скачать книгу бесплатно
– Мне нужно идти, – говорю я. Потом, глядя на все эти навостренные уши, добавляю: – Пока, мам.
Я возвращаю телефон и слышу, как она всхлипывает.
Последний отблеск солнечных лучей погас, и небо стало тускло-серого цвета. Мы едем около часа, и разговор иссяк. Я чувствую, что у копов язык чешется спросить, где я находилась все это время, но они сдерживаются.
И это настоящее везенье, потому что они наверняка лучше меня представляют, где Ребекка Винтер могла провести последнее десятилетие.
По радио тихо мурлычет Пол Келли. Капли дождя стучат по крыше автомобиля и скатываются по оконным стеклам. Меня клонит в сон.
– Может, включить печку? – спрашивает Томсон, оглядывая мою куртку.
– Я в порядке, – отвечаю я.
Дело в том, что я не могу снять куртку, хотя мне становится жарко. У меня родимое пятно чуть ниже локтя. Кофейного цвета, размером с монету в двадцать центов. В детстве я его ненавидела. Моя мама всегда говорила, что так выглядит след от поцелуя ангела. Это одно из моих немногих воспоминаний о ней. Взрослея, я даже начала любить его, может, потому, что оно напоминало мне о ней, а может, потому, что было частью меня. Но пятно не было частью Бек. Сомневаюсь, что кто-то из этих идиотов настолько внимательно просмотрел документы по делу пропавшей девушки, чтобы заметить нет в пункте родимые пятна, но рисковать не стоило.
Я пытаюсь заставить себя спланировать побег. Но вместо этого думаю о матери Ребекки. Как она сказала мне «Я люблю тебя». Не так, как мой отец говорил это на людях или когда старался заставить меня слушаться. Ее слова были такими настоящими, глубокими, словно шли из глубины души. Эта женщина, навстречу которой мы мчимся, действительно любит меня. Или ту, за которую меня принимает. Интересно, что она сейчас делает. Звонит друзьям, чтобы рассказать новость, готовит для меня постельное белье, спешит в супермаркет за едой, беспокоится, что не сможет заснуть, потому что так взволнованна? Представляю, что случится, когда они позвонят ей и сообщат, что потеряли меня по дороге. Этих двоих полицейских, вероятно, ждут проблемы. Тут я не возражаю, но что будет с ней? Как же свежезастланная постель, которая ждет меня? Еда в холодильнике. Вся эта любовь. Все пропадет даром.
– Мне нужно в туалет, – говорю я, заметив указатель площадки для отдыха.
– Хорошо, милая. Уверена, что не хочешь подождать до автозаправки?
– Нет. – Мне надоело быть вежливой с ними.
Машина сворачивает на грязную дорогу и останавливается перед кирпичным туалетом. Рядом стоят старый гриль и два столика для пикника, а за ними – сплошной бушленд[1 - Бушленд – пространства, покрытые кустарником.]. Если я хорошо стартую, то им меня здесь не найти.
Женщина-полицейский отстегивает ремень безопасности.
– Я не ребенок. Сама могу отлить, спасибо.
Я выхожу из машины, громко захлопнув за собой дверь и не дожидаясь возражений. Капли дождя падают мне на лицо, охлаждая разгоряченную кожу. Приятно находиться не в этой душной машине. Прежде чем войти в кирпичную постройку, я оглядываюсь. Фары светятся в дожде, за работающими дворниками я вижу, как копы разговаривают и ерзают на сиденьях.
Туалеты омерзительны. На бетонном полу лужи, в них маленькими айсбергами плавают комки смятой туалетной бумаги. Здесь пахнет пивом и блевотиной. Рядом с унитазом стоит бутылка из-под «Карлтон Дрот»[2 - «Карлтон Дрот» – популярное в Австралии пиво.], дождь барабанит по жестяной крыше. Представляю, как проведу ночь под дождем, скрываясь от полиции. Мне придется идти, пока я не доберусь до города, но что потом? Скоро я опять проголодаюсь, но у меня по-прежнему нет денег. Последняя неделя была самой ужасной в моей жизни. Мне приходилось знакомиться с мужчинами в барах, просто чтобы было где переночевать, а в одну ночь, самую ужасную, я пряталась в общественном туалете в парке. Казалось, что ночь никогда не закончится, что солнце уже никогда не взойдет. Тот туалет немного напоминал эту постройку.
Я поддаюсь секундной слабости и представляю альтернативный вариант: теплая постель, полный желудок и поцелуй в лоб. Этого достаточно.
Бутылка легко разбивается об унитаз. Я подбираю большой осколок. Сидя на корточках в кабине, зажимаю руку между коленей. Понимаю, что начинаю дрожать, но сейчас не время проявлять малодушие. Еще минута – и коп придет проверить меня. Я надавливаю на коричневое пятно, пытаясь соскоблить его. Боль ужасная. Крови больше, чем я ожидала, но я не останавливаюсь. Кожа слезает, как кожура с картофеля.
Подкладка куртки прилипает к открытой ране, когда я снова натягиваю рукав. Я выбрасываю окровавленную улику в мусорное ведро и смываю кровь с рук. Перед глазами все расплывается, масляная лапша бурлит в желудке. Я хватаюсь за раковину и глубоко дышу. Я могу это сделать.
Хлопает дверца машины, потом раздаются шаги.
– Ты в порядке? – спрашивает женщина-полицейский.
– Меня немного укачивает в машине, – отвечаю я, проверяя, нет ли на раковине пятен крови.
– О, милая, мы почти доехали. Просто попроси остановиться, когда тебе станет плохо.
Дождь усилился, и небо стало густого черного цвета. Но ледяной воздух помогает побороть тошноту. Я залезаю на заднее сиденье и здоровой рукой захлопываю за собой дверь. Мы выезжаем на автостраду. Я держу пульсирующую руку повыше, на уровне подголовников, потому что боюсь, что кровь начнет стекать по запястью; голову прислоняю к окну. Я больше не чувствую тошноты, одну лишь эйфорию. Ровный, монотонный шум дождя, мягкие звуки радио и тепло салона практически усыпляют меня.
Не знаю, сколько мы так едем в тишине, когда они начинают говорить.
– Думаю, она спит. – Мужской голос.
Я слышу скрип кожаного сиденья, когда женщина поворачивается, чтобы взглянуть на меня.
– Похоже на то. Наверное, нелегко быть такой сучкой.
– Где, ты думаешь, она была все это время?
– Мое мнение? Сбежала с каким-нибудь мужиком, возможно, даже вышла за него замуж. Потом она ему надоела, и он ее бортанул. Предполагаю, он был богат. Кстати, она на всех смотрит свысока.
– Она говорит, что ее похитили.
– Знаю. Однако ведет себя иначе, разве нет?
– Да уж.
– К тому же она в достаточно хорошей форме. Если ее похитили, то похититель неплохо к ней относился. Это все, что я хочу сказать. А ты что думаешь?
– Честно говоря, мне плевать, – отвечает Томпсон. – Но думаю, нам выразят благодарность.
– Я не знаю. Разве она не должна быть в больнице? Мог ли придурок просто отпустить ее, когда она щелкнула пальцами?
– А что там по протоколу? Что нужно делать, когда дети пропадают, а когда возвращаются?
– Хрен его знает. Наверное, у меня в тот день было похмелье.
Они смеются, затем в машине снова наступает молчание.
– Знаешь, я весь день голову ломала, кого она мне напоминает, – неожиданно говорит женщина. – Меня только что осенило. У нас в старших классах была одна девчонка, она сказала всем, что у нее рак мозга, и неделю не ходила в школу якобы из-за операции. Несколько учеников начали собирать для нее деньги. Мне кажется, мы все думали, что она умрет. В понедельник она вернулась целая и невредимая и на несколько часов стала самой популярной девочкой в школе. Потом кто-то заметил, что у нее совсем не сбриты волосы, ни на дюйм. Вся история оказалась полной чушью от начала и до конца.
Та девчонка смотрела на нас, прямо как наша маленькая принцесса, когда мы только встретились с ней. То, как она разглядывает тебя, изучает с холодным блеском в глазах, словно ее мозг работает на миллион оборотов в минуту, выбирая лучший способ трахнуться с тобой.
Через какое-то время я перестаю прислушиваться к их разговору. Я вспоминаю, что мне придется говорить со следователем, когда я доберусь до Канберры, но сейчас у меня слишком кружится голова, чтобы планировать свои ответы. Машина съежает с главной дороги.
Я просыпаюсь от резкого торможения, в салоне зажигается свет, когда женщина-полицейский открывает свою дверь.
– Просыпайся, юная леди, – говорит она.
Я пытаюсь сесть, но мои мышцы словно сделаны из желе.
Раздается незнакомый голос.
– Вы, должно быть, констебли Сирс и Томпсон. Я старший инспектор Андополис. Спасибо, что согласились поработать сверхурочно и привезли ее сюда.
– Не беспокойтесь, сэр.
– Нам лучше начать. Я знаю, что ее мать вне себя от счастья, но у меня к девушке много вопросов.
Я слышу, как он открывает дверь с моей стороны.
– Ребекка, ты не представляешь, как мы рады видеть тебя, – говорит он. Затем садится на корточки передо мной. – Ты в порядке?
Я пытаюсь взглянуть на него, но его лицо расплывается.
– Да, я в порядке, – бормочу я.
– Почему она такая бледная? – резко спрашивает он. – Что случилось?
– С ней все хорошо. Ее просто укачивает в машине, – отвечает женщина-полицейский.
– Звоните в скорую! – рявкает на нее Андополис, протягивая руку и расстегивая мой ремень безопасности. – Ребекка? Ты меня слышишь? Что произошло?
– Я поранила руку во время побега, – слышу я свой собственный голос. – Все в порядке, только немного болит.
Он отводит в сторону полу куртки. Повсюду, до самой ключицы, засохшая кровь. При виде этого мне становится еще хуже.
– Да вы недоумки! Хреновы идиоты! – Сейчас его голос звучит уже издалека. Я не вижу реакции копов, их побледневшие лица. Но могу себе представить.
Я улыбаюсь и постепенно теряю сознание.
2
Бек, 10 января 2003 года
Несколько месяцев назад Бек решила жить так, как будто за ней наблюдают. На случай, если за углом прячется киносъемочная группа или ее зеркало двустороннее. Это означало всегда прикрывать рот рукой, когда зеваешь, и не давить прыщи на носу в туалете. Она хотела всегда выглядеть так, как должна выглядеть счастливая симпатичная шестнадцатилетняя девушка.
Но это покалывание в затылке было другим. Ей казалось, что кто-то на самом деле следит за ней. Ощущение преследовало ее уже несколько дней, но каждый раз, когда она оборачивалась, за спиной никого не оказывалось. Возможно, она просто сходит с ума.
Ужасно, если твои самые жуткие опасения оправдаются и все вокруг будут считать тебя сумасшедшей. Их сосед, Макс, раньше кричал по ночам. Ее мама говорила, что он просто ругается с кем-то по телефону, но она подсмотрела через занавески, когда однажды он разбудил ее в четыре утра, как Макс кричал просто в темноту, где никого не было. Несколько недель спустя он швырнул камень в их кухонное окно. В ту ночь отец куда-то позвонил, и Макса забрали. Когда он вернулся, больше уже не кричал. Он просто сидел на крыльце, уставившись перед собой, и постепенно толстел.
А что лучше: все время бояться или вообще ничего не чувствовать? Она еще не решила.
Солнце палило на нее сверху через молочную пелену облаков. Наверное, она обгорит, если пробудет здесь дольше. Но ей нравился этот свой образ – лежащей на спине в бассейне у Лиззи. Зеленое бикини, раскинутые в стороны веснушчатые руки, пупок, наполняющийся водой при каждом вздохе. Интересно, на нее сейчас кто-нибудь смотрит? Спальни отца и брата Лиззи выходили окнами на бассейн. За последний год она несколько раз замечала, что они пялятся на нее. Наверное, это должно возмутить ее, но не возмущало.
Звук шлепающих по бетонным плитам ног, затянувший момент тишины, а потом поверхность воды взорвалась, когда Лиззи «бомбочкой» плюхнулась в бассейн. Она вынырнула, глупо хихикая, мокрые волосы прилипли к лицу.
– Почти попала!
– Ты такая идиотка! – Бек засмеялась, пытаясь снова погрузиться под воду. Лиззи схватила ее за талию, и они начали бороться, визжа и фыркая, переплетаясь скользкими руками и ногами. Бек резко окунула Лиззи, и та вынырнула, захлебываясь и плюясь.
– Перемирие?
Лиззи подняла вверх мизинец, все еще кашляя. Они сцепились мизинцами и потрясли руками, и Бек быстро отплыла в сторону, пока Лиззи не передумала. Бек оперлась о кафельный бортик бассейна, чтобы отдышаться. Ей хотелось, чтобы это был ее дом, а Лиззи – сестрой, хотя они выглядели совсем по-разному. Бек тощая с относительно плоской грудью, а тело Лиззи все такое мягкое и округлое в правильных местах. Иногда Лиззи красила губы красной помадой, и Бекки думала, что ее лучшая подруга очень похожа на Мэрилин Монро, но никогда ей этого не говорила.
– Ой, у меня опять голова закружилась. – Капли воды застыли на ресницах Лиззи, и она уставилась на Бек.
– Сама виновата. – Бек опустила голову на руку. Ее похмелье отступало. Головокружение прошло, и желудок начал успокаиваться.
– Здорово было вчера вечером, да? – Нехорошая улыбка появилась на губах Бек, когда она произнесла это. Лиззи даже не знает самого интересного.
– Нам так повезло. – Лиззи вздохнула и оттолкнулась от края бассейна. – Тебе лучше пойти. Тебе же от Элен попадет.
– Черт! Который час? – Бек подтянулась на руках и вылезла из бассейна, раскаленный бетон обжигал подошвы, пока она вприпрыжку бежала в гостиную. Она схватила свой мобильник с кухонной скамьи. Сейчас полтретьего; она успеет, только если поторопится. На экране значок эсэмэс. От него. «Только что проснулся. Вечера с тобой самые чудесные».
Бек была рада, что Лиззи не видела глупой улыбки, с какой она бежала вверх по лестнице, чтобы забрать свою рабочую одежду. Сообщение прокручивалось в ее голове снова и снова. Это просто означает, что она ему нравится. Сейчас она была в этом уверена. На лестничной площадке она налетела на брата Лиззи, Джека. Дверь в его комнату была открыта, и оттуда доносились долбящие звуки металлической музыки. Он инстинктивно выставил вперед руку; его теплая ладонь коснулась ее поясницы. На долю секунды они были так близко, что практически обнимались; Бек чувствовала его дыхание, его запах. Джек отдернул РУку.
– Извини!
Он смущенно уставился в пол, лицо залилось краской. Бек вдруг поняла, что практически голая, и, взвизгнув, со смехом побежала в комнату Лиззи. Стянула бикини, бросила мокрый зеленый комок на ковер и надела свою рабочую униформу. Одежда воняла фритюрным жиром и липла к ее влажной коже. Если бы у нее было время принять душ и вымыть голову. Обычно Бек никуда не выходила, не выпрямив волосы. Она схватила косметичку, нанесла консилер, затем плотную основу, румяна, подкрасила тушью ресницы. Ей нравилась жидкая подводка для глаз, но в спешке легко промахнуться. Однажды она уже пришла в школу, как панда, и больше не хотела повторять тот опыт. Надевая на ходу балетки, она подхватила сумку и спустилась по лестнице, перепрыгивая через две ступени.
– Увидимся, сучка! – крикнула она Лиззи, которая из бассейна показала ей средний палец.
Ворота захлопнулись за ней, а она уже торопилась вниз по улице. Сейчас 2:43. Должна успеть. Она замедлила шаг. Слишком жарко, чтобы бежать. Воздух казался тяжелым, он словно прижимал ее к дороге. Проклятое лето. Изо дня в день температура за сорок. Она провела пальцами по волосам; почти высохли. Только бы не начали завиваться.
В воскресенье у него выходной. Если бы он все равно пришел, они могли бы сравнить похмелье, обсудить события вчерашнего вечера и посмеяться. Большие пальцы забегали по клавиатуре телефона: «На пути на работу. Если бы ты был рядом:)». Она перечитывала ответ снова и снова, не была уверена.
Она не хотела слишком открываться, хотя прочитала в одном журнале, что открытость – это хорошо. Им нужно дать чувство уверенности, чтобы они начали действовать. Смайлик она все-таки стерла; решила, это слишком по-детски. Ее палец в нерешительности застыл над иконкой «отправить», сердце колотилось. Она закрыла глаза и заставила себя нажать на нее. На ее лице снова появилась интимная улыбочка, и Бек стало интересно, догадывается ли о чем-нибудь Лиззи. Ей нравилось хранить это в секрете. Это казалось опасным, словно она играла с огнем.
Неожиданно на ум пришел другой секрет. Воспоминание о нем было как раскаленный докрасна металл, такое же обжигающее и беспощадное. Она попыталась задвинуть его обратно; лучше об этом не думать.
Эвкалиптовые листья захрустели у нее под ногами, когда она свернула за угол на главную улицу. От едкого запаха паленого эвкалипта начали слезиться глаза. Листья были сухими и черными по краям, словно они сгорели от жары. На секунду Бек показалось, что ее сейчас стошнит, если последнее вчерашнее пиво все-таки решит выйти наружу. Она остановилась и ухватилась за ветку, чтобы сохранить равновесие, зажмурилась.
Вчера вечером было весело; это стоило того, чтобы немного помучиться сегодня. Лучшие вечеринки всегда спонтанные. Она закрывала кафе. Подметала полы и мыла фритюрницу, зажав нос двумя пальцами. Мэтти занимался грилем. Его толстые пальцы были черными от жира. Она не понимала, почему он никогда не надевает перчаток. Раньше она немного побаивалась Мэтти из-за его массивного телосложения и татуировок на руках, но потом поняла, что это один из самых добродушных и милых парней, какие ей только встречались. Скорее плюшевый мишка, чем байкер.
– После смены я встречаюсь с Эллен и Люком в пабе. Хочешь со мной?
– А Лиззи мы тоже сможем провести?
Он сказал да, но она пошла бы в любом случае.
Впятером они играли в бильярд, Мэтти и Люк по очереди покупали ей пиво. Она ненавидела пиво, но не хотела просить сидр; ей очень нравилось быть наравне с парнями. В пабе было темно и пахло мускусом. Когда она открыла дверь в туалет, увидела в зеркале собственные расширенные зрачки, до того как они успели отреагировать на яркий флуоресцентный свет. Бек поправила макияж, сожалея, что не взяла с собой что-нибудь переодеться. Но она не позволит этому обстоятельству испортить вечер.
Бек старалась не пялиться на Люка. Но ей хотелось, чтобы он подошел к ней, чтобы был ближе. В конце концов она вылетела из игры, и он сделал то же самое.
– Как дела, дружище? – Она обожала, когда он обращался с ней вот так, на равных. Больше всего она ненавидела, когда к ней относились, как к маленькой девочке.
Он сидел рядом, и Бек чувствовала тепло, исходящее от его тела. Они отпускали грязные шуточки, наблюдая, как другие играют; Бек оживлялась, когда ей удавалось рассмешить его. Он делился с ней своими секретами. Она слушала. Мечтала о поцелуе. Но он не поцеловал. Правда однажды взял ее ладонь и сжал, пристально глядя ей в глаза. Ему не нужно было ничего говорить; она догадывалась, о чем он думает. Она слишком юная. Как-то раз, когда они работали в вечернюю смену, он сказал, что у его друга есть правило. Можно встречаться с теми, кто моложе тебя в два раза плюс семь лет. Младше – уже неправильно.
– Так когда тебе исполнится семнадцать? – спросил он как будто в шутку. Тогда оставалось три месяца. Сейчас только один. Ей просто нужно потерпеть.
Тональная основа начала растекаться. Бек заставила себя немного ускориться. В «Макдоналдсе» есть кондиционер. Правда, в «Макдрайве» это не особо поможет. Она скрестила пальцы, чтобы сегодня ее направили на основную кассу. И тут оно снова появилось, это ощущение покалывания. Бек обернулась. Позади никого не было. Улица выглядела необычно пустой. Все прятались в кондиционируемых помещениях. Бек ускорила шаг, затылок по-прежнему покалывало.
Когда после работы она вышла из автобуса, небо было черным, воздух по-прежнему тяжелым и душным. В ее районе всегда тихо, когда она поздно возвращается с работы домой. А вот если прогуляться ночью в окрестностях дома Лиззи, то можно почувствовать, как улицы дышат – повсюду светящиеся фонари, окна нараспашку, люди смеются, музыка играет. Из открытых дверей с москитными сетками гостеприимно пахнет горячим ужином.
В районе у Бек все плотно задергивают шторы, так что по краям виднеется только голубое свечение от телевизоров.
Она не могла дождаться, когда окажется дома, откроет входную дверь в прохладный холл. Ее семья наверняка сидит перед телевизором, смеется над каким-нибудь тупым ситкомом. Скорее бы испытать чувство комфорта, принадлежности к семье и безопасности. Чувство дома.
