – призналась Маграт. – А она… а она любила готовить заграничную еду, а никто больше ее не ел, так что я приходила составить ей компанию.

– А-га! Втиралась в доверие! – огрызнулась Матушка.

– Но я правда не думала, что она завещает мне палочку, – сказала Маграт. – Правда не знала!

– Это, должно быть, какая-то ошибка, – мягко сказала Нянюшка Ягг. – Наверное, она хотела, чтобы ты передала ее одной из нас.

– Совершенно верно, так и есть, – сказала Матушка. – Она просто знала, что ты хорошо следишь за вещами. Дай-ка взглянем на нее.