Безумный художник

– У тебя все хорошо? Помочь?

Ее слова подействовали на Виктора успокаивающие. Он отвел замученные глаза в сторону, ему хотелось слышать ее голос, но смотреть на эту несносную сложную позу – никогда.

– Пожалуй, не помешает. Я выбрал для тебя красивое, но такое ужасное, не поддающееся рисованию положение. Более того я даже не понимаю, что именно нужно исправить! Вижу, что набросок не похож на тебя, но не знаю, как сделать лучше.

Обычно Софья всегда узнавала, можно ли ей закончить позирование, но в этот раз без слов было понятно, что можно и нужно. Она подошла к нему и взглянула на обратную сторону мольберта. Снова это молчание, которое Виктор так ненавидел! Он ничего не сказал, позволил ей подумать, приглядеться. В душу закралась надежда, что Софья, даже если не поможет, морально успокоит. Он узнает, что на самом деле получается похоже и красиво, просто из-за непрерывного рисования в течение длительного времени глаза его затуманились, и ровная линия кажется ему кривой. Почему такое не может произойти? С замиранием сердца Виктор ждал ответа и вскоре получил его.

– Я поняла, – спокойно и с улыбкой произнесла Софья. – Ноги сделай длиннее, бедра и икры чуть шире. В остальном все хорошо. Исправь только это, дальше посмотрим.

Виктор смотрел на жену с нескрываемым изумлением. Софье ведь было не с чем сравнить изображение! Она говорила, как считала нужным. Он не мог понять правдивость ее слов, пока не сделает так, как сказала она. Пока не перерисует ноги.

– Спасибо, – и опять горький укол вины за произошедшее. Укол вошел в самое сердце, заставив Виктора, дабы удержать собственное достоинство в узде, подумать: она мстит ему. Мстит навязчивой добротой, заставляя чувствовать себя виноватым, в то время как зарождение проступка лежало на ней. Он всего лишь хотел нарисовать ее голой, не хотел делать ей ничего плохого, только нарисовать, а Софья превратила данное в нечто особой важности, едва ли не судебное деяние. Гнетущие мысли неприятным отпечатком отразились на лице, во взгляде и форме губ. И Софья, всегда замечавшая изменения в его настроении, заметила и в этот раз.

– Тебе нужно отдохнуть. Проветриться.

Несмотря на любовь к жене, ее подбадривающий тон, Виктор больше не настроен был что-либо делать. Спор утром оставил след, а неудачная картина добила то, что еще осталось. Он не знал, чего ему хотелось, но уж точно не продолжать рисование. Возможно завтра, но не сегодня. Если бы Софья была без одежды, – подумал он, – я выбрал бы для нее другую позу, с акцентом на грудь, более легкую. Все бы тогда получилось. Теперь перерисовывать не имеет смысла, иначе на холсте образуется дыра. Остается доделывать и надеяться, что получится, коль не прекрасно, то просто хорошо. Да, доделывать, но завтра.

То был один из немногих дней, когда Виктор пил спиртное. Не любил его, даже от малого количества его желудок выворачивало наизнанку. Отказывался думать о том, что сподвигло его на такое, он отдал себя во власть алкоголя. Не всего, все-таки, уже после нескольких глотков, выпитое исчезло из желудка. Ужасный выдался для него день. Крайне неудачный, до того неудачный, что спать он лег в девять вечера – детское время. Глаза у него были закрыты, но он не спал, просто лежал. Немного позже к нему присоединилась Софья. Он слышал ее равномерное дыхание и шорох, с которым она укрывала себя одеялом, пусть и старалась не шуметь. Виктор был рад ощущать рядом с собой ее присутствие. Захотелось придвинуться ближе, положить руку туда, куда не следует. Все беды обещали уйти, трудности сулили разрешиться сами собой. Их разрешит Бог, а Виктору остается жить в долгожданном спокойствии, без приключений. Об этом он всегда мечтал, и всегда стремился к размеренности дней.

– Спокойной ночи, – тихо сказал Софья. Она знала, что он не спит, знала и то, что ему необходимы подобные слова.

Виктор ухмыльнулся в темноте, ничего не мог с собой поделать. Он искренне пожелал ей того же и перевернулся на правый бок, лицом к стене. Рисование донимало его днем, и нечего было думать о нем ночью. Поэтому он думал о радостях загробного мира, что испытывают умершие люди, прыгают ли они по облакам, или перерождаются?

Глава 8

Непреодолимое желание

Мозг Виктора после сна приобрел ясность мыслей. Вчерашняя головная боль ушла, не оставив после себя и воспоминаний. Хотел забыть о том, что было, и забыл. Уже после завтрака, свежими глазами посмотрев на картину, понял, что в ней было не так. Во-первых, конечно же, ноги, про которые Софья вчера ему сказала. Во-вторых, голова, по сравнению с телом кажется слишком большой.

– Собирайся, – крикнул он из другой комнаты, – я готов рисовать тебя.

Как он предсказывал, с трудом Софья приняла именно ту позу, в которой лежала вчера. Каждый раз, что-нибудь было не так. Из раза в раз Виктор подходил к ней, поправлял деталь, просил поднять чуть выше локоть, затем смотрел на картину, сверялся: все так? И снова к ней, в этот раз поправить выскочившее одеяло. Наконец, он принялся рисовать. Старался не думать о том, какая неудача произошла вчера. На этот раз он знает, что ему нужно исправить, и был решителен в своих действиях. Низко было выбросить холст, даже не доделав. Только доделав, можно будет узнать, насколько хорошо получилось. Виктор погрузился в работу полностью, стал частью картины, и наблюдал за миром сквозь пелену холста. Уверенно работал, выводил линии, мешал масло, прорисовывал детали уже не он, а совершенно другой, незнакомый ему человек. Он видел его впервые, но поскольку тот сумел исправить набросок, превратить его из неподобающего и непропорционального в дельные предпосылки картины, то сможет справиться и со всем остальным. Рука была быстрой, водила кистью по поверхности легко. Виктор писал неземную красоту, видимую только его глазу. Любовь к Софье, надо полагать, придавала работе особую краску. Такую, какую не встретишь ни в одной работе. Мало художников, кто действительно, в полной мере души не чают в своих натурщиц. Кто-то нанимает их за деньги, и, само собой, ни о какой любви и речи быть не может. Картина – просто картина, да, красивая, но отсутствуют чувства, оттого скучно становится смотреть на нее дольше одной минуты. Сейчас же он испытывал ту животрепещущую любовь, которую большинство людей узнают лишь к двадцати годам. Именно этим он и завлекает зрителя, именно поэтому картины продаются за дорого. И, стоит верить, они того стоят.

Картина была готова за два дня, но во второй день Виктор, можно сказать, торопился. На изображении это никак не сказалось. На Софью, которая получилась очень реалистично, было приятно смотреть. Но если бы она была голой!!! Было бы лучше, если бы она была голой! Без одежды картина получилась бы идеальной, не было бы в ней изъяна. Была бы она голой, картина стоила бы дороже. Виктор представил себе вместо лифчика на ней, просто грудь. Выпирающая плоть сразу бы бросалась в глаза, отчего зритель, особенно мужского пола, волей-неволей протянет руку, чтобы прикоснуться к ним. Или еще лучше – промежность. Не стоит скрывать, что более шестидесяти процентам людей данная тема противна, и отнюдь не симпатизируют женские половые органы, но остальные люди будут в восторге, и ценность картины в их глазах возрастет в разы. Для них Виктор и хотел написать такое, однако, и для себя тоже. Он относился как раз-таки ко второй группе. Все бы отдал за такую картину. Любые деньги.

Да, эта работа тоже получилась достойной. Виктор осознал это в полной мере, сделав последний мазок. И Софья, несмотря на свою неприязнь к такому виду искусства, не могла не согласиться с Виктором. Он не расценивал это как то, что на следующий день она по доброй воле разденется перед мольбертом, но был бы рад такому раскладу событий. Он обнял ее, прижал к себе крепко-крепко. Ощущал неровности ее тела, и все сильнее утверждался, что ему необходимо передать это на холсте. То, что он так боготворит в жизни, без чего жизнь станет горем должно запечатлеться навеки. Если нашелся покупатель на прошлую картину, тем более найдется и на новые, которые пока имеются только в его мыслях. Пусть все сложится хорошо, и он воплотит идеи в жизнь.

Виктор сообщит ей о своем непреодолимом желании не сегодня, и даже не завтра. Ему требовалось время, чтобы рука отдохнула от предыдущей работы и мозг расслабился. Картину он выставил на продажу, но на нее вот уже второй день не находилось покупателя. Софья переживала по этому поводу намного сильнее Виктора, и теперь, когда она переживает стресс, состояние и настроение ее нестабильно, идеальным было бы надавить на больное, поставив ее перед фактом. Как бы начать давить на нее морально, дабы получить ее обнаженное тело. Виктор, несмотря на все несогласия и трудности, продолжает любить ее, поэтому ему не хочется заставлять ее делать то, что хочет он – силой. В его понимании физическое насилие ни к чему хорошему не приведет, да и к тому же карается законом. Рука не поднимется ударить его любимую Софью, которая столько лет доставляла ему радость одним своим присутствием, делала ветер теплым, а пасмурную погоду солнечной. Моральное насилие – совсем другое, оно не сравнится с физической болью. Считал, что является менее опасным, менее злым и причиняющим меньше вреда. В самом деле, разве не так? Животные специально выходят на дорогу, чтобы перестать испытывать физические страдания. Домашних животных усыпляют. Софья не перестанет его меньше любить, если потерпит моральное насилие ради нескольких картин. Более того Виктор и не считал это насилием. Лишь позирование, да, без одежды. А раньше было как? Точно также молодые девушки позировали художникам, они знали, на что идут, знали, что их потом увидят ценители или просто любители со всей планеты, увидят их сокровенные, тайные части тела, что в обычной жизни человек видит только в зеркале. Но кто увидит Софью? У Виктора были покупатели, но это не значит, что его можно было назвать известным. Картину купят, и кроме самого заказчика, и, быть может, нескольких его знакомых, ее не увидит никто. Отчего же Софье так переживать?!

«Раннее утро», как он назвал то произведение – купили. Радостно стало Виктору на душе, но счастье было недолгим. Все равно, что в холодильнике было много еды, все равно, что дома было чисто, грусть забралась в его душу.

– Знаешь, почему эта картина так долго продавалась? – как-то, в самый разгар дня спросил Виктор.

Она покачала головой.

– Да потому, что ты должна была быть голой. Никому сейчас не интересно нижнее белье! Его везде навалом, а вот обнаженных девушек, да еще и красивых нигде не найдешь. – Софья тогда казалась совсем маленькой, будто была на десять лет моложе.

– Я не хочу. Не хочу с тобой спорить, но и позировать без всего не стану.

– Хорошо. Я сам найду женщину, возможно, за деньги, которая согласится позировать мне так, как я хочу.

Софья побледнела при таких его словах. Он ударил по ее больному месту. Она любила себя больше, чем всех вместе взятых людей, и чувство собственного достоинства в разы превышало все остальные. Она уважала себя и не потерпела бы действий против своей воли. Поэтому эта фраза Виктора очень ее разозлила.

– Этому не бывать, Виктор, – ее глаза злобно сузились. Прежде у них не было затянувшихся разногласий, не говоря уже о полноценных неизгладимых конфликтах. Этот страшный взгляд видел он впервые, и, должен признаться, по спине пробежали мурашки. Но это были не те мурашки при испуге, а другие, от ненависти. То не было раздвоение личности, но одна половина Виктора изнемогала от похотливого желания и могла сделать ради его исполнения все, что угодно, другая же любила Софью в любом настроении и не позволила бы ей страдать. Виктор метался между двумя сторонами, и все же, представление в голове картины ее промежности не заставила его передумать. Он хотел заполучить ее в реальности. Все другие женщины, кроме Софьи, на самом деле не интересны ему. Его раздражает лишь ее упрямство, в остальном же радостный трепет при виде нее был и будет с ним всегда. Теперь он не был уверен, что у него получится ее переубедить, но не хотел так просто сдаваться. В конце концов, либо он отступит от своей идеи, либо Софья передумает. Если портреты или картины, где она полуголая, перестанут покупать, думал, сподвигнет ее на отступление от принципов.

– Одна такая картина не заставит долго ждать покупателя. Она – один на миллион. Ее цена будет больше средней зарплаты в месяц в нашей стране. Ты задумайся, сколько мы заработаем с пяти таких картин?! Я помню, ты говорила, что хочешь летом на какой-нибудь курорт. Вот я и пытаюсь осуществить это.

– Это лучше чем ничего, – закатив глаза, ответила Софья. – Мне все равно, что ты планируешь. Я не против позировать часами, но против, чтобы меня кто-то видел голой. Ты же раньше рисовал портреты, что сейчас случилось? Их покупали, они у тебя получались, так почему бы не продолжить?

Виктор понимал, в какую попал ситуацию. Пока он еще рассчитывал на ее поддержку и сочувствие, но вскоре вера в лучшее грозила его покинуть.

– Мне надоело. Столько портретов с твоим лицом я написал, что больше просто не выдержу.

– Пиши пейзажи. Пойми ты, такие картины противны. Мало людей имеют подобные тебе вкусы, – затем Софья сказала то, отчего у Виктора буквально отвисла челюсть. Она отплатила ему тем же, причинила душевную боль, о какой он прежде и думать не мог. – Прошлые две у тебя ведь один человек купил, не так ли?

Виктор рассчитывал ответить ей такой же интонацией, заставить почувствовать туже горечь, что и он, но в горле точно застыл ком. Он не обратил на это внимание раньше, но задумался после ее слов. Действительно, адрес то был один.

– Это еще ничего не значит, – попытался сказать он, но душа уже оледенела под натиском ее аргументов.

– Пиши пейзажи или натюрморты, если я тебе так наскучила. Поверь, даже они продавались бы у тебя куда лучше, пусть и не за большие деньги.

Он сделал вид, что серьезно обдумывает ее слова. Да, они негативно подействовали на Виктора, заставили на доли секунды усомниться в собственной правоте, но вскоре он вернул прежнюю точку зрения: картины с голой Софьей стоят дороже, продаются дольше, но прибыль за них существенная. Твердо решил, через какие бы споры ему не придется пройти – он нарисует ее так, как захочет. С чистым сердцем он верил, что правда на его стороне. Именно из-за его таланта в семью поступают деньги, и квартира тоже была его. Виктор не собирался идти на крайние меры, его лишь успокаивала мысль, что он может это сделать.

– Вот именно, не за большие деньги. Ты сама ответила на свой вопрос. Либо позируй так, как я скажу, либо ищи работу. Выбор за тобой, – Виктор говорил это с нарастающим холодом. Сердце неприятно сжималось при этом, но по-другому относиться к ней после всего – означало проиграть. Он любил ее, но одновременно ненавидел за упрямство.

На это Софья ничего не ответила. Виктор этого ожидал и улыбнулся. Вряд ли она согласится сейчас, но он будет выжидать момент, когда она станет наиболее уязвима и попробует вновь. Пока что ему ничего не остается, как довольствоваться тем, что есть. А имеет он мало – нижнее белье и ее обиду. Кроме того, не исключено, что после обиды он лишится даже нижнего белья. Успокаивала мысль: он может сделать с Софьей что заблагорассудится душе. Например, выгнать из его квартиры и подать на развод. Я такого не сделаю, – тут же подумал Виктор, – я люблю ее. Она мне не откажет, не посмеет.

Глава 9

Роковая ссора

Виктор губил ее самолюбие. Софье не нравилась эта тема для разговора. Споры в ее жизни присутствовали часто, и почти всегда они приносили в жизнь страдания. За годы, прожитые с Виктором, они жили хорошо. Не было перемен, не было и проблем. Он писал ее портреты. Да, сначала ей трудно было позировать, у нее затекало тело от нескольких часов неподвижного сиденья, но эти проблемы вскоре разрешились. С каждым разом позирование не вызывало у нее больших проблем. А портреты у Виктора получались замечательными! Софья не перестала удивляться тому, насколько же она красивая на холсте. Думала, что он чуть привирает, изменяет черты лица. Но потом, глядя на себя в зеркало и сравнивая с портретом, она не находила отличий. Иногда образы и позу для нее подбирал он, иногда она сама. То было лучшее время, белая полоса в жизни. Вероятно, Бог решил, что везенье их и мирная жизнь слишком затянулись. С чего вдруг ему пришла столь ужасная идея в голову? Софья противилась его желанию как могла, в любом случае, ради него она жертвовала своими принципами.

Первый раз, первая картина, где она, только из-за любви к нему, согласилась позировать в нижнем белье, пагубно отразился на ее чувствах. Неприятно ей было, когда кто-то заглядывал в самые сокровенные тайны. Она ужасно себя чувствовала тогда, сидя за стулом с раздвинутыми ногами, прекрасно зная, каким будет центр композиции. Для нее это было наравне с пыткой. В ее понимании и раньше, и сейчас – позу он выбрал ужасную. Софья никогда не интересовалась интимными картинами, те ей не симпатизировали, скорее, вызывали тошноту. Страшно подумать, какого взглянуть на голую себя, запечатленную навеки на холсте. И когда картина завершилась, она была не в восторге даже от измененных пропорций. Смотрела на нее и узнавала себя. У нее было не так много знакомых, но вполне возможно, что, увидев это, они без труда узнают ее. Единственное, тогда она наивно полагала: Виктор на этом успокоится. Не зря же она терпела? В какой-то степени она догадывалась о том, что произойдет потом, поэтому в глубине души хотела, чтобы картину не купили. Увы, ее купили и очень скоро. Виктор был этому не удивлен, в то время как настроение у нее испортилось и появилось стойкое предчувствие дурного. Ей не нравилось быть запечатленной и в нижнем белье, не говоря уже о чем-то другом. В голову не приходило, какая женщина может на это согласиться.

С замиранием сердца, после продажи картины она морально готовилась к худшему. Видела же, какими страшными безумными глазами он смотрит на нее. И там, в душе, через шторку, только по его силуэту знала, что смотрит он на нее. Не трудно было понять его мысли в тот момент. Делала вид, что не замечает его. Не верила, но надеялась, что Виктор не пойдет на поводу дурных мечтаний. Знает ведь, как ей это неприятно. Она лишится ночного покоя, если придется противостоять ему еще в одном споре. В какой-то степени жалела, что не отказала в тот раз. Теперь он думает, что, попросив еще раз, она опять согласится. Если повезет, согласится и голой. Он крупно ошибался, и Софье придется, коль не разбить его сердце, то охладить пыл.

Намного страшнее ей стало после его фразы: «либо позируй, либо ищи работу». Продажа картин приносила приличный доход, они не нуждались в дополнительном заработке. Оба прежде считали, что работа Софьи как раз и заключалась в позировании. С болью в сердце она признавала его правоту и чувствовала отвращение к себе за это. Виктор охладел к ней, это проглядывалось в каждом его действии. Взгляд его содержал лишь похоть, но ничуть не любовь. Основания у Софьи были приличные для того, чтобы сомневаться в его верности ей. Он не изменял ей, но это не отменят вопроса: а любит ли он ее? Любит также, как раньше? Разве если бы любил, заставлял бы делать что-то против ее воли? По ночам он перестал ее обнимать. Быть может это мелочь, да только говорящая о многом. Его прикосновения стали холодными, в них не было нежности и тепла, отчего по спине пробегали мурашки мерзости. Все меньше и меньше времени хотелось ей с ним проводить. После каждого разговора на эту тему она убеждалась: его не переубедить.

Виктор злил ее своим высокомерием и упорностью быка. Из-за этого вечерами стала выпивать. Она придерживалась принципу, пить не больше двух бокалов. Выдержка ее была что надо, но в один из таких дней, снова утром, произошел не просто спор, а скандал. До этого она не видела, чтобы Виктор рисовал. Максимум, наброски на газетных листках, но за новую картину он не брался. Подозревала, что у него на уме. Она не видела этих набросков, хотелось, конечно, но он все время держал эти листы при себе, не отходя от них даже на несколько шагов. После того раза он прекратил чистить зубы, пока она моется. Он прятал их. Приходила и видела, как он лежит на кровати, но не спит. Засыпал уже позже, позднее нее. Как же сильно боялась она будущего; раньше такого не было. Все вокруг предвещало беду, но Софья оказалась мало к этому готова.

Софья не привыкла верить интуиции, но, если бы поверила, что смогла бы сделать? Мнения своего она не изменит никогда и ни за что. В этом плане находила общее с Виктором. Не желала идти на компромисс. Не любила картины с ней обнаженной. Даже если лицо изменено, даже если рука прикрывает соски, а кончик одеяла промежность. Не будет от этого толку, ведь она так и остается голой. Заставлять ее делать это – несправедливо! Она не станет позировать голой, но не станет и работать. Такие картины нужны были только Виктору, оттого спор и начался с его слов.

– Я уже выбрал для тебя позу, – без предисловий начал он.

– Нет. Никогда. Пиши портреты, наслаждайся моим лицом, как раньше, прописывай бушующие волны моря. Это ты можешь делать всегда, – как же неприятно ей было ловить на себе его холодный взгляд! Ничего больше не могла поделать, кроме как ответить тем же. Да, говорила она без тени злости, но теперь и, скорее всего, навсегда, смотрела на него ненавидяще, исподлобья, так, как умеет лишь она. И все же Софья возрадовалась, когда увидела, что Виктору взгляд этот не по нраву. По меньшей мере, заставила его испугаться. Вряд ли это можно назвать победой, но внутри себя она ликовала.

– Как ты не понимаешь, дура?! – наверняка, сам не понял, как его, обычно спокойный тихий голос перешел в настоящий крик. Крик, который может оглушить и заставить ребенка плакать. Он сделал меня несчастной, – думала Софья. Хотелось верить, что это только в тот час спора, а в будущем все наладится. Разве жизнь настолько несправедлива? Не может все быть настолько плохо. Неспроста ведь на улице лето, неспроста ведь птицы поют утренние песни? Для людей, чтобы у них поднялось настроение, забылись проблемы бытия. На секунду-другую оставить все заботы, слушая чирикание воробьев.

– Нет.

– Ищи работу.

Софья с опаской посмотрела на него. Слова про работу были уловкой, чтобы заставить ее делать то, что хочет он. Она не намеревалась попадаться на нее. Но вдруг, если найду, он действительно отстанет от меня? Нет, он не отстанет. Он разозлится еще сильнее.

– Да что с тобой такое?! Что тебе мешает просто полежать на кровати без одежды!? Не понимаешь, сколько такая картина будет стоить. Я тебе объясню, с удовольствием объясню. Может так до твоего мозга, наконец, дойдет.

Софья поначалу терпела, силой сохраняла здравый рассудок и не поддавалась гневу, у нее получалось, но недолгое время. Виктор же давно потерял контроль над чувствами. Вероятно, около месяца назад, когда ему взбрела в голову эта абсурдная идея. Крик, казалось, сотрясал стены. Как бы соседи не подумали лишнего? Но что тут можно подумать, что тут можно сказать? И без того ясно, что происходящее несет в себе отвратительные последствия, такие, о которых Софья предпочитала не думать. А вот Виктор, похоже, продумал все до мелочей.

– Ну, разумеется! – он развел в стороны руки. – Таковы в большинстве своем женщины. Их дурости и упрямства нет предела. Поэтому я так долго тянул с женитьбой. Зря я сделал тебе предложение. Что от тебя толку? – из Виктора словно вышел демон. Впервые видела его таким. Он не похож на себя прежнего, он другой. Точно и не ее муж, а злой безумный человек, непонятно откуда взявшийся. И ведь даже не пытался пойти на уступки! Он просто хотел. Это не любовь, когда ему плевать на ее чувства. А ему плевать, Софья это знала как нельзя лучше. Теперь бесполезно было предпринимать какие-либо попытки, чтобы наладить их отношения. Еще вчера – возможно, но не сегодня. Кому понравится разговаривать с человеком, у которого похоть затмила собой разум?

– Прекрати! Я дала тебе все, что ты хотел! Разрешила рисовать себя в нижнем белье! Чем оно тебе не угодило?! Как ты не поймешь: такие картины никому не нужны! Людям не нравится это! – Софья смотрела на него с ненавистью и одновременно с тревогой. Она отравляла и его душу и свою такими словами, да разве ж она в этом виновата? Это была не выдуманная вера в глубине мозга, а обоснованное фактами знание. Если он все же добьется своего, то Бог выроет ему в аду глубокую яму. Маловероятно, что скажи она данное вслух, исход событий был бы другой и Виктор переосмыслил свое видение мира и картин. Скорее всего, разозлился бы еще больше. По правде говоря, сейчас им обоим не мешало бы принять успокоительное.

Виктор ударил ее. Они находились друг от друга не на столь хорошем расстоянии, чтобы руки не смогли задеть лицо. Виктор хотел причинить ей боль и причинил. Было бы не так опасно, ударь он в тело, хотя бы в плечо. Нет, болью взорвалась именно щека. Слава Богу, крови не было, но на несколько секунд Софье показалось, что он выбил ей зуб. Как минимум один – верхний, наверняка, откололся. Она закричала, тонко и пронзительно. Шок и неожиданность прикрыли боль, однако, во время крика челюсть неприятно свело. Тогда она прекратила кричать. Застыла, как оглушенная, а потом ее охватила дикая ярость.