скачать книгу бесплатно
Плотоядный заяц в стране иммигрантов. Двадцать лет в Канаде
Андрей Снегов
Канада – сказочная страна! Иначе не объяснить, почему тамошние зайцы не прочь полакомиться мясом. Эту и другие истории о канадской природе вы найдете в этой книге. Кроме того, читатель узнает и о других любопытных вещах, происходящих в Канаде. Хоккей, праздники. Сложно ли новоприбывшим найти работу по специальности, признаются ли зарубежные дипломы, и имеет ли это вообще значение? Автор охотно поделится с читателем впечатлениями и знаниями, накопленными за долгие годы проживания в этой стране.
Плотоядный заяц в стране иммигрантов
Двадцать лет в Канаде
Андрей Снегов
© Андрей Снегов, 2023
ISBN 978-5-4498-9715-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От Автора
Возможно, читатель уже знаком с моей предыдущей книгой о Канаде «Кленовый лист и французская лилия». В ней я рассказал о первых впечатлениях после приезда в эту страну, о Монреале – самом большом городе провинции Квебек и втором по величине в Канаде, о канадском быте, политическом устройстве, медицине и о многом другом. Не забыл я познакомить читателя и со «знаменитым» квебекским сепаратизмом, равно как и со многими другими историческими событиями, сформировавшими то лицо Канады, каким мы его знаем сегодня.
И тем не менее, мой рассказ о стране был бы непоным, если бы я не коснулся таких тем как образование и наука, праздники и любимые развлечения канадцев, космические достижения и знаменитая на весь мир Ниагара.
Разумеется, надо поговорить и об иммиграции, вносящей весомый вклад в развитие Канады, тем более что это одна из немногих стран в мире, до сих пор проводящая активную иммиграционную политику и ежегодно принимающая сотни тысяч переселенцев со всего мира. Поиск работы, признание дипломов, работа по специальности – эти вопросы волнуют всех новоприбывших без исключения. О них я тоже поговорю, тем более, что темы эти не настолько однозначны, как это может казаться со стороны.
Ну и конечно, стоит поговорить о канадской природе и животном мире, столь любимых и тщательно оберегаемых жителями страны, для которых путешествия по диким местам, да и просто поездки в многочисленные кемпинги, покрывающие страну густой сетью, являются одним из самых любимых видов отдыха.
Вот как раз обо всем этом читатель и узнает из моей книги о Канаде, которая называется «Плотоядный заяц в стране иммигрантов». Вы можете спросить: «При чем здесь заяц, да еще и плотоядный!» Да притом, что именно от канадских зайцев я узнал, что они не прочь полакомиться мясными блюдами. И историей о том, как душа может от страха сбежать в пятки при встрече с этим «страшным» зверем в лесу, я тоже поделюсь с читателем, наряду со множеством других правдивых рассказов. Ну и конечно же, не упущу возможность совершить небольшие экскурсы как в далекую, так и в не очень, историю Канады, разумеется, там, где это уместно, и так, чтобы читателю не было скучно.
Так что, если вы до сих пор еще не побывали в Канаде, не отставайте: экскурсия будет увлекательной!
Андрей Снегов
Друг мой чайник. Вместо предисловия
В Монреаль я прилетел 20 февраля 1999 года. Будущий коллега по лаборатории встретил в аэропорту, покормил обедом в ресторане (где я, кстати, впервые узнал, что фондю, оказывается, подают на первое, второе и даже на десерт), и сдал на руки гостеприимным хозяевам семейной гостиницы «Bed and Breakfast» недалеко от университета, куда уже на следующий день я должен был выйти на работу. Те дни я немного описал в книге «Кленовый лист и французская лилия», поэтому повторяться нет необходимости. Однако там рассказ касался в основном моего окружения, или, так сказать, моего пребывания «на людях», а вот времяпрепровождение «под крышей дома моего» я почти не упоминал. Теперь можно восполнить этот пробел.
Дело в том, что те несколько недель сразу после приезда в Канаду долгое время в моей памяти были окрашены в довольно серые и унылые тона. Тому были две причины, так сказать, причина внутренняя и причина внешняя.
Внутренняя причина – чисто эмоциональная. В течение многих лет моей жизни в Москве я привык к тому, что вокруг бурлит жизнь. Речь, прежде всего, о переполненном жителями мегаполисе, ежедневном единении с народом в забитых вагонах метро и салонах автобусов, непрерывных хождениях по оживленным магазинам в поисках чего-нибудь полезного в хозяйстве, и так далее и тому подобное. Дома же меня ждало общение с семьей, телефонные звонки родным и друзьям, а также музыка, к которой я всегда был неравнодушен. Вернувшись с работы, я немедленно настраивал музыкальный центр на какою-нибудь волну популярной музыки, а умолкал он только с отходом ко сну моих домочадцев, и то лишь для того, чтобы ранним утром безжалостно вернуть нас всех к текущей действительности.
И вот представьте: я оказался совсем один в совершенно незнакомом городе, тихом, спокойном, без обилия разнообразных торговых точек на каждом углу, с минимальным количеством людей на сонных зимних улицах, в скудно обставленной съемной квартире. И свет! Точнее, практически полное его отсутствие! Освещение в квартире было традиционным для большинства канадского жилья, то есть почти никаким: тусклая лампочка в прихожей и столь же тусклая напольная лампа в жилой части. Тусклость имеющихся ламп объяснялось вполне прозаично. Квартиры в этом доме сдавались за цену, в которую электричество уже было включено, то есть платить за него отдельно мне было не нужно. А посему хозяева дома вкрутили самые неяркие лампочки ради экономии собственных средств. В дополнение к этому потолочное освещение полностью отсутствовало (именно это является характерной чертой большинства канадских квартир). Меня, привыкшему всегда находиться в светлых комнатах под многорожковыми люстрами московских квартир, тотальное отсутствие света в помещении безмерно угнетало. И тишина! Ни человека рядом, с которым можно было переброситься хоть словом, ни телевизора, ни радиоприемника, не говоря уже о плеерах или магнитофонах. Подобный перепад в условиях обитания если и не сводил с ума, то настроение точно не поднимал. Карманный радиоприемничек с парой наушников, привезенный из Москвы, ситуацию явно не спасал.
В первый же выходной я отправился в поход за покупками. Поскольку квартиры в Канаде сдаются как правило абсолютно пустыми (лишь малая часть жилья, расположенного возле университетов и предназначенного для студентов или гастролеров вроде меня, имеет минимальный набор мебели – стол, пара стульев, кровать – и бытовой техники – холодильник и плита), то мне было необходимо срочно обзавестись хотя бы самыми основными предметами быта. И среди самого необходимого, конечно, он. Чайник! Мой первый друг на чужом континенте.
Я встретился с ним в магазине «Варшава» на Бульваре Святого Лаврентия (Сен Лоран, по-французски). Магазин хоть и был польский, но чайник, как и многое другое в моей последующей жизни, имел происхождение китайское. Мы сразу понравились друг другу, и я, не раздумывая, снял его с полки. Чайник был сделан из нержавейки, достаточно емкий, а самое главное, на его носике крепилась крышечка с отверстием, благодаря которому чайник начинал свистеть при закипании.
Как сейчас помню, стоил он десять баксов. За эту умеренную сумму он не только обеспечивал меня чаем, но время от времени даже создавал иллюзию наличия жизни в квартире, перекрывая давящую тишину горячим и влажным свистом. Это «живое» существо радостно приветствовало меня по утрам и при возвращении с работы, а время от времени я ставил его на плиту просто для того, чтобы заглушить непривычное одиночество! Продолжалось это несколько дней до момента, когда я приобрел себе, наконец, настольный радиоприемник.
Могу представить, что кому-то из читателей история моей «дружбы» с чайником покажется забавной, а иные, возможно, и покрутят пальцем у виска. И все же предполагаю, что подобные душевные настроения нередки среди людей, оказавшихся в одиночестве на чужом празднике жизни.
Впрочем, и после этого чайник исправно продолжал поить меня чаем в течение многих лет. Ну, в общем, мой тогдашний быт читатель теперь примерно представляет.
Итак, с одной причиной окружающей меня эмоциональной серости, внутренней, мы разобрались. Однако, осталась еще одна причина – внешняя, хотя и она оказывала свое пагубное воздействие на душевный комфорт. И эта причина имеет самое непосредственное отношение к содержанию этой, второй, книги о Канаде!
Что же это за причина?
Я оказался в Монреале в самом конце зимы. Правда, официально считается, что зима в Канаде длится не с 1 декабря по 28/29 февраля, а с 23 декабря по 22 марта. С таким же смещением здесь определяется и лето: с 23 июня по 22 сентября. Поэтому вполне можно считать, что мои первые впечатления пришлись на разгар зимы, то есть на то время, когда небо еще регулярно заволакивают снеговые тучи, и белые хлопья толстым слоем покрывают окрестные улицы. Хотя в среднем за год Монреаль имеет от 270 до 305 солнечных дней, что намного превышает привычную московскую статистику с ее 55—60 солнечными днями, было очень похоже, что в тот год все, или почти все, пасмурные дни собрались в одну кучу дабы поприветствовать мое появление под канадским небом.
Ну, и можно себе представить, как хмурым февральским утром, в вышеописанном совершенно хмуром настроении, я выхожу на хмурую улицу, покрытую слежавшимся слоем снега на всех тротуарах, который почему-то в течение нескольких дней никто не потрудился убрать, и ковыляю, перепрыгивая с одной снежной кочки на тротуаре на другую, в сторону университета, который, в общем-то, находился не так уж и далеко – в каких-то семи-восьми кварталах. Почему в тот момент никто не озаботился уборкой снега, для меня так и осталось загадкой, но факт остается фактом: ко всей серости бытия добавилось еще и унылое состояние улиц.
И вот, на протяжении последующих двух недель, с трудом преодолевая залежи раскисшего и смешанного с солью снега, я не мог отогнать от себя очевидную мысль: какая же, все-таки, здесь тоскливая зима! И как люди выживают в столь упаднической среде?
На долгое время во мне поселилось весьма скептическое отношение к канадской зиме. Когда же, наконец, настало солнечное лето с его многочисленными фестивалями и возродившейся жизнью, зима на его фоне стала выглядеть еще более непривлекательной. Тем летом мои новые монреальские знакомые начали приобщать меня к различным загородным развлечениям – от простых прогулок в национальные и провинциальные парки до пикников в тех же загородных, да и в городских парках. Чуть позже я открыл для себя и сплав по бурным порогам на плотах, и каноэ кемпинги, и многочисленные водопады среди лесов, и множество всякого другого летнего удовольствия. Но зима все еще оставалась оборотной стороной медали.
Продолжалось это года два, пока один из приятелей не предложил съездить в провинциальный парк зимой, на лыжную прогулку с ночевкой в лесу. Идея привлекала своей новизной, тем более что сочетала в себе природную дикость с элементами относительного комфорта. Такая прогулка предполагала лыжный переход длиной в восемь-девять километров с рюкзаком по зимнему лесу до простецкой избушки, причем изрядная часть лыжни вела вверх по склонам невысоких гор. Избушки, коих в парке оказалось несколько штук, оборудованы лишь печкой-буржуйкой и парой столов с лавками на нижнем уровне, а также просторными антресолями с лежачими местами для сна. После ночевки в глухом лесу лыжня уходила дальше в лес, но теперь уже с отличными длинными и извилистыми спусками, замыкающими кольцо и возвращающими нас на место старта. Поход оказался насколько необычным, с вечерними посиделками у печки со свечами, что стал с тех пор нашей многолетней традицией и каждый год как минимум раза три за зиму мы отправляемся в этот парк, расположенный всего в 150 километрах от Монреаля.
Соответственно, такое расширение географии отдыха расширило и горизонты познания. Оказалось, что обычная канадская зима вовсе не такая скучная: здесь вам и беговые, и горные лыжи, и тропы для походов на снегоступах, и зимняя рыбалка (подходящая даже для «чайников»), и снегоходы, и катание с гор на резиновых баллонах. Любители расслабленного отдыха могут арендовать комфортные и полностью оборудованные лесные шале со всеми удобствами, включая джакузи на улице. Многие зимние развлечения доступны даже в пределах города, в многочисленных городских парках. Короче говоря, мое восприятие монреальской зимы изменилось радикально, и теперь она мне уже не кажется унылой и серой. Наоборот, в чем-то она меня привлекает даже больше, чем лето, хотя и в теплый сезон вам скучать не придется.
Таким образом, разнообразие природы, возможности путешествий, обилие природных достопримечательностей в Канаде и в Квебеке оказалось таково, что в моей книге им пришлось посвятить значительную часть. Это во многом и определило ее характер. Если в первой книге «Кленовый лист и французская лилия» я большее внимание уделил Канаде, так сказать, официальной, рассказывая об организации ее повседневной жизни, политических пристрастиях канадцев, о государственных службах, медицине, бюрократии и тому подобном, то теперь я сосредоточусь на темах, в большой степени определяющих душевное равновесие граждан: отдых, праздники, природа и животный мир, спорт, бытовые привычки. Сюда же я включил рассказ об образовании в Канаде, университетах, науке, любопытных технологиях. И, естественно, о новых иммигрантах, включая мои собственные впечатления о русскоязычном сообществе Монреаля.
Ну, а поскольку университетская тема мне наиболее близка по роду деятельности, то с нее я и начну свой рассказ.
Да, кстати, а мой старый добрый чайник и сейчас, спустя двадцать один год, исправно несет свою службу. Уже не на кухне: ведь с тех пор ни одно автомобильное путешествие, ни один лыжный поход, ни один кемпинг не обходится без моего самого старого канадского друга, с треснувшей кнопкой крышки-свистка, подтекающего, но все такого же жизнерадостного и излучающего душевное тепло.
«Товарищи ученые, доценты с кандидатами…»
Что ж, поговорим об университетах.
В Монреале четыре университета. Два англоязычных – Университет МаГилла (McGill University) и Конкордия (Concordia University). А также два французских – Университет Монреаля (Universitе de Montrеal) и Квебекский Университет Монреаля (Universitе du Quеbec ? Montrеal). Помимо них существует Высшая Техническая Школа (Еcole de technologie supеrieure), тоже имеющая статус университета и, в отличие от своих собратьев, выпускающая исключительно инженеров.
Университет МакГилла – крупнейший в городе, и известнейший не только в Канаде, но и во всем мире. Поэтому расскажу немного о нем. Само название университета поначалу звучало несколько непривычно для моего уха. Ну, в самом деле, попробуйте произнести быстро: «Работаю в МакГилле…». Средний россиянин, услышав такое, скорее всего, вздрогнет. Вздрогнул и я, впервые услышав это. Но человек привыкает ко всему! Привык и я.
Итак, наука. Точнее, ее обеспечении в Канаде и, в частности, в Квебеке.
Компьютеризация обучения, естественно, полная. Ее уровень, достаточно высокий еще двадцать лет назад, полностью соответствует требованиям сегодняшнего дня. Хотя, как известно, хорошего всегда не хватает, что можно отнести и к современной исследовательской технике. Разумеется, как и везде, это полностью связанно с уровнем финансового обеспечения.
По этой причине в целом в Канаде уровень технического и технологического развития находится не на самых передовых рубежах. Если абстрагироваться от технологий, а только рассматривать вопрос с организационной точки зрения, обеспечение лабораторий техникой сравним с российским (точнее, с советским) в лучшие времена. Под «лучшими» для науки временами я подразумеваю времена «застойные», когда денег на науку государство худо-бедно, но еще выделяло. Мне несложно проводить параллели с тем временем, поскольку я успел поработать в лабораториях московских исследовательских организаций до начала «перестройки». Гораздо сложнее сравнивать с временами нынешними, во-первых, потому что я давно уже не варюсь в этом котле, а во-вторых, насколько я понимаю, наука в современной России находится, скажем так, не в самом лучшем состоянии. Что же касается Канады, то, как считают многие мои собеседники, в США этот вопрос решается значительно продуктивней, ибо там на науку денег не жалеют. В начале нулевых финансовые трудности были особенно ощутимы в Квебеке, так как в предшествующие годы из-за сепаратистского стремления поскорее отделиться на всю провинцию навалились серьезные экономические проблемы, в том числе и на университеты. Но если франкоязычные университеты еще как-то подкармливались сепаратистским правительством, то англоязычные в большой степени выкручивались сами. И все же после выборов 2003 года, приведших к власти либералов, ситуация постепенно начала меняться: победители стали активней бороться с тенденциями к отделению, что примерно к 2017—2018 годам привело к практически полному снятию сепаратизма с повестки, а главная сепаратистская партия Квебека Le Parti Quеbеcois растеряла изрядную долю своего влияния и была оттеснена на задворки политической жизни провинции.
Но продолжу рассказ об университете MсGill, самом большом в Монреале, и, как уже сказано, одном из самых известных, уважаемых и престижных в Канаде и в мире. Двенадцать преподавателей и студентов, окончивших это учебное заведение, получили за свои работы Нобелевскую премию. Именно в МакГилле Эрнест Рутфорд (Ernest Rutherford) и Фредерик Содди (Frederick Soddy), первые в этом списке лауреатов, описали атом таким, каким он известен науке сегодня.
Университетский городок, или кампус, расположен в самом центре Монреаля у подножия горы Мон Рояль. Он не очень большой – лишь самые старые учебные корпуса и библиотеки. Есть несколько более новых корпусов и вне кампуса, либо построенные для университета, либо приобретенные им. Здесь изучают инженерные науки, медицину, искусство, языки, экономику, бизнес, и так далее.
Помимо этого, на западной оконечности острова Большого Монреаля имеется второй кампус, где занимаются исключительно сельскохозяйственными проблемами, растениеводством, биологией.
Студенты же живут в городе, кому где удобно. В основном гнездятся вокруг университетского городка, снимая квартиры и комнаты. Чтобы было дешевле, часто объединяются по несколько человек и арендуют большую квартиру на всех, где каждому достается по спальне с одной общей кухней и гостиной. Больше всего студентов обитает в районе, известном под названием Плато Мон-Рояль (Le Plateau-Mont-Royal, или буквально, Плоскогорье Королевской Горы), непосредственно прилегающем к центральному кампусу. Имеются у университета и свои общежития, но их немного, а аренда комнаты обходится лишь чуть дешевле, чем городские квартиры.
Сам университет основан в 1813 году благодаря пожертвованиям местного богатого предпринимателя Джеймса МакГилла (James McGill). Иммигрант из Шотландии, МакГилл преуспел в Канаде на ниве предпринимательства и подарил 46 акров своей земли и 10 тысяч фунтов на основание Королевского Института по продвижению знаний. Открытое официально в 1821 году, учебное заведение стало проводить первые занятия на факультете медицины в 1829 году. В 1843 году появился факультет искусств, предлагавший программы изучения языков, коммерции и наук.
Несколько лет назад в русскоязычной газете «Место встречи – Монреаль» мне попалась статья Ирины Лапиной, в прошлом преподавателя Калужского педуниверситета, которая здесь в Канаде увлеклась сбором материалов по истории Монреаля и время от времени делилась с читателями русских газет своими находками. Она-то и предложила несколько необычный взгляд на историю университета – не с позиций учебно-воспитательного процесса и не с высот научных изысканий, а с очень приземленной, так сказать, точки зрения. Я бы даже сказал, с точки зрения… крупного рогатого скота.
Дело в том, что во времена, о которых идет речь, университет был всего лишь колледжем, и у основания горы возвышался его главный и единственный тогда корпус, а на месте нынешних аудиторий, лабораторий и библиотек раскидывались поля. Главными же обитателями тех полей были совсем не студенты, а монреальские коровы. Причем почин этому делу положили сами профессора колледжа. Поскольку в первой половине XIX века колледж только-только начинал набирать силу и существовал во многом благодаря пожертвованиям все того же Джеймса МакГилла, то, соответственно, и зарплаты у профессоров были небольшие. Поэтому, дабы помочь им свести концы с концами, колледж помогал, как мог – выделял бесплатное жилье при колледже и участки плодородной земли, где работники умственного труда могли выгуливать скот.
Впрочем, профессора, занятые по большей части высокими материями, не утруждали себя возведением оград, а посему вскоре по пастбищу вокруг учебного корпуса бродили уже не только «академические» буренки, но и их простонародные подружки. Все это продолжалось до конца 1850-х годов. О стадах коров, оккупировавших университетские земли, вспоминал впоследствии Вильям Доусон (William Dowson), прибывший в 1855 году из Новой Шотландии, чтобы возглавить университет.
Летом 1860 года на торжественное открытие одного из мостов через Сен-Лоран под названием «Виктория» (Victoria Bridge) монреальцы ожидали приезда принца Уэльского, сына королевы Виктории и наследника английского престола. Поначалу отцы города пребывали в некоторой растерянности – в городе не было достаточно большого зала, который мог бы вместить всех знатных персон из свиты принца и именитых канадцев, пожелавших почтить мероприятие своим присутствием. Среди жарких споров на заседании городских властей по этому вопросу прозвучало необычное предложение: построить площадку для бала на месте пастбища, протянувшегося вдоль улицы Пил (Peel) и непосредственно примыкавшего к университету.
Ровно через пять недель на месте поля был выстроен круглый павильон с ложами для знатных особ. Чтобы представить масштаб строения, достаточно сказать, что он мог вместить до десяти тысяч гостей и освещали его две тысячи газовых ламп! Место коровьего пастбища занял гигантский полированный настил.
Бал удался на славу, а принц после торжеств в Монреале отбыл в США, намереваясь также посетить бал, который устраивали в его честь городские власти Бостона.
И вот тут-то монреальцы проявили недюжинную смекалку и коммерческую смекалку: за 16 дней они разобрали павильон, погрузили его на несколько железнодорожных составов и отправили по железной дороге в Бостон, находящийся в 600 километрах от Монреаля. Там они его благополучно собрали и установили. Появившись в бальном зале, принц никак не ожидал, что архитектурные вкусы монреальцев и бостонцев окажутся настолько похожими.
А монреальские коровы тем временем вернулись на столь милые их сердцам пастбища с зарослями сочной травы вокруг университета МакГилла. И паслись они там еще долгие годы, вплоть до начала века двадцатого, несмотря на появлявшиеся время от времени на столбах и заборах объявления вроде этого, относящегося к 1816 году: «Пастись могут только те коровы, которые согласны нести ответственность за любой ущерб, нанесенный соседским полям». Достоверно не известно, умели ли читать в те времена монреальские коровы, однако могу засвидетельствовать, что и по сей день монреальцы любят обращаться с братьями меньшими, как с равными, в том числе вероятно предполагая наличие у них способностей почти таких же, как и у их старших «братьев» по разуму. Об этом, к примеру, свидетельствовали столбы с табличками, до недавнего времени и в течение многих лет стоявшие на берегу реки Сен-Лоран неподалеку от района, где я проживал почти пятнадцать лет. На табличках на синем фоне была изображена белая утка, а под ней красовалась надпись: «Место сбора отлетающих птиц»! Ну, вроде объявления, с детства привычного моему уху: «Если вы потеряли друг друга в нашем магазине, встречайтесь в центре ГУМа у фонтана!» Пару лет назад столбы исчезли, о причинах чего можно только гадать. Возможно, здешние биологи наконец обнаружили, что канадским гусям чтение дается с трудом.
Это, конечно, шутка, а если серьезно, то очень многие канадцы, особенно пенсионеры, любят фотоохоту, а также проводить время наблюдая за жизнью пернатых и прочего дикого зверья. Для многих из них для этого и за город необязательно ехать, поэтому в летнее время практически ежедневно можно встретить на берегу реки в черте города таких энтузиастов, замерших у штативов с установленными на них фотокамерами и разнообразными подзорными трубами. В том числе и в тех самых «местах сбора отлетающих птиц».
Но расскажу еще немного о МакГилле современном. По разным мировым рейтингам он входит в топ-50 и топ-25 университетов.
В наши дни университет имеет более двадцати отделений (факультеты и профессиональные школы), на которых предлагаются программы более чем по 300 дисциплинам при тесном сотрудничестве с почти 100 различными исследовательскими институтами и центрами, а также шестью монреальскими госпиталями. Среди предлагаемых к изучению дисциплин различные отрасли медицины, музыка, виды искусства, почти все области инженерной деятельности, физика, астрономия, лингвистика и многое другое. Помимо центральной библиотеки университета некоторые факультеты имеют также свои книгохранилища, причем доступ к книгам открыт не только для студентов университета, но и для всех желающих. Любой человек может прийти в любую из 14 университетских библиотек и воспользоваться их фондами в многочисленных читальных залах. Единственное, что не каждому удастся сделать – это взять книгу на дом, так как выносить книги разрешается только студентам и сотрудникам. Однако, заплатив определенную сумму, любой желающий сможет официально записаться в библиотеку, что даст ему возможность также забирать нужные книги с собой.
Самый большой факультет МакГилла – факультет искусств, основанный еще в 1843 году (то есть он еще и один из старейших в Канаде). На нем работают 250 профессоров, и учатся пять с лишним тысяч студентов.
У студентов университета имеются льготы по дополнительной медицинской страховке, а многие окрестные предприятия бытового обслуживания, как они называются в России, кинотеатры и музеи дают им скидку, равную, как правило, десяти процентам. И все же само образование в Канаде далеко не бесплатное, так что льготы получаются весьма символическими. Плата за обучение очень дифференцирована, во-первых, в зависимости от специальности, во-вторых, – от места постоянного жительства. Самое дорогое образование – для иностранцев. Так, в 1999 году стоимость обучения на инженерном факультете для них составляла примерно восемь тысяч канадских долларов в год. К середине нулевых годов плата возросла до 10—12 тысяч. Сегодня же им придется выложить больше сорока тысяч долларов. Канадцам, приехавшим в Квебек из других провинций страны, обучение обходилось дешевле – около 6 тысяч; сегодня стоимость для них составляет около 10 тысяч в год. Ну, и совсем дешево для местных жителей, квебекуа – всего две—три тысячи в год 15 лет назад, и почти пять тысяч сегодня. Правда, приведенные цены справедливы только для «обычных» профессий, вроде инженера. Медицинское образование обходится несколько дороже. Для получения диплома врача жителю Квебека придется выложить от пяти до восьми тысяч долларов в год, остальным канадцам – от 11 до 19 тысяч, иностранцам – от 25 до 44 тысяч долларов.
Но даже эти цены значительно ниже, чем в университетах США, а с учетом того, что стоимость жизни в Канаде существенно меньше, чем в любом городе ее южного соседа, нет ничего удивительного, что в монреальских университетах, и в МакГилле в частности, немало американских студентов. Всего же треть всех студентов университета составляют выходцы из 150 стран.
Любой студент-канадец имеет возможность получить от государства помощь, например взять беспроцентную ссуду, выплатить которую он должен будет лишь по окончании учебы. Но здесь тоже есть свои плюсы и минусы. Помимо того, что ссуда беспроцентная, студент, взяв ее, получает право претендовать также на государственную безвозвратную стипендию. С другой стороны, хотя вернуть ссуду он должен после того, как найдет работу, проценты (и не маленькие) начинают начисляться сразу же по окончании учебы несмотря на то, что на поиск первой работы может уйти достаточно много времени. Соотношение безвозвратной и возвратной ссуды может сильно меняться и зависит от финансового положения студента и доходов за предшествующий год: для кого-то вся ссуда может оказаться безвозвратной, а кому-то придется выплачивать все деньги, взятые в долг.
В конце зимы – начале весны 2005 года правительство Квебека неожиданно резко сократило программу финансовой помощи студентам – ни много, ни мало – на 103 миллиона долларов. В результате несколько недель город сотрясали массовые студенческие митинги, шествия, протесты, забастовки, пикеты. Причем, что интересно, бастовали в основном студенты французских университетов. «Англичане» продолжали учиться…
Весной 2012 года снова начались волнения, после того как квебекское либеральное правительство объявило о намерении повысить плату за обучение на 75% в течение шести лет. На этот раз забастовки и демонстрации, организованные студенческими профсоюзами, продолжались несколько месяцев. В результате квебекские националисты, на волне протестов пришедшие осенью того же года к власти, отменили планы предыдущих властей.
Как я уже говорил, MакГилл – университет многопрофильный. Здесь изучают и медицину, и музыку, и языки, и финансы, и науку, и технику. И все просто опутано компьютерными сетями, начиная от лабораторий и факультетов и заканчивая системой поиска и даже заказа книг в любой из макгилловских библиотек.
Двадцать лет назад мне, человеку из России конца 90-х – начала 2000-х, трудно было даже представить, насколько здесь распространено общение через электронную почту. Без интернета процесс обучения и попросту невозможен.
Естественно, каждый студент, едва поступив, немедленно получает свой электронный адрес, который в дальнейшем использует для всех своих повседневных нужд. Если он при этом параллельно работает в какой-нибудь исследовательской группе, ему выделяется еще один адрес – в том подразделении, где он занимается научными изысканиями.
Тем не менее, 20 лет назад здесь даже среди профессоров еще встречались индивидуумы, которые принципиально не пользовались данным достижением современной техники. Но это было скорее исключение из правила, вероятнее всего обусловленное возрастом, и подобных чудаков было все же не много.
Естественно, львиная доля общения студентов друг с другом, а также студентов с преподавателями происходит через локальную университетскую сеть, которая в свою очередь подключена к интернету. Вообще, Канада по использованию интернета для общения граждан с государственными структурами находится на одном из первых мест в мире.
Имеются в МакГилле и развлечения для студентов. Я не имею в виду разнообразные тематические праздники и фестивали, каких немало по всей Канаде вообще, в Монреале в частности, а также периодически и в университете. Я о повседневном. Например, такое заведение, как Томсон Хауз (Thomson House). Это своего рода студенческий клуб с пивным баром, баром обычным и бильярдом. Но не для всех студентов, а только для тех, кто делает мастерскую (магистерскую) или докторскую диссертацию. Впрочем, сам университет невелик, поэтому и клуб такой только один. К примеру, в городе Лондоне – не том, что на берегах туманного Альбиона, а небольшом городишке в Онтарио – имеется Университет Западного Онтарио (University of Western Ontario). Этот университет в несколько раз больше МакГилла, а его кампус представляет собой целый город, соизмеримый по размерам с даунтауном Лондона. Так вот, когда я там побывал, то обнаружил там целых три пивных бара, не говоря уже о нескольких ресторанах и клубах.
Вообще, в университете очень много студенческих организаций. Только на инженерном факультете их, как минимум, три, не считая профсоюза. Причем студенческие организации являются весьма влиятельной силой, с которой и профессора, и администрация не могут не считаться.
В МакГилле издается масса печатной продукции. Большими тиражами выходят газеты «МакГилловский Репортер» (McGill Reporter), «Трибуна МакГилла» (McGill Tribune) и «Ежедневный МакГилл» (McGill Daily). Последняя, несмотря на название, все же пока не ежедневная. Но и помимо них существуют десятки более мелких многотиражек и журнальчиков, издаваемых факультетами, школами, студсоветами, профессиональными объединениями. Можно найти и солидные журналы, например «Атлетика МакГилла» (McGill Athletics), или такой полезный журнал инженерного факультета, как «Предложения о работе» (Job Posting), в котором не только печатаются объявления различных компаний о рабочих вакансиях, но также публикуется масса полезных советов по поиску работы, составлению резюме и сопроводительных писем, прохождению интервью и так далее. Есть журнал с коротким названием «MYOB», что расшифровывается как «Занимайся своим делом/Не суй нос в чужие дела» (Mind Your Own Business). Такое изобилие казалось мне поразительным, ибо во времена моего обучения в Москве на весь институт (ныне университет) была всего одна многотиражка.
В любом учебном заведении, как известно, обитают не только студенты. Здесь и профессора, и секретари, и технический состав, и обслуживающий персонал. В разнообразных научных центрах и на факультетах университета, как правило, из обслуживающего персонала только секретари, менеджеры и системные администраторы с помощниками, ведающие всеми компьютерами и сетями подразделений. Вся остальная работа выполняется непосредственно научными работниками. Другими словами, студентами. Ибо, как оказалось, здесь в университетах вообще нет постоянных должностей вроде научных сотрудников. Постоянные работники – только профессора. Профессор – должность преподавательская. Если человек поступил на работу преподавать, это значит, что его взяли на должность профессора. Исключение составляют временные лекторы, с которыми заключается контракт лишь на один семестр. Профессора бывают разные: профессор-ассистент (Assistant Professor), ассоциативный профессор (Associate Professor) (его еще можно было бы назвать старшим профессором), профессор-визитер (Visiting Professor) и т. д. По сути, они соответствуют российским должностям преподаватель, старший преподаватель, доцент и так далее, но называются – профессор (вообще-то, на французском слово «professeur» означает всего лишь «учитель», и используется не только в университетах, но и в колледжах, и даже в средней школе). Самое старшее звание – полный профессор (Full Professor). Это как раз то, что соответствует профессору в нашем привычном понимании. Профессор на ставке университета преподает и ведет научные исследования. Твердый оклад, однако, начисляется только за чтение лекций. На научные исследования можно получать гранты от государства, а также заключать договора с компаниями. Все расходы на оборудование, материалы и зарплаты студентам идут только оттуда, сам университет денег не вкладывает, а наоборот удерживает определенный процент за пользование своей инфраструктурой.
Едва человек становится профессором, то раз в семь лет ему могут дать годичный оплачиваемый отпуск. Это не право, это – привилегия. Ибо дается такой отпуск только на научные исследования, и если у соискателя есть серьезные научные планы. Идея состоит в том, чтобы позволить человеку оторваться от рутины лекций и консультаций со студентами, и повысить научный потенциал. Поэтому в течение этого года нельзя валяться на пляже на Багамах, можно только уехать в какой-нибудь другой университет работать в качестве Visiting Professor. Можно податься в канадский университет, можно в американский, французский, российский, хоть в папуасский или марсианский – где сможешь договориться. Большинство профессоров так и проводят свой «sabbatical leave», как называется этот отпуск. При этом по основному месту работы зарплата продолжает начисляться. Пробиться в ряды университетских профессоров задача непростая, на каждую объявленную позицию приходит до нескольких сотен заявлений соискателей. Причем, существует своего рода негласное правило: на профессорскую должность как правило принимаются либо люди молодые, недавно защитившие докторскую диссертацию, либо опытные и зрелые специалисты, у которых имеется свой набор проектов, связи и источники финансирования.
И еще одна вещь, которая меня поразила. Это уже из области частной жизни и защиты интеллектуальной собственности. Канадские университеты подчиняются целому набору этических правил, кодексов и уложений, охватывающих самые разные стороны их деятельности. В том числе и кодексу о защите частной интеллектуальной собственности и невмешательстве в личные дела (privacy). К чему это ведет на практике?
К примеру, каждый студент или сотрудник университета имеет свой так называемый «эккаунт» (account), дословно по-русски – «счет», который включает в себя выделенное ему пространство на сетевом сервере для хранения данных, личный логин (имя пользователя) и пароль для доступа в сеть. На этом эккаунте его владелец может держать любые файлы – как рабочие, так и личные. В зависимости от необходимости, часть данных может быть закрыта для посторонних, другая часть – открыта для всех или только для доступа определенной группы людей. Разумеется, во всех случаях речь идет лишь о тех, кто пользуется той же сетью. Ни один человек вне университета и даже вне данного подразделения не может войти в локальную сеть. Так вот, пока человек работает, его эккаунт активирован, и он сам определяет, в какой степени окружающие его люди могут использовать его информацию. Когда же он уходит из университета, через некоторое время эккаунт закрывается системным администратором и становится недоступен. Но он не исчезает бесследно, просто вся информация хранится в архивах. Самое же удивительное происходит в дальнейшем, например, когда в результатах его работы возникает потребность у следующих поколений студентов или его руководителя. Восстановить эккаунт или его часть системный администратор не имеет права без разрешения человека, которому он принадлежал. Даже его собственный руководитель – профессор – обязан обратиться к владельцу, даже если он уехал на другой конец Земли, и запросить разрешение на доступ. Только после получения письменного разрешения системный администратор временно восстановит информацию на сервере. В редких случаях, когда следы ушедшего затерялись на бескрайних просторах нашей планеты и найти его невозможно, вопрос о восстановлении данных может решаться в его отсутствие.
Признаться, когда наш сисадмин объяснил мне все это, я с трудом ему поверил. «Неужели даже его собственный руководитель, под чьим наблюдением он делал работу, не может получить доступ к этим же результатам?» – изумился я. На что получил резонный ответ: «Но мы же не знаем, в каких отношениях расстался студент с руководителем! А если он не желает, чтобы профессор получил эти результаты?»
Мне, выросшему в условиях советско-российской школы, поначалу это показалось просто невозможным. Однако затем, по некотором размышлении, я понял, что рациональное зерно здесь присутствует. Судите сами: студент платит деньги за свое образование. Он получает от университета знания. То есть он их покупает! А результат его научной и творческой деятельности – это продукт, произведенный им самим, хотя и с помощью университетского персонала, и на университетской базе. Следовательно, студент вправе рассчитывать на эквивалентный обмен. Если учебно-исследовательский процесс проходил гладко, и студент принимает тот факт, что в обмен на свои деньги и результаты труда он получает эквивалентное количество знаний и диплом, то проблем нет. Если же студент по каким-то причинам не удовлетворен своим руководителем, а бывает, что и обучение не закончил, он вполне может рассудить, что его работа не получила должную оценку, а посему не может быть использована другими студентами или профессорами этого университета!
Следует также знать, что разные студенты занимаются научно-исследовательской деятельностью на различных принципах. Они могут делать проект, который затем должны защитить, а могут писать так называемые тезисы, то есть работу, которую защищать не надо, но по которой они должны провести семинар для других студентов (речь в данном случае идет о соискателях степени магистра). Требования к подготовке таких студентов различаются. «Проектный» студент обязан за все время обучения набрать определенное количество курсов и получить за них 45 кредитов. Кредиты – это очки, начисляемые за завершенные курсы (то есть которые студент прослушал и по которым успешно сдал экзамены). Каждый курс дает определенное количество кредитов. «Тезисные» студенты тоже должны брать курсы, но их гораздо меньше – от них требуется всего 15 кредитов. Профессор может платить студенту, если его работа проходит в рамках имеющегося у руководителя гранта, а может и не платить, если денег на данную тематику не предусмотрено. В случае, когда деньги платятся, у руководителя имеются рычаги воздействия на студента: я тебе плачу, но ты должен мне регулярно отчитываться и сдавать работу в срок. Коли денег нет, то только личная заинтересованность студента в получении диплома будет его движущей силой, и никакого давления со стороны руководителя эта ситуация не предусматривает. Сделал работу, представил результаты – и на том спасибо. Не сделал – значит, не судьба. Никаких претензий быть не может. Профессор, разумеется, будет руководить студентом и консультировать его (ведь студент сам платит деньги за обучение), но как быстро делать работу и в каком объеме, будет решать сам студент в соответствии со своими устремлениями и планами.
Я неоднократно слышал от руководителя лаборатории по поводу того или иного студента, участвовавшего в работе: «К такому-то сроку такой-то должен представить результаты. Я плачу ему за это деньги. Спроси, на каком он этапе и когда планирует завершить работу». Или же наоборот: «За эту работу я ему ничего не плачу, поэтому торопить его не могу! Хорошо, если он хоть что-то сделает для нас!» Признаться, потребовалось некоторое время, чтобы перестать удивляться подобным вещам.
Аспиранты и соискатели магистерской степени могут участвовать в учебном процессе – в основном вести лабораторные работы и семинарские занятия (это 45—180 часов в семестр; оплата в квебекских университетах на сегодняшний день примерно 27 долларов в час). Семестры здесь на лето не прерываются, то есть существуют осенний, зимний, летний семестры и между ними краткий перерыв на экзамены. Однако летний семестр не обязателен, а летние курсы короче и более интенсивны. Курсы в течение лета студенты в основном берут для того, чтобы разгрузить себе другие семестры.
И еще одно наблюдение. Как правило, у большинства профессоров и студентов эккаунты открыты для всеобщего доступа к файлам за исключением отдельных директорий, где хранится конфиденциальная информация, например, связанная с работой над патентом, или информация личного характера и тому подобное. Исключение составляют студенты-китайцы. Большинство из них закрывает все свои директории, чтобы никто не мог ничего взять без ведома владельца. Если они хотят что-то передать сотруднику или профессору, то временно размещают конкретный файл с необходимой информацией в специально выделенную открытую директорию, а после передачи его по назначению вновь убирают. С чем это связано, трудно сказать. Возможно, с воспитываемой с детства привычкой прятать от ближнего все, что имеешь, что в условиях перенаселенности, а посему жесточайшей конкуренции за место под солнцем, вполне объяснимо. А может, и с некоей шпиономанией. Я не имею ни малейшего представления о причинах этого явления, но факт остается фактом.
Однако расскажу еще о профессорах. Как я уже сказал, в рамках своих договоров и грантов они могут брать себе студентов, аспирантов, постдокторантов (стажеров после защиты докторской диссертации) и прочий люд, который занимается наукой. Все они непостоянны. У кого срок пребывания на кафедре составляет полгода, у кого – год, у кого – три. Есть студенты или профессора-визитеры, которые появляются на две недели, чтобы что-нибудь сделать. Причем очень часто такие профессора приезжают исключительно за счет командирующей стороны. Так сказать, перенять передовой опыт. В этом случае принимающий его руководитель не платит ему ничего и, хотя и привлекает гостя к своим текущим исследованиям, тем не менее, как и в ситуации со студентами, не может требовать никакой отдачи. Соответственно, и приезжий специалист может заниматься чем угодно, не отчитываясь и не предъявляя никаких результатов.
Постоянных научных кадров в университетах в принципе не предусмотрено. И, на мой взгляд, в этом-то и кроется основная причина отставания канадской науки от современных темпов развития. Это же очевидно: большинство серьезных и глубоких исследований требует многолетней работы целого коллектива ученых. На сегодняшний же день масса времени и денег растрачивается впустую – на осваивание оборудования, программного обеспечения каждого нового человека, так как когда на середине проекта один студент заканчивает обучение и уходит, на его место приходит следующий, как правило, еще почти ничего не знающий и не умеющий.
Конечно, главная задача университетов – обучение студентов. Но, помимо этого, в большинстве развитых стран университеты являются также и основной движущей силой научного прогресса общества. В Канаде же, где фундаментальные исследования в университетах в силу указанных причин практически невозможны, а система научно-исследовательских институтов находится в зачаточном состоянии, говорить о научном потенциале страны, к сожалению, не приходится.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что, согласно давнему опросу, проведенному среди канадцев аналитиками из National Science Literacy Survey, почти 70% опрошенных не смогли назвать ни одного канадского ученого. Это тем более досадно, что Канаде все же есть, кем гордиться перед всем миром.
Именно в Канаде в конце сороковых годов 20-го века Джеком Хоппсом (Jack Hopps) была впервые разработана технология кардиостимулятора – технология, которая продлила жизнь миллионам людей во всем мире!
Или, к примеру, многие ли знают, что первая в мире радиопередача живого голоса была осуществлена в 1900 году благодаря изобретению канадца Реджинальда Фесседена? Это было еще в те времена, когда для передачи сообщений пользовались азбукой Морзе. Практически никто в то время не рассматривал всерьез голосовое радиовещание. Говорят, сам Эдиссон на вопрос Фесседена о такой возможности, ответил так: «Феззи, что бы ты сказал о шансах человека попасть на Луну? Я думаю, что вероятность примерно одинакова». Однако, вопреки мнению известного ученого, канадец продолжал свои эксперименты. Они закончились в декабре 1900 года, когда радиоволна перенесла голос человека на расстояние в одну милю. Слабый голос был едва слышен сквозь помехи, но уже всего через шесть лет непрерывной работы, в сочельник 1906 года Фесседен сделал первую в истории радиопередачу. Операторы судов, находившихся в тот момент в Атлантике, были потрясены, когда из динамиков вместо привычной морзянки до них донесся полноценный человеческий голос. Фесседен произнес короткую речь, а затем включил запись исполненной им на скрипке мелодии «O, Holy Night». Пожалуй, это вполне можно считать первым в истории человечества музыкальным радиоконцертом!
Канадцу Фесседену, помимо голосового радио, принадлежат еще более 500 открытий и изобретений, в том числе и метод измерения глубин и обнаружения подводных препятствий с помощью отраженного эха звукового сигнала. В двадцатых годах прошлого века эту технологию стали применять на всех морских и океанских судах. Толчком же к исследованию принципов отражения звуковой волны от предметов для Фесседена стала трагедия «Титаника», не имевшего еще подобного оборудования.
Впрочем, описанным достижениям уже почти сто лет, ну а в современной Канаде, как и во всем мире, люди продолжают работать если не над научными достижениями, то, по крайней мере, над учеными степенями.
Раньше я всегда полагал, что научные степени в Северной Америке зарабатываются в два этапа, как и у нас, то есть сначала нужно стать доктором философии (эквивалентный нашему кандидату), затем доктором наук (типа нашего же доктора наук). И, каюсь, всех в этом убеждал. Признаю свою ошибку, я был не прав! Описанная мной система характерна для Европы. В Северной Америке же существует только одна степень – докторская (доктор философии). Она действительно эквивалентна нашему кандидату наук. (По крайней мере, для университетов, которые оценивают людей по реальным знаниям. Когда же речь идет об официальном признании, в частности для трудоустройства на государственную должность, то здесь, как говорится, возможны варианты. Существует большая вероятность того, что если ты не канадец, то полученную в другой стране степень могут не признать. Однако это уже совершенно другая тема.) После Ph. D. (Philosophy Doctor) других степеней нет. Американцы (в данном случае я имею в виду всех жителей американского континента, к которым относятся и канадцы) считают, что если человек сделал диссертацию и защитил ее, то незачем больше заниматься ерундой и снова тратить время на повтор того же самого. Все, ты свое звание получил, никто у тебя его не отнимет – занимайся делом! Так рассуждают они.
Те же, у кого стоит на визитке «Ph. D.», а потом еще и «Dr.Sc.» – это люди, приехавшие из стран, где принята система, эквивалентная российской. В Америке вообще, и в Канаде в частности, к дополнительному ученому званию относятся как к ненужному излишеству.
Несколько раз я присутствовал на защите докторских диссертаций. Вот одна из них, вполне типичная. Состав принимающих – семь человек профессоров. Доклад – тридцать минут. Ни одного плаката – все на экране с компьютера. После этого шли вопросы. Перед каждым профессором лежал экземпляр диссертации (объем и содержание, как и в наших). Каждый по очереди докапывался до мельчайших деталей с открыванием страниц и написанием формул. По времени их никто не ограничивал. В данном случае это занимало от десяти до 35 минут с каждым. Никаких характеристик на соискателя, никаких отзывов, выступлений оппонентов и прочего. Как только все профессора задали свои вопросы по первому разу, начался второй круг. После двух кругов вопросов, когда все профессора остались удовлетворены, выставив за дверь наблюдателей, они вынесли решение. Человек стал доктором. После этого был банкет в ресторане для ближайших сотрудников соискателя. Всего полтора десятка человек. Каждый заказывал сам для себя и сам расплачивался. Централизованно за счет лаборатории (точнее, тех денег, которыми распоряжался научный руководитель, и в которые заложены затраты не только на саму работу, но и на представительские расходы) было куплено только вино, и, кроме того, руководитель соискателя заказал всем по салату. Тостов не было в принципе. Просто посидели, поели, попили и пообщались. В целом все было очень мило. Ни малейшей финансовой нагрузки на соискателя. И даже подобный банкет, скорее, исключение. В большинстве случаев и такого нет. Собрались – защитился – поздравили – разошлись.
И еще к вопросу о научно-технических контактах. Каждый год по весне я хожу на традиционные выставки по всяким инженерным темам, вроде тех, что у нас проходят (ну, или проходили раньше) на Красной Пресне. Конечно, такого безумного количества народа, как в Москве, здесь нет, поэтому спокойно можно ходить, рассматривать и разговаривать. При входе один раз заполняете форму со своими данными, и вам тут же распечатывают карту с именем и штрих-кодом, которая вешается на грудь. А если вы зарегистрируетесь заблаговременно через интернет, то карту и вовсе пришлют по почте, да еще и за вход денег не возьмут. Каждый выставочный стенд оснащен сканером, и, если посетитель интересуется какой-либо представленной продукцией, с его карты тут же считывают код и сообщают, что через неделю-другую вышлют каталог. И что удивительно – на самом деле присылали! Особенно в период экономического бума в начале нулевых. Тогда, это были бумажные фолианты, коими у меня были забиты все полки. Теперь же бумагу никто не тратит, все в электронном виде. А чаще всего представитель компании и вовсе ограничивается ссылкой на сайт, где всю требуемую информацию и следует искать.
Он сказал: «Поехали!..»
Раз уж в предыдущей главе я упомянул технические достижения, то почему бы не использовать этот повод, чтобы поговорить и о канадской космонавтике?
Лет пятнадцать назад мне попал в руки буклет Канадского космического агентства (Canadian Space Agency), где не без гордости сообщалось, что «Канадское космическое агентство находится в числе пяти крупнейших космических агентств мира!» Помнится, тогда это заявление вызвало у меня легкую улыбку, поскольку на тот момент в мире имелось не так много космических агентств, и для их пересчета вполне хватило бы пальцев рук. Да их и сейчас не многим больше.
Но все же, «Канада заслужила свое место в космосе опытом, идеями и новаторством!» – писал Марк Гарно (Marc Garneau), первый канадский космонавт, до 2006 года президент Агентства, а ныне министр транспорта Канады. И у него были для этого все основания – космической программе Канады на тот момент было более сорока лет (а сейчас уже почти 60!). С начала программы на борту американских космических челноков в космосе побывали восемь представителей страны кленового листа – больше, чем в любой другой стране, за исключением, разумеется, самих США и России. Однако в космических полетах и исследованиях Канада не просто гость своего большого соседа, а его равноправный партнер: космические челноки американцев оснащены знаменитым канадским роботом-манипулятором Канадарм (Canadarm).
