Единственная дочь

скачать книгу бесплатно

Она беспокоилась, что Лиззи посмеется над ней и обзовет сумасшедшей, но та, похоже, была искренне шокирована не меньше самой Бек.

– Это действительно было ужасно.

– Думаешь, это повторится? Может, тебе лучше остаться сегодня у меня?

– Может быть. А, я даже думать об этом больше не хочу.

– Я знаю, что поможет тебе развеяться. – Бек заметила блеск в глазах Лиззи.

– Я уже боялась, что ты не предложишь!

Они дурачились, поднимаясь по последним ступеням эскалатора. Перед ними сиял белый фасад универмага. Войдя в магазин, они резко оборвали смех.

Самое важное во время воровства – это сохранять спокойную уверенность. Бек давно этому научилась. Как только ты начинаешь хитро смотреть или слишком громко смеяться, охранник принимается следить за тобой, и твой шанс на сегодня упущен.

Второе важное правило – выбрать что-то с подкладкой. Бек просматривала вешалки в отделе для подростков. Стараясь найти дорогую марку, которую знает ее мать. Scanlan & Theodore — идеально. Она так наловчилась, что делала это почти бессознательно. Она накинула лямки от платья на соседние плечики. Теперь казалось, что на плечиках одно платье, а на самом деле их там висело два. В примерочную кабину можно брать не больше шести вещей. Она быстро взяла еще пять объемных платьев. Тонкая шелковая материя была практически незаметна среди толстых вязаных узоров и оборок других платьев. Измотанная девушка у примерочных не глядя пересчитала ее плечики, всучила кусок красного пластика с цифрой шесть и проводила в кабинку.

Бек натянула шелковую вещицу через голову и посмотрела в зеркало. Она и так взяла бы это платье, но приятно, что оно подошло по размеру. Цвет морской волны хорошо смотрелся на ее светлой коже, ткань красивыми складками ложилась вокруг ног. Нужно будет найти особый повод, чтобы надеть его для Люка. Она сняла платье и, вытащив из сумочки маникюрные ножницы, принялась аккуратно обрезать подкладку вокруг пластиковой противокражной бирки. Когда та отошла, Бек сунула ее в карман одной из юбок, свернула шелковое платье и положила его в свою сумочку. Она зашла с шестью вещами и вышла тоже с шестью.

– Извините, не подошло, – сказала Бек продавщице, которой, по всей видимости, было все равно.

– Нашла что-нибудь? – спросила она Лиззи, которая ждала ее.

– Не. Пойдем.

Воздух снаружи казался еще горячее после кондиционера в универмаге. К тому же было ветрено, пыль и сухие листья бились о голые лодыжки Бек и Лиззи, пока они шли. Уровень адреналина в крови Бек резко упал, и на его место пришла усталость.

– Что ты стащила? – спросила она Лиззи.

– Два платья Marc. Потом покажу тебе. Я собиралась взять только одно, но поняла, что девушка ничего не заметит, даже если я выйду с пустыми плечиками. А ты?

– Scanlan & Theodore. Только одно, но стоит около трехсот.

– Неплохо!

Бек начинала потеть. Она чувствовала, как соль собирается на верхней губе. Провела ладонью по затылку; шея была влажная и липкая от пота, отвратительно.

– Может, пойдем в Gus’s? — предложила Лиззи.

В этом кафе всегда прохладно и немного сумеречно и завтраки подают весь день.

– Хорошая идея.

Даже если придется потратить немного денег на еду, это стоило того, чтобы не идти домой.

Тут она встала как вкопанная. Деньги. Как она не подумала об этом раньше? Бек была уверена: что бы то ни было в ее комнате, это не человек. А если все-таки человек? Вдруг объяснение самое банальное: вор?

– Наверное, я пойду домой. Совсем выбилась из сил.

Лиззи остановилась и с неподдельным беспокойством взглянула на нее.

– С тобой точно все в порядке? – спросила она.

– Ага, – протянула Бек, хотя не была уверена.

Лиззи быстро и крепко обняла ее. Для более долгого объятия было слишком жарко.

– Позвони мне, если передумаешь и захочешь переночевать у меня, о’кей?

– Хорошо, спасибо, – ответила Бек.

Бек сидела в своем автобусе, паника нарастала. Поездка длилась целую вечность, автобус останавливался каждые несколько кварталов, чтобы впустить новых пассажиров. Кондиционеры можно было и не включать; каждый раз, когда двери раскрывались, в салон задувало горячий воздух. А вместе с ним проникал и легкий, но едкий запах чего-то горелого; лесные пожары. Бек поморщила нос. Она забеспокоилась уже, когда в первый раз увидела статью об этом в «Канберра тайме». Черно-белая фотография бушующего огня на четвертой странице. Обычно она не читала газет, но эту статью изучила. Казалось, никто не воспринимал опасность всерьез, или просто все были заняты другими проблемами. Рядом со статьей красовалось объявление на всю страницу: «Увидели подозрительный предмет – сообщите» – большим жирным шрифтом. Бек знала об этом все. Если она позвонит по указанному ниже номеру, то с вероятностью 1 к 10 попадет на свою маму. Это новая вездесущая антитеррористическая кампания. Она присутствует не только в газетах, но и на билбордах, и на телевидении. А что еще хуже, ее мама возвращается с работы домой и во всех подробностях рассказывает бесконечные истории о людях, которые следят за соседями. Бек понятия не имела о политике или подобных вещах. Но все равно ей казалось странным, что людей больше волнует новая машина соседа, чем пожар, который подобрался так близко, что ты чувствуешь запах горелого.

Бек даже не поблагодарила водителя, когда вышла из автобуса. Сразу поспешила вверх по улице к своему дому. Одолев половину пути, она припустила бегом, не заботясь о том, что волосы растреплются или макияж потечет. Обжигающий горячий ветер дул ей в лицо, щипал глаза, но она не обращала внимания. Сейчас важнее всего – узнать, на месте ли деньги. Она бежала, не останавливаясь, до самого крыльца, достала ключи, захлопнула за собой дверь.

– Это была просто шутка! – хныкал Эндрю на кухне.

– Не смешно. – Бек в нерешительности замерла перед лестницей. Отец был очень рассержен.

– Не будь слишком строг с ними, – спокойным голосом сказала мама. – Это же просто дети. Они не понимают.

– Ты слишком мягкая, – тихо ответил он.

Она не хотела это слушать; побежала вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени.

– Бек? – окликнула ее снизу мама.

Она не ответила, распахнула дверь в свою комнату и схватила говорящую капустную куклу с крышки комода. Задрав ей платье, расстегнула липучку на спине – там, где должна находиться батарейка. Вместо аккумулятора в ячейку были засунуты желтые и оранжевые купюры по двадцать и пятьдесят долларов. Слава богу. Весь ее заработок за прошлый год. Почти шесть тысяч долларов, плотно скрученные и вложенные внутрь куклы. Бек услышала мамины неторопливые уверенные шаги по лестнице. Аккуратно посадила куклу на место и вытащила платье из сумки, приложила его к себе и сделала вид, что смотрится в зеркало.

– У тебя все в порядке? Почему ты носишься туда-сюда? – спросила мама, оглядывая платье.

– Хотела еще раз примерить его, – ответила она, улыбаясь. – А что там происходит?

Мама посмотрела на свои ладони.

– По-видимому, Пол и Эндрю проникли в соседский дом. Макс сказал, что поймал их, они сидели у него под кроватью и шептали.

– Шептали?

– Притворялись голосами в его голове. – Ее мама вздохнула. – Они слишком малы, чтобы понять. Они думают, что это шутка. Говорят, что ничего страшного, потому что он сумасшедший.

– Ну, Макс ведь сумасшедший, разве нет? – спросила Бек, по-прежнему глядя на платье в зеркале. Она хотела заметить, что, если бы мама позволяла мальчикам выходить в город, они вряд ли стали бы заниматься подобными вещами.

– Нет, он болен. У него шизофрения.

Бек была уверена, что шизофрения и есть сумасшествие, но больше не хотела это обсуждать. Мама перевела взгляд на платье:

– О, Бек, оно выглядит очень дорого.

– Это Scanlan & Theodore, и тебе лучше не знать, сколько оно стоит, – ответила Бек, закатывая глаза.

Мама сложила руки на груди.

– Ты так много работаешь, а потом швыряешься чеками, как только получаешь деньги. Могла бы подкопить на что-то особенное.

– Это и есть что-то особенное! – Бек притворилась обиженной, но в душе испытывала самодовольство. Игра становилась слишком легкой.

– В конце концов, это твои деньги. Но не носись по дому. У тебя будет тепловой удар, – сказала мама, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь со слабым щелчком.

На секунду Бек почувствовала угрызения совести, когда еще раз посмотрела на себя в зеркало: ворованное платье, растрепанные волосы, блестящее лицо. Но потом заметила отражение капустной куклы и почувствовала ликование.

5

2014 год

На одно мгновение мне кажется, что я снова дома. Я скрещиваю под одеялом пальцы рук и надеюсь, что мачеха на занятиях по пилатесу для беременных и нам с папой за завтраком не придется слушать ее нытье и жалобы. Я открываю глаза, и комната словно опрокидывается на меня. Устаревшие тинейджерские постеры, фотографии на стене, капустная кукла, сидящая на прикроватной тумбочке. На меня наваливаются воспоминания о прошедшей неделе, побег из Перта, Сидней, вчерашняя больница. Я пытаюсь сглотнуть подступивший комок волнения. Будет сложно стать абсолютно другим человеком.

Я веду в уме подсчет. Мне удалось надуть родителей, но с Андополисом следует быть очень осторожной. Кажется, он не такой дурак, как мне сначала показалось, но я все равно смогу обвести его вокруг пальца, раз он чувствует такую вину за провальное расследование дела Ребекки. Меня больше беспокоят близнецы. Они заключили меня в свои теплые объятия, когда я накануне прервала их ужин, но в обоих чувствовалась какая-то нерешительность. Я никогда раньше не играла роль старшей сестры, поэтому не очень знаю, как это делать. Они оба симпатичные и успешные: один юрист, а другой еще учится на врача. Кроме того, у меня плохо получается их различать. Будь у меня близнец, я делала бы все возможное, чтобы выглядеть иначе. Но, похоже, это не случай Пола и Эндрю. Оба гладко выбриты, с коротко стриженными рыжими волосами и в идеально сидящих футболках. Будет лучше, если они скоро уедут.

Я поднимаюсь с кровати и открываю шкаф Ребекки. Мускусный запах уже не такой сильный, или я просто к нему привыкаю. Медленно изучаю содержимое, на глаз определяя размер каждой вещи. С удивлением натыкаюсь на несколько хороших марок. Раздвигая одежду, я замечаю розовое лоскутное одеяло и пару мягких игрушек, запихнутых в самую глубь шкафа. Я усмехаюсь. Она больше не желала выглядеть ребенком, но и выбросить их не захотела. На мгновение я представляю ее реальным человеком, а не фотографией на стенде с пропавшими людьми.

Я делаю выбор не в пользу дизайнерских вещей и достаю светлое хлопковое платье. Есть что-то очень невинное в его заниженной талии и неяркой ткани. Сегодня я встречаюсь с Андополисом и хочу максимально усилить образ, который сложился в его голове. Синяк на лице начинает желтеть. На него полагаться уже нельзя; нужно костюмированное представление.

Натягивая платье через голову, я нащупываю что-то твердое в кармане. Это сложенный листок бумаги, сверху написано крупным шрифтом «Заклинание экзорцизма». Ниже заголовок готическими буквами «Магия для современной ведьмы». Не могу представить, чтобы Бек увлекалась этой языческой чепухой. Ее комната выглядит такой стильной. Правда, подростки любят всякие секреты. Я сложила бумажку и сунула ее в шкаф к остальным спрятанным там вещам. Если ей удавалось скрывать это так долго, я не собираюсь ее выдавать.

Когда мне было шестнадцать, я прятала косяки в швах своих занавесок. Я тогда увлекалась хиппи. Познакомилась с группой ребят постарше, с дредами и в ярких футболках, которые давали уличные представления рядом с железнодорожной станцией. На целый месяц мне удалось убедить их, что я живу в коммуне рядом с Фримантлом, где никому не разрешается носить одежду. Это было еще до того, как я просекла их искусную ложь. Каким-то образом один из них выяснил, кто мой отец. Они называли его «нефтяным магнатом» и не любили, когда я смеялась над этим. Хиппи якобы всегда говорят о любви и доброте, но не знаю, встречала ли я более язвительных людей в своей жизни. Я сжимаю края штор Бек. Ничего.

Когда выхожу из комнаты, я слышу, как за дверью бормочут мои братья. Я замираю в надежде что-нибудь уловить, но они резко обрывают разговор. Наверное, услышали мои шаги. Я решаю постучать, но не знаю, что им сказать.

Внизу в гостиной отец смотрит телевизор. Хотя не уверена, следит ли он за происходящим на экране или просто уставился перед собой. Во всяком случае, взгляд у него стеклянный. Как-то жутко. Он не поднимает на меня глаза, когда я вхожу, поэтому направляюсь дальше в кухню. Мама стоит у раковины и моет посуду.

– Доброе утро, – говорю я.

От неожиданности она вздрагивает.

– Прости, Бек. Я витала в своих мыслях. Будешь завтракать?

– Да, если можно.

– Конечно, – отвечает она, вытаскивая из раковины затычку и снимая резиновые перчатки. Вода с громким клокотанием уходит в трубу.

– Спасибо! Тебе помочь? – спрашиваю я, вспоминая, что собиралась играть исполнительную дочь.

– О нет, просто садись и расслабься. Когда заедет Винс?

– Точно не знаю. Она просто сказала, что утром.

Я наблюдаю, как она взбивает яйца с молоком и потом выливает смесь на сковороду. От запаха у меня текут слюнки. Теперь, когда знаю, что такое настоящий голод, я не уверена, что смогу относиться к еде как прежде.

– Я купила тебе телефон, – говорит она, кивая на новенький айфон на столе.

– Вау! – Я не могу сдержать удивление. – Спасибо большое!

Я включаю аппарат, и в груди растекается тепло – со мной так всегда бывает от вида новых вещей. Я пытаюсь сглотнуть это чувство – в погоне за ним я вляпалась во много неприятностей.

– На нем твой старый номер, – говорит она.

– Здорово. Как тебе это удалось?

– Было проще просто вносить абонентскую плату.

Я кладу телефон на стол. Ребекка была, скорее всего, мертва, но родители более десяти лет продолжали ежемесячно оплачивать ее телефон. Сейчас неловко радоваться этой игрушке. Все как-то грустно.

– Держи, милая, – говорит мама, ставя передо мной тарелку с дымящейся яичницей. – Не беспокойся, я не забыла про твой кофе.

Я улыбаюсь ей. Наверное, это и есть материнская любовь. Интересно, а моя мама тоже вот так заботилась и ухаживала за мной, как за сокровищем? Сомневаюсь. Думаю, тогда я лучше бы ее запомнила. Когда я думаю о ней, единственное, что приходит на ум, – фотография в рамке, которую отец держит на каминной полке. Если бы не снимок, я бы даже не помнила ее лицо. Я начинаю поедать яичницу. Идеально нежная, чуть подсоленная.

– Спасибо, мам, – говорю я, глотая.

Я не замечаю, как кружка выскальзывает у нее из руки, слышу только грохот, когда она разбивается о пол.

– Бля… ты в порядке? – вырывается у меня. Я тут же пожалела, что матернулась, но мама, похоже, ничего не заметила. Она опустилась на кафельный пол и неистово вытирает дымящийся черный кофе. Вокруг нее разбросаны осколки кружки. Я поднимаюсь, чтобы помочь ей.

– Прости! – шепчет она, поднимая на меня глаза.

– Ничего страшного. Я помогу тебе.

– Не надо. Это моя вина. Я такая дура.

Я беру мусорный пластиковый пакет и опускаюсь на колени рядом, чтобы помочь ей собрать фарфоровые осколки.

– Прости, пожалуйста, Бек, – говорит она все еще приглушенным голосом.

– Все в порядке. Подумаешь!

– Ты ведь им не скажешь? – спрашивает она.

Она смотрит на меня, как испуганный ребенок. На тряпке, которой она вытирает пол, кроме коричневых кофейных пятен проступили красные.

– Ты порезалась? – спрашиваю я, хватая ее руку. Кожа между большим и указательным пальцами рассечена.

– Ничего. Это наказание за мою неуклюжесть.

– Я уберу здесь. Ты промой руку и наклей пластырь или что-нибудь на рану.

– О, Бекки. Ты была такой милой девочкой. Если бы я только уделяла тебе больше внимания. Мне так жаль.