скачать книгу бесплатно
Злые времена. Книга первая
Денис Соболев
«Злые времена» – роман о том, как важно оставаться человеком даже и особенно тогда, когда мир вокруг рухнул, когда между тобой и этим миром не осталось привычных стен, правил и устоев. Оружие в руках не дает тебе права, оно тебя обязывает. Только тот, кто способен это понять, может и должен им владеть. Иначе оружие завладеет тобой, и тогда мир еще раз рухнет. И еще. И будет распадаться на части до тех пор, пока у тебя не кончатся патроны. Или тебя не остановит тот, кто имеет право и должен.
Злые времена
Книга первая
Денис Соболев
Фотограф Андрей Шапран
© Денис Соболев, 2022
© Андрей Шапран, фотографии, 2022
ISBN 978-5-0051-7763-6 (т. 1)
ISBN 978-5-0051-7764-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Злые времена
«Блин, да чего ж опять такой кипяток?!» – я сцепил зубы, и невольно отпустил педаль душа. Кипяток тут же прекратился, и я, ругнувшись, нажал снова. М-мать, горячо-то как!
Шахтовая мойка это вам не шутки. Здоровенная комната, где из пола торчат гнутые ржавые трубы с насадками-лейками на концах. В полу такие же ржавые педали. Наступил – вода льется, убрал ногу – нет воды. Регулировка горячая – холодная? Ага, щас. Нет такой роскоши в нашей мойке, такое только для белых касок, то есть для начальников. А мы и так не обломимся.
Намылил голову и принялся ожесточенно драть тело грубой мочалкой, отмывая и отскребая угольную пыль. За восемь часов смены она проникает в кожу так глубоко, что отдирать приходится с мясом. А уж у взрывника с пылью особые отношения… Ну ничего, мы привычные. Тааак, намыленными пальцами в глаза, пыли и там целый склад, отчего у шахтеров глаза будто подведенные. Помнится, бывали эксцессы, когда в нашем городишке появились заезжие и первым делом спросили у одного из мужиков, чего это он накрашенный ходит. Били их долго и со вкусом.
А кипяток из лейки такой крутой, что шкура скоро пластами слезать начнет. Рядом так же ругался сквозь зубы Михалыч, старый ГРОЗ (горнорабочий очистного забоя), кряжистый, с коротким ежиком седых волос и татуировкой в виде плавающей в бочке русалки, жарко обнимавшей сидящего на краю этой самой бочки лихого моряка. Михалыч пятнадцать календарей во флоте отслужил. Густой пар клубами поднимался в мойке, и свет из больших окон едва пробивался сквозь него. Отпустив педаль, я постоял немного, остывая и давая телу отдохнуть. Ну… Наступил на педаль и… ничего. Ни капли воды. Мужики в мойке загомонили, Михалыч повернулся ко мне и спросил, отплевываясь:
– Че это они воду нам отрубили, а? Совсем краев не видят? Сань, че молчишь-то?
Голос у него был низкий и хриплый, прокуренный.
Я хмыкнул:
– Мне-то откуда знать? Щас вон Петруха сгоняет до прачки, спросит, да, Петрух?
Петруха, молодой помощник ГРОЗа, сорвался с места. Так и должно быть, кто молодой, тот и бегает. Михалыч нажал на педаль в надежде, что вода все же пойдет.
Через пару минут вернулся Петруха, сказал, вытаращив на нас свои и так навыкате глаза:
– Щас дадут, чего-то там у них… – и махнул рукой, отчаявшись объяснить.
В мойке было ощутимо холодно. Кафельные пол и стены, здоровенные окна, совсем не пластиковые, из которых ощутимо сквозняком. А на улице меж тем Крещение, так что с погодой сами понимаете. Я начал замерзать, хотелось уже кипяточку, того самого, на который только что безбожно ругался. Не зря говорят: хочешь сделать человеку хорошо, сделай ему плохо, а потом еще хуже. Чего они там тянут кота за разные подробности? Хотелось курить, но еще больше хотелось помыться и одеться. Ну и спать хотелось, куда без этого. Смена-то была ночная, самая долгая. Наконец из лейки ливанула вода… блин, ледяная! Да е-мае! Я подождал чуть, в наивной надежде, что вода сольется и следом хлынет долгожданный кипяток. Ну или хотя бы чуть потеплее. Не дождался. Мыло засохло на коже, и пришлось мылиться еще раз…
В раздевалке висел густой портяночный дух, но было тепло. Я присел на отполированную тысячами сидевших тут шахтеров деревянную лавку, прислонился спиной к холодной стене, окрашенной до половины синей краской, прикрыл глаза.
– Сань! Кончай ночевать, домой пора – кто-то толкнул меня в плечо. Я открыл глаза. Мда, задремал, устал сегодня. Набегался по ходкам со сверлом да взрывчаткой. А то сверло худо-бедно тридцать кило, да взрывчатка, да машинка, да топор, да тормозок… да мало ли на себе шахтер таскает? Я поднялся, открыл свой шкафчик и принялся одеваться.
На улице мороз такой, что дыхание перехватывает, а птицы сидят, нахохлившись, и стараются не шевелиться лишний раз. Мужики торопливо раскуривают сигареты, прикрываясь ладонями от ветра, перед комбинатом стоит вахтовка – некоторым до дома далеко добираться. Мне в этом смысле проще, до дома метров пятьсот всего.
Я с наслаждением затянулся, выдохнул дым в морозный воздух. Как же хорошо покурить-то! В шахте курить дураков нет. Хотя есть конечно, но мы их быстро лечим. Сигарета как-то быстро докурилась, и я потянул из пачки следующую. Эти сигареты производит табачная фабрика в соседнем городе. Было время, когда мы вывозили их с этой фабрики большими рулонами, по три десятка метров каждый. Отстригаешь сколько тебе надо, и кури хоть до позеленения. Хорошей валютой были эти сигареты. Я как-то мешок муки и полный оковалок масла выменял на один рулон, то-то радости было. Прикурил вторую, затянулся глубоко, так, что даже голова закружилась немного. Хорошо. Сейчас вот покурю и домой пойду. Терпеть не могу на ходу курить. А зябко, однако! Ноги в теплых ботах на толстой подошве начали подмерзать, да и уши под вязаной шапочкой тоже. Я в три затяжки вытянул остаток сигареты, щелчком отправил окурок в урну и скорым шагом направился домой, подняв воротник и засунув руки поглубже в карманы.
Живу я в старом трехэтажном доме сталинской постройки. Иной раз как подумаешь… Дом построили в прошлом веке, восемьдесят лет уже стоит. Это ж как надо было строить. Но стоит ведь. Стены метровой толщины и потолки за три метра, высокие светлые окна и простенки из плах, обшитых дранкой и наспех замазанных штукатуркой. В подвале – угольные стайки, под окнами – капитальные гаражи и погреба. Гаражи устроены очень бестолково. Стоят они в ряд, стена к стене, что, в общем-то, стандартно для гаражных кооперативов. Но вот задние стенки гаражей упираются в небольшой холм, и весной по ним всегда стекает вода. Поэтому мне пришлось озаботиться нормальной гидроизоляцией. За гаражами тоже расположены погреба, в которых хранят свои припасы жильцы из соседних домов. Мой погреб прямо под моими окнами. В нем лишь картошка да морковь, разносолов никаких нет, некому крутить. Живности дома тоже никакой не держу. Был котейка, да помер от старости. А нового заводить не стал, все время на работе, а ему тут одному сидеть… Квартира у меня стандартная, двушка со смежными комнатами, расположена на втором этаже. За окнами рябина, черемуха да сирень. И каждую весну мой дом заполняли их чудные запахи, а летом они спасали меня от жаркого солнца. Очень я любил летом проснуться рано-рано и следить за тем, как тени от ветвей гуляют по стенам…
В кухне раньше была большая угольная печь, но я ее сломал и сложил камин. Тоже угольный, благо тяга позволяла спокойно топить и углем. Вместо каминной полки я устроил толстую чугунную плиту, на которой замечательно готовил себе еду, не расходуя понапрасну электричество. Тепла камин давал столько же, но какое удовольствие было сидеть вечером перед камином и курить, попивая кофе и читая любимую книгу. За стеной кухни, как раз у камина, стояла моя кровать. Так что даже когда зимой отключали отопление, я особо не переживал. Пара ведер угля всегда стояла дома, да и в стайке у меня было тонн пять, не меньше.
Скрипнул ключ в замочной скважине, дверь открылась, и я вошел в темную пустую квартиру. И сразу ощутил, что в доме холодно. Разулся и прошел в комнату, потрогал радиатор – еле теплый. Да и форточка приоткрыта. Она у меня круглый год приоткрыта, не могу дышать спертым воздухом. Хотя воздух в нашем городе свежим не назвать, от висящей в небе сажи и угольной пыли снег падал на землю уже серым, и через короткое время чернел окончательно. Но все равно я открывал форточку, о чем сейчас немного пожалел. Ну ничего, сейчас камин раскочегарю, и станет мне хорошо.
Через десять минут камин ровно гудел, нагоняя тепло в дом, а я взялся за готовку. Можно было бы, конечно, вчера приготовить на сегодня, но я с детства не могу есть разогретую еду. И если есть возможность, лучше немного подожду, но поем свежего. Поставил на плиту сковороду, настрогал в нее сала и взялся за картошку. Пока чистил да резал картошку, сало растопилось. Забросил лук, а через небольшое время и тонко нарезанную бульбу. Достал из холодильника баночку ядреной самодельной горчицы на огуречном рассоле и хренодер, из морозилки соленое сало, выставил все на стол. Сальце было как я люблю – с прожилками, рассольное. Я невольно сглотнул слюну и, чтобы не терзать себя излишне, пошел в комнату проверить, потеплело ли там.
За ужином я раздумывал над тем, чем же заниматься завтра. Точнее, не так. Чем заниматься в первую очередь? Завтра выходной, но он всего один, а дел вагон и еще тележка. Для начала нужно пополнить запас патронов, недавно я купил себе «Тигр СВД» калибра 7.62, да и к гладкому МЦ 2112 тоже нужно прикупить. Я вообще люблю оружие, и запас патронов пополняю регулярно. На охоту езжу нерегулярно, а вот запас… Ну запасливый я, что поделаешь. Дальше обещал помочь с ремонтом снегохода Ваньке, моему другу. Мы со школы вместе и даже похожи чем-то. Потом надо до Вовки доехать, бригадира нашего, он мясо для меня приготовил. Подворье у него большое, и мясо и прочие вкусности я теперь у него беру, вроде сметаны да творога. А недавно он еще и сыр варить наловчился, так теперь и сыр у него беру, козий. Потом погреб надо откопать, снегом его основательно завалило, а картошка закончилась, вот как раз сейчас последнюю доедаю. В стайку за углем сходить тоже бы нужно, и кормушку птичью поправить. Я ее вообще-то для синичек с воробьями ладил, но отчего-то ее полюбили голуби, и регулярно сворачивали. Соседка, баба Маша, просила зайти, кран потек у нее, а живет она одна, сын далеко, не помогает. Вот и думай, как все успеть.
Ужинал с большим аппетитом. Сало с горчичкой, горячая, до хруста зажаренная картошка, домашний хлеб (все от того же Вовки) и крепкий сладкий чай. Поел и уселся перед камином с сигаретой в зубах. Хорошо… Усталость накатила волной, размягчая кости. Я смотрел на рдеющие в камине угли и ни о чем не думал. Завтра утром и стану решать, куда в первую очередь…
…Др-р-и-иииинь! Д-р-р-рииииинь!
Телефонный звонок разорвал утро на части, заставив меня ошалело подскочить в кровати. Глянул на часы – семь утра. Кому не спится-то? Протянул руку к трубке (она стоит на тумбочке у изголовья), тиснул кнопку:
– Алло… – голос спросонья хриплый.
– Саня, это я – произнес в ухо смутно знакомый мужской голос.
– Кто – я? – я не проснулся окончательно и соображал туго.
Голос в трубке жизнерадостно заржал:
– Ну ты даешь, брат! Я же это, блин!
Я заорал в трубку:
– Леха! Брат! Ты вернулся!
Сон как рукой сняло, я включил телефон на громкую, вскочил и принялся одеваться, параллельно разговаривая с братом:
– Ты когда прилетел? Где сейчас? Чего не предупредил?
Леха снова заржал:
– Ну ты не меняешься, брат. Как был балаболкой, так и остался. Не части!
Я хмыкнул:
– Ну не части так не части, сам до города добираться будешь.
Леха сказал согласно:
– А как же, буду конечно. Вот счас из машины выйду и доберусь до тебя. Чайник ставь, тетеря – и отключился.
Я бегом рванул на кухню, подкинул угля, бросил на плиту чайник и пошел умываться. У Лехи слово с делом обычно не расходится. Сказал, что уже рядом, значит, сейчас в дверь постучит. И точно, только я почистил зубы, как в дверь уверенно забарабанили. Я отпер дверь. На пороге стоял мой брат.
Здоровенный медведь, шириной плеч ровно в двери. Ростом, правда, он не шибко меня выше, но здоровый, как бульдозер. Так его в городе и звали – Леха Бульдозер. Прикатать он мог любого, быстро и без затей, но был добрым и на конфликты шел неохотно, в отличие от меня. Зато уж если его разозлить, душно становилось всем – и правым, и виноватым. Мы обнялись. Он легко приподнял меня над землей и так сдавил, что ребра хрустнули громче обычного. Поставил меня на место, отстранил, разглядывая:
– А ты ничего, мужаешь.
– Пойдем, чайник вон уже крышкой брякает.
И точно, с кухни доносилось звонкое блямканье крышки чайника. Я по старинке любил железный чайник на печке греть, ну теперь-то на камине, понятное дело.
Брат бросил на пол объемистую сумку, разулся, скинул куртку и пошел следом за мной на кухню.
Уселся у камина в мое кресло, откинулся, закурил.
– Ты все бобылем, братик? Хоть бы бабу какую приютил что ли… – завел он свою шарманку.
– Да отстань ты с бабами своими! Далась тебе моя половая неприкосновенность.
Брат жалобно протянул:
– Ну может хоть кошку какую?
– Блин… – я протянул ему кружку с чаем.
– Ну или крысу. Или хомяка…. Слушай! – глаза его загорелись какой-то идеей – а давай я тебе ферму муравьиную подарю? А чего? Ухаживать за ними не надо, а все живая душа в доме. Точнее, пара сотен душ – он заржал, едва не выплеснув чай себе на колени.
– Все бы ржать тебе – проворчал я, наливая чай и себе.
Брат посерьезнел вдруг:
– Слушай, Сань. И не говори, что не слышал. На нас надвигается большая задница.
Я вскинулся удивленно:
– На кого это на нас?
– На всех нас – он неопределенно махнул рукой – на всех.
Я промолчал, глядя на него исподлобья. Его место службы предполагает доступ к разной информации, и к преувеличениям он никогда склонен не был, очень трезво всегда все оценивает.
Брат помолчал и продолжил:
– Ты же знаешь, откуда я вернулся? Так вот там у них идет бешеная мобилизация всех и вся. И у нас тоже. Ты телек смотришь вообще?
Я отмахнулся:
– Иди глянь на него, он пылью зарос. Некогда мне его смотреть, брат. Да и чего там увидеть-то можно? Что все у нас хорошо, а вокруг враги?
Брат чрезвычайно серьезно ответил:
– Вот именно, Саня. Кругом враги. И главный из них готовится долбануть по нам ядреными ракетами. И это не шутка нихрена, скажу я тебе. Там – он ткнул указательным пальцем в потолок – такая суета идет, ты себе не представляешь. Они архивы жгут. Часть вывозят, но часть – жгут. И семьи свои вывозят куда-то на Урал и к нам сюда, в Горный Алтай. И это страшно. Все войска по секретке подняли в полную боевую, ракетчики усиление получили из наших.
– Слушай, ну сюда-то им нафига ракетами долбить? Тут кроме шахт и заводов нет ничего.
– Уверен? – многозначительно спросил Леха.
– А что, есть что-то этакое, да? Да все бы знали…
– Так все и знают. Ты про Завод забыл что ли?
Ну да, Завод. Завод имени Черных, на котором производили взрывчатку для горных работ.
– Там ведь не только аммонит с угленитом делают. Есть там секретка.
Я слушал брата и не мог поверить в то, что он правду говорит. Но он явно не шутил.
– И чего делать?
– Готовиться, брат. Я ведь сюда тоже не просто так приехал.
– Лех, ты ведь понимаешь, что если это не шутка, то смысла готовиться никакого нет. Если к нам сюда бомба ядерная упадет, всему хана придет. И всем. Да блин, даже и не ядерная – хорошего не будет.
Леха хитро посмотрел на меня:
– Э нет, брат, шалишь. Ракете сюда долететь не так и просто – мы ж в самой серединке считай! Вокруг ПВО столько, что мама не горюй. Но вот если все же долетит, то много чего уцелеет…
– А радиация?! Это ж… это ж… да хрен тут кто выживет!
– А шахты? В Москве вон народ в метро ховаться будет, а у нас за неимением метро остаются шахты… – он задумчиво покрутил в воздухе сигаретой и отхлебнул чаю. Посмотрел на меня долгим взглядом и сказал, показывая взглядом на кружку:
– Например, чай.
Я посмотрел на него недоуменно:
– Что – например, чай?
– Например, чай будет в диком дефиците. Как и сигареты, и еще куча всего того, что в обычной жизни можно купить в магазине. Ничего этого не будет, понимаешь?
Я медленно кивнул:
– Понимаю. И патроны, и оружие, и еда, и топливо… е-мае…
Брат назидательно поднял палец вверх:
– Вот именно. Так что готовиться – это, во-первых, создать запас для себя, а во-вторых, наметить, где его пополнять для себя и других в случае чего. Ну и обеспечить себе возможность этого пополнения.
Я поднялся:
