До последнего вздоха

Подал голос и Аристарх, стоявший под лестницей:

– Судя по записи на стене, дом пользуется популярностью у молодежи. Взгляните сюда! Спорим, автографы оставлены недавно, а возраст писателей примерно шестнадцать-семнадцать, спорим?

Переступая через груды булыжников и щебенки, все подались к нему. Под лестницей, где остался приличных размеров островок штукатурки, сделана черной краской запись, которую зачитал Арик, выделяя интонацией орфографию:

– «Здес Вита и Марат правили ночь. Было клево. Клад ни нашли, с превидениями паздаровались и выпили с ими».

– А по каким признакам вы решили, что запись сделана недавно? – заинтересовался Зуйков, надевая очки и забыв, что спешит. – Как определили возраст?

– Так безграмотно пишут те, кто или завершает школьное образование, или образовался недавно, но не отличался усердием, – козырнул аналитическими способностями Аристарх. – Парочка здесь ночевала, не побоялась ремня родителей, значит, они, скорей всего, покончили со школой. Выпивали, о чем сообщили. Вот вам и возраст. Именно в этом возрасте жаждут ощутить взрослость, независимость, пробуют на вкус грешки, сестра не даст соврать. Она психолог по призванию, хотя я лично наукой эту лабуду не признаю.

– Насчет парочки я – да, соврать не дам, – подтвердила Ася. – А насчет психологии ты не прав. Хочу внести уточнение, Юлиан Корнеевич, психологом Арик называет меня в шутку, на самом деле я искусствовед, не очень востребованная профессия, мне не удалось найти работу, кроме как у мужа и брать уроки у бухгалтеров.

– А по потекам, оставленным непогодой, понятно, – продолжил Аристарх, увлекшись восстановлением ночной картины, – что записи менее года, думаю, она сделана прошлым летом, ночевать в холоде никто не будет, верно?

– Действительно, скорей всего, автограф пережил зиму, – согласился Зуйков. – Да вы прирожденный сыщик, друг мой!

– Я всего лишь журналюга, нас не любят, особенно жулики.

– Не скромничай, логикой владеешь на пять.

И Егор зааплодировал шурину, тот шутливо раскланялся, но, заметив хмурое выражение на личике сестрички, переключился на директора музея:

– Итак, здесь живут привидения, они выпивохи и общительные, здешнее место проклято, легенд навалом… а как насчет клада? Вдруг хозяин, предвидя революцию, спрятал его?

– Ну… – развел руками Зуйков, смеясь. – Клады, клады… мечта романтиков, по их убеждению, без кладов старинных особняков не бывает.

– Так до сих пор находят, – заметил Аристарх.

– Огорчу вас, – усмехнулся директор. – Усадьба, оставшись без присмотра, неоднократно подвергалась налетам, чему не мешали привидения. О богатствах Беликова ходили легенды, поэтому кладоискатели и авантюристы были здесь частыми гостями. Захаживали сюда и с металлоискателями…

– Не повезло искателям? – догадался Егор.

– Может, кто-то и обнаружил сокровища, но не анонсировал находку. Полагаю, все проще: не прятал Беликов здесь сокровищ.

– А есть версии, куда они делись? – поинтересовался Аристарх.

– У меня есть, – лукаво сощурился Юлиан Корнеевич.

– Умоляю… – сложил молитвенно ладони Аристарх, вот только иронии не избежал, – поведайте нам версию, какой бы безумной она ни была, а то ночью спать не буду, кушать не смогу.

– Разочарую, моя версия как раз не безумна, – усмехнулся Зуйков. – По элементарной логике Беликов банально бежал. Наверняка у него были проблемы с законом, которые он решил таким простым путем, а чтобы ввести в заблуждение абсолютно всех, побег завуалировал таинственностью. На самом деле нанял в городе коляску и однажды глубокой ночью тайком ото всех увез свое золото вместе с красавицей-женой. Вот и сказке конец.

– Ммм… – протяжно замычал Аристарх, почесывая затылок. – Логично и типично. Но обидно. Мы уже раскатали губы, как будем искать клад, а тут такой облом.

– Извините, ничем помочь не могу, – развел руками директор музея, затем взглянул на часы. – Так… Вы здесь осматривайтесь, привыкайте, а я поехал.

Асю, создание весьма впечатлительное, занимала другая сторона – исключительно мистическая:

– Юлиан Корнеевич, а таинственные звуки… вы как их трактуете?

– Думаю… – Зуйков на полпути к выходу остановился и развернулся к группе ребят. – Некто прознал о бегстве Беликова, не исключено, что помогал ему и решил воспользоваться отсутствием хозяина. Безусловно, он не был наивным и понимал, что Беликов ценности увез, но! В доме остались картины, канделябры, коллекция старинных ваз, в том числе и древних китайских династий, манускрипты, стоившие уже в те времена состояния. В общем, было чем поживиться. А народу здесь проживало достаточно, чтобы заметить чужака в любой час суток. К усадьбе прилегали деревеньки, практически все жители работали у Беликова на земле, а прислуга проживала в доме. Мошенник знал, что работу дворня терять не захочет при любых обстоятельствах, значит, будет ждать хозяина, следовательно, слуги поймают его на грабеже и отдадут полиции, но, если их напугать…

– Но пугал уж очень страшно, – не дослушала Ася. – И все равно непонятно, что это было. Ведь какие-то предположения… м… версии наверняка ходили. Я уверена, не один человек проявлял любопытство к самой истории жизни в этом особняке и к исчезновению хозяина.

Улыбаясь, Зуйков закивал головой:

– Наверняка! Сам я не так давно здесь обосновался, всех нюансов не знаю, но… Странных звуков можно достигнуть при помощи труб различного диаметра из разных материалов. Какой бы пример вам привести… О, тибетские трубы издают глубокий и экзотический звук, очень мощный и жуткий. Трембита ни на что не похожа и способна напугать человека, если он никогда не слышал ее. Правда, она длинная без меры… но как пример подходит. Вувузела! Африканская труба тоже своеобразна, все эти трубы можно принять за стоны, вопли, плач, крик. Особенно, если выбрано удачное место, чтобы звук далеко разносился.

Еще раз подняв к глазам руку с часами на запястье, Зуйков решительно зашагал к выходу, на ходу извиняясь:

– Простите, ребята, я побежал. Если что – обращайтесь.

– Я провожу Юлиана Корнеевича, – бросил ребятам Аристарх, – и осмотрю владения снаружи.

На самом деле он решил оставить наедине Асю с мужем, чувствуя, что сестра на нервах. Она не скандалистка, нет, но жить на «вилле» в состоянии руин, ко всему прочему с богатой мистической историей явно ей не по вкусу.

Тот же день. Наследие

В том же городе, который унаследовал Элизиум, Роберт Вадимович Тормасов наконец решился осуществить вторжение на чердак, где давно следовало навести порядок, точнее, подогнать грузовик, свалить все в кузов и вывезти на свалку к чертовой бабушке. После завтрака он подхватил пятилетнего внука на руки и понес к узкому коридору, которым никто не пользовался.

Дом выстроен из кирпича, двухэтажный и с большими комнатами, купеческой архитектуры. Может, такого термина и нет, Роберт Вадимович не узнавал, но в городе сохранилось множество купеческого наследия, притом нет ни одной копии особняка, вместе с тем все имеют нечто общее. Разумеется, уважающий себя купец не мог построить жилище как у соседа – только лучше. Как-то так.

– Дед, куда мы идем? – спросил Слава.

К Роберту Вадимовичу не клеилось слово «дед», он отлично выглядел в пятьдесят четыре, импозантно, короткая бородка с сединой, подчеркивающая рельефные губы, ни на йоту не добавляла лет. Специально не молодился, как некоторые пожившие на этой земле люди, из-за чего кажутся смешными и нелепыми. Без лишних усилий он производил впечатление энергичного, спортивного, позитивного человека, за это его любили студенты и коллеги.

– Начнем с того, что иду я, а ты на мне едешь, – сказал он внуку, взъерошив свободной рукой волосы ребенка. – Мы, Славка, сейчас попадем в самое таинственное место на свете.

– А где это? – И глазенки мальчика загорелись азартом.

– Там, на самом верху.

К этому моменту они очутились перед крутой лестницей, Славка реально запрыгал на руках деда от радости и закричал:

– На чердак! На чердак! Ура-а-а!

– Тише, тише, упадешь. – Роберт Вадимович поставил внука на первую ступеньку и глянул вверх. – Ну, двинули? Только осторожно, не свались.

Радость Славки понятна, ему категорически запрещали подходить к лестнице, однажды он ослушался и после попытки тайком пробраться на чердак его познакомили с углом, где простоял он до вечера. Наказали мама с папой, не успели приехать – и сразу наказали, жаловался позже внук деду. В свое время не только Славке было запрещено посещать заветные чертоги под крышей, но и всем домашним, деду неоднократно пробовали намекнуть и…

– Что, уборка?! – агрессивно реагировал старикан, ставя кулаки на стол и оттопыривая локти в стороны, словно собирался бить всех подряд. – Какое ваше дело до моей пыли? Это моя пыль. Не сметь вторгаться в мою обитель!

Да баба с возу – животному легче! Роберт Вадимович запретил жене и невестке приставать к папе, который не отличался любезностью, а к старости стал грубым брюзгой. Отец так и жил на своем чердаке, спускаясь только к столу, но, когда умер, вместе с ним ушло и нечто невидимое, объединяющее. Над стариком подшучивали в семье (когда рядом его не было), переглядывались за столом, обсуждали причуды, слушали философские нравоучения. И вдруг эта часть жизни исчезла, ее стало не хватать. Роберт Вадимович и так-то не проявлял интереса к обители наверху, а после похорон запер дверь на ключ и ни разу не поднимался наверх.

Прошел год. Внезапно вспомнились обиды на отца, детские и взрослые, мелкие и крупные, словно он, теперь невидимый, сам напомнил о себе. И охватила наследника печаль: будто бы ничего и не связывало его с отцом, кроме жилплощади, но это не так, кровь-то одна, правда, иногда казалось, она разного состава.

И вот он повернул ключ в замке… Вошел, попав без машины времени в начало двадцатого века, а то и в девятнадцатый. Поставив Славку на ноги, перво-наперво оглядел большое помещение под крышей с арками разной величины, разделяющими пространство на зоны типа комнат. Здесь вся площадь заставлена старинной мебелью, куча всяческих вещей тоже оттуда. Роберт Вадимович поднял глаза на источник яркого света – окно встроено в крышу, не любил он лампы дневного света, а от этого окна впечатление – будто дневные лампы горят. Внук ринулся к первой вещи, притянувшей его внимание, не рискнул потрогать руками, спросил:

– Какой большой шарик… Для чего он?

– Это глобус, – идя к мальчику, сказал дед. – Макет нашей Земли, на которой мы живем. М-да, не стандартный шарик, просто огроменная штуковина.

– На круглом шарике живем? Как же мы не падаем?

Логично. Роберт Вадимович нашелся:

– Ты же, когда стоишь, не чувствуешь, что Земля круглая? Потому что она большая-пребольшая, а мы с тобой маленькие-премаленькие. И Земля нас притягивает, мы липнем к ней. Ты же видел магнитики на холодильнике? Так и мы прилипаем к Земле. Я покажу на компьютере, как все выглядит.

Объяснения хватило, чтобы Славка временно потерял интерес к «шарику» и переключился на другой объект, а Роберт Вадимович изучал старый глобус, вспоминая свое детство, его тогда мучили те же вопросы, что и внука. Потом старый глобус исчез из поля зрения, он про него забыл, но земной шар в миниатюре оказывается переселился на чердак. Модель Земли на самом деле внушительная – руками не охватишь, географические названия написаны с ятями, краски не потускнели, как и глянец не стерся. От прикосновения пальца глобус покачнулся, тогда его новый хозяин крутанул земной шарик, тот легко завертелся на оси.

– Надо же, и не проржавел, – поразился он.

– Дед! А это что?

– Патефон… – оглянувшись, ответил Роберт Вадимович и пошел к внуку. – Или граммофон… точно не помню, как эта штука называется.

– А для чего? Похож на колокольчик, только большой.

Славка решился осторожно приложить ладошку к рупору и посмотрел на деда, тот ответил:

– Для громкости. Слушай, раз есть патефон, значит, должны быть и пластинки. Ищи такие… большие, круглые и плоские штуковины черного цвета, они должны быть в бумажных конвертах. Найдешь – покажу, как это работает.

Славка обнаружил пластинки минут через десять, протянул деду. Тормасов достал одну из конверта, очистил от пыли рукавом рубашки, поставил ее на проигрыватель, после чего застопорился, чесал затылок.

– Дед, ты обещал показать, – дернул его за край рубашки внук.

– Я не знаю, как запускать… Стоп! Посмотрю в интернете.

Достав из кармана куртки смартфон, он присел на край венского стула, предварительно проверив его на прочность, и уткнулся в трубку. А мальчик с горящими глазенками бродил по чердаку прадеда, здесь столько интересного, непривычного, все хотелось рассмотреть и потрогать.

– Славка, – отвлек его дед, – иди, будем запускать граммофон. Смотри, надо покрутить эту ручку…

– Я! Я буду крутить!

– Давай, я попробую, а ты посмотришь и вторую запустишь.

Мальчик не возражал. Тормасов покрутил ручку, решил, что этого достаточно, пластинка закрутилась, он опустил головку с иглой на диск и… улыбнулся, потому что агрегат заработал. Сначала раздалось шипение, затем музыка и дребезжащий голос запел: «В бананово-лимонном Сингапуре…»

– М… – удовлетворенно закачал головой Тормасов, прикрыв глаза и улыбаясь. – Вертинский. Мы имеем настоящий раритет, Славка.

Раритет внука не впечатлил, скорее, разочаровал, а привлекли различного предназначения предметы, которых обнаружил его острый глаз великое множество – статуэтки, подзорная труба, бинокль, маски страшилищ на стене, неизвестные приборы. И много-много книг, толстых и тонких, в беспорядке лежащих и стоящих на полках ровными рядами, книги в шкафах до потолка и на открытых полках. А часы! Огромные, пришлось голову запрокинуть, чтоб рассмотреть циферблат. Короче, ребенку есть чем заняться, а Роберт Вадимович, меняя шипящие пластинки, занялся ревизией в царстве отца.

Жена принесла ведерко с водой и ароматными маслами, салфетки, веник, от ее помощи мужчины отказались. Роберт Вадимович решил все перебрать, ненужное выкинуть, начал с верхних поверхностей шкафов. Стремянку обнаружил за ширмой с удобными ступеньками, на нее взобрался и орудовал мокрой салфеткой. Славка формировал большую мусорную кучу и маленькую, забирая у деда всякую всячину, сначала тщательно изучал, после бросал в мусор или откладывал в маленькую кучку для себя…

Тот же день. Элизиум

Оставшись с мужем, Ася обошла большую комнату, медленно переступая на высоких каблуках через препятствия из камней и остатков штукатурки, палок, кусков разноцветного стекла. Когда-то это была гостиная. Заметив, что Егор неотрывно следит за ней, она сочла не лишним высказаться:

– На современном языке подобное называется стройвариантом, в данном случае определение будет приблизительным, хотя… Стройвариант по сравнению с этим… просто шик! Данный вид подразумевает наличие дверей, окон, отопления и крыши. Здесь же ничего нет. И огромная площадь, а не квартира.

Егор умилительно смотрел на жену, она хорошая и милая, мягкая и нежная, заботливая и участливая, их квартиру в городе превратила в уютный светлый уголок, куда стремишься, потому что там появляется ощущение счастья. У Аси нет недостатков, а у него их куча, поэтому иногда она обижается на мужа, но быстро отходит. Егор предвидел, что идея провести теплое время года в этом «раю» не придется ей по душе, а потому заранее подготовил убедительные доводы:

– Крыша в неплохом состоянии, залатать нужно только в нескольких местах, это некритично. А мраморная лестница сохранилась отлично! Взгляни. Она словно улетает вверх воздушным зигзагом…

– Странно, что не рухнула, – уныло вставила Ася.

– И балюстрада кое-где уцелела. А стены вряд ли поддадутся разрушению в ближайшие пятьсот лет – раньше строили так уж строили.

– С этим не поспоришь… э… что строили на века.

Он подошел к жене, взял за руку и потянул к лестнице:

– Идем, что-то покажу!

– Нет-нет, – вырывала руку Ася. – Лестница на честном слове висит… Пусти. Ты инвалидом хочешь меня сделать?

– Она крепкая, я проверял. Ты мне, мужу, не доверяешь?! Я расстроен и обижен. Я кушать не буду от расстройства.

– Доверяю, доверяю, – неубедительно буркнула она. – Ой!

Взвизгнула, потому что Егор подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице, которая, по ее мнению, держалась на честном слове. Ася серьезно опасалась, что рухнет вместе с сооружением вниз и переломает свои тонкие косточки. Но подчинилась: пропадать, так разом обоим.

Что касается лестницы в этом доме, она произведение искусства из белого мрамора, книзу на полукруглом повороте расширялась и будто вплывала в пол, выложенный плитами с рисунком. Точнее, кое-где выложенный. Перила сохранились местами, отсюда визуально казалось, будто лестница парит в воздухе, непонятно, на чем эта конструкция держалась.

Ася и ее косточки благополучно доставил муж на второй этаж, вышел на огромный балкон, где бегать можно, в догонялки играть. Егор поставил ее на ноги, взял за руку и повел… как бы это назвать… в еще один дом на крыше. Как-то так. Пространства много, Егор ознакомил Асю:

– Эту часть хозяин Беликов называл мансардой. Он любил проводить здесь время, отдыхал. Можно выйти на площадку-балкон, полюбоваться округой…

Ася, идя за ним, смотрела себе под ноги, пол и здесь так себе, но хотя бы видно, куда ставить ноги, чтобы на гнилье не наступить. В окно выпорхнули птицы, Ася вздрогнула от неожиданности и вскрикнула.

– Это голуби, – сообщил Егор, будто она не способна отличить голубя от вороны. – Горлинки. Живут в дикой природе. А сейчас… смотри!

Он подвел ее к камину, о… у Аси не нашлось слов! Сохранился камин полностью, смотрелся чужаком, случайно забытым музейным экспонатом среди руин. Одни фигурки мраморных ангелочков с листиками вокруг топки лишают дара речи от восхищения! Однако Ася хоть и застряла перед ним, скрестив на груди руки, восторгов не выражала, лишь водила глазами по сторонам.

– Красота, а? – рекламировал камин Егор. – Удивляюсь, как не срезали обрамление и не перенесли в частное бунгало. А, знаю. Суеверия.

– Думаешь? – отозвалась жена. – А меня потрясла история этого дома не меньше тех, кого ты считаешь суеверными.

– Неужели сказки так пугают людей? – рассуждал о своем Егор, поглаживая ладонями мрамор. – Да, есть мнение, будто в печках, каминах, подвалах живут домовые и прочие потусторонние духи, народ верит…

– Кто-то же стонал, смеялся и плакал, – витала в далеких от камина мыслях Ася, сканируя глазами стены, словно ища ответы на облупившейся штукатурке. – Трубы? Не верится, нет. Как еще можно подстроить звуковые эффекты, а?

– …и поэтому не трогает то, что ему не принадлежит, – закончил фразу муж. – Суеверия – лучший замок от воров.

– Никто ничего так и не узнал, – не верилось жене. – Нет, это невозможно, люди обожают загадки и хотят их разгадать, наверняка пытались и, может быть…

Наконец до Егора дошло, что Ася говорит сама с собой, он повернулся к ней и улыбнулся. Она такая славная, на каблуках чуть выше его плеча, тоненькая, хрупкая. Челка, длинные прямые волосы до лопаток, доверчивый взгляд небесных глаз и умное личико настраивали относиться к ней благодушно, как к ангелу небесному. Она переживала, считая, что ее не воспринимают всерьез. Компенсировала «недостаток внешних данных» косметикой, иногда наворачивала прическу и выглядела глупо-глупо. Но все ради того, чтобы сомнений ни у кого не было: она взрослая женщина, с обручальным кольцом на пальце, между прочим. А Егор потешался над усилиями доказать то, что никому не нужно, ей в том числе.

Рядом с женой он просто громила, богатырь из русских былин, защита и опора, ему бы меч в руки килограмм на двадцать и – вперед, охранять рубежи Империи. Но живем мы не в былинные времена, а Егор работает в системе, где физическая сила не лишняя. На красавца он не тянет, черты крупные – что губы, что нос, что глаза хитрющего лиса на круглом лице, а берет обаянием и подкупающе белозубой улыбкой. Из-за темных глаз и жесткого ежика пепельных волос Ася прозвала мужа – мышонок, а он ее – слоненок, потому что так топать по утрам босыми ногами способно только большое и очень тяжелое существо. Но как же глубоко задумалась Асенька над мистическими байками.

Молча он взял жену за руку и потянул к башне – ничего более уродливого Ася не видела: здоровенная и высокая каменная труба с малюсенькими окошками, в них даже голову не просунуть, такие башни встречаются в иллюстрациях книг жанра готика про вампиров и всякую чертовщину. Но деваться некуда, она покорно поднималась еще по одной лестнице, железной и узкой, зигзагообразной и тоже не внушающей доверия. Ступая на ступеньки, Ася для верности опиралась ладонью о холодную стену. Наконец они очутились в шестигранной комнате. Видимо, на ее личике был нарисован вопрос: зачем муж привел сюда, нет ничего такого, на чем глазу остановиться.

– Понимаю, – сказал Егор, – остатки былой роскоши не вдохновляют тебя, но если увидеть перспективу… представь этот дворец отремонтированным.

– Ты не ошибся, это дворец? – вышла из задумчивости Ася.

– Да какая разница? – рассмеялся он и, чмокнув Асю в висок, загадочно сказал на ушко: – Вверх посмотри.

Она запрокинула голову и непроизвольно вскрикнула. На полукруглой сфере потолка отлично сохранилась роспись в духе романтизма, на нее не повлияло время и капризы погоды. В самом центре купола круг из звездного неба, с одной стороны круга половина спящего солнца, с другой – половина лунного лика с одним глазом.

– Ничего так? – ухмыльнулся Егор, видя искреннее потрясение.

– Да-а-а… – протянула жена, глядя вверх. – Копии с картин Бугрó… «Рождение Венеры», только картина разделена на три фрагмента…

– Бугро? Никогда не слышал.

– Его мало кто знает, он не распиаренный, творил в девятнадцатом веке, когда весь художественный олимп заняли великие имена, жанры расплодились – романтизм, реализм, импрессионизм, масса школ… Бугро не нашлось достойного места. А он тонко чувствовал красоту, посмотри сам: его боги очеловечены, а люди божественны.

– Правда? – запрокинув голову, проговорил Егор. – Ну, Венеру и ее свиту я понял, а толпа голых девиц – это кто?

– Да ну тебя! – Ася слегка оттолкнула мужа, негодуя, затрещала: – Нимфы, а не толпа! Обнаженные, а не голые! И это мой муж? С высшим архитектурным образованием! Они прекрасны, великолепны, грациозны! Формы близки к современным, посмотри, какие гармоничные линии, это был новый взгляд на обнаженную натуру, отступление от канонов, но мало кто заметил тенденцию, а ты – голые девицы, хм!

– Слоник… – обнял Егор свою Асю и увлек к лестнице. – Не сердись, я же пошутил. Мне самому нравится этот… Бугро… честно. Вот увидишь, унылые стены снова оживут и станут раем. Со всеми удобствами, ага. Теперь смотри!

Он вывел жену на площадку, по которой более ста лет назад гулял ветер, опрокидывая кресла из ротанга.

– Узнаешь это место из рассказа директора?

– Конечно. – Ася сделала несколько шагов по площадке, рассуждая: – Никого уже нет, а ветры с дождями и сейчас обрушиваются на эту крышу, влетают в окна с намерением разрушить Элизиум, скрывающий свои странные тайны. А вид прекрасный. Виден простор, уходящий к горизонту. Красиво. А это что?

– А вон городок. Компактный и как в тумане, да? Наверху в башне тоже есть балкон, я его сначала протестирую на прочность, оттуда вид города завораживающий. Он тоже на холме стоит. А с этой стороны сад, правда, деревья без ухода переродились в дички, но я ел груши и яблоки в прошлом году, вкусные, только маленькие.

– А там что белеет? Река, что ли?

– Тут много протоков.

– Ммм, – поморщилась Ася. – Наверное, летом здесь тучи комаров.

– Есть такое, – не отрицал Егор. – Не кисни, слоненок, купим установку, разгоняющую комаров.

– Ты в самом деле собираешься здесь жить?

Вопрос она задала без истинного отношения, осторожно, он же обижается, когда его жена воспринимает вот это все… негативно. Егор не заметил, как Ася отвела взгляд в сторону, задавая вопрос, он жил будущей работой и отреагировал бурно, обняв жену за плечи:

– Конечно! Все свободное время будем посвящать реставрации, сейчас мало кто заказывает ремонт или индивидуальное строительство, а эта работа на длительный срок. Бежим вниз!

Теперь они попали во внутренний дворик, Егор отпустил Асю и начал готовиться к съемке. Зря она радовалась, когда бежали вниз, надеясь, что покинут эти стены, от которых веяло гнетущим безмолвием, ей хотелось домой, в уютную норку, а придется тосковать здесь еще какое-то время. При всем при том она, медленно шагая по брусчатке, бубнила под нос:

– Я уверена, всякая мистика имеет причину происхождения и объяснение. Честно признаюсь, мне очень хочется узнать, что это были за голоса и почему.

Между тем Егор настроил экшен-камеру, держа ее на длинной селфи-палке, бодро начал: