скачать книгу бесплатно
– Забрал бы ты этот подарок себе.
– Не спорь, опер ты, а не я. До завтра. Ну-с, Нина Афанасьевна, – обнял он дочь за плечи и чмокнул в щечку, – пора спать.
Нинуся безропотно, с удовольствием отправилась стелить себе постель, заодно и папе, она девочка ответственная – это наиболее подходящее определение, так как папа не сказал бы, что она еще и послушная. Нет, чаще слушается свою маленькую дочь он, причем не нарочно, да ведь дети сейчас акселераты и вундеркинды, рано приобретают определенные знания, навыки, позицию, взрослые безмерно от них отстают. Говорят, это люди будущего. Все может быть.
3
Ларичев отвез Нинусю в школу, до работы оставалось время, он потратил его на закупки по списку дочери и Розы, которую нанял присматривать за девочкой, ну и по хозяйству помочь. Заехав во двор прокуратуры и заглушив мотор, он заметил знакомую фигуру, подпиравшую спиной стенку у входа – как же ее обойти? Ларичев остановился напротив Вероники на расстоянии вытянутой руки, она смотрела в сторону и вниз, молчала, заговорил он:
– Боитесь, что она упадет?
– Кто? – вскинула на него непонимающие глаза Вероника.
– Стена. Вы ее так старательно подпираете…
– Я вас жду, – свела брови она.
– В таком случае прошу в кабинет.
Ларичев косился на подозреваемую, которая поднималась за ним по лестнице, будто ведут ее на эшафот, не меньше, невольно она вызывала улыбку. Впрочем, грешно насмехаться над девушкой, получившей в наследство не только счет в банке, но и труп сестры вместе с подпиской о невыезде.
– Слушаю вас, – сказал он в кабинете, усевшись за стол.
Вероника кусала губы, опустив глаза. Ой, как же тяжело ей просить, а пришла она с просьбой, вне всякого сомнения, ведь этот ее шаг был продуман заранее, но, разумеется, не ею. Не дождавшись от нее ни «а», ни «б», Ларичев, обхватив подбородок рукой, одновременно закрыв рот, чтоб не выдать насмешливую улыбку, сказал:
– Долго мы будем молчать? Выкладывайте, что там у вас.
– У меня ничего не получается, – буркнула Вероника, да так тихо, что он сделал вид, будто туговат на ухо:
– Что-что?
Она вскинула на него негодующие глаза, а тон взяла требовательный, словно ее заботы он просто обязан взвалить на свои плечи:
– Мне нужна справка… то есть свидетельство, или заключение о смерти… без этого не дадут места на кладбище и не продадут гроб. Кажется, еще справку из милиции… Да, паспорт моей сестры, а он либо у вас, либо в квартире, как мне быть?
– Вопрос решаемый, не нужно нервничать.
– Это не все. Денег у меня в обрез, извините, гостиницу после похорон я не потяну. Где прикажете жить до ваших выяснений? На улице? Или в вашем кабинете?
Все шло по плану! Поэтому Ларичев не сделал замечания Веронике ни по поводу тона, ни по поводу наглых претензий, а ограничился коротким вопросом, давая понять, что приложит некоторые усилия в решении и этой проблемы:
– Ваши предложения?
– Разрешите мне пожить в квартире сестры? Знаю, до вступления в права наследования или как там на юридическом языке… я не имею права… Хотя почему? Квартира все равно теперь будет моя.
– А других наследников у вашей сестры нет, кто мог бы оспорить завещание?
– Если б были, вы бы знали о них.
Загнула. Малость перепутала российскую прокуратуру с бывшим КГБ, ну да ладно, он поднялся, закрывая на ключ ящик стола, сказал:
– Подождите меня здесь.
В коридоре Ларичев позвонил Денису, предупредив, что сегодня Веронику Долгих он берет под личную опеку.
Денис чувствовал: Лайма притаилась за дверью квартиры, не дышит, а он на то и опер, чтоб обладать терпением, настырностью и прозорливостью, поэтому давил на кнопку звонка, не переставая. Она ждет, когда ему надоест, но чтоб зря не надеялась, он перед глазком держал раскрытое удостоверение. И так в течение пятнадцати минут. Нервы сдали. Конечно, у нее, ибо щелкнул замок, приоткрылась дверь с цепочкой, в него впились два недоброжелательных глаза божественной красоты.
– Что надо? – промурлыкала Лайма.
А он ей – улыбку до ушей:
– Попить.
Засопев, она ушла, не захлопнув двери, вскоре вернулась с чашкой, протянула в широкую щель.
– Кипяченая? – осведомился Денис, беря чашку.
– Фильтрованная. – Лайма оперлась спиной о стену, скрестив руки на груди, он выпил, вернул посуду. – Все?
– А поговорить?
– Говори, – пожав плечами, тем самым выразив незаинтересованность, что на самом деле было не так, сказала Лайма.
– Прямо здесь? – сделал наивно-удивленные глаза Денис, воспользовавшись ее приемом, ведь умный учится до старости, а он считал себя умным. – Может, пригласишь? Чайком побалуемся, э… если угостишь, конечно.
Лайма смерила его насмешливым взглядом, птица-то навскидку попалась некрупная, отсюда и отношение к ней пренебрежительное, что просек Денис. Вероятно, она не знает, кто на самом деле варится в следственном котле, – в задачу оперативника входит не только собрать сведения, допросив фигурантов, но и сделать выводы, вычислить преступника, а то и задержать его.
Естественно, ее снедало любопытство, с чем он пожаловал, поэтому она пустила Дениса в квартиру, указав повелительным жестом, куда идти – на кухню.
– Чего не открывала? – работая под простачка, чему способствовала внешность, спросил он. – Боишься, что и тебя, как подруг?
В сердцах Лайма грохнула чайником о плиту, резко повернулась к нему и прорычала, словно злобная фурия:
– Сколько раз повторять – мы не были подругами!
– Спокойно, спокойно… – Дополнительно Денис и жестом ее утихомиривал. – Не были так не были. Ставь чайник. Но вы же встречались?
– Ну и что? – сказала Лайма.
– И в некоторых известных заведениях вас видели вместе. В кафе, например, в ресторанах, клубах…
– Если я иногда ходила в кабак с девчонками выпить рюмочку ликера, это еще не значит, что мы дружили.
– Ты и убийцу будешь убеждать так же, как меня? А он поверит?
Лайма вытаращила глаза, хотя они у нее и так на пол-лица, причем лазурного колера, аж дух захватывало. Когда она приспускала ресницы, лазурь соединялась со зрачками, и оттуда лилась притягательно-порочная энергия. Пока он разбирался с ассоциациями, Лайма и плечики подняла, хохотнула, мол, я вся в изумлении, а ты, оперок, белены объелся или обкурился анаши. Артистка. Но и он артист еще тот – хоть в кино, хоть на подмостки его засунь. Соорудив на физиономии огорчение, Денис разочарованно вздохнул:
– Значит, ты не знаешь, за что Зинку Долгих… – Тотчас Лайма ладонь приложила к груди, набрала в грудь воздуха и собралась дать наистрашнейшую клятву, что ничего ей не известно. Денис поднял руку, останавливая ее: – Ладно, ладно. Верю. Ну, давай чай, что ли.
Девушка… Собственно, какая она девушка? Ей за тридцатник, а сколько точно, не определит ни один эксперт. Но когда Лайма засуетилась, вдруг преобразившись в юное создание, Денис подметил, что при этом возраст у нее стерся до нереально нижних границ. Но этого мало. Она внезапно и по необъяснимым причинам стала такой, какой он хотел бы ее видеть, вернее, какие ему нравятся. Наваждение это или колдовство? Денис даже струхнул – а ну как превратится милая хозяюшка в нечто страшное и бесформенное, имеющее щупальца, как у осьминога? Шутка, конечно, тем не менее Лайма какая-то неуловимая (в плане характера), так сразу и не скажешь, что она за штучка. С трудом Денис вслушался в ее щебетание, только когда ложки звякнули в чашках:
– …не могу знать всего, а от меня требуют.
– Что требуют и кто? – вяло поинтересовался он. Кстати, Денис на самом деле размяк, так как полагал, что женщину расколет за пару минут, но не вышло. Это огорчительно.
– Кто! Ваши, конечно! А требуют, чтобы я дала показания. Какие показания, откуда взяли, что я главный свидетель?.. Ничего не знаю, ничего не видела…
– Тебе по доброте душевной скажу. – А чтоб доверительность выглядела органично, Денис придвинулся ближе к Лайме, будто в квартире, кроме них, еще кто-то есть. – В трубе Зины Долгих твой номер обнаружен… Вот дай сюда твою трубку, что-то покажу.
Не разгадав подвоха, Лайма выпорхнула из кухни, быстро вернулась и положила сотовый телефон на стол, затем грациозно присела на стул и взяла чашку. Денис, неплохо разбиравшийся в моделях и фирмах, быстро нажал на кнопочки, просмотрев список контактов, выпятил губу, понимающе закивав. Разумеется, Лайма заинтересовалась:
– Что? Что ты там нашел?
– Ну вот, смотри… – Он развернул к ней телефон, а показывал пальцем. – У тебя здесь имена, фамилии – как удобно тебе, так и вносила, да? А вот… СШ. Или ЗН. У Зины точно так же внесены твои данные под буквами: ЛМ. А имея номер, выяснить, кто скрыт за буквами «ЛМ», не трудно: ты. ЗН – Зина, СШ – Саша. Поняла?
Лайма откинулась на спинку стула, догадавшись, что он ее развел. Лазурь в глазах потемнела без слияния со зрачками, губы дергались – по всей видимости, их хозяйка прилагала усилия, чтоб они не выговорили то, что вертелось у нее на языке. Но она воспитанная, не посмела изменить себе, всего-то напомнила Денису:
– Тебя, наверное, дома ждут…
– Не-а, меня не ждут, – допивая чай, заверил он. Наконец поставил чашку на блюдце и уже с полным основанием, как ему казалось, заявил: – Видишь ли, кодирование у вас одинаковое, следовательно, напрашивается мысль, что сделано это не случайно, а по договоренности. Следующая мысль пришла сама собой: все вы члены одной группы, с одними целями и задачами. Поскольку начался, говоря образно, отстрел вашей группы, стало быть, вы успели кому-то сделать крупную гадость. Кому, Лайма?
Пожалуй, ни одна из эмоций не читается так хорошо, как страх, он удивительно меняет черточки лица, продавая само лицо. Но упрямству Лаймы… так и лезли на ум Денису слова «можно позавидовать», да только завидовать тут нечему, ибо упрямство – это неотъемлемая составляющая глупости. Именно глупость устами Лаймы сказала:
– Тебе пора, до свидания.
– Хорошо, – нехотя поднялся он. – А ты запомни: когда тебя пырнут ножом – должен предупредить, что это больно, – ты пожалеешь, что не воспользовалась шансом.
– Топай, топай, – не выдержала воспитанность Лаймы и перешла на грубость.
М-да, он не искра, зажечь сей факел не сумел. Денис двинул к выходу, но, все еще надеясь на свою способность убеждать, пытался вытащить из нее сведения:
– Скажи хоть, кто такая МР? Мария, да? Или Мирра, Марта? Где она? На звонки не отвечает, а номер зарегистрирован на твое имя, значит, трубу отдала ей ты. Как ее найти?
Лайма молча распахнула дверь и уступила ему дорогу с напыщенностью оскорбленной дуры. Ничего не оставалось, как выйти вон, но в самый последний момент Денис резко изменил маршрут, прижал Лайму к стене и, схватив за горло, прошипел в красивенькое личико:
– Ну, ты хочешь сдохнуть – я могу это понять, наверно, тебе не хватает острых ощущений, как они есть, но МР при чем? Она, может, не желает получить перо под ребро…
– Я закричу. – А сама прохрипела, ведь опер сжимал горло.
– Ори. Я удостоверение покажу, скажу, что ты на меня напала…
– Пусти… псих…
С досадой он толкнул ее вглубь квартиры. Лайма буквально поплыла назад, когда он разжал пальцы, а потом все же грохнулась на пол.
– Живи, тебе ж недолго осталось! – Денис захлопнул дверь, но успокоиться не мог, крикнул: – Если соберешь по квартире мозги, позвони, номер телефона я кладу под коврик.
Он злился на себя за несдержанность, за неумение использовать ситуацию, за переоценку своих способностей – вот так и появляются комплексы, которые впоследствии перерастают в манию, мания в шизу…
Денис закурил и шел по двору в поисках укромного места, чтоб проанализировать, где, когда и какую он допустил ошибку. Вроде бы все слаженно строилось, вдруг Лайма взбесилась, идиотка. Или идиот он?
Не успел Денис плюхнуться на скамейку под грибком, а она вон, вышагивает скорым шагом вдоль дома, торопится.
«Куда это Лайма намылилась сразу после частичной асфиксии? – сам себя спросил Денис. – Даже передышки себе не дала! И ничего вокруг не видит… Ой, споткнется и упадет на таких высоких каблуках…»
Дождавшись, когда Лайма повернет за угол, он отбросил сигарету и рванул за ней.
Зинаида возвращалась домой, поведал Ларичев, примерно в четвертом часу утра, где она была и почему возвращалась в столь поздний час – неизвестно.
Таксист непременно подвез бы ее к подъезду, но она почему-то предпочла идти через сквер, а не обогнула его вдоль домов, где хотя бы есть освещение. Пересекая по диагонали (о чем свидетельствовали следы от ее каблуков) заросший, правда, небольшой участок, она получила смертельные ранения и скончалась на месте.
Уже в шесть утра ее труп обнаружили жильцы того же дома, в котором Зинаида проживала, позвонили в милицию. При ней не было сумочки, что для женщины неестественно, должна же она где-то держать ключи от квартиры, платок, пудреницу, кошелек и прочие мелочи?
Ларичев действительно взял заботы Вероники на себя, оставлял ее ждать в машине, а сам отправлялся за справками, но и при его оперативности добыча бумажек заняла почти весь день! А сколько понадобилось бы времени Веронике? Ах да, Зина не просто умершая в тридцать пять лет от тяжелой и продолжительной болезни, она зверски зарезана. Но все равно собирание всех этих бумажек разве не издевательство над простыми смертными?
– Сумку забрал убийца, – сказала Вероника, поражаясь паузе, которую сделал Ларичев, будто не понимал, что именно произошло в ту ночь. – У вас это называется – разбойное нападение с целью ограбления, так?
Находясь за рулем по пути следования к дому Зинаиды, Ларичев на заявление Вероники и ухом не повел, а ей нужна ясность. Она дала подписку о невыезде, данный факт тревожил.
– Вы думаете иначе? – спросила она, когда пауза перешла все возможные границы.
– Угадали, – только и сказал Ларичев.
Многозначительное молчание следователя действовало на нервы, как будто он знает больше, чем могло показаться. Возможно, Веронику Ларичев и не берет в расчет. Но ей как жить в роли подозреваемой? Впрочем, он еще этого не сказал напрямую, просто взял подписку, потому что у нее есть мотив, а мотив далеко не всегда указывает на… Да что же, Вероника родную сестру пришила? Каким образом?!
– Скажите, будьте любезны, что вы думаете по поводу смерти моей сестры? – пристала она к Ларичеву, избрав требовательный тон. – Обязуюсь ваши тайны не разглашать. Некому! У меня здесь нет знакомых. Почему вы молчите, черт возьми? Заставили подписать бумажку, я так чувствую, вы меня оставите без работы, без замужества, без средств к существованию, но говорить, в чем причина жестокого обращения со мной, не желаете? Чудненько!
– Не злитесь, – мирно, в отличие от нее, сказал Ларичев, одновременно останавливая машину. Он отстегнул ремень безопасности, повернулся к ней, уложив локоть на руль, второй на спинку кресла, и начал: – Вряд ли это ограбление, грабителю достаточно оглушить жертву. Да, не всегда он рассчитывает силу, в результате может произойти смерть от удара, например, по голове…
– Разве грабители не пользуются оружием? – возразила Вероника. – Ножами, пистолетами, шилами всякими?
– Но в ход пускают редко. Даже если и пускают, достаточно один раз ударить ножом – все, жертва от боли не способна сопротивляться. Это хорошо знают грабители, тем не менее вашей сестре нанесли пять ударов, пять! Значит, били наверняка, чтоб она случайно не выжила.
– И что?
– А то, что это убийство не вписывается в стандартное ограбление.
– Но сумочку…
– Сумочку убийца прихватил, да. Но для каких целей? Что было в ней? Вдруг там лежала вещь, которую Зинаида не отдавала, а ему она позарез была нужна? И не исключено, что убийца шел вместе с ней через сквер…
– За ней? – уточнила Вероника.
– Нет, с ней. Не исключено, что он ее сопровождал.
Это меняло дело. Ведь Ларичев дал понять, что подозревает не Веронику, значит, выпустит ее из города, а как ей мечталось умчаться отсюда – не подлежит описанию. Не успела зародиться мысль о свободе, как на плечи Вероники взгромоздилась вина: Зинаиды нет, и больше никогда не будет, а она поглощена лишь собственной проблемой, о сестре недосуг поплакать. Неужели за это время Вероника полностью истребила в себе душу по примеру коллег? Те чужие волнения с переживаниями отторгают, предпочитают только позитив, зато их тронь, такие зубы покажут – от одного вида упадешь замертво.
– О чем вы думаете? – озадачился Ларичев, не спускавший все это время с нее глаз.
