Защищая горизонт. Том 1

Я остановился там, где сидела Кира, потоптался на месте, разглядывая большое бурое пятно от пролитого напитка, и ворчливо цокнул языком. Оно уже успело частично впитаться в потрескавшуюся лакированную поверхность стола и отмыть его теперь будет совсем непросто.

– Купи поесть… – повторил я слова Киры и сам не понял зачем, почему-то эта фраза отчаянно не давала мне покоя.

Меня обуяло дикое чувство тревоги, нахлынули странные, навязчивые мысли, они прогрызались изнутри и наполняли разум, заставляя повторять эту фразу снова и снова. Может, это из-за того, что мой желудок уже начал подавать первые утренние крики о помощи? Он требовательно урчал, иногда выдавая жалобную свирель, приказывая мне повиноваться и наполнить его. Нет, здесь что-то другое. Я о чём-то забыл в насыщенном течении вчерашнего дня, что-то очень важное.

Мой взгляд упал на холодильник, смотревший на меня с немым укором. Шолохов! Ну, конечно! Как же я мог забыть? Я обещал зайти к нему вчера, проведать и купить съестных припасов. Он же остался без Консоли и не сможет больше пользоваться любым магазином.

От досады я ударил себя по лбу, шустро забегал кругами, окончательно забыв о своём самочувствии, проклиная и ругая себя последними словами. Потом остановился, отдышался и попытался собраться с мыслями. Спокойствие! В любом случае сейчас я не смогу к нему поехать, но что же делать? Нужно позвонить Максу!

Открыв перед собой окно Консоли, я в два нажатия выбрал из списка контакт Макса и нажал «Позвонить», даже не утруждая себя созданием личной беседы. Пока звучали короткие прерывистые гудки, я метался из одного угла комнаты в другой. Сначала искал свой меч, но не смог найти, потом подскочил к зеркалу у двери и неуклюже пригладил взъерошенные за ночь волосы.

– Д-да? Стил, чего опять? – На экране появился молодой парень с красными волосами и ужасно заспанным лицом, он с трудом держал веки.

Голос из плавающего передо мной окошка звучал довольно громко, отдаваясь слабым эхом в небольшой, но пустующей квартире.

– И тебе доброе утро, Макс!

– Доброе, да… а сколько сейчас времени?

– Обед уже на дворе, – скривился я в однобокой ухмылке. – Порядочные люди уже давно и исправно несут службу обществу, занимаются полезными делами, а ты всё дрыхнешь!

– Угу, кто бы говорил, – пробубнил сонный парень. – Так чего тебе?

В этот момент я заметил эфес своего меча, который немного выглядывал из-под дивана, и метнулся за ним.

– Так, Макс, мне сейчас некогда, ты помнишь про наше вчерашнее дело?

– Вчерашнее? – удивился парень.

– Ой, позавчерашнее… в этом и проблема. Так помнишь?

– Ну?

– Так вот, я должен был вчера его закончить, но из-за непредвиденных обстоятельств не смог приехать на место. Ты помнишь адрес, по которому ты приезжал?

– Ну, примерно… – Макс скорчил недовольное лицо, предчувствуя, что день будет окончательно испорчен.

– Так вот, срочно дуй туда и покорми… животное. В общем, сам разберёшься. А я вечером подъеду. В этот раз точно. – На этих словах я прикрепил эфес меча к поясу и стал натягивать ботинки и куртку.

– Эй, эй, Стил, подожди, ты чего? Какое животное? Что ты несёшь?

– Всё, Макс, мне пора, я убежал, а ты срочно выручай!

Макс пытался что-то возмущённо возразить, но я оборвал его на полуслове, закрыл Консоль и как ошпаренный выскочил из квартиры.

* * *

Кира была права: время нашего дозора завершилось ещё вчера, и сегодня должен быть свободный день, когда можно немного расслабиться и отдохнуть. Простому обывателю, вынужденному пять дней в неделю ходить на работу и живущему по строгому общественному графику, должно быть, тяжело понять всю нашу систему занятости и отдыха. Из-за специфики нашей службы мы вынуждены круглые сутки, семь дней в неделю быть на страже Системы и готовы в любой момент исполнить свой священный долг. Если так посмотреть, то отдых нам вообще не положен. Стражей слишком мало, а количество Отступников постоянно растёт, порой не проходит ни одного дня без очередного отключения. Поэтому у Палачей существует строгий порядок чередования загруженных дней, когда они несут усиленную вахту, так называемое время дозора, и дней относительной свободы. При таком распорядке каждая группа Палачей была вынуждена три дня подряд проводить в усиленном режиме несения службы, вести патрулирование и реагировать на все вызовы. Остальных могут вызвать в особых случаях или при крупных столкновениях, как это случалось совсем недавно. Только сейчас всё это уже не имеет смысла. Последние события, происходящие в Системе, весь тот ужас, граничащий с катастрофой, который повис над всем городом и каждым обитателем, вынудил Хранителя отменить дозорный график и привлечь всех без исключения Стражей к круглосуточному дежурству.

Когда я подбежал к нашей служебной машине и с размаху уселся на своё привычное место пассажира подле напарницы, она молча закатила глаза, возмущённая моими долгими сборами, потом завела автомобиль и тронулась с места. Эти суматошные и тяжёлые дни вымотали нас обоих. Несмотря на позитивный настрой с утра, Кира выглядела очень уставшей, её лицо приобрело бледноватый оттенок, а мешки под глазами наполнились грустью. Иногда я замечал, как она ёрзает на месте, поправляя куртку с правого бока. Рана живота давно была убрана с её цифровой оболочки умелыми руками Техников, но упрямый разум продолжал истязать Киру, напоминая о страшных событиях вчерашнего дня. Она всячески старалась скрыть свою боль за весёлыми разговорами и стойким характером, но непослушное тело выдавало всю глубину её страданий. Большинство людей не умеет врать и прятать эмоции. Пока с их губ срываются потоки самообмана, их тело живёт своей жизнью, полной бесчисленных импульсов, рефлексов и неосмысленных реакций. Хорошему психологу или проницательному человеку не нужны слова, они бесполезны и пусты, гораздо важнее то, что лежит за границей сознания и наших мыслей, то, что мы не в силах контролировать.

Кира заметила периферийным зрением, что я следил за её шевелениями, и только открыл рот, чтобы что-то сказать, как она поспешила перебить меня:

– Не надо, Стил, – сказала она довольно спокойно, но с небольшим придыханием.

– Что? – недоумевающе спросил я.

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Не нужно больше извинений, прошу, и перестань корить себя. А то ударю!

– Но…

– Ударю! Я же сказала, всё хорошо. Мы каждый день лезем под пули, почему только сейчас у тебя проснулась совесть? Не нужно меня опекать, я сама пошла за тобой и сделала бы это ещё и ещё раз. Всё-таки это мой долг – прикрывать тебя. Уверена, ты поступил бы так же.

Кира выехала на шоссе до центральной части города и начала ускоряться. Мне почему-то стало невероятно стыдно после её слов, захотелось провалиться под землю прямо здесь, в машине, пройти сквозь пол и утонуть в асфальте. Я отвернулся к окну, прячась от её хитрого взгляда. Но тут почувствовал, как Кира несильно ударила по больному плечу, что отозвалось волной по всему телу.

– Ай, за что, я же ничего не сказал? – вскрикнул я, хватаясь за плечо.

– Просто так, для профилактики. Знаю я тебя, наверняка надумал уже всякого. – Кира отвлеклась от дороги и с улыбкой посмотрела в мою сторону, а затем с теплом добавила: – Чучело…

– А знаешь что, Кир? Мне очень захотелось сделать что-нибудь доброе. Вдруг вот захотелось – и всё. Представляешь? Во! Видишь Пашку у дороги? Опять стоит, мокнет под дождём как верный пёс, остановись-ка около него.

Кира вопросительно посмотрела на меня, встретилась с моим по-дурацки воодушевлённым выражением лица и решила всё-таки притормозить. Она доехала до Павла, переминающегося с ноги на ногу на своём привычном месте, у самой кромки дороги, потом остановилась около него и с интересом начала наблюдать за моими действиями. Я поспешно выскочил из машины под моросящий дождик и направился к Наблюдателю. Павел с головы до ног укутался в свой длинный брезентовый плащ с накинутым на глаза капюшоном и делал вид, что не замечает нас. Он скрестил руки на груди и время от времени пританцовывал на месте, пытаясь хоть немного согреться. Когда я подошёл ближе, он немного отшатнулся и отошёл на пару шагов, но ничего не сказал.

– Паша, подожди, постой, – сказал я громко, чтобы перекрыть шум дождя, шуршащего по мокрому асфальту, и в унисон поющих ему шин от проезжающих мимо автомобилей.

– Чего вам? – буркнул Павел и потом добавил сквозь зубы: – Господин Страж… у меня всё спокойно, нарушителей спокойствия и Отступников не выявлено.

Я подошёл ближе, почему-то мне не хотелось, чтобы меня услышала Кира. Сегодня я особенно остро ощущал потребность перед кем-нибудь извиниться.

– Давай сегодня обойдёмся без обид и официального тона, хорошо?

Павел смотрел на меня круглыми глазами и ничего не понимал, но ради приличия кивнул в ответ и попытался спрятаться за воротником.

– Я просто хотел извиниться перед тобой за все издёвки и глупые шутки, это непозволительно для нас. Мы должны ценить твою целеустремлённость, идеалы служения обществу, твою решимость, наконец. Не всем повезло так, как нам, сразу попасть в Палачи. Некоторым юношам, таким, как ты, приходится много стараться и работать, чтобы добиться чего-нибудь в жизни, чтобы пробиться на Олимп. Да какой там Олимп – чтобы вообще хоть куда-нибудь выбраться из того дерьма, из той жизненной трясины, куда нынче всё глубже затягивает наших юношей и девушек. Они проводят время в клубах, курят, пьют, насилуют свои организмы и душу, они все поражены неизвестным мне доселе вирусом, который превращает их… наше будущее не в целый, слаженный механизм, а в атомизированные, разобщённые ячейки, в информационный хлам, мусор. Понимаешь?

Наблюдатель от страха всё глубже погружался в свой плащ, но продолжал быстро кивать в знак согласия.

– А ты не такой, в тебе есть что-то, искра жизни, желание бороться и быть чем-то большим. Ради этого ты готов переживать неудобства, невзгоды, даже двух зазнавшихся дураков, что достают тебя каждое утро. Ты неутомимо идёшь к своей цели, не взирая ни на что. А что делаем мы? Что делает целое общество таких, как мы? Вместо того чтобы помочь найти место в жизни, мы вставляем палки в колёса, разбиваем мечты и топчем страстные порывы таких юношей и девушек, наших детей, которые вопреки большинству хотят возвыситься над малым. Вот за это я прошу прощения, Павел. – Я с облегчением выдохнул после долгой тирады, а потом потянулся к его правой руке: – Дай, пожалуйста, свою руку?

Павел испуганно одёрнул её и отступил ещё на шаг.

– Зачем? – испуганно пропищал он.

– Не бойся, отрубать не буду, – неуместно пошутил я и схватил его правое запястье.

Павел уже не сопротивлялся. Я провёл пальцами по его чипу с одинокой полоской на коже, и передо мной открылось окно Консоли с информацией о Наблюдателе. Там была вся его жизнь, график службы, заслуги и целая куча почётных грамот за отличное наблюдение. Странно, что с таким послужным списком он до сих пор не в школе Стражей и не проходит обучение на Ищейку, заветную мечту для этих мальчишек. Кто знает, может, в нём усмотрели бы даже настоящего Палача.

Я провёл несколько манипуляций с его Консолью, после чего смахнул окно и отпустил руку. Павел с испугом посмотрел на своё запястье.

– Я помогу тебе, сделаю то, что должен был сделать давным-давно. Я помогу исполнить твою мечту. Здесь, – я указал пальцем на его запястье, – теперь хранится рекомендация Стража третьего уровня о зачислении тебя в школу Стражей. С ней тебя должны принять без промедления и лишних вопросов. Более того, эта рекомендация уже отправлена в башню.

Я широко улыбнулся, заглянул в его полные непонимания глаза, таинственно поблёскивающие от капель дождя, потрепал за плечо, а потом повернулся на месте и зашагал обратно к нашему автомобилю. На полпути я обернулся. Мальчик с детским наивным взглядом продолжал стоять на месте и молча смотрел мне вслед. Сколько бессвязных мыслей сейчас роится в его мечтательном сознании? Неизвестно, но я почувствовал, что сделал что-то неимоверно важное в своей жизни, что-то очень ценное… впервые за долгое время.

– Удачи! – бросил я ему напоследок.

И мне показалось, что его губы беззвучно прошептали: «Спасибо».

Довольный собой, я вернулся к машине и уселся обратно на своё место. Яркий цветок воодушевления на минуту расцвёл в моей душе, мне снова захотелось жить и радоваться жизни. Но Кира уже встречала меня ехидной улыбкой и подозрительным прищуром.

– Ну что, поехали? Нас уже заждались в башне, – задорно воскликнул я и махнул вперёд рукой, указывая на центр города.

– Что… это… было?! – произнесла Кира, выделяя каждое слово, и указала пальцем на силуэт Павла за окном.

– Ничего, – пожал я плечами. – Просто дал мальчишке путёвку в жизнь, помог ему.

– Ты… что сделал? – удивилась Кира.

– Говорю же, помог, направил свои рекомендации в школу Стражей. Может, толк из него выйдет вместо того, чтобы тут стоять и мокнуть под дождём. Ой, в общем, не спрашивай, захотелось, и всё тут. – Я смущённо отмахнулся рукой.

Кира поджала губы, расплываясь в ироничной улыбке, и укоризненно помотала головой.

– Чучело ты… – снова повторила она и тронулась с места.

Ещё долго я смотрел на ускользающий в зеркале заднего вида силуэт Наблюдателя. Он стоял на месте и провожал нас взглядом, пока полностью не растворился в серой дымке над дорогой. Всё шоссе мы пересекли довольно быстро, и когда мимо окон поплыли первые очертания серых домов центра города, от недавнего воодушевления не осталось и следа. Моё сердце вновь сковало грустью, а в груди разрастался огромный комок сомнений, который продолжал расти от любых моих действий и мыслей. Я стал сомневаться в правильности своего поступка: может, я не прав, что дал шанс этому парню встать на ноги? Почему попытка сделать что-то хорошее зачастую воспринимается другими с упрёком и косыми неодобрительными взглядами? Когда мы успели переступить эту грань, когда взаимопомощь из естественной для людей вдруг превратилась в нечто ненормальное и редкое, вызывающее вопросы психического состояния? Вот так все попытки стать человеком разбиваются о стену непонимания.

В раздумьях я рассматривал проплывающие мимо очертания домов, пока не заметил большую группу людей впереди нас. Они столпились вокруг чего-то неизвестного на обочине дороги и перекрыли собой весь тротуар.

– Ки-и-ир… – позвал я напарницу, указывая на толпу.

– Вижу.

– Остановись, надо проверить, а Хранитель подождёт. Что-то не нравится мне всё это.

Кира припарковалась у края дороги, неподалёку от огромной, тревожно гудящей толпы. Народу было неестественно много, казалось, что весь квартал собрался в одном-единственном месте, словно огромное маковое поле приманило к себе рой голодных пчёл. Они слетелись со всей округи, слепо повинуясь своим инстинктам, и облепили весь тротуар, образуя огромный кипящий и дышащий улей. Он тревожно жужжал, сжимался, а потом расходился волнами, выпуская огромные сгустки негативной энергии и чудовищного волнения. Напряжение распространялось от этого улья невидимыми лучами, пронзая нас липким потоком людского страха, который пробивался даже сквозь толстую обшивку нашего автомобиля и заставлял сердце биться всё быстрее с каждой минутой.

Что там происходит, почему они все собрались? Я осторожно покинул машину и сжался от колючего потока холодных капель, так нещадно обжигающих моё лицо. Казалось, даже они повиновались странным волнам незримой энергии, исходившей от толпы, изменяли траекторию своего падения, отражались и летели ко мне навстречу, чтобы затем холодными струйками спрятаться за шиворот. Я поморщился, приподнял повыше воротник куртки и оглядел длинный строй людей, стоявших ко мне спинами. Здесь сгрудились примерно одна или даже две сотни человек, они образовали огромный круг, края которого выходили на проезжую часть. Кажется, они были чем-то увлечены или напуганы. Люди обратили свой взор в центр искусственно образованного ими кольца, при этом с оживлением что-то обсуждали и постоянно озирались по сторонам. Кольцо иногда сжималось, а потом резко отступало назад, тем самым напоминая громадное, бьющееся в истерике сердце, и ему было очень страшно. Внезапно, за всем этим жужжащим ульем я услышал длинный, протяжный стон, а затем отчаянный крик человека. Он надрывно вопил из самого центра толпы, захлёбывался от собственного крика и хрипел от заполняющей до краёв его глотки ненависти. Я ринулся в центр, расталкивая людей и как можно быстрее прорываясь на крик. В центре кольца оцепления оказался мужчина преклонных лет, весь укатанный в старый промокший брезентовый плащ, повидавший не один год верной службы. Этот человек лежал на спине, прямо на брусчатой мостовой, вцепившись обеими руками в свои поседевшие волосы, и истошно кричал. Со всей злобой, отчаянием и ненавистью он вопил в безутешное дождливое небо Системы, но оно не отвечало, только продолжало поливать его нескончаемыми потоками безразличных слёз.

С каждой секундой он кричал всё громче, захлёбываясь от собственной злобы, хрипел и катался по мостовой, всё сильнее сжимая голову руками. Он молил о помощи.

Я встал в первых рядах испуганного кольца людей и не нашёл силы подойти ближе. Я впервые увидел такой ужас в глазах другого человека и не смог сделать ни шага навстречу тому, кто просил помощи… впервые в жизни не смог. Со следующим пронзительным криком я немного пришёл в себя и рванул к лежащему старику. Увидев над собой моё лицо, он замолчал, сцепил губы, прикусил их и умоляюще посмотрел мне в глаза. Я заметил, что его взгляд опустел, а зрачки расширились до такой степени, что весь мир вокруг утонул в тёмном провале его глаз. В них не было больше ничего, кроме боли.

– Мужчина, что с вами? Вы можете говорить? – спросил я громко и отчётливо, наклоняясь над ним.

Ответом мне было только грозное сопение, которое сдерживало адскую боль в его голове, она стремилась вырваться наружу с новой порцией ненависти ко всему миру и грозным криком отчаяния. Мой вопрос просто утонул в его бездне его почерневших глаз. Я повернулся и осмотрел кольцо вокруг нас. Люди жались друг к другу, боялись подойти ближе и перешёптывались на все голоса, бросая мимолётные взгляды.

– Что вы стоите?! – в отчаянии крикнул я им.

Улей на миг замолчал.

– Почему никто до сих пор не вызвал Техников? Вам что, всё равно?

Люди, как пустое отражение погибшего общества, продолжали молчать и безучастно смотрели на меня испуганными глазами, теперь они боялись даже пошевелиться. Улей затих в ожидании дальнейших событий. На мой крик из толпы пробилась Кира и озадаченно уставилась на лежащего на тротуаре мужчину, затем перевела взгляд на меня и так же резво, не проронив ни слова, бросилась обратно через людей к нашему автомобилю.

В этот момент чьи-то сильные руки вцепились в мой воротник и обхватили его мёртвой хваткой. Мужчина приподнялся над землёй, оттягивая мне края куртки, и с сильным хрипом выдавил:

– Убей меня… прошу… – С надеждой он заглянул в мои глаза, надеясь прочитать там спасительный для себя ответ.

– Ч-что? Вы с ума сошли? – возмутился я. – Не говорите глупостей, сейчас приедут Техники и помогут вам.

Мужчина сжал от ненависти губы, искусанные до крови, его лицо перекосило от нового приступа жгучей боли, разрывающей его голову.

– Убей меня! – мужчина закричал на всю улицу, пытаясь как можно ближе притянуть меня к себе.

От страшного, нечеловеческого крика люди содрогнулись, и кольцо немного разжалось, отступило. Я же схватил его запястья и попытался оторвать от себя его руки, но старик вцепился очень крепко и не хотел меня отпускать.

– Успокойтесь! – завопил я в ответ. – Что с вами?! Хватит этих глупых мыслей! Потерпите ещё немного.

Мужчина оскалился, с ненавистью посмотрел в мои глаза, тяжело задышал, а потом снова страшно и громко закричал, надрывая связки. После этого он отпустил мой воротник, снова сдавил свою голову руками и повалился на землю. Всё, что мне оставалось, – это стоять и смотреть, как у моих ног изнывает от боли несчастный человек, которому я не в силах помочь. В школе Стражей меня учили только убивать, а не спасать жизни. В полной растерянности я обхватил затылок и огляделся по сторонам, с надеждой найти среди безликих истуканов свою верную напарницу, затем громко позвал её, не желая больше оставаться наедине с собственным кошмаром. В тот же момент Кира появилась из толпы и подбежала к нам.

– Я здесь, Стил. Техники будут через пару минут, они где-то рядом, в паре кварталов отсюда. – Кира задержала свой взгляд на мужчине, который продолжал стонать и тихо молить о смерти. – Проклятье, что тут вообще происходит?

Людской улей продолжал пребывать в оцепенении, отдавая тишину на откуп потокам дождя. Кира бросила в его сторону презрительный взгляд, осуждающе покачала головой и присела рядом с лежащим стариком. Она прищурилась, внимательно всматриваясь в его пустые от агонии глаза, в его огромные чёрные зрачки, которые жадно поглощали отражения печальных облаков и не желали больше ничего замечать вокруг.

– Осторожней, Кир, похоже, он обезумел от боли и не может контролировать себя, – тихо прошептал я напарнице.

– Потерпите, сейчас прибудет помощь, – как-то отрешённо произнесла она и поднялась на ноги.

За толпой раздался тонкий визг колёс, шины протяжно завыли, скользя по мокрому асфальту, и на дороге показался большой чёрный фургон без каких-либо опознавательных знаков. Он со свистом затормозил около людей, и те, испугавшись неожиданного появления огромной машины, отпрыгнули в разные стороны. Из широкой кабины выскочили два человека в длинных белых халатах и нелепо наброшенных поверх синих дождевиках. Техники довольно грубо растолкали остатки толпы, приблизились к нам и услужливо протянули руки.

– Отряд «Феникс»? – спросил один из них, стоя с протянутой рукой и одаривая нас испытующим взглядом.

– Так точно, – подтвердил я и пожал любезно предоставленную ладонь, расплываясь при этом в нелепой приветственной улыбке.

В это время второй Техник присел у лежащего мужчины и внимательно заглянул в его измученное лицо.

– Спасибо, что вызвали нас. Прибыли так быстро, как смогли, – отчеканил первый, отпуская мою руку и оглядываясь по сторонам.

Он сурово оценил каждого свидетеля вокруг, от чего невольные зрители этой трагедии прижались друг к другу ещё сильнее и стали отступать всё дальше и дальше.

– Это нехорошо… очень нехорошо, – пробубнил он себе под нос. – Вась, что там?

Второй поднялся, отряхнулся и печально развёл руками.

– Опять то же самое, Игорь Евгеньевич, надо забирать… срочно!

– Насколько всё серьёзно? – сухо в ответ спросил первый.

– Я бы сказал… – Второй бросил быстрый взгляд на старика. – Что уже всё…

– Извините? – перебил я их небольшой таинственный диалог и продолжил серьёзным тоном: – Что с ним? Может, вы его уже заберёте и поможете, сколько он ещё будет пугать людей?! Обсудите всё потом.

Первый Техник прищурился и как-то неуверенно спросил:

– Страж, можно увидеть вашу метку?

Меня немного удивила данная просьба, но я всё же без пререканий закатал рукав куртки и показал своё запястье. Техник только довольно хмыкнул.

– Извините, Палач, время такое, сами понимаете, а это… – Он ткнул пальцем в изнывающего человека. – Секрет! Вась, открывай фургон.

Второй человек сорвался с места и помчался к задним дверям чёрного фургона.

– В каком смысле «секрет»? – не понял я.

– А вы, Палач, помогайте, – увильнул от моего вопроса первый Техник и кивнул на пациента. – Схватили и понесли.

Техник поправил свой халат, намокший даже под дождевиком, подхватил несчастного под руки и немного приподнял над землёй. Тот даже не сопротивлялся, только продолжал тихо и жалобно скулить. Я немного замешкался от такого отношения к человеку, поскольку не был хорошо осведомлён о принципах работы Техников и никогда не попадал в подобную ситуацию. Я даже не предполагал, что они совершенно не оснащены для какой-либо работы с людьми. У них не оказалось даже элементарных носилок для пострадавших оболочек. Кира всё это время тихо стояла позади меня, завороженно наблюдала за этим действом и не пыталась вмешиваться.

– Ну же! – рявкнул покрасневший Техник.

Я схватил пожилого мужчину за ноги, и мы с трудом смогли оторвать от земли его тяжёлое тело в насквозь промокшей одежде, а затем потащили его к фургону, где второй Техник уже любезно раскрыл для нас задние двери. Мы втащили его в просторный кузов, который оказался ещё более пустым, чем сосуд человечности у службы Техников. Высокая крыша фургона позволяла стоять там в полный рост и даже не бояться удариться головой при небольшой качке в дороге. В дальнем конце я заметил железную дверцу с небольшим круглым окошком, которая вела в широкую кабину. Если вначале я поразился отсутствию средств переноса пациентов, то теперь у меня не осталось никаких иллюзий насчёт пригодности этой службы для лечения людей. Фургон был пуст, абсолютно. Ни приборов для слежения за здоровьем пациента, ни элементарных блокираторов боли – здесь не было ничего, кроме двух длинных кушеток по обеим сторонам фургона, больше напоминающих лавки с прикреплёнными к ним ремнями для фиксации туш.