скачать книгу бесплатно
Он отошел от окна, опустил глаза на листы бумаги, а что они способны разглядеть без очков? Но неотъемлемая часть зрения в пожилом возрасте имеет привычку прятаться от владельца, и когда лопается терпение, когда готов признать наличие склероза, очки вдруг находятся в неожиданном месте, например, на кухонном подоконнике под салфеткой. Зато в результате поисков наведен порядок, теперь можно поставить чайник на плиту и, пока он не закипел, почитать ее новый детектив.
Суров не разрешил Марго прикасаться к девушке, напомнив ей, как однажды она забрала пуговицу из руки мертвого доктора. «Да-да, графиня – и украла (напрямую этого, конечно, он не сказал), решив, что пристав дурак набитый и улики ему ничего не скажут». Справедливости ради надо признать, что правда оказалась на ее стороне – пристав был человеком небольшого ума, зато с огромным самомнением.
– Вы злопамятны, – упрекнула подполковника Марго и зашагала к поляне.
– Помилуйте, Маргарита Аристарховна, – последовал он за ней, – я не хотел вас обидеть, но предостеречь…
– Вы только и делаете, что предостерегаете меня, – завелась она, а это грозило ссорой. – Будто я девчонка, будто у меня ум отсутствует…
Суров опередил ее, встав на пути с заверениями:
– Присутствует. Ум. Я имел счастье убедиться в этом неоднократно, а также, что вы женщина, во всех отношениях исключительная…
– Вдобавок вы льстец.
– Нет. И вам это известно.
Глядя на улыбающегося подполковника исподлобья, Марго сменила гнев на милость, на него невозможно было долго сердиться.
– Хорошо, мир. Но должна сказать, я ничего не собиралась забирать, даже если бы нашла. Виссарион Фомич поистине велик в следственном деле, утаивать от него улики – грех, это я вам говорю.
– Вы так цените его?
– Им можно только восхищаться!
– Неужели? – вдруг потух Суров. – Помнится, вы мне писали, как помогали следствию, так это тот самый Зыбин?
А Марго почувствовала торжество, но этого же мало, почему бы не подразнить незрячего подполковника, который иногда ее просто бесил?
– Да, тот самый, но в письмах всего не напишешь, – с экзальтированным восторгом сказала она. – Он глубокий и умнейший человек, безумно талантлив. Меня, признаться, удивляет, почему его до сих пор не оценили по достоинству. А достоин он Петербурга! Возглавлять полицейское ведомство!
– И что же, Зыбин хорош собой?
– Видите ли, «хорош собой» – относительное понятие. Иной раз общепризнанная красота отталкивает, будто проказа, коль человек недобр, самовлюблен и глуп. Особенно это касается мужчин, ведь женщин вы оцениваете по-другому. А в случае Виссариона Фомича «хорош собой» неуместная оценка, ибо он стоит над нашими представлениями о красоте. Да, Зыбин бывает резок, неучтив, но ему прощаешь абсолютно все.
– Вы… любите его, – по-своему понял ее Суров.
– А вы как думаете! Эдакую глыбу нельзя не любить. Да вы сами увидите и, полагаю, тоже полюбите его.
– Ну уж, извините, – набычился Суров. – Вашего Зыбина… хм!
Это ли не маленькая месть Марго за… Да ни за что, а просто так. Впрочем, без причин ничего не бывает, и она прекрасно знала их. За то, что Суров в своей робости, которая не должна быть основополагающей чертой блестящего офицера, похож на инока, отрешенного от мирских забот! За то, что она засыпает и видит его лицо, просыпается и думает о нем вот уже год; за то, что ни разу даже не намекнул о своих чувствах к ней. Комплименты изредка говорит, которые ни к чему не обязывают. А ей нужно знать, слышать, а не догадываться по его глазам, знать даже при полной невозможности когда-либо соединить их судьбы или пойти на близость. Любовники – слишком заурядное слово, пошлое, имеющее противоположный смысл слову «любовь», поэтому в отношении Сурова и Марго оно неприменимо. Да и не решится она на этот вольный шаг не в пример некоторым светским дамам, но знать, слышать, а потом жить с этим… да, хотелось бы, и очень-очень.
Ждали долго, Марго присела на пенек и тайком наблюдала за Суровым, не скрывая коварно-ликующей улыбки. Он же бесцельно гулял по ландышевой поляне, надутый как индюк, не проронив больше ни слова. Поделом ему!
Но вот раздался стук копыт, фырканье лошадей и треск прошлогодних сухих веток, успевших высохнуть за солнечные дни. Марго вскочила и, увидев, как из зарослей вышел Зыбин с анатомом Чиркуном, а также с двумя полицейскими, которые вели лошадей под уздцы, в сопровождении брата и Степана верхом, бросилась им навстречу:
– Слава богу, я уж думала, Мишель не нашел вас.
– Погодите, ваше сиятельство, отдышусь, – пропыхтел Зыбин. – Уф, упарился. Коляску у леса оставили, а пешком трудненько идти в моем-то возрасте.
– Да вы присядьте на пенек, – указала она стеком. – Передохните, а уж потом поглядите на девицу, что мы случайно нашли. Она теперь уж не убежит.
– И то верно, посижу малость.
Зыбин уселся на пень, поглаживая колени, осматривался, выпятив толстую нижнюю губу и опустив уголки рта: вид у него был крайне недовольный. «Но может, – думал Суров, – он ворчун и брюзга по сути, что и отразилось на его физиономии, стало быть, дело в нраве». Тем временем Федор Ильич Чиркун, чмокнув даме ручку, переключился на красоты вокруг и, как человек с поэтическим началом, не мог не поделиться впечатлениями:
– Нынче весна баловница, господа. Уж и надежду потеряли на тепло, а она вон как разошлась. Щедро, не правда ли? Что за дивное чудо кругом! М-м-м, аромат-то какой!
– Было бы чудо, кабы трупа тут не имелось, – проворчал Зыбин, человек не поэтический. – И где же он, труп девицы, господа? Ведите к нему-с.
Суров был шокирован, его воображение рисовало совершенно противоположный образ гения, чему способствовала Марго. А на поверку что? Безмерно толстый Зыбин с редкими бакенбардами до плеч, мясистым носом невероятных размеров, толстыми губами и густыми бровями, похожий на старую жабу, не мог соперничать за расположение графини абсолютно ни с кем ввиду почтенного возраста. Помогая Марго перейти с кочки на кочку, Суров не преминул весело шепнуть ей:
– Каюсь, я был не прав, Маргарита Аристарховна. Кажется, я уже начинаю любить вашего Зыбина.
«Болван, – досадливо подумала она, послав ему кислую-прекислую улыбку. – Лучше бы, Саша, ты это сказал про меня».
Мадам Беата часто оставляла магазин и уходила к клиенткам на дом или к мастерицам, которые шили вещицы под заказ, убедившись, что Настасья достойна доверия и девушка порядочная. Завоевав популярность, мадам намеревалась открыть при магазине мастерскую, соответственно расширить ассортимент дамского белья. Пока же выписывала из-за границы те же корсеты, чулки, подвязки, панталоны, нижние юбки, что удорожало изделия. Мелкие вещицы она покупала у здешних мастериц, а ведь большую часть можно изготавливать собственными силами. Ее магазин предназначался для богатых дам, но она собиралась охватить горожанок с меньшим достатком, а также мужчин. Мадам Беата, женщина с изысканным вкусом, учила Настеньку премудростям шитья, развеяв миф о белошвейках как о девицах легкого поведения. Такие встречаются среди всех сословий, а чаще – в светском обществе.
– Да и можно пунять паненок, что идут на связ с мужчинами. – Она приехала из Варшавы, по-русски говорила сносно, но с большим акцентом, смешно выделяя букву «ч», а часто и «г». – Осуждения имеют только ханжовые и старые бабы, а что за чэсть, коли нечего есть? Коль у паненки краса, отчего ж не прудать ее богатому пану? Он даст ей любоф и деньги, неплухий обмен, но этому не надо делать афиша. Люди злы, хотят видеть в дрэгих то, чего нет у них.
Наставления Настенька вежливо слушала, но продавать себя – нет, такой поворот она исключала с категоричностью воспитанной в строгости девушки. Покупателей не было, она сидела за прилавком и набивала руку на швах, как вдруг звякнул колокольчик. Девушка поспешно отложила шитье и поднялась со стула, готовясь встретить покупательницу, а вошел… сосед Иллариона.
– День добрый, – широко улыбаясь, поприветствовал ее Сергей, бросив на прилавок картуз.
Настенька кивнула и потупилась, напрочь забыв, что нужно говорить клиентам. Сергей обвел оценивающим взглядом небольшой магазинчик – м-да, не мануфактурная лавка, забитая рулонами тканей от низа до потолка, есть чему поучиться. Опрятно, красиво, но сколько же здесь всего, что недоступно глазу, потому как носится под платьем!
Стены оклеены обоями темно-малинового оттенка, который предпочитали знатные дамы в будуарах, полки за прилавком разной величины и высоты, что само по себе притягивало глаз. На этом фоне выделялись женские штучки пастельных тонов от корсетов с бесчисленным количеством застежек (неудобное изобретение, по мнению Сергея, знакомого и с туалетами благородных дам) до панталон с чулками и изысканными подвязками, а также в ассортименте имелись подтяжки, при помощи которых чулки крепились к поясу, который надевался поверх корсета. В углу каскадом свисали нижние юбки с вышивкой, кружевами, оборками разной величины – понизу или по всему подолу от бедер до стоп. Юбки белые и цветные, короткие и длинные, широкие и узкие. Особо подавались ночные платья с рукавами и без, кружевные подолы которых будто подхватили невидимые руки и показывали их покупателям. У окна-витрины был скромно выставлен товар для рукоделия – забавы светских дам, а также изделия белошвеек, в противоположной стороне, ближе к входу, висели турнюры в виде специальных подушечек, сборчатых накладок и каркасов из китового уса, формировавшие выпуклый силуэт сзади. Пеньюары, робы, лифы-чехлы, чепчики… Саму витрину украшали те же причудливые изделия, предназначенные разбудить мужскую фантазию, не иначе. М-да, под платье благородные дамы надевали значительно больше одежды, которая и весила-то немало.
Сергей не стал дальше разглядывать товар, а остановил взгляд на девушке, невольно представив ее во всем этом многообразном великолепии. Она все ниже опускала голову, а он облокотился о прилавок и, заглянув ей в лицо, хитро прищурился. Настенька смущалась, это было очевидно и забавляло Сергея, на самом деле она находилась в отчаянном поиске, каким образом выпроводить его и не обидеть, он же не за покупками пришел. Ах, как кстати вспомнила про покупки…
– Что угодно, сударь? – пролепетала она с тем же отчаянием, с каким только что искала выход из положения. – Вам помочь… в выборе?..
– А я на тебя пришел поглядеть при свете дня.
Нескромное признание, да что там – наглое, и вел себя Сергей так, будто купить собрался Настеньку. Набравшись смелости, краснея и бледнея, она все же решилась обидеть его и – будь что будет, пускай жалуется мадам:
– В таком случае, сударь, вам лучше покинуть магазин…
– Чего это ради? – развеселился Сергей.
– Наш магазин женский… и… и… сюда могут войти!
– А ежели ты мне понравилась?
Покойная бабушка твердила, что мужчинам верят только глупые девицы, а потом горько рыдают, если же намерения кавалера серьезны, то и ведет он себя подобающе, со всем уважением. Как раз уважения Настенька не увидела, разволновалась, впервые столкнувшись с подобным напором и не зная, что с этим делать. Если Сергей солжет мадам, будто она отказалась его обслужить, страшно подумать, что будет. У хозяйки заповедь: ни одного клиента не упускать, на этот счет она строга, а к ним захаживали и мужчины, многие неплохо разбирались в женском белье.
– Прошу вас, сударь… – начала было Настенька срывающимся голосом, но вдруг его ладонь накрыла ее кисть, лежавшую на прилавке.
Слыханное ли дело: взять незнакомую девушку за руку без ее позволения на то! Настенька испуганно выдернула руку, отпрянув назад, к счастью, их разделял прилавок, на нем не только удобно раскладывать изделия, показывая их покупателю, он еще служил и заграждением от таких вот наглецов.
– Вы испортите мою репутацию, – выпалила она. – Ежели сделаете скандал, меня уволят, а я дорожу местом. Мой дедушка… он болен, мне нужна эта работа… Прошу вас, сударь…
Сергей выпрямился, раскатисто рассмеявшись. Для белошвейки Настенька слишком неподатлива, а всем известно: яблоко слаще то, что висит высоко, в этом смысле недотрога только разжигает кровь, она еще желанней. С другой стороны, непонятно, чего она кочевряжится? Молодец он удалой, сам из себя хорош, девки его любят, а тут отпор дали. С чего это вдруг? Цену себе набивает?
– Уходите, – выдавила девушка и убежала в угол к юбкам и ночным одеяниям, раззадорив парня.
Он перепрыгнул через прилавок, хотя можно было обойти, и не успела Настенька глазом моргнуть, как очутилась в его руках, задрожав от ужаса.
– Неужто я так страшен, что ты трепещешь?
Да припечатал ее поцелуем прямо в красные губы, одной рукой прижимая к себе, другой держа за подбородок, чтобы не вырвалась. Девушка лишь глухо вскрикнула, упершись в его грудь ладонями, потом разом обмякла, значит, растаяла, не устояла. Сергею понравилось целовать недотрогу, он и выдерживал паузу в поцелуе как можно дольше, чтобы Настенька запомнила силу и сладость его губ. Оторвавшись, он удовлетворенно заулыбался, глядя на лицо девушки в расслабленном покое, закрытые глаза, полоску белых зубов между губами – хороша, ничего не скажешь, но бледновата. Сергей погладил ее по щеке и тихо позвал:
– Настенька…
А она – ни гугу. Он чуть встряхнул ее, повторив имя, но девушка была как мертвая, что и подтвердила ее рука, упавшая вниз, словно плеть. Тут-то Сергей и всполошился, не понимая, что стряслось. Подхватив ее на руки, поискал, куда бы уложить, да не нашел. Вышел с ней за прилавок, вертелся, окончательно растерявшись и бормоча:
– Что же это?.. Настя… Вот так дикарка. И куда мне теперь ее?..
– А! – вскрикнула женщина, войдя в магазин.
– Спокойно, мадам, спокойно! – прорычал он, боясь, что та поднимет вой, потом разбирайся ему с полицией.
Но мадам – стройная блондинка средних лет и по одежде аристократка – оказалась не из робких. Она направила в Сергея дуло крошечного пистолета, заговорив с иностранным акцентом:
– Пан бандит?
– Да какай я бандит, госпожа хорошая! Зашел, спросил эту… – Сергей приподнял выше девушку. – А она… она упала! Уберите пистолет, не ровен час – выстрелит.
– У меня есть умение в стрельбе. Хотите вороват мою Анастаси?
– Воровать? А, не-ет! Бог с вами. Да поглядите же, что с ней!
– Вон стул, несите ее туда. Но смотрите, пан, коль дурно сделать захотите, башку вам снесу, клянусь Езусом Христосом.
Действительно, возле окна-витрины стоял круглый стол и три стула, Сергей усадил девушку и не отходил от нее, иначе бедняжка упала бы. Мадам Беата осматривала Настеньку с докторской педантичностью, поворачивая лицо девушки, приподнимая веки. Сергей не выдержал:
– Живая хоть?
– Пан сомневаться будет? – усмехнулась она. – Анастаси лишенная чувств, не страшно. Держите ей голову, я принесу соль.
Вот так попал! Сергей вытер пот со лба рукавом и едва не уронил девушку, поспешно прижал ее к себе, чувствуя, что сам сейчас будет «лишенным чувств». На его счастье, прибежала мадам, сунула Настеньке под нос флакон, та вздрогнула, беспомощно захлопала глазами, ничего не понимая.
– Пан, несите ее на кушетка, – указывая на дверь, велела мадам Беата. Сергей тотчас поднял девушку, которая слабо запротестовала:
– Нет-нет, я сама… могу…
– Что ты кричишь, будто тебя горят на костре инквизиции? – мурлыкала хозяйка, идя впереди. – Пан не ест тебя. Ложите сюда…
Она заботливо укрыла клетчатым пледом Настеньку и приказала ей спать, не принимая возражений, после указала Сергею на дверь, а он и рад был удрать. Но когда выходил из магазина весь в липком поту, его остановил голос мадам Беаты:
– А что пан хотел у нас?
– Да так… потом как-нибудь… – буркнул он смущенно и выбежал.
– Бедный, – глядя вслед ему, произнесла мадам Беата со вздохом. – Он так напуган, а это всего лишь обморок.
Зыбин стоял над трупом не шевелясь и будто принюхивался, затем умостил толстый зад на поваленное дерево, уступив место Чиркуну. Тот осматривал труп, сокрушаясь, что столь молодая и прелестная особа так рано ушла из жизни. Выводов он не делал, поэтому Марго то и дело ерзала от нетерпения на том же бревне, где сидел гений сыска, ее любопытство требовало немедленного удовлетворения: что же случилось с девушкой, почему она оказалась в этом месте, сама или с чьей-то помощью ушла в загробный мир?
А Зыбин проявлял абсолютную незаинтересованность к находке, как показалось подполковнику. Он подставлял круглое лицо солнечному лучу, прорывавшемуся сквозь густые кроны, щурился и чмокал губами, словно луч ему вливал по каплям небесный нектар. Или смотрел налево, потом направо, опустив одну бровь, вторую подняв, а то и попросту дремал! Суров засомневался в его способностях, не может же квашня и сонная рохля в одном обличье шевелить мозгами!
– А ведь прохладно-с, господа, – наконец изрек гений сыска, поправляя шинель и ежась. – Кажись, я замерз.
– Это потому, что вы сидите, – сказала Марго, не отрывая глаз от анатома, который ее интересовал в данную минуту больше.
– Да я не к тому, – лениво промямлил Зыбин. – Девица-то легко одетая, в одном платьице-с.
– И что? – повернулась к нему теперь уже заинтересованная Марго. – Ну, Виссарион Фомич! Отчего вы молчите?
– Рассуждаю, ваше сиятельство. Про себя.
– Вы лучше рассуждайте вслух, – потребовала она.
– Да вот я и думаю, место сие далече от города, а коли девица сюда шла, то что ж она не одета в теплую одежку? Ни шарфика, ни платочка, ни шляпки…
– Ни телогрейки, ни салопа, – перебила Марго, дополнив список вещей, которые должны бы быть на девице. – Дальше-то что?
Но тут Чиркун подозвал полицейских, те взяли труп за ноги-плечи и переместили на другое место. Федор Ильич осмотрел примятую траву и с недоумением сообщил:
– Орудия убийства нет. Любезные, – обратился он к полицейским, – поищите-ка здесь, в траве.
– Убийства? – переспросила Марго. – Полагаете, девушку убили здесь?
– Самоубийство я исключаю, прекраснейшая, по причине того, что нет ни ножа, ни бритвы, коими эта особа могла разрезать себе руку. Но и когда бы мы нашли орудие, я бы настаивал на убийстве. Однако, ежели бы ее убили здесь, вы повсюду видели бы кровь, а крови-то нет.
– Да, крови нет, мы тоже заметили, – проговорила Марго.
– А кровоподтеки на руке есть, будто ее держали крепко. Точнее скажу, когда осмотрю тело.
Зыбин с трудом поднялся, заодно высказав мысли вслух, как немногим ранее требовала ее сиятельство:
– Потому и одета она легко, что девицу привезли мертвой и бросили тут, надеясь, что зверь подберет. Зверье опосля зимы изголодалось, но труп не тронуло. Почему-с?
– Девушку перевезли сегодняшней ночью, – догадался Мишель. – А то и под утро, когда город спит. Она же из города, не так ли?
– Все так, крестьянки иначе одеты, – закивал Зыбин. – На утренней зорьке зверь бежит подальше в лес, это ведь зимой мало кто в чащобы заглядывает, а весной люди зверя прогоняют. Потому и не добрались клыки до девицы.
Труп завернули в полотно – его привезли полицейские, – обвязали веревкой, потом погрузили на лошадь и отправились туда, где оставили коляску с кучером, а также телегу, которую захватили благодаря Мишелю, толково объяснившему о находке.
