скачать книгу бесплатно
– Не пинай ежей, – хохотнул Августин и прыгнул в портал.
Стужа царапнула щеки.
Вдох… Запах хлора и тлеющего угля.
Доля секунды и Августин провалился пятками в липкую пушнину платформы.
Цитадель встретила гулом. Как и всегда. Кто-то вернулся в Обитель и направляется на восстановление, кто-то провожает друзей, а кто-то, подобно Августину, волнуется перед отправлением в новое тело.
Червоточина с хлопком растворилась, и Августин направился к пирамиде, отвечающей за Землю. Он знал, что тело уже подготовили: связали его душу с малышом Феликсом. Им лишь предстоит стать. Пока что этот ребенок – пустая оболочка.
Сегодня всё изменится.
Энергетическое ядро под платформой гудело и громыхало, а черное небо нагоняло тоску. Августину нравился аромат лесной малины на воздушной площади; нравился радужный свет, целующий верхушки пирамид; нравились бесконечные лестницы к червоточинам… Возникало желание остаться.
Нельзя…
Под ногами раздавалось хлюпанье. Подошвы становились влажными и липкими. Кто, интересно, придумал сделать в цитадели пол, как мочалку?
Августин замер.
В голове раздался голос из полыхающей геенны:
– Категоричность взглядов – ограничивающий мозги сорняк.
Августин сглотнул. Жуткий звук. Давно его не было слышно. Обычно у друга голос приятный, а этот – словно рычание вулкана. Первородный? Не иначе. Только представители клана разума умеют влезать в голову других, но их голос слышится исконным – тем самым, что душа получила при первом перерождении. А бас у демонов убийственный до дрожи.
– Молчи, если не способен найти причину, по которой я должен простить тебя, – выпалил Августин, забыв об асурах поблизости.
Ребята недоумевающе переглянулись, не понимая, к кому из них обратился Августин. Один – с голубиными крыльями, щуплый. Другой – округлый и раздутый, как морской огурец, с чешуей на шее. Нынче, кого только в стражу не набирают.
Кошмар…
– Я размышляю вслух.
Асуры скривились.
– Не собираюсь оправдываться перед тобой, – возродился голос. – Но мне безумно любопытно. Ты просто возьмешь и засадишь меня в карцер? Близкого друга? Мы семья. Или ты слишком высок для таких, как я… отбросов?
Августина потрясла легкость, с которой демон его попрекал.
– Не говори ерунды! – заорал он. – Ты дорог мне. Но ты не прав! То, что ты делал и продолжаешь делать – отвратительно! Ты забиваешь эти гвозди, разрушая последнее доверие к своей касте. И за эти ошибки, пострадает весь твой народ и вся наша Обитель.
– Ты червяка не способен создать, зато рассуждаешь о глобальных проблемах галактики, будто ее Творец. Мой народ уже страдает. Хуже ему не сделать. И Обители ничего не грозит. Я и мои братья жаждем справедливости. Не больше.
Августин собрался возразить, но осекся. Перед входом в пирамиду к нему начали подступать другие души: одни желали успехов, вторые восхищались достижениями. В ответ приходилось бесконечно благодарить, поддерживать беседы, улыбаться, сбегать от назойливых девушек и снова улыбаться – так, что губы заныли от напряжения.
Со временем он стал воспринимать поклонников, как пищащих под ухом комаров.
И когда я успел стать настолько популярным?
Никто не перепрыгивал целую ступень в иерархии. Не одна душа в галактике! Это верно. Однако у Августина не было настроения радоваться. Ведь мозги терроризирует причина его негодования и срочного перерождения.
Предатель? Преступник? Убийца? Как величать?
– Тело подготовили? – приглушенно спросил виновник анархии в голове, но каждое его слово, как удар камнем по мозгам.
– Не переводи тему!
– Считаю неуместным продолжать нашу конфронтацию.
– Слушай, прости, – прошептал Августин в ладонь, чтобы не создавать душам повода для сплетен. Не хочется увидеть в вестнике заголовок, что в судьи отбирают чокнутых. – Ты обязан всем рассказать. Это ужасно, понимаешь? Обещай, что когда я вернусь, вопрос будет решен!
Отповеди не последовало.
Августин выдохнул и вошел в пирамиду. Главный коридор – длинный, как кишка. Свет исходит лишь от факелов. И к чему нагонять мрак на новеньких? Даже какая-то заунывная песня играет, от которой волосы в ужасе подпрыгивают.
Преодолев главный зал и несколько лестниц, Августин прибыл в место отправления. Масштабная червоточина крутилась посередине пола, подобно водовороту. Шелестела. Воняла гарью. Он помахал горстке людей в конце зала. Все знают, что Августин любит покидать Обитель в одиночестве и не лезут под ноги. Ссориться с будущим судьей Трибунала – затея бедовая.
Отскочив, Августин вскрикнул. Узкие – будто паучьи – пальцы впились в плечо.
– Зачем подкрадываться?!
За спиной стоял проводник: вечно перекошенный, грязный и недовольный. Еще одна местная знаменитость. О нем ведают на стенах пирамид яркими словосочетаниями.
– Шевели задом! Стоишь, мнёшься, – закрякал проводник.
Поправив капюшон – там прятался изюм, а не лицо, – он закопошился и вытащил из кармана заплесневелую бумажку. Инструкция для перерождающихся. Августин подумал, что проводник принципиально не устанавливает стенд с этим злосчастным текстом, и каждый раз вытаскивает огрызок из смрадного кармана.
Нет, он может заменить ее новой. Просто не хочет. Ему нравится лицезреть отвращение на чужих физиономиях.
Ради смеха Августин пробежался по инструкции взглядом.
Не брать амулетов материализации, пекторалей, портальных свечей…
– Дай сюда! И не задерживай остальных.
– Повежливее. Хочешь, чтобы толпа моих поклонников тебя сожрала?
Проводник изобразил испуг.
– О, трясусь и падаю. Живо прыгай! И только попробуй что-нибудь протащить, найду и кости набелю, понял?
– Да понял, понял…
Августин зализал волосы к затылку и подошел к червоточине – она растекалась на полу широким озером.
Шаг вперед. К свободе. К забвению…
Тьма затянула, испепелила временное тело, разорвала материю в пыль и обнажила кости души. В гаснущем свете Августин расслышал последние слова. Слова человека, которого он считал другом:
– Жаль. Безумно жаль, что ты не оставил мне выбора. Должен был сразу понять, что я не позволю тебе вернуться. Ты сгниешь на Земле. Прощай. Прощай навсегда, друг мой. И прости. Знай, я этого не хотел…
Тридцать четыре года спустя
Жгучая боль пронзила грудь. Звук одиночного выстрела взорвался в голове судьи Феликса, и он осознал: это конец.
Смерть. Она пришла за ним, неожиданно и негласно, не оставив возможности умолить о пощаде. Об отсрочке. О милости. Пришла в образе молодого парня с малахитовыми глазами. Незнакомец продолжал стоять за спиной, и когда Феликс повернулся, и когда упал, и когда рубашка цвета восходящего солнца почернела от горячей крови. Судья смог ответить лишь лицом, исказившимся от ужаса. Он ударился об асфальт. Последний раз вдохнул запах земли, укутанный сыростью и тоскливыми песнями ветров сентября.
Затем отвел карие глаза – всегда строгие и спокойные, – откинул голову и устремился взглядом в небеса, пропитанные черным обсидианом.
А дальше? Дальше – пустота…
Глава 2. Марлин
Все планеты материального мира, от высшей
до низшей, – это юдоль страданий, где каждый
вынужден снова и снова рождаться и умирать.
Бхагавад-гита
– Будешь сидеть, пока мхом не зарастёшь? – раздался звонкий голос за спиной, словно разбили бокал у микрофона.
Марлин отодрала лоб от стола. Казалось, дерево срослось с кожей, иначе сложно объяснить, почему голова не желала подниматься, а веки оставались закрытыми. Сколько времени прошло? Пять минут назад за окном виднелось солнце!
Она протяжно зевнула, чихнула от запаха пыли и прокрутилась на скрипящем стуле. Ужаснулась, заметив себя в отражении зеркального шкафа.
«Одуванчик-утопленник, – посетовала Марлин. Золотистые пряди растрепались, а тушь на ресницах переквалифицировалась в черные синяки. – Господи, видел бы меня Феликс… Жуть».
Протерев сонные глаза, она откинула волосы и постаралась улыбнуться, ведь рядом качала головой Яра (на бронзовой шее воображаемая табличка «не злить после семи вечера») – статная брюнетка с кудрями, вьющимися лозой винограда. Будить Марлин на работе стало ее вынужденной обязанностью.
– Да, да… заснула за историей болезни… опять, – вздохнула Марлин, шурша страницами, – и кто сказал, что, заснув над текстом, к человеку приходит озарение?
– Твоя шизофрения. Вставай! Полдня проспала. Думаешь, так просто тебя прикрывать?
Марлин лениво поднялась на ноги и просунула руки в белый кардиган. Оторвала бежевую пуговицу – мерзавка стукнулась о паркет и укатилась под стол, – попыталась найти беглянку. Паутина… Грязь. И не одной пуговицы!
Поиски не окупились. Зато раздался грохот. Марлин больно ударилась макушкой о столешницу. Выругалась. В кабинете пугающе темно, как здесь передвигаться? Кто всё выключил? Свет излучала лишь настольная лампа над бесконечными бумагами, среди которых Марлин то и дело засыпает. А вот ночью – в уютной, теплой постели – она не может уснуть до рассвета. Уже девять месяцев.
Именно столько времени прошло со смерти мужа.
Марлин часами лежит под одеялом, уставившись в потолок. И не спит… вообще не спит. Ретиво изучает хрустальные капли люстры, мерцающие в лунном свете.
И так – день за днем, луна за солнцем, утро за ночью…
Яра шлепнула по спине, отчего Марлин окончательно проснулась и, пошаркивая, выползла из кабинета. Села в автомобиль и отправилась к самому важному человеку, а точнее к тому, что от него осталось.
***
Плита из черного мрамора превосходила рост миниатюрной Марлин.
Феликс красовался на ней во все семьдесят два дюйма. Художник запечатлел его молодым, стройным и с иронией во взгляде, по которой она до безумия скучала.
– Здравствуй, Фел… – прошептала Марлин, опускаясь на колени перед памятником.
Плакучая ива задрожала от свистящего ветра: она росла рядом с могилой Феликса. Под этим деревом покоилась мама Марлин, покинувшая мир в борьбе со злокачественной опухолью.
Никогда Марлин не могла понять, почему мама так относилась к ее мужу? Анна ненавидела Феликса. Даже на свадьбе позволила себе выступить против их брака. Марлин прекрасно помнит, как потела, краснела, мечтала о землетрясении, чтобы провалиться до катакомб и не видеть лица мужа, который гнул вилку буквой зю.
Интересно, чтобы мама сказала, узнав, что после смерти ее тело обрело покой напротив зятя?
И обрело ли?
Усталость вернулась. Марлин легла на студёную скамейку. Чуть прикрыла глаза…
До ушей донесся чей-то голос. Источник – за густыми кустами, заросшими клейкой паутиной. Марлин очнулась и осознала, что уже час спит на лавочке, подметая волосами землю.
Проклятье!
С ловкостью пингвина, а не кошки – она потянулась. Упала. И разодрала локоть об асфальт. Бурча под нос, она еще раз бросила взгляд на кусты. Взглянула на часы. Одиннадцать ночи. Кто может здесь быть в такое время?
Снова хруст и треск. Где-то за кустами. Слабый свет пробирается сквозь заросли.
Страх сжал в плотный кулак, хочет раздавить, не дает сдвинуться с места. Призраки? Нет… Их она не боится. Бояться нужно живых. Марлин чурается людей, которые могут перерезать горло или пустить пулю в лоб… как Феликсу.
Она выдохнула и пошла по направлению бормотания.
Пробралась сквозь заросли, разодрав кожу о колючие ветки. И вот оно… жутко странная картина. Девочка – с черными, как зрачки влюбленного, локонами – рисует звезду на бетонном настиле. Вокруг расставлены свечи, ярко сверкающие в темени.
– Что ты делаешь? – спросила Марлин, скрестив руки на груди.
В ответ ее обдало запахом жжёных спичек и ледяным тоном:
– Не твое дело! Убирайся!
Марлин и не подумала. Она окинула незнакомку любопытствующим взглядом, отметив утонченные черты лица. Внешность аристократки.
Когда Феликс был жив, она норовила сотворить с собой нечто подобное: у пластического хирурга подправить нос, губы, углы челюсти, но Феликс решил, что она свихнулась, и Марлин забросила эту идею. У нее и вправду всего один недостаток, однако очень значимый (по ее личному мнению) – маленький рост. Из-за него Марлин прозвали в школе «писклёй».
– Девочка не должна находиться ночью на кладбище, – пожурила она и постучала ногтем о золотые наручные часы.
– Значит, тебе можно тут находиться, а мне нет?
– Во-первых, я взрослый человек, во-вторых, я не под луной гулять пришла. А вот почему ты здесь?
– А с виду непонятно? – фыркнула девочка. – Мозг – не твоё, да? Я делаю обряд, а ты мне мешаешь. Вызываю герцога Агареса. Он управляет тридцать одним легионом демонов, поэтому советую тебе сгинуть отсюда!
