banner banner banner
Сражение Цветов. Продолжение
Сражение Цветов. Продолжение
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сражение Цветов. Продолжение

скачать книгу бесплатно


На обратном пути в машине сеньора Далия мне рассказала, что несколько лет своей жизни она посвятила этому певцу-конферансье. Оставив своих детей и мужа, она вместе с ним путешествовала по Штатам, давая концерты, и, как о своих, заботилась о его дочерях, которых возил он с собой. Затем она вернулась к мужу, к своим детям, но остались вложенными в этого человека и его дочерей силы ее души. Мужчины не благодарны.

– На благодарность, разумеется, никогда нельзя рассчитывать. Её не будет. Благодарные поступки по отношению к другим нужны собственной душе, и благодарности ждать не следует. Но могли бы люди… хотя бы не пакостить! – в сердцах сказала сеньора Далия.

Х Х Х

Пришло от мамы письмо! И в нем… копия моего диплома, заверенная нотариально! Ура! Или, по-испански, с ударением на первый слог: урра! урра! ?urra!

Х Х Х

Я опаздывала на лекцию, но по регламенту студенты обязаны ждать преподавателя десять минут, после чего могут разойтись. С учетом этих десяти минут я успевала.

Выскочив из автобуса, я быстрым шагом прошла эвкалиптовую аллею, взбежала по ступенькам здания, помахала рукой Дельфине: привет, а время прихода, мол, записать не успеваю, запиши сама… мимолетно ответила на приветствия коллег улыбкой, прошла к своему столу, небрежно бросила дипломат сверху, вытащила из ящика задачник и конспект лекции и вышла, захлопнув дверь. Теперь взгляд на часы – успеваю! По той же эвкалиптовой аллее я побежала к зданию факультета.

А тема лекции – теория функций комплексного переменного – моя любимая. Занятия приносят мне чувство удовлетворения. Я люблю плавать в материале, как рыба в воде, и рассказывать о подводных течениях, люблю установить контакт с аудиторией, развеселив шуткой, увлечь примерчиком с заковыркой… К тому же, аудитория, в которой я читаю, несколько выступает из здания – три стены у нее стеклянные – и я чувствую себя как на эстраде, а я люблю эстраду, когда-то я мечтала быть актрисой и даже думала поступать в театральное училище.

Вернулась я за рабочий стол радостная и усталая, дольная собой и студентами.

Но моего дипломата на столе не было.

Х Х Х

Кому он был нужен? В дипломате не было ни контрольных работ, ни ведомости с оценками. Студентам красть мой дипломат было не за чем, да и как студенты проникли бы в комнату преподавателей? Я же ведь захлопнула дверь! И кроме того, пройтись по Политеху с моим дипломатом – дело рискованное, мой дипломат широко известен, такого второго здесь нет, я его привезла из Союза. Похищение денег тоже исключалось: проще откинуть крышку дипломата – он не был заперт – и вынуть кошелек!

В комнате, кроме моего стола стоят еще два – двоих преподавателей, но один ушел на лекцию раньше меня, а вернулся позже, а другого сегодня совсем не было в Политехе: у него свободный от занятий день. Ключи от комнаты, правда, есть еще у Хулио: его стол прежде стоял здесь, но ему-то зачем красть мой дипломат?

Кто же украл мой дипломат? А в нем была копия моего диплома!

Х Х Х

По всему Политеху я развешиваю объявления с просьбой вернуть дипломат за вознаграждение. Мне так трудно смирится с его пропажей! Снова надо писать маме и снова ждать.

Хулио помогает развешивать объявления. Но что-то меня смущает…

В тот день утром я хотела занести копию в нотариальную контору для заверения перевода и сказала Хулио:

– Копия у меня с собой, в дипломате, давай зайдем!

А Хулио отговорил:

– К чему спешить?

И мы вместо нотариальной конторы пошли выбирать куски вареной баранины из огромного медного котла – Хулио завсегдатый той забегаловки.

Я расспросила старичка-консерхио нашего отдела, что разносит приказы и постановления и кого посылают за колой и сигаретами, кто же заходил в мое отсутствие в комнату преподавателей, и он сказал, что никто, только Хулио на минутку забегал, но, увидев, что никого нет, вышел. Я не спросила старичка-консерхио, не было ли у Хулио в руках моего дипломата. Мне было стыдно спрашивать, и я боялась того, что могла услышать в ответ. Я боялась выдать Хулио. Я не спросила.

Х Х Х

Горы меняют расстояние: далекое делают близким и близкое далеким. Горы морщат пространство складками, растягивают выпуклостями-вогнутостями, но при прохождении небольших расстояний разве это заметно?

Мы живем в искаженном пространстве. Все здесь кривое.

Х Х Х

У одного из студентов Вийялона Хулио взял тетрадь с конспектами лекций и показал мне. Из конспектов следовало, что читает Вийялон векторную алгебру уже полсеместра, а должен читать курс линейной алгебры, векторную же алгебру можно рассматривать как вступление к линейной, но вступление это Вийялон, безусловно, затянул, о чем я и сказала Хулио, добавив, что нельзя базировать суждение на основе одного студенческого конспекта, это не метод оценки работы преподавателя.

Тем не менее, мое мнение Хулио поднял на штыки и разгласил по всему Политеху без сделанного добавления! Мне было неловко перед Вийялоном, и я никак не могла понять, почему Хулио говорит о Вийялоне с ненавистью, бешенством.

– Пойми, не все в Чили, когда к власти пришел Пиночет, покинули страну из-за политических преследований! Зная, что к ним отнесутся сочувственно в соседних странах и постараются помочь, в их ряды затесались и те, кто уехал просто в поисках материального благополучия. Он не специалист в области физики и математики!

– Как и большинство здесь, – робко намекаю я на самого Хулио. –Вийялон, кажется, инженер-строитель?

– Строитель! Несколько лет назад Политеху срочно потребовалось построить механическую мастерскую. Из-за спешки решили на скорую руку сколотить деревянную постройку. Руководство строительством поручили Вийялону, но при вколачивании последнего гвоздя вся конструкция рухнула! Оказалось, нагрузку на одну из балок Вийялон рассчитал неверно! Весь Политех смеялся, а зарплата Вийялона от этого не уменьшилась! Можешь сходить полюбоваться на развалины, сразу за зданием Механического факультета!

– Почему не восстановили? – удивляюсь я.

– У Мальдонадо руки не доходят. Как-то выкрутились, потеснили другие факультеты. А я говорил Мальдонадо: восстанавливать за счет Вийялона следует.

– А он?

– Они друзья!

– Но и ты ведь друг Мальдонадо!

– И я, – подтверждает Хулио. – Я докажу, что у Вийялона нет титула инженера! Диплом он купил или подделал!

– Нужны веские доказательства! – сомневаюсь я.

Моя первая ночь в Риобамбе у Вийялонов, великодушие хозяев, уступивших нам с Бертраном свою спальную комнату, благожелательность хозяйки, теплая стопка одеял…

– У меня есть все доказательства! – говорит Хулио. – Вийялон в моих руках!

– Покажи мне! – я не верю: какие могут быть доказательства?

– В свое время, – обещает Хулио, – раньше, чем нужно, о них никто не должен знать.

– Почему?

– Я его раздавлю неожиданно!

– За что ты так его ненавидишь? – я недоумеваю: за то, что Вийялон неправильно рассчитал нагрузку на одну из балок, нельзя испытывать личную ненависть.

Хулио долго молчит, прежде чем ответить. Он молчит так долго, что я подозреваю, правды мне не услышать.

– Когда выбирали ректора, Вийялон был за Морено, из преподавателей помогал Мальдонадо только я, а из рабочих – мой отец, и практически больше никто! И мы выиграли! А теперь что? Вийялон подлизался к Норберто и стал директором отдела.

Мои опасения не оправдались. Kажется, Хулио назвал истинную причину ненависти.

– Я вышибу его из директорского кресла! – грозится Хулио.

– Но как ты сможешь? – мне не верится, что простой преподаватель выгонит директора, которого, к тому же, поддерживает ректор.

А если выгонит, как будет жить семья Вийялона? Его жена – домохозяйка, сын – студент, дочь – школьница.

– А тебе его не жалко, Хулио?

– Нет, – говорит Хулио. – Мир жесток!

– Жесток и добр, – возражаю я, но Хулио не слушает меня.

– Вначале выгоню из директорского кресла, а затем вообще из Политеха! – уточняет он. – Посмотришь, в следующий понедельник я сяду в директорское кресло!

В следующий понедельник?! Ха! Через два дня?

Х Х Х

Квартира Сусано, одного из преподавателей нашего отдела оказалась на самой окраине города. Мы с Хулио долго блуждали прежде чем ее нашли. Собрался почти весь отдел, и у дома Сусано оказалось припарковано слишком много машин, чтобы не вызвать любопытство соседей: они выглядывали из окон.

Сам факт собрания отдела вне стен Политеха, затерянность дома Сусано на окраине города и слегка врытая в землю – на три ступеньки ниже уровня пола других комнат квартиры – гостиная, в которой принимал нас Сусано, делали собрание отдела собранием заговорщиков. Присутствовали « наши» и «не наши»: «левые» и «правые», «нейтральные» и «осторожные», избегающие обычно занимать какую-либо определенную позицию – слишком часто сменяют власти друг дружку в стенах ректората. Как Хулио удалось их всех сегодня собрать здесь?

И все выдыхают в едином порыве:

– Вийялон не учитывает наши интересы!

– С нами не советуется!

– Оторвался от коллектива!

– Все время проводит в кабинетах властей, к нам носа не кажет!

– Свое мнение считает мнением коллектива!

И у всех радость: у «наших» от единства, у «нейтралов» и «осторожных» оттого, что им доверяют, и от приобщения к тайнам скрытой жизни отдела, а у «не наших», оказывается, свои счеты с Вийялоном, старые обиды…

– На каком основании он контрактует людей, без конкурса?

У меня ёкает сердце: я проведена без конкурса, но Хулио забивает вопрос другими:

– На каком основании закупаются для библиотеки италоязычные книги и куда делись испаноязычные? Распроданы или на книжных полках дома Вийялона? Почему список закупок оборудования для лаборатории физики держится в тайне? Почему полгода уже не проводилось собрание?

– В понедельник мы настоим на проведении собрания! – говорит Сусано, худенький, маленький, костлявый, коротко подстриженный: внешность пацаненка, но именно он председатель Риобамбовского общества выпускников Союза, а также комячейки.

В понедельник?!

Кандидатура будущего директора не обсуждается! Почему не обсуждается?… Голоса становятся все громче, одно решение за другим ставятся на голосование… Я смотрю на Хулио: если он поднимает руку, я поднимаю тоже… как все просто! Но почему же не обсуждают, кому быть директором вместо Вийялона?…

– Ты что, против? – хмурится Хулио, его рука поднята, моя нет.

– Нет-нет, я за, я просто задумалась, – моя рука тоже взмывает вверх.

Х Х Х

В доме Сусано я увидела высокую блондинку необычайной красоты. У нее были выдающиеся продолговатые скулы, обтянутые тонкой розовой кожей, и она смотрела на всех сверху вниз, не в переносном а в буквальном смысле: самый высокий из присутствующих мужчин едва доставал ей до плеча. Она сутулилась, не желая превосходить всех ростом, и это было единственным, что портило ее внешность.

Когда она вошла, все замолчали.

– Эта женщина не эквадорка! – шепнула я Хулио.

– Ира, моя жена, – представил Сусано.

Я удивилась: эта женщина… и невысокий щупленький Сусано – муж и жена?

Удивление прописалось у меня на лице. Впрочем, не у меня одной. Я видела то же самое и на других лицах.

– Как случилось, что вы столь красивы? – галантно спросил кто-то, не помню, из правых или левых, и все радостно засмеялись, оценив изящество построения вопроса: «;Cоmo le ocurriо que es tan linda?»

А Ира не поняла, что спросили. Хотя она в Эквадоре уже три года, Ира еще не выучила испанский.

Х Х Х

Позже я ближе познакомилась с Ирой и Сусано. Жили они бедно, но девушку, помогающую по хозяйству, взяли: это слишком дешево, чтобы отказаться от подобной услуги. Вместе с ними жил один из братьев Сусано, он учился в Политехе, подрабатывал, когда где сможет, но в основном, ему, как и своей родительской семье, помогал Сусано.

От Сусано Ира имела не слазившую с колен заласканную маленькую дочку – светленькую, розовенькую, как куколка, и кукольным мне казалось ее имя Мальвина. А от первого брака с каким-то забулдыгой был у нее сын Петя. Сусано долго пришлось разбираться с забулдыгой, чтобы получить от него разрешение на выезд сына из страны.

Петя, высокий белобрысый веснушчатый подросток, относится к отчиму уважительно, называет его папой, но Сусано постоянно раздражается: то Петя что-то не положит на место, то разорвет одежду, то без разрешения убежит поиграть в футбол… А Ира, чувствуя раздражение мужа против пасынка, сама то и дело кричит на Петю, то ли желая таким образом снять раздражение Сусано, то ли раздражение Сусано передается ей. Петя же помогает и по хозяйству, и смотреть за сестрой, и учится в колехио неплохо.

Продолговатые, обтянутые тонкой розовой кожей скулы Иры, когда она кричит на Петю, мне кажутся скулами ихтиозавра, а ее прекрасные глаза холодными и застывшими, как у рыбы.

Хулио однажды играл с Петей в футбол и заметил, какие у него рваные ботинки, и он купил ему новые. Мне только не понравилось, что потом Хулио раза два поинтересовался: ну как носятся ботинки? еще не истрепались? А на чудесные платьица для Мальвины у родителей находились деньги. Родной ребенок, неродной… Как обостряются эти проблемы, когда мало денег, впрочем, в числе других проблем.

Приехали в Эквадор Ира и Сусано вместе и долго жили в семье родителей, потому как Сусано около года искал работу. А отец Сусано – разносчик сигарет, сызмальства, покупая сигареты оптом, продавал подороже поштучно на концертах, стадионах, улицах, и всю жизнь жил на небольшой доход, а детей в доме, включая младших братьев Сусано, племянников и детей Иры, набралось шестнадцать. Случалось, дети Иры по три дня крошки риса во рту не держали и, проходя мимо тиенды, бросались к продуктам. Ира со стыдом оттаскивала их. Но в семье делились всем, чем могли, беда была в том, что чаще всего нечем было делиться, но если случалось яйцо, то его детям на шестнадцать частей делила свекровь.

Позже Сусано нашел работу, и все наладилось, не богато, но и не бедно. Вот и девушку помогать по хозяйству взяли. Но тот первый год остался в памяти Иры неизгладимым кошмаром.

Интересно, думается мне, уехала бы Ира в Союз, если бы у нее, как y меня, был обратный билет? Я спрашиваю.

– Нет, – говорит Ира, – я люблю Сусано.

Х Х Х

Контрольные работы здесь принято оценивать по двадцатибальной системе, а после объявления оценок назначать время для опротестования результатов: каждый студент сочтет должным попытаться убедить преподавателя, что ради справедливости ему нужно повысить оценку на балл, потому что вот здесь он хотел, но забыл написать, а здесь описался, а это вот простая арифметическая ошибка, не стоит за нее снижать…

На работе одного студента во время контрольной я сделала надпись для себя по-русски « поставить повыше», потому что видела, как старался во время семестра и старается на контрольной паренек, решает самостоятельно, а не списывает, как другие, на чьих работах я написала «списывал». А по фамилиям я всех не помнила и потому без этих надписей не смогла бы определить, чья именно данная работа.

Но Хулио, обнаружив на моем столе работы с надписями, сгреб их в охапку и пошел к ректору, и мне пришлось плестись за ним, чтоб оправдываться перед Норберто. Хулио размахивал работами и возмущался: разве можно ставить оценки априори? Мне было неловко. Тем более, что Норберто был уже в курсе наших с Хулио отношений.

Ректор повез нас обоих в ресторан поужинать за счет Политеха. Он старался нас помирить, и Хулио немного успокоился, но на следующий день он все контрольные перепроверил сам, и хотя его оценки незначительно отличались от моих, какое доверие и уважение теперь будет испытывать студенты ко мне, если процедуру опротестования выставленных оценок с согласия Норберто Хулио также провел сам?

Я не поняла, для чего все это было нужно Хулио. Потому что в понедельник собрание? Неужели он считает меня кандидатом на директорское кресло? Или потому что в моей группе в этом семестре по случайной путанице в секретариате оказалась та с тонкой талией и длинной толстой косой пышнозадая девушка, с которой Хулио танцевал на злополучной пирушке?