скачать книгу бесплатно
Тот однозначно и нагло соврет.
И тут же из-за угла показалась Группа Поющих Волонтеров – они шли по коридору, распевали свою веселую песню и несли огромные связки воздушных шаров в форме сердца. Клаус и Солнышко переглянулись и бросились за ними вдогонку: где лучше укрыться, как не среди людей, которые считают, что «отсутствие новостей – хорошая новость», и поэтому не читают газет?
Мы навещаем больных и недужных,
Чтоб улыбнулись они хоть разок,
Даже сквозь кашель сухой и натужный,
Даже сквозь сопли и мокрый платок.
К их великому облегчению, волонтеры не обратили на Клауса и Солнышко никакого внимания, когда те просочились в их ряды, то есть скользнули в середку поющих людей. Лишь одна особенно жизнерадостная певунья их заметила и немедленно протянула по воздушному шарику. Клаус и Солнышко пошли дальше, прикрывая шариками лица, так чтобы любой встречный увидел двух волонтеров с блестящими, наполненными гелием шарами, а не двух преступников, прячущихся среди Г. П. В.
Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-лей,
А ну поправляйся быстрей.
Тра-ла-ла-ла, э-ге-ге-гей,
Держи скорей шарик и не болей.
Дойдя до припева, волонтеры вошли в палату с намерением вселить в больных жизнерадостность. В палате на двух неудобных койках лежали мужчина с обеими ногами в гипсе и женщина с обеими руками на перевязи. Не прекращая петь, один из волонтеров протянул мужчине шарик, а другой шар прицепил женщине на гипсовую повязку, поскольку та не могла держать его сломанными руками.
– Простите, – хриплым голосом обратился к волонтеру больной, – не позовете ли сиделку? Утром мне полагалось принять обезболивающие таблетки, но никто ко мне не заходил.
– А мне бы стакан воды, – слабым голосом попросила женщина, – если вам не очень трудно.
– Извините, – ответил бородач, после того как сперва настроил гитару. – Нам некогда заниматься такими пустяками. Надо обойти все палаты до единой, мы спешим.
– А кроме того, – добавил другой волонтер, улыбаясь во весь рот, – жизнерадостное настроение более эффективно в борьбе с болезнью, чем обезболивающие лекарства или стакан воды. Не унывайте, и пусть вас радуют воздушные шарики. – Волонтер сверился с листом, который держал в руках. – Следующий по списку – Бернар Риё, палата сто пять в Чумном отделении. Вперед, братья и сестры!
Члены Г. П. В. громогласно попрощались с больными и, выйдя из палаты, снова запели.
Клаус и Солнышко выглянули из-за шариков и с надеждой посмотрели друг на друга.
– Если мы обойдем все палаты, – шепнул Клаус, – мы наверняка найдем Вайолет.
– Мушульм, – шепнула в ответ Солнышко, что означало «Согласна, только не слишком-то приятно видеть столько больных людей».
Приходим к тому, кто недомогает,
Чтоб над болячкой смеялся он сам,
Даже когда доктора обещают
Ловко его распилить пополам.
У Бернара Риё оказался сильнейший сухой кашель, который сотрясал его тело так, что он с трудом удерживал воздушный шарик. Бодлерам подумалось, что хороший увлажнитель воздуха помог бы ему больше, чем жизнерадостное настроение. Члены Г. П. В. заглушили кашель, затянув следующий куплет, а Клаус с Солнышком чуть было не бросились на поиски увлажнителя, но спохватились, что Вайолет подвергается гораздо большей опасности, чем тот, кто кашляет, и поэтому остались и дальше прятаться среди волонтеров.
Песня повсюду разносится звонко,
Поем мы куплеты ночью и днем.
Поем для мальчишки с разбитой коленкой
И для девчонки с ангиной поем.
Следующей в списке стояла Синтия Вейн, молодая женщина с невыносимой зубной болью. Она, возможно, хотела бы съесть что-нибудь холодное и мягкое, а не получать воздушный шарик в форме сердца, но, хотя детям было жалко смотреть на ее мучения, на искривленный от боли рот, они не посмели бежать за яблочным пюре или за мороженым. Ведь не исключено, что она уже прочла «Дейли пунктилио», чтобы как-то развлечься, лежа в больничной палате, и могла их узнать, если они покажут свои лица.
Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-лей,
А ну поправляйся быстрей.
Тра-ла-ла-ла, э-ге-ге-гей,
Держи скорей шарик и не болей.
Волонтеры шли все дальше и дальше, и Клаус с Солнышком шагали вместе с ними, но с каждым «ха-ха-ха», «хи-хи-хи» все больше падали духом. Они следовали за волонтерами по лестницам, вверх и вниз, видели множество запутанных схем на стенках, динамиков и больных, но нигде не было видно их сестры. Они посетили палату 201 и попели Ионе Мэпплу, страдавшему морской болезнью; в палате № 714 подарили шарик Чарли Эндерсону, с которым произошел несчастный случай; навестили Клариссу Дэллоуэй, у которой с виду ничего не болело, она только все время стояла у окна своей палаты № 1308 и печально глядела на улицу. Но нигде, ни в одной палате, где перебывали волонтеры, не было Вайолет Бодлер, а именно она, как опасались Клаус и Солнышко, страдала больше других пациентов.
– Сиюн, – шепнула Солнышко, когда волонтеры стали подниматься еще по одной лестнице. Она имела в виду что-то вроде «Мы все утро бродим по больнице, но ни на шаг не продвинулись в спасении нашей сестры». И Клаус мрачно кивнул в ответ.
– Да, знаю, – сказал он, – но ведь волонтеры непременно посетят всех больных до единого. И в конце концов мы найдем Вайолет.
– Внимание! Внимание! – раздался голос, и члены Г. П. В. бросили петь и собрались вокруг ближайшего динамика, чтобы послушать, что скажет Маттатиас. – Внимание! – повторил Маттатиас. – Сегодня важнейший день в истории этой больницы. Ровно через час один из врачей произведет первую в мире краниоэктомию девочке. Мы все надеемся, что эта очень опасная операция пройдет с успехом. На этом все.
– Вайолет, – пробормотала Солнышко.
– Я тоже так думаю, – сказал Клаус. – Мне не нравится название операции. «Кранио» значит «череп», а «эктомия» – медицинский термин, означающий, что кому-то что-то отрезают.
– Обезглав? – с ужасом прошептала Солнышко. Она хотела сказать «Думаешь, они собираются отрезать Вайолет голову?»
– Не знаю. – Клаус вздрогнул. – Но больше мы не можем ходить с поющими волонтерами. Надо срочно найти Вайолет.
– О’кей! – крикнул один из волонтеров, справившись со списком. – Следующая пациентка Эмма Бовари, палата две тысячи шестьсот одиннадцать. У нее пищевое отравление, так что ей особенно полезно жизнерадостное настроение.
– Простите, брат, – обратился к нему Клаус, с большой неохотой применяя слово «брат» по отношению к человеку, которого едва знал. – Я хотел узнать, нельзя ли мне на время получить ваш список больных.
– Пожалуйста, – отозвался волонтер. – Да мне и неохота читать про всех пациентов – уж очень тоскливо делается. Лучше шарики держать. – И он с жизнерадостной улыбкой протянул Клаусу длинный список и забрал у него воздушный шарик в виде сердца. В это время бородач перешел к следующему куплету:
Поем мужику с неизвестной хворобой,
Домохозяйке поем с ОРЗ,
Если ты кладезь смертельных микробов,
Наверняка мы споем и тебе.
Теперь лицо Клауса оставалось открытым, поэтому, чтобы просмотреть список, ему пришлось спрятаться за шар, который держала Солнышко.
– Тут сотни больных, – сказал он тихонько сестре, – и список составлен не в алфавитном порядке, а по палатам. Прямо тут, в коридоре, все их не прочесть. Да еще надо лицо прятать за одним шариком.
– Дамаджат. – Солнышко показала куда-то дальше по коридору. Под этим словом она разумела что-то вроде «Давай спрячемся вон в той кладовой».
И в самом деле, в конце коридора, на некотором расстоянии от двух остановившихся поболтать врачей, под одной из запутанных схем виднелась дверь с надписью «Кладовая». В тот момент, когда члены Г. П. В. приступили к припеву, направляясь к палате, где лежала Эмма Бовари, Клаус и Солнышко отделились от волонтеров и с осторожностью двинулись в сторону кладовой, старательно прикрывая свои лица одним воздушным шариком. К счастью, врачи так увлеченно обсуждали какое-то спортивное событие, виденное ими по телевизору, что не обратили внимания на двух преступников, обвиняемых в убийстве, которые крались по коридору их больницы. И когда волонтеры затянули
Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-лей,
А ну поправляйся быстрей.
Тра-ла-ла-ла, э-ге-ге-гей,
Держи скорей шарик и не болей,
Клаус и Солнышко незаметно проскочили в кладовую.
Подобно церковному колоколу, гробу и бочонку с растаявшим шоколадом, кладовая не самое удобное место для того, чтобы спрятаться, и данная кладовая не была исключением. Младшие Бодлеры очутились в маленькой тесной комнатке, освещенной мигающей лампочкой, одиноко свисавшей с потолка. На одной стене висели на крючках белые халаты, на противоположной имелась ржавая раковина, над которой можно было вымыть руки перед осмотром пациента. Остальное пространство заполняли огромные жестянки с супом-алфавитом[22 - Суп, в котором содержатся макаронные изделия в виде букв алфавита.], даваемым пациентам на ланч, а также небольшие коробки с резиновыми полосами, назначения которых дети не знали.
– Так, – сказал Клаус, – не очень уютно, но, по крайней мере, тут нас никто не обнаружит.
– Пеш, – выпалила Солнышко, имея в виду что-то вроде «Во всяком случае, пока кому-то не понадобятся резиновые бинты, суп-алфавит, белые халаты или чистые руки».
– Ну, будем одним глазом поглядывать на дверь, – сказал Клаус, – а другим – на список. Он очень длинный, но все-таки сейчас у нас есть кой-какое время и мы успеем найти имя Вайолет.
– Верно, – одобрила Солнышко.
Клаус положил список на одну из жестянок с супом и торопливо начал перелистывать страницы. Как он уже заметил, фамилии стояли не в алфавитном порядке, а по отделениям, так что детям пришлось изучать каждую страницу в надежде заметить имя Вайолет Бодлер в списке всех больных. Однако, после того как они просмотрели список под заголовком Отделение больного горла и внимательно изучили имена в Отделении сломанных шей, прочесали весь список больных, находящихся в Отделении заразной сыпи, Клаусу и Солнышку показалось, что они попали в Отделение упавших духом, ибо нигде им не попалось имени Вайолет. При свете мигающей лампочки двое Бодлеров лихорадочно листали страницу за страницей, но не находили ничего, что помогло бы им определить, где спрятана сестра.
– Ее здесь нет, – заключил Клаус, откладывая последнюю страницу Отделения пневмонии. – В списке нет ее имени. Как же отыскать ее в этой огромной больнице, когда нам неизвестно, в какой она палате?
– Псевдоним, – подсказала Солнышко, желая сказать «Может быть, она записана под другим именем?»
– Правильно, – согласился Клаус и снова взглянул на список. – Ведь у Маттатиаса настоящее имя Граф Олаф. Может, он придумал и для Вайолет новое имя, чтобы мы не могли ее освободить. Но где тут настоящая Вайолет? Она может быть кем угодно, от Михаила Булгакова до Харуки Мураками[23 - Михаил Булгаков (1891–1940) – русский писатель и драматург. Харуки Мураками (род. 1949) – японский писатель и переводчик.]. Что нам делать? Где-то тут, в больнице, готовятся делать абсолютно ненужную операцию нашей сестре, а мы…
Клауса прервал трескучий смех, раздавшийся над головой у Бодлеров. Они подняли глаза и увидели на потолке квадратный динамик.
– Внимание! – сказал, отсмеявшись, Маттатиас. – Доктор Флакутоно, пожалуйста, явитесь в Хирургическое отделение для подготовки к краниоэктомии.
– Флакутоно! – повторила Солнышко.
– Да, я тоже вспомнил это имя, – проговорил Клаус. – Этим фальшивым именем пользовался один из сообщников Графа Олафа, когда мы жили в Полтривилле.
– Тайофрек! – с отчаянием произнесла Солнышко. Она хотела сказать «Вайолет грозит серьезная опасность, надо немедленно найти ее». Но Клаус не отозвался. Его глаза за стеклами очков были полузакрыты, как и всегда, когда он старался вспомнить что-то из прочитанного.
– Флакутоно, – повторил он. – И еще раз, с расстановкой: – Фла-ку-то-но. – Затем он сунул руку в карман, где хранил все важные бумаги, какие Бодлерам удалось собрать. – Аль Фонкут, – сказал он и вынул одну из страниц квегмайровской записной книжки. Там были написаны слова «Ана Грамма», которые показались Бодлерам бессмысленными, когда они все вместе разглядывали эту страницу. Клаус посмотрел на страницу из записной книжки, потом на список больных, потом опять на страницу. Затем он взглянул на Солнышко, и она увидела, как глаза его расширились. Так происходило всегда, если Клаусу удавалось решить очередную задачу.
– Я, кажется, догадался, как найти Вайолет, – медленно проговорил он. – Нам понадобятся твои зубы, Солнышко.
– Готова, – отозвалась Солнышко и открыла рот.
Клаус улыбнулся и показал на стопку жестянок.
– Открой одну, – попросил он, – и поскорее.
Глава девятая
– РЕКАЦИР? – спросила ошарашенная Солнышко.
Слово «ошарашенная» означает здесь «изумленная тем, что Клаус именно сейчас вздумал есть суп-алфавит», а «рекацир» в данном случае означает «Клаус, почему тебе вздумалось есть суп-алфавит именно сейчас?».
– Мы не будем его есть, – ответил Клаус, вручая Солнышку одну из жестянок. – Мы почти весь выльем в раковину.
– Пиетрисикамоллавиадельрехиотемек-сити, – выговорила Солнышко, что, как вы, вероятно, помните, приблизительно означает «Признаюсь, я не имею ни малейшего понятия о том, что происходит». Солнышко произносила это словосочетание трижды за свою жизнь и начинала подозревать, что с возрастом ей придется произносить его все чаще и чаще.
– В прошлый раз ты это сказала, когда мы пытались расшифровать страницы, оставшиеся от Квегмайров. – Клаус улыбнулся, протянул одну страницу Солнышку и показал ей на слова «Ана Грамма». Мы тогда думали – это чье-то имя. Но это своего рода шифр. Анаграмма – это когда ты переставляешь буквы в слове или словах таким образом, чтобы получилось другое слово или слова.
– Все равно пиетрисикамоллавиадельрехиотемексити, – со вздохом сказала Солнышко.
– Сейчас я все тебе объясню, – утешил ее Клаус. – Граф Олаф использует анаграммы, когда хочет что-то скрыть. Сейчас он скрывает нашу сестру. Уверен, что она есть в этом списке, только буквы в ее имени перемешаны. Алфавитный суп поможет расставить буквы по местам.
– Как? – спросила Солнышко.
– Анаграмму трудно разгадать, если нельзя попереставлять по-всякому каждую букву в отдельности, – объяснил Клаус. – Самое лучшее – это детские кубики или маленькие плитки с буквами для игры в «Эрудит», но и алфавитные макаронные буквы сойдут. Давай открывай поскорее жестянку.
Солнышко улыбнулась, оскалила свои острые-преострые зубы, а затем, с размаху опустив голову, впилась в край банки. Солнышко вспомнила тот день, когда сама научилась вскрывать жестяные банки. Произошло это не так уж давно, но казалось далеким прошлым, поскольку случилось до того, как сгорел дом Бодлеров, в те времена, когда вся семья жила счастливо вместе. Был мамин день рождения, она еще спала, а все остальные возились с тортом в подарок маме. Вайолет взбивала яйца, масло и сахар в миксере своего изобретения. Клаус просеивал муку с корицей, поминутно останавливаясь, чтобы протереть очки. А отец готовил свой знаменитый творожный крем, чтобы густо смазать им пирог. Все шло хорошо, пока не сломалась электрическая открывалка для консервов, а у Вайолет не нашлось нужных инструментов для починки. Отцу до зарезу требовалось открыть банку со сгущенным молоком для глазури, и казалось уже, что торт погиб безвозвратно. И тут вдруг Солнышко, все это время тихо игравшая на полу, произнесла свое первое слово «кус», сказала и впилась зубами в жестянку. В крышке образовались четыре маленькие дырочки, откуда потекло густое сладкое молоко. Бодлеры засмеялись и зааплодировали, мама услышала их и спустилась со второго этажа, и с тех пор Солнышко использовали, когда требовалось открыть банку с чем угодно, кроме свеклы, пятна от которой трудно отстирать. И вот сейчас, прокусывая верх банки с алфавитным супом, самая младшая из Бодлеров размышляла – действительно ли кто-то из родителей уцелел во время пожара и можно ли возлагать на это надежды на основании лишь одной фразы на тринадцатой странице сникетовского досье. Солнышко гадала, соберется ли когда-нибудь семья Бодлер воедино, будет ли смеяться и хлопать в ладоши и трудиться вместе, приготовляя что-то сладкое и вкусное…
– Готово, – объявила наконец Солнышко.
– Молодец, Солнышко, – похвалил ее Клаус. – А теперь попробуем составить из лапшинок имя Вайолет.
– В? – спросила Солнышко.
– Правильно, – подтвердил Клаус. – В-а-й-о-л-е-т Б-о-д-л-е-р.
Дети стали по очереди запускать руку в банку с супом и копаться в кубиках моркови, резаного сельдерея, слегка проваренного картофеля, жареных перцев, горошка на пару – все это плавало в густом сливочном отваре, приготовленном по неизвестному рецепту из смеси трав и специй. Они искали нужные им макаронные изделия в холодном, проведшем в кладовой не один месяц супе. Иногда они вылавливали нужную букву, но она тут же разламывалась или же выскальзывала из липких пальцев обратно в жестянку. Но все-таки в конце концов они отыскали В-А-Й-О-Л-Е-Т-Б-О-Д-Л-Р, а вместо еще одной Е, которая им так и не попалось, они решили использовать кусочек морковки.
– Так, – сказал Клаус, когда они выложили все лапшинки на крышку другой банки, чтобы удобнее было передвигатъ их. – Взглянем еще раз на список больных. Маттатиас объявил, что операция будет произведена в Хирургическом отделении, так что давай посмотрим в этом разделе списка – не найдется ли там подходящих имен.
Солнышко вылила остаток супа в раковину и кивнула. Клаус быстро нашел хирургический раздел и прочитал фамилии пациентов:
ЛАЙЗА Н. ЛУТНДЭЙ
АЛЬБЕРТ Е. ДЕВИЛОЙА
ЛИНДА РОЛДИН
АДА О. ЮБЕРВИЛЛЕТ
ЭД ВЭЛИАНБРУ
ЛОРА В. БЛЕДОТЕЙ
МОНТИ КЕНСИКЛ
НЕД Г. РИРГЕР
ЭРИК БЛУТЕТТС
РУТ ДЁРКРАУМП
ЭЛ БРИСНОУ
КЕРРИ Е. ЭЙБЕЛАБУДАЙТ
– Ну и ну! – воскликнул Клаус. – Тут что ни имя, то готовая анаграмма. Как нам успеть разобраться с каждым, пока не поздно?
– В! – выпалила Солнышко.
– Ты права. Имена, в которых нет буквы «В», не могут быть анаграммами Вайолет Бодлер. Мы их сразу можем вычеркнуть, то есть могли бы, будь у нас чем писать.
Солнышко задумчиво полезла в один из белых халатов, интересуясь, что держат врачи в карманах, и обнаружила хирургическую маску, какая отлично закрывает лицо, пару резиновых перчаток, какие отлично защищают руки, и на самом дне кармана – шариковую ручку, которой отлично можно вычеркнуть имена, не являющиеся нужными анаграммами. С довольной улыбкой Солнышко протянула ручку Клаусу, и он поспешил вычеркнуть имена без буквы «В». После чего список стал выглядетъ так:
