Господин Зима

– Ах, эт’ лехко! Мы на хаггиса охотились[11].

– А от и враксы! – ощерилась госпожа Вероломна. – Хаггис – это жракса из бараньих потрохсов!

– То токо на тот случай, когды настояшшего хаггису не могёшь словить, хозяйка, – осторожно возразил Явор Заядло. – С настояшшим-то потрохсам не сравняться! Хаггис – он зверь пронырный, логовище себе роет в… в картофанных подклетьях!

– Ах, вот, знатца, какова правда? Вы на хаггис охотились? Так оно, Туп Вулли? – Голос госпожи Вероломны вдруг сделался очень резким.

Все глаза, включая глаза случившейся поблизости уховёртки, обратились на несчастного Вулли.

– Э… ах-ха… у… аргх… ой-ёи-ёи! – взвыл Туп Вулли и повалился на колени. – Пжалста, токо не делай со мной чего худого, хозяйка! Твоя ухокрутка оченно убивственно на меня пырится!

– Хорошо, попробуем начать заново, – сказала госпожа Вероломна и сдёрнула повязку с глаз.

Фигли испуганно шарахнулись назад, когда она положила руки на черепа по обе стороны от кресла.

– Мне не нужны глаза, чтобы учуять ложь, когда она заявляет о себе, – провозгласила ведьма. – Скажите мне, зачем вы пришли. Скажите… снова.

Явор Заядло снова ответил не сразу. Учитывая обстоятельства, эта пауза потребовала от него немалого мужества.

Потом он всё же признался:

– Эт’ заради мал-мал громаздой карги мы тута, хозяйка.

– Мал-мал громаздой… Ты про Тиффани?

– Ах-ха.

– На нас седает ента громазда птахса, – добавил Туп Вулли, изо всех сил стараясь не смотреть в слепые ведьмины глаза.

– Он хочевал сказануть, на нас гюйс, гжа, – сказал Явор Заядло, сердито глянув на брата. – Это такенное…

– Гейс, чрезвычайно важное обязательство, которое нельзя нарушить, – перебила старуха. – Я кумексаю, чё тако гюйс. Но откуда он взялся?

За свои сто тринадцать лет госпожа Вероломна слышала очень, очень много историй. Но история, которую ей довелось услышать теперь, произвела на неё впечатление. Это был рассказ о девочке, которая, пусть и всего несколько дней, была кельдой клана Нак-мак-Фиглей. А ту, кто была их кельдой, пусть и несколько дней, Фигли не забудут. Никогда.

– И она – карга наших холмов, – добавил Билли Мордаст. – Она заботится о них, оберегает от всяких злей. Но…

Он замялся, и Явор Заядло пришёл на выручку гоннаглу:

– Нашая кельда зырит сны. Сны про будущие. И в тех снях холмы все заледенели, и всем кирдыкс пришёл, а нашая мал-мал громазда карга носит ледовый венец!

– О!

– И эт’ не всё, – сказал Билли Мордаст, широко раскинув руки, как хвастливый рыбак. – Кельда видела зелёно дерево в ледовом краю! И железно кольцо! И человека с гвоздьем в сердце! Она видела куриную напасть и ходячий сыр!

Тишина повисла надолго. Потом госпожа Вероломна проговорила:

– Ну, с деревом и кольцом всё ясно, старые добрые оккультные… символы. Гвоздь тоже… та ещё метафора. Я не совсем уверена насчёт сыра… Может, это Гораций? И про куриную напасть тоже… Вы ведь не боитесь, что на вас нападут куры, или как?

– Насчёт курей Джинни оченно всурьёз грила, – сказал Явор Заядло. – Она громазду кучу странных сней зырила, вот мы и решились проведать нашу мал-мал громазду каргу, позырить, каковски у ней делы.

– И вы вчетвером пустились в такой долгий путь? – спросила ведьма.

– Ну, мы ишшо мал-мал ребя прихватили, – ответил Явор. – Тока они снаружи в лесу дожидают, чтоб враз всей толпой сюда не ломить.

– И сколько же их там?

– Пять сотен, плус-минус спог-другой.

Госпожа Вероломна пристально уставилась на него во все свои разнообразные глаза. Явор Заядло выдержал этот взгляд с самым невинным видом и не дрогнул.

– Но ведь это вполне достойное предприятие, – наконец сказала ведьма. – Зачем же надо было лгать?

– Ах, враксы – они ж увлекастнее! – объяснил Явор Заядло.

– На мой взгляд, правда сама по себе выглядит весьма увлекательно, – возразила госпожа Вероломна.

– Мож, оно и так, но я хотел мал-мал добавить туды великаньев, пиратьев и волшебенных хорей, – сказал Явор. – Где ты ишшо такое задарма сыщешь?

– Ну да, – сказала старуха. – Когда мисс Тик привела ко мне Тиффани, она обмолвилась, что эту девочку оберегают странные силы.

– Ах-ха, – Фигль гордо выпятил грудь. – Эт’ мы и есть.

– Но эта мисс Тик вечно всем указывает, что делать, – продолжала госпожа Вероломна. – Признаться, я не очень-то внимательно её слушала. Про всех девочек, которых она приводила, она говорила, что они, мол, очень способные. А на деле оказывалось, что эти вертихвостки надумали стать ведьмами, чтобы парням в глаза пыль пускать. И через несколько дней убегали, только я их и видела. Но Тиффани не такая, нет. Она не убегает, она бросается навстречу. Если хотите знать, она попыталась станцевать с самим Зимовеем!

– Ах-ха. Мы бум-бум. Мы тама были, – сказал Явор Заядло.

– Правда?

– Ах-ха. По-за вами прихвостились.

– Но вас никто не видел. А если бы видел, я бы знала, – удивилась ведьма.

– Нды? Ну, мы в этом мастера, – широко улыбнулся Явор Заядло. – Ты не поверишь, скока народу нас в глазья не зырили.

– Она в самом деле попыталась станцевать с Зимовеем, – повторила госпожа Вероломна. – Хотя я ей говорила, что делать этого нельзя.

– Ах, все токо и грят: «Того низзя, сего низзя…», – махнул рукой Явор Заядло. – Когды так грят, сразу ясно, что оно и есть самое интересновое!

Госпожа Вероломна сердито посмотрела на него глазами одной мыши, двух воронов, нескольких молей и уховёртки.

– Твоя правда, – признала она, помолчав, и вздохнула. – Да. В мои-то годы, видишь ли, молодость уже осталась так далеко позади, что порой кажется, будто это было и не со мной. Долгая жизнь вовсе не такая распрекрасная штука, как все думают. Она…

– Зимовей ищет мал-мал громазду каргу, хозяйка, – перебил Явор Заядло. – Мы зырили, как она с ним плясала. А теперь он её сыскнуть хочет. Мы его в воях ветра чуем.

– Я знаю. – Ведьма вдруг замолчала и прислушалась. – Ветер стих, – сказала она. – Зимовей её нашёл.

Она схватила трости и с удивительной для своих преклонных лет быстротой принялась карабкаться по лестнице. Фигли проскочили у неё под ногами и первыми ввалились в комнату, где на узкой кровати спала Тиффани.

В каждом углу спальни стояло блюдце с горящей свечой.

– Но как он её нашёл? – возмущённо спросила госпожа Вероломна. – Я же её спрятала! Эй, вы, синекожая команда, ну-ка быстро притащите дров! – Она сердито к ним повернулась: – Я сказала, притащите…

Что-то глухо стукнуло раз, другой. Пыль медленно осела на пол. Фигли напряжённо смотрели на ведьму, ожидая, что она скажет. А в маленьком камине лежала большая, очень большая груда хвороста.

– Молодцы, – буркнула госпожа Вероломна. – Еле поспели.

Через дымоход в комнату планировали снежинки.

Старая ведьма скрестила перед собой трости и притопнула ногой:

– Зажгись, пламя, гори, хворост! – крикнула она.

Дрова в камине вспыхнули. Но мороз уже ломился в окно, тонкие щупальца ледяных узоров с треском расползались по стеклу.

– Я в мои годы такого не потерплю! – каркнула ведьма.

Тиффани открыла глаза и спросила:

– Что происходит?

Глава 3. Тайна Боффо

Оказаться начинкой в сандвиче из ошарашенных танцоров – удовольствие сомнительное. Плясуны были крепкие ребята. Каждый кусочек Тиффани остро ощущал, что он Болен. Синяки покрывали её с ног до головы, а один, в форме подошвы, располагался в таком месте, что она бы его ни за что никому не показала.

Фигли заполонили все плоские поверхности в комнате, где стоял ткацкий станок госпожи Вероломны. Старуха ткала, повернувшись ко всем спиной – сказала, это помогает ей сосредоточиться. Но ведь это была госпожа Вероломна, так что не имело никакого значения, как она сидит, в комнате хватало глаз и ушей, которыми она могла воспользоваться. В камине жарко пылал огонь, и повсюду горели свечи – разумеется, чёрные.

Тиффани злилась. Старая ведьма не стала кричать на неё, даже не повысила голоса. Она просто вздохнула и сказала: «Глупая девчонка», а это ранило куда больше, особенно потому, что Тиффани знала: госпожа Вероломна права. Один из танцоров отнёс её домой. А она ничего не помнила.

Ведьма никогда не делает первое, что пришло в голову. Так ведь и до хихиканья недалеко! Ведьмам приходится каждый день иметь дело с глупыми, ленивыми, лживыми или даже во всех отношениях неприятными людьми. И рано или поздно ей начинает казаться, что мир станет намного лучше, если кое-кого из этих людей хорошенько отшлёпать. Но делать этого не стоит, потому что, как объяснила однажды мисс Тик: 1) мир от этого станет лучше лишь ненадолго; 2) потом он станет ещё чуть хуже; и 3) ведьма должна вести себя умнее, чем те, кого ей хочется отшлёпать.

Ноги Тиффани пустились в пляс, и она послушалась их. А надо было слушать голову. И вот теперь она сидит у камина с жестяной фляжкой, наполненной горячей водой, на коленях и кутается в шаль.

– Выходит, Зимовей – какой-то бог? – спросила она.

– Да, он навроде бога, – ответил Билли Мордаст. – Только не из тех богов, которым молятся. Он… делает зиму. Это его работа, ежли ты меня понимаешь. Его ещё Зимним Кузнецом зовут.

– Он – стихийный дух, – прокаркала госпожа Вероломна, не отрываясь от ткачества.

– Ах-ха, – согласился Явор Заядло. – Боги, духи, демонсы… Их всех без карты не вдруг и поразличишь.

– И танец нужен, чтобы призвать зиму? – продолжала допытываться Тиффани. – Но это ерунда какая-то! Моррис танцуют, чтобы поприветствовать лето, да, и…

– Ты что, дитя неразумное? – перебила старая ведьма. – Год идёт по кругу. Колесо времени должно вращаться! Вот почему мы тут, в горах, танцуем тёмный моррис. Для равновесия. Танцоры приветствуют зиму, потому что в глубине её сокрыто будущее лето!

«Щёлк-щёлк», стучал станок. Госпожа Вероломна ткала полотно из толстой коричневой шерсти.

– Ну хорошо, – сказала Тиффани. – Мы поприветствовали его. Но почему он меня-то преследует?

– Зачем ты пошла плясать? – спросила ведьма.

– Э… Среди танцоров было вроде как пустое место, и…

– Правильно. Было. Но оставили его не для тебя. Не для тебя, глупая девчонка! Ты станцевала с ним, и теперь ему охота познакомиться с девушкой, у которой хватило на это духу. Да я в жизни ни о чём подобном не слышала! Принеси-ка мне третью книгу справа на второй сверху полке моего шкафа. – Она протянула Тиффани тяжёлый чёрный ключ. – Уж с этим-то ты хоть справишься?

Ведьме нет нужды шлёпать глупцов, если у неё всегда наготове острое словцо, разящее куда больнее.

А ещё у госпожи Вероломны имелся целый книжный шкаф, что было довольно необычно для ведьмы старшего поколения. Книги, большие и тяжёлые, стояли высоко на полках, прикованные полосой чёрного железа, и до этого дня госпожа Вероломна не позволяла Тиффани даже вытирать с них пыль, не говоря уже о том, чтобы отпирать замок, скрепляющий оковы. Люди, которым доводилось видеть этот шкаф, всегда очень нервничали. Книги таили угрозу.

Тиффани отперла замок и смахнула с корешков пыль. Ага… Книги, как и их владелица, были вовсе не тем, чем казались. Они выглядели как жуткие колдовские гримуары, но их названия гласили «Энциклопедия супа» и прочее в том же роде. Один из томов оказался словарём. Рядом, покрытая паутиной, стояла та книга, которую велела принести госпожа Вероломна.

Тиффани, всё ещё красная от стыда и злости, потащила книгу вниз, на ходу срывая с неё паутину. Некоторые нити паутины лопались со звонким «тиньк!», и пыль сыпалась с обреза. Когда Тиффани открыла книгу, со страниц пахнуло чем-то древним и пергаментным, как от госпожи Вероломны. Название и имя автора на обложке были вытиснены золотом, уже почти облупившимся: «Вьюркоу. Древняя и классическая мифология». Тут и там лежали многочисленные закладки.

– Страницы восемнадцать-девятнадцать, – сказала госпожа Вероломна, не поворачивая головы.

Тиффани нашла нужное место в книге.

– «Танец Времён Гада»? – с удивлением прочла она. – Тут, наверное, должно быть «Танец Времён Года»…

– К несчастью, автор этого живописного шедевра, дон Вейзен де Йойо, не был столь искусен в чистописании, как в живописи, – пояснила госпожа Вероломна. – Буквы почему-то его смущали. Я заметила, ты сперва обратила внимание на подпись, а не на картинку. Книжный ребёнок.

Рисунки были… странные. Тиффани никогда не видела маскарадных костюмов, такие развлечения были её семье не по карману, но она о них читала и теперь, увидев рисунок, подумала, что примерно так их себе и представляла.

На картинке были изображены мужчина и женщина, или, по крайней мере, существа, выглядевшие как мужчина и женщина. Рядом с женщиной была подпись: «Лето». Она была высокая, светловолосая и вообще прекрасная. Тиффани с её каштановыми волосами и небольшим ростом невзлюбила её с первого взгляда. В руках красавица держала корзину в форме витой раковины или рога, полную плодов.

Мужчина, подписанный «Зима», был старым, седым и согбенным. В его бороде блестели сосульки.

– А эт’, ясно дело, и есть Зимовей, – заявил Явор Заядло, взобравшись на страницу. – Дед Морозный.

– Это он? Да он выглядит так, будто ему сто лет в обед! – поразилась Тиффани.

– Совсем юнец, да? – осклабилась госпожа Вероломна.

– Ты токо не давай ему тя чмокнуть, а то нос посинеет и отвалится! – жизнерадостно посоветовал Туп Вулли.

– Не смей мне такого говорить, Туп Вулли! – прикрикнула на него Тиффани.

– Дык я ж просто пытнался тя подободрить, – стушевался он.

– Разумеется, рисунок отражает лишь восприятие художника, – сказала старая ведьма.

– Что это значит? – спросила Тиффани, разглядывая картинку.

Она не сомневалась: рисунок врёт. Зимовей совсем не такой.

– Что рисовальщик всё выдумал, – вмешался Билли Мордаст. – Он ведь не видал Зимовея, куда ему… Зимовея вообще никто в глазья не видел.

– До тебя, – вставил Туп Вулли.

– Вулли… – Явор Заядло повернулся к брату. – Ты памятуешь, что я те грил про тактные замечанья?

– Ах-ха, Явор, памятую, – смиренно ответил Вулли.

– Дыкс эт’ вот было нетактное.

Вулли понурился:

– Звиняй, Явор.

Тиффани сжала кулаки:

– Я вовсе не хотела, чтобы всё так вышло!

Госпожа Вероломна величественно повернулась к ней вместе с креслом:

– Да? А чего же ты хотела? Может быть, ты пустилась в пляс просто наперекор моему запрету? Юности свойственно не слушаться старших. Но прежде чем делать что хочешь, нужно подумать. Ты вообще думала тогда? Люди и раньше вмешивались в танец. Дети, пьяницы, юнцы, поспорившие с дружками, что сделают это… И ничего. По мнению большинства, весенний и осенний танцы, это… всего лишь старая традиция. Просто способ отметить момент, когда власть над миром переходит ото льда к огню и обратно. Но некоторые из нас думают иначе. Мы считаем, танец что-то меняет в мире. Для тебя он стал реальностью, и нечто действительно произошло. И теперь Зимовей ищет тебя.

– Но зачем? – выдавила Тиффани.

– Не знаю. Ты что-нибудь видела, когда плясала? Или, может быть, слышала?

Как можно описать словами чувство, будто ты – сразу всё и повсюду? Тиффани не стала и пытаться.

– Мне… мне кажется, я слышала голос. Или, может, даже два голоса, – пробормотала она. – Эмм… Они спросили, кто я такая.

– Ин-те-рес-но, – проговорила госпожа Вероломна. – Два голоса, говоришь? Я подумаю, чем это может обернуться. Одного я не могу понять: как он тебя разыскал? Об этом я тоже ещё поразмыслю. А до тех пор советую тебе одеваться потеплее.

– Ах-ха, – поддакнул Явор Заядло. – Зимовей, он тёплости не выносит. Ох ты ж, я вдругорядь балду свою забудну! Мы ж тебе письмо принесли с того дупла в лесе. Вулли, отдай мал-мал громаздой карге письмо. Мы его призахватили по путю.

– Письмо? – переспросила Тиффани под стрёкот ткацкого станка.

Туп Вулли потянул из спога большой, свёрнутый в трубку и основательно перепачканный конверт.

– Эт’ от того чиха верзунского с громаздого замку в холмьях, – пояснил Явор Заядло, пока Вулли всё пытался вытащить конверт. – Он шкрябит, что у него всё типсы-топсы и он надеждится, что у тебя тож и что ты вскорости возвернёшься домой, и там ишшо про как бураны поживают и всяко-тако. Ничё интересневого, как по мне. И ишшо буковы «ЦОКК» на конхверте, токо мы ни бум-бум, чё оно значит[12].

– Ты читал письмо, предназначенное мне? – ужаснулась Тиффани.

– Ах-ха, нае проблемо, – гордо выпятил грудь Явор. – Билли Мордаст мне мал-мал подмогнул с длиннявыми словями, но так-то я почти всё сам прочитил. – Его сияющая улыбка померкла, когда он заметил, как смотрит на него Тиффани. – А, ты небось мал-мал обижукаешься, что мы твой конхверт разлепили! Не боись, мы его обратно улитой заплющили. С виду и не сказанёшь, что его ктой-то читил.

Он смущённо кашлянул, потому что взгляд Тиффани ни капли не потеплел. Фигли вообще побаиваются женщин, а уж ведьм особенно. Подождав, когда Явор Заядло окончательно смутится, Тиффани спросила ледяным тоном:

– Откуда вы узнали, где искать письмо?

Краем глаза она покосилась на Тупа Вулли – тот жевал подол своего килта. Верный признак того, что Вулли сильно напуган.

– Э… хошь, я тебе мал-мал с три короба наврую? – робко предложил Явор Заядло.

– Нет!

– Но это ж увлекательственные три короба! С драконсами, однорогами и…

– Нет. Скажи правду.

– Ах, но она ж такая нуднявая… – вздохнул Явор Заядло. – Мы просто в баронский замок пролазнули и прочитили все твои письма, а ты там нашкрябила, что почтонос знает: письма для тебя надо оставлять в дупле у водохлёста.

Даже если бы в эту минуту в дом зашёл Зимовей, воздух в комнате не стал бы холоднее. Некуда уже было.

– Он хранит твои письма в шкатулксе под… – попытался продолжить Явор Заядло, но умолк и закрыл глаза, потому что терпение Тиффани лопнуло даже громче, чем лопалась странная паутина в доме госпожи Вероломны.

– Вы что, не знаете, что чужие письма читать нельзя? – отчеканила Тиффани.

– Э… – начал Явор Заядло.

– И вдобавок вы вломились в замок барона!

– Э, нет-нет-нет-нет-нет! – закричал Явор Заядло, подпрыгивая, как мячик. – Эт’ ты нам не приштопаешь! Мы просто прошмыргнули через одну из тамошних щелин для лукового стрелянья…

– И прочли мои личные письма, предназначенные лично Роланду? – перебила Тиффани. – Они же личные!

– Ах-ха, оно так, – признал Явор Заядло. – Но ты не изводись, мы никому не растреплем, что там нашкрябано.

– Мы ж не растрепали ни словечечка про то, что ты в дневнюхе шкрябишь, – добавил Туп Вулли. – Даж про цветики и всяко-тако там вокруг.

Госпожа Вероломна сейчас ухмыляется у меня за спиной, подумала Тиффани. Совершенно точно. Но Тиффани больше не могла злиться на Явора и компанию. Каждый, кто имеет дело с Фиглями, рано или поздно исчерпывает запас сердитых слов.

«Ты была их кельдой, – напомнил Задний Ум. – Они убеждены, что их долг – защищать тебя. И не важно, что ты сама об этом думаешь. Они ещё ох как попутают тебе карты в этой жизни…»

– Не читайте больше мои письма, – устало сказала Тиффани. – И дневник тоже.

– Лады, – легко согласился Явор Заядло.

– Даёшь слово?

– Ах-ха.

– Но ты и раньше это мне обещал!

– Ах-ха.

– Крест на сердце, чтоб ты сдох?

– Ах-ха. Нае проблемо.

– Честно-пречестно слово лживого вороватого пройдохи-Фигля? – усмехнулась госпожа Вероломна. – Вы ж эт’ такс кумексаете: мы ужо всё одно кирдыкснулись, так чё нам бу, ежли мы словесо и порушим, ах-ха? Верно я грю?

– Ох, верно, хозяйка, – ничуть не смутился Явор Заядло. – Спасибы, что напомянула.

– Да ты ж и не дум-дум своё словесо держать, Явор Заядло!

– Верно, хозяйка. Всяки-таки несчастны мал-мал словеса непочём не удержу. Тут дело тако: мы ж должны во что б ни стало нашую громазду мал-мал каргу обережать. Мы и жисти свои должны покласть за неё.

– А кыкс вы свои жисти покладёте, ежли вы уже скопытились? – резко спросила ведьма.

– Ах-ха, тута так сразу и не скумексаешь, кыкс нам их покласть. Проще уж покласть жисти всех чучундр, кто ей зло чинить удумает.

Тиффани смирилась с судьбой.

– Мне уже тринадцать, – сказала она. – Я сама могу о себе позаботиться.

– Нет, вы послушайте эту госпожу Я-всё-сама! – фыркнула госпожа Вероломна, но не слишком ядовито. – И с Зимовеем, значит, сама разберёшься?

– Что ему от меня нужно? – спросила Тиффани.

– Я же тебе говорила. Возможно, он хочет поближе посмотреть на девицу, у которой хватило наглости плясать с ним, – ответила ведьма.

– Но это была не я! Меня ноги сами понесли танцевать! Я не хотела!

Госпожа Вероломна повернулась к девочке в своём кресле. «Интересно, чьими глазами она сейчас на меня смотрит? – подумала Тиффани Задним Умом. – Глазами Фиглей? Воронов? Мышей? Всех вместе? А может, и жучиными глазами с их множеством граней? Сколько их всего, этих глаз? Сколько Тиффани она сейчас видит?»

– А, ну тогда всё хорошо, – проговорила ведьма. – Раз ты не хотела… Ведьма всегда в ответе! Ты что, так ничему и не научилась, деточка?

Деточка. Для почти тринадцатилетнего человека нет оскорбления хуже. Тиффани почувствовала, что её опять бросило в краску. Жар стыда ударил ей в голову.

Вот почему она твёрдым шагом пересекла комнату, распахнула переднюю дверь и вышла наружу.

Пушистый снег мягко ложился на землю. Тиффани запрокинула голову и посмотрела в низкое серое небо. Снежные хлопья порхали, как пёрышки. Когда на Меловых холмах шёл такой снег, люди говорили: «Матушка Болен своих овечек стрижёт».

Тиффани двинулась прочь от домика, снежинки опускались на её волосы и таяли. Госпожа Вероломна что-то кричала ей вслед, но она шла и шла, и обжигающее чувство стыда гасло под снегом.

Конечно, я сделала глупость, думала она. Но быть ведьмой вообще глупо. Зачем мы занимаемся своим ремеслом? Это ведь тяжкий труд, а награда за него так мала. Когда госпожа Вероломна может сказать, что у неё выдался удачный день? Когда кто-нибудь подарит ей пару старых башмаков как раз по ноге! Да что она вообще понимает?

И, кстати, где же Зимовей? Где-то рядом? Почему я должна верить госпоже Вероломне? Всё это только слова и выдуманная картинка в книжке!

– Зимовей! – крикнула она.

Было слышно, как падает снег. Он ложился на землю с тихим холодным шипением.

– Зимовей!

Нет ответа.

А чего она ожидала? Громового баса над ухом? Явления господина Сосульки собственной персоной? Ничего не происходило, только снег мягко и терпеливо падал среди тёмных деревьев.

Тиффани почувствовала себя немного глупо, но всё равно осталась довольна собой. Вот так поступает настоящая ведьма! Она идёт навстречу своему страху, и страх бежит! Она молодец, она справилась.

Она обернулась и увидела Зимовея.

«Запоминай, – посоветовал проснувшийся вдруг Дальний Умысел. – Любая мелочь важна».

Зимовей был…

Ничем. Но снег очерчивал его силуэт. Снежинки парили вокруг него, словно скользя по невидимой коже. Зимовей был всего лишь пустотой, имеющей форму, только два лиловых огонька горели на месте глаз.

Тиффани стояла неподвижно, её разум застыл, её тело напрасно ждало указаний, что ему делать.

Рука из падающего снега протянулась к ней – медленно и осторожно. Так тянутся к зверьку, которого боятся вспугнуть. И было в этом движении что-то большее, что-то невысказанное за отсутствием голоса, какое-то стремление, словно невидимое существо вложило в жест всю душу, пусть даже оно и не подозревало о том, что такое душа.

Сжатая в кулак рука замерла в футе от Тиффани, повернулась ладонью вверх и разжалась.

Что-то блеснуло. На невидимой ладони лежала тонкая серебряная цепочка с серебряной Белой Лошадью.

Тиффани невольно вскинула руку к вырезу платья. Но ведь вчера украшение было на ней! Когда она отправилась… смотреть… танец…

«Любопытно, – заметил её Дальний Умысел, который всегда был себе на уме и любил поразмыслить о событиях просто забавы ради. – Кулак был невидимый, но всё же скрывал в себе вещицу. Как это получается? И почему там, где положено быть глазам, горят эти лиловые огни? Почему их-то видно?»

В этом был весь Дальний Умысел. Если бы на голову, служившую ему вместилищем, падал огромный камень, он бы прикидывал: «Любопытно, это вулканическая порода вроде гранита или что-то мягкое – песчаник, например?»

Та часть Тиффани, которую в эту минуту не настолько интересовали мелкие несоответствия, просто смотрела на лошадку, покачивающуюся на цепочке.

Здравый Смысл говорил: «Возьми её».

Задний Ум возражал: «Не бери. Это ловушка».

И Дальний Умысел ему вторил: «Не бери. Ты и представить себе не можешь, какая она холодная».