Рабыня страсти

Риган снова вздохнула, наклонилась и подняла с земли плоский камушек. Потом прицелилась и умело запустила его так, что он запрыгал по воде. Она медленно брела вдоль берега, обдумывая свое будущее… Риган ни разу еще не удалялась больше чем на милю или две от замка Бен-Макдуи – ни разу в жизни. А монастырь, в который ее отошлют, находится на другом краю Аллоа, на далеком побережье Стретчклайда. Она никогда больше не увидит ни замка Бен-Макдуи, ни своей сестры… Слезы наворачивались на глаза. Невзирая на очевидную разницу в их положении, Груочь всегда любила сестру. Что же до других, то лишь Сорча могла различить близняшек, посему все прочие были с ней весьма любезны, никогда не будучи уверены, кто перед ними – любимица Груочь или отверженная Риган. Теперь же на ее долю остаются лишь воспоминания…

Капля дождя упала ей на щеку. Взглянув вверх, Риган увидела, что в небе над горами собираются весенние тучки. Она поспешила домой, где нашла Груочь, сидящую у огня.

– Ты уже послала за Макфергюсом? – спросила сестру Риган. – Ему надо бы узнать о рождении Малькольма и о состоянии нашей матери.

– Нет, я никого не посылала, – отвечала Груочь, – я просто сижу здесь и думаю, как странно будет жить без матери… Я останусь одна, когда тебя увезут, моя Риган. Невыносимо тяжко думать об этом!..

– Но у тебя будут и муж, и дети – и дни твои будут заполнены заботами, Груочь, – мягко возразила Риган. – А вот у меня ничего не будет. Мне не по душе мысль об этом монастыре, но Макфергюс еще при рождении приговорил меня… И тебя тоже. Мы обе будем сыты, одеты, накормлены и в тепле, но достаточно ли этого?

– На свете существует любовь, – мечтательно произнесла Груочь.

– Я не знаю, что такое любовь, – призналась Риган. – Меня никто и никогда не любил, Груочь, – ну, может быть, только ты… У мамы в сердце не было для меня любви. Парни никогда даже не улыбались мне, думая, что я – это ты. Или, возможно, потому, что считали меня будущей монашкой. – Она грустно рассмеялась. – Что такое любовь? Для меня это пустой звук, но если это и впрямь что-то стоящее, то я желаю тебе любви, сестра. Пусть она будет тебе утешением!

– Может быть, потом, когда приедет Макфергюс, у меня не будет удобного случая поблагодарить тебя за твою жертву, Риган Макдуфф. Я преклоняюсь пред тобою!

– Я никогда бы не сделала этого, но это лишь ради тебя… – серьезно отвечала Риган. – Ведь ты – часть меня, Груочь. Это так, сестра моя. Между нами словно протянута невидимая, но крепкая ниточка, и, если только это будет в моих силах, я не позволю и волосу упасть с твоей головы. Я считаю, что мама была не права, когда убедила тебя пойти на такое… Ведь отца этим не вернешь. А твой брак тесными узами свяжет Макдуффов из Бен-Макдуи с Фергюсонами из Киллилоха. Ты никогда не думала, что если бы жив был отец, то дело, возможно, кончилось бы этим самым браком, чтобы примирить враждующие кланы?

– Но его нет в живых! Он убит. Убит Фергюсонами! – отрывисто бросила Груочь. – Я отомщу им всем за него и за нашу бедную маму, которая сейчас умирает – все по их же вине! А ты – ты, Риган Макдуфф? Фергюсоны обрекли тебя влачить жалкую жизнь, жизнь без любви. Как могу я не рассчитаться с ними за это?

Наконец послали за Макфергюсом, и он спешно прибыл. С одобрением осмотрел он сына, яростного Малькольма, затем убедился, что состояние его матери резко ухудшилось, и объявил, что венчание состоится нынче же вечером.

– Она сильная женщина, но у меня нет уверенности, что она доживет до следующего утра, – сказал Макфергюс сестрам-близнецам. – Я непременно хочу, чтобы она видела своими глазами, как ты обвенчаешься с моим сыном, Груочь Макдуфф. – Он перевел взгляд на Риган: – Помоги сестрице облачиться, девочка, будь ей нынче вместо мамы. Я сам поеду за священником.

– Принесите воды для купания! – приказала Риган слугам, и, когда те поспешно исполнили приказание, она жестом удалила их, сказав: – Я сама вымою сестру перед свадьбой. Придете за нами, когда вернется Макфергюс со священником и женихом. Но до того не смейте нас беспокоить!

– Почему ты отослала их? – с любопытством спросила сестру Груочь, когда они остались одни.

– Я не хотела, чтобы кто-нибудь из них увидел тебя нагой: твой животик, хоть он еще так мал, мог бы возбудить подозрения… – начала объяснять Риган. И вдруг улыбнулась: – Погляди-ка! – Она протянула сестре что-то на раскрытой ладони. – Я сама сделала маленький кусочек мыла специально для этого дня. Оно ароматное, с лавандой…

Девушки быстренько скинули с себя одежду и вымылись по очереди, Груочь – первая, а за ней – Риган. Они вымыли и свои длинные золотистые косы, а потом просушили их у огня. Затем Риган вытащила из комода чистую одежду: тонкие и мягкие льняные сорочки и длинные туники с круглым воротом – нижние и верхние. Невесту Риган облачила в нижнюю тунику из тончайшей зеленой шерсти, а поверх надела на сестру более короткую верхнюю тунику из ярко-пурпурного шелка и перепоясала ее позолоченным кожаным ремешком с эмалевой пряжкой. Сама она надела одежды тех же цветов, разве что не такие яркие… Обувь им была не нужна – ведь выходить за пределы замка они не собирались.

Груочь надела на голову узкий золотой венчик, изукрашенный маленькими сверкающими самоцветами. Ни она, ни Риган не знали, как называются эти камни, но Сорча всегда говорила, что этот венчик она должна надеть в день свадьбы. Он стоил недешево и был частью ее приданого. Волосы Груочь распустила, как и подобает непорочной невесте. Риган заплела свои волосы в косу и украсила ее почти прозрачной лентой. Затем каждая из девушек приколола к плечу пучок черники в знак того, что обе они принадлежат к клану Макдуфф.

– А как мы с тобой поменяемся местами… ну… потом? – обратилась Риган к сестре.

– Ты будешь стелить брачное ложе… ведь мама не может, – отвечала Груочь. – Там, в спальне, мы и поменяемся платьями.

– А потом? – не унималась Риган.

– Не знаю… Может быть, тебе придется провести с Йэном всю ночь. Но если он уснет и тебе удастся потихоньку выскользнуть из спальни, ты найдешь меня, и я займу место, которое по праву мое… Ну, не выйдет ночью – тогда поутру… – говорила Груочь, поглаживая руку сестры, стараясь ее успокоить. – Я не могу подобрать слова, чтобы достойно отблагодарить тебя, моя Риган! Помни лишь: Йэн не должен заметить страха в твоих глазах, даже если тебе будет очень страшно. Ты должна быть сильной. Лишь делай то, что он велит тебе, и старайся не плакать.

Когда наконец их призвали в зал, они увидели, что Сорчу уже снесли вниз из спальни на носилках двое сыновей Макфергюса от его первого брака. Собрались все: Фергюсоны из Киллилоха, все члены клана, те Макдуффы из клана Бен-Макдуи, которых пощадил Макфергюс, и священник.

– Подойдите! Подойдите сюда! – Макфергюс поманил их костлявым пальцем. Когда девушки приблизились, он взял Груочь за руку и подвел ее к своему сыну.

«А на меня он даже не взглянул», – подумала Риган. И если бы не венчик с яркими самоцветами, он не смог бы различить их. Никто бы не смог. И тут, неведомо по какому наитию, она поняла, что обман, который они затеяли, – дело доброе… Глаза Риган встретились с потускневшими очами матери – это был первый такой взгляд, которым они обменялись за всю жизнь. Губы Сорчи тронула слабая улыбка торжества. Но в следующее мгновение глаза ее вновь устремились на возлюбленную Груочь.

«Сука! – подумала Риган. – Ты принесла нас обеих в жертву во имя своего возмездия, теперь нам предстоит разлука, нам, которые всю жизнь были вместе… Интересно, как отнесся бы наш отец к тому, что ты содеяла, Сорча Макдуфф?…»

Риган так глубоко ушла в себя, что почти не обращала внимания на происходящее вокруг. Вдруг она увидела, как ее мать вздохнула с облегчением. А Макфергюс с размаху хлопнул старшего сына по спине. Груочь изо всех сил старалась выглядеть, как подобает смущенной новобрачной. Церемония бракосочетания была окончена – герольды затрубили в трубы, слуги принялись обносить гостей кубками с вином, а сестры подошли к матери, которая слабела с каждой секундой. Макфергюс тем временем любовался, как жених и его братья лихо выплясывают…

Что бы там Сорча Макдуфф ни думала о Фергюсонах, но Риган вынуждена была признать, что все они были хороши собой: с каштановыми волосами, синеглазые… Все они были одеты почти одинаково – вокруг талии каждого был обмотан плед, закрепленный кожаным ремнем. А вороты белых льняных сорочек были распахнуты на груди, выставляя на всеобщее обозрение густую растительность, которой могли похвалиться все отпрыски Макфергюса, кроме разве что самых младших. Обувь плотно облегала ступни, а кожаные ремешки обхватывали до колен их стройные ноги. На женихе обувь была кожаная, братья же его обуты были в туфли, сшитые из прочной водонепроницаемой ткани. Все они шумно пили, выкрикивая тосты в честь брата и его молодой супруги, танцевали перед гостями…

Приступ удушающего кашля сотряс Сорчу, и, когда дочерям удалось сообща облегчить ее муки, она прохрипела:

– Первая брачная ночь… Я должна узнать, что с моей Груочь все в порядке, прежде чем умру! Отведи сестру в спальню, Риган, и приготовь там все как надобно – я ведь сама не могу…

Девушки выскользнули из зала, не замеченные никем. Макфергюс и прочие приглашенные в это время как раз заливались хохотом, услышав чей-то на редкость похабный тост. Близнецы во весь дух неслись вверх по лестнице в спальню, заранее приготовленную для новобрачных. Груочь торопливо сорвала с себя подвенечный наряд, переоделась в платье Риган и наспех заплела волосы в толстую косу.

– А я… должна быть обнаженной? – спросила Риган сестру, стоя в одной льняной сорочке и расчесывая гребнем золотые волосы.

– Да, – отвечала сестра. – Так одежда по крайней мере не будет разорвана в клочья нетерпеливым жеребцом, моя Риган…

– Груочь… – поправила ее сестра. – Я Груочь, а ты Риган. Помни!

– Ложись в постель, – поторопила ее «Риган». – Я уже слышу шаги на лестнице. У мамы остается очень мало времени. Думаю, она не доживет до утра…

И только успела новоявленная невеста взобраться на высокое ложе, как двери покоя с треском распахнулись и гогочущая толпа родичей втолкнула в спальню голого Йэна Фергюсона.

– Исполни супружеский долг! Жена ждет не дождется! – заорал отец. Потом, грубо схватив за рукав переодетую сестрицу, вытолкал ее из комнаты. – А тебе теперь здесь вовсе не место, ты, маленькая монашка!

Груочь была ошеломлена. Она и представить себе не могла, что Йэн Фергюсон так… так замечательно сложен. Джеми Макдуфф был великолепен как любовник, но ничем не прикрытое мужское естество Йэна Фергюсона, абрис которого она успела уловить достаточно отчетливо, обещало множество соблазнительных удовольствий… Может, Риган все-таки была права? Мамы вскоре не станет. Вражды между кланами больше нет. Ее дитя, дитя Макдуффа, унаследует все, месть будет совершена, а после… после она, Груочь Макдуфф, с радостью соединит оба клана еще более крепкими узами – узами крови, как того и хотел Макфергюс… Что же до ее сестрицы Риган, то, что бы ни случилось этой ночью в спальне, от нее вскоре избавятся: она уедет в обитель Святой Майры, чтобы прожить там до конца дней своих…

– Займись матерью, Риган Макдуфф! – приказал ей Макфергюс. – А я подожду тут, у дверей спальни, чтобы убедиться в том, что мой сын сделал все как надо и что твоя сестра сохранила девственность, как того требуют обычаи! Ну а если я увижу, что Макдуффы сыграли с нами злую шутку… – Он провел пальцем по горлу, издав при этом недвусмысленный звук.

– Милорд, – спросила девушка, – как вы могли подумать, что Груочь утратила девственность до свадьбы и обманула вас?

– Ваш единоутробный брат Дональд говорил мне, что она что-то чересчур дружна с молодым Джеми Макдуффом…

– Не спешите верить Дональду. В его обычае лгать – и все затем, чтобы разжечь между нами вражду… Мама за это не раз его била, притом очень больно. И Груочь, и я в прекрасных отношениях с кузеном Джеми, но между нами очень чистые отношения, клянусь вам! К тому же они ни разу не оставались наедине, я всегда была с ними: мама настаивала на том, чтобы мы соблюдали все приличия…

– Ты добродетельная девица, Риган Макдуфф, – сказал ей Макфергюс. – А теперь иди к матери – облегчи ей своим присутствием последние минуты.

– А вы… вы не пойдете с ней проститься?

– Мы уже сказали друг другу последнее «прости», – ответил он и подтолкнул ее в сторону лестницы. А затем все внимание его сосредоточилось на том, что происходит в спальне новобрачных…

…Горела лишь одна свеча. Йэн Фергюсон гордо выпрямился во весь рост, демонстрируя девушке свою мужскую гордость.

– Ну?

– Что «ну»? – отвечала девушка.

Сердце Риган бешено колотилось, но она не выказывала страха перед мужчиной.

– Как, по-твоему, Груочь, замечательное орудие, а? Мой жеребец еще даже и не встал на дыбы, а у этой малютки монашки глаза раскрылись на пол-лица! Она-то никогда не узнает, что это такое, – ни со мной, ни с кем другим. Бедняжечка! А все-таки жаль, что я не какой-нибудь неверный и не могу взять в жены вас обеих. У наших предков было по нескольку жен… А язычники-саксонцы и сейчас содержат гаремы! Признайся, малышка, хотела бы ты делить меня с кем-нибудь?…

– До меня дошли слухи, что дело давным-давно так и обстоит, – парировала Риган. – Говорят, что в округе не менее дюжины твоих отпрысков, Йэн Фергюсон. Но как бы то ни было, дети, которых рожу тебе я, положат конец нашей розни и будут твоими законными наследниками, супруг мой.

– А ты смелая…

Йэн не знал, что делать: ударить ее за такую наглость или сделать вид, что ничего не произошло? Он обнаружил, что ему по сердцу ее бесстрашие.

– Дональд говорит, что ты наставляла мне рога с Джеми Макдуффом, Груочь. Ну, если это так – я убью тебя и возьму в жены крошку монашку!

– Дональд лгун, – спокойно отвечала она. – Идите сюда, мой господин, и убедитесь сами, девственна я или нет.

«Дональд заплатит за это», – подумала про себя Риган, протягивая руки навстречу Йэну Фергюсону.

Он отбросил одеяло, скрывавшее ее юное тело. У нее были прелестные маленькие грудки и высокая талия. Кожа ее была цвета сливок. Он протянул руку, чтобы потрогать. Ах, какая гладкая, какая нежная… Потом коснулся ее золотого локона. Волосы мягкие, словно пух… Склонившись над девушкой, он поцеловал ее второй раз за день – и тут же в нем проснулась похоть. Он вскарабкался к ней на постель и сомкнул руки вокруг ее тела.

Риган сморщила носик. От Йэна Фергюсона несло потом и лошадьми. Надо же, не потрудился помыться даже перед свадьбой! И хотя ей и было любопытно, как все происходит между мужчиной и женщиной, она не завидовала сестре… Подумаешь, подарок! Рука его вдруг скользнула вниз, проникла меж бедер, трогая ее там, где, как она полагала, никто и никогда ее не коснется. Он придавил ее к постели всем телом, другая рука блуждала по ее груди… Риган закусила губу, чтобы не закричать, – его грубое поведение начинало уже пугать ее. Но она вовремя вспомнила предупреждение Груочь. «Не дай ему почувствовать, что ты боишься!»

Она вывернулась из его объятий:

– Что я должна делать, Йэн? Должна же ведь и я делать что-то, разве нет?

Изумленный, он уставился на нее.

– Чего? Нет, дорогуша, тебе ровным счетом ничего делать не надо. Сейчас ты станешь моей. Просто лежи… и будь хорошей девочкой. В постели все делает только мужчина. – Он вновь прижался губами к ее рту и просунул язык так глубоко, что Риган чуть не вырвало.

Она была ошеломлена. Так, значит, женщина просто должна лежать тихо, как мышонок? С какой тогда стати многим из них так все это нравится? Но может быть, когда они приступят к делу, что-нибудь прояснится? По крайней мере то, что происходит сейчас, до ужаса противно…

– Раздвинь-ка ножки, милашка! – приказал Йэн, и, как только она повиновалась, он оказался между ее ногами. «Ее смущение неопровержимо доказывает ее девственность», – подумал про себя Йэн. Ну, он всыпет Дональду по первое число, если только тот солгал! Йэн Фергюсон устроился поудобнее и грубо вошел в ее тело, но тут же натолкнулся на преграду. Так вот она, ее девственность, возликовал он, потом чуть подался назад, но лишь затем, чтобы еще яростнее устремиться к заветной цели…

Риган громко вскрикнула от изумления и острой боли, которая тут же распространилась на всю поясницу. Позабыв советы Груочь, она принялась бороться с Йэном изо всех сил, молотя кулачками по его волосатой груди, а тот, не обращая внимания на ее протесты, продолжал свое дело размеренно и мощно…

– Ты делаешь мне больно, Йэн! – рыдала она. – Прекрати! Прекрати!

Но он словно ее не слышал. Член его двигался в ней все быстрее и быстрее, и вот Йэн громко застонал и, покрытый потом, распростерся на ней.

– О Иисусе, ну и трудно было, детка! Твой потаенный проход еще так узок, но мы поможем горю, мой жеребец и я… – горячо зашептал он ей на ушко. Затем он слез с постели, взял свечу и, приподняв ее повыше, с ухмылкой осмотрел ее бедра, простыню и свой теперь уже обмякший член – все было запятнано алой кровью. Подойдя к двери, он распахнул ее: – Войди, папа, и погляди сам. Моя женушка и вправду оказалась девственницей – или я ошибся, Груочь?

«…Поначалу было очень больно, а потом уже не так», – думала Риган. И все равно ей не понравилось совокупление, вовсе не понравилось… Смущения она не чувствовала. Ей просто было очень холодно – оттого она и дрожала. Если это называется любовью, то пусть этим занимается сестрица… Для нее же в этом нет ничего привлекательного.

– Вздуй Дональда от моего имени, папа, – сказал отцу Йэн. – Щенок нам солгал.

– Так говорила и маленькая монашка, когда я спросил ее нынче обо всем этом, – отвечал Элэсдейр Фергюсон. – Ну и прекрасно, я рад, что девица оказалась непорочной. Не стану мешать тебе, парень. Наслаждайся – и доброй тебе ночки!

…Риган думала, что Йэн никогда не уснет. Еще дважды он терзал ее измученное тело. Потом наконец, к ее величайшей радости, он громко захрапел. Когда она убедилась, что он крепко уснул, Риган выпросталась из-под одеяла и, подняв с пола сорочку, тихо, словно мышка, скользнула за дверь. Быстро спустившись ниже этажом, она вошла в покои, где ее сестра сидела у ложа матери.

Груочь вскочила на ноги.

– С тобой все в порядке? – прошептала она.

– Ну, знаешь… – отвечала Риган. – Он причинил мне ужасную боль. – Она вкратце пересказала все, что произошло в спальне. – Лучше тебе поспешить наверх, пока он не проснулся. У меня нет сомнений, что это чудище снова захочет поиметь свою молодую женушку еще до рассвета. Он похотлив, словно жеребец, моя сестрица.

Сестры снова обменялись платьями, а Груочь намазала внутреннюю поверхность бедер заранее заготовленной цыплячьей кровью и торопливо натянула сорочку.

– Спасибо тебе… – просто сказала она. И вот ее уже и след простыл…

Риган торопливо смыла со своего тела следы позора и оделась. Потом уселась и поморщилась от боли, когда ее маленькая попка соприкоснулась с досками лавки. Как все-таки это больно…

– Риган… – Голос матери пробудил ее от тягостных раздумий.

Риган наклонилась к умирающей, вглядываясь в ее лицо:

– Что?

Мать протянула руку и крепко сжала ладонь дочери:

– Ты добрая девочка… – И Сорчи Макдуфф не стало.

Риган была потрясена, но чем именно, она не могла с уверенностью сказать. Кончина матери была так проста… Чего не скажешь о ее последних словах. Риган всю жизнь прождала ласкового слова от Сорчи Макдуфф, но вся любовь матери была лишь для Груочь, все ее мечты и чаяния были связаны лишь со старшей, с любимицей… Лишь ей говорила Сорча ласковые слова. А вот последних слов матери никто у Риган не отнимет…

– Ах, мама! – только и смогла она выговорить. – Да примет Господь твою бедную душу…

Освободив пальцы от пожатия мертвой руки, Риган Макдуфф спустилась вниз, в зал, чтобы сообщить Макфергюсу, что мать ее почила. Он кивнул, и ей показалось, что в голубых глазах его блеснули слезы.

– Я позову старую Бриди, чтобы она омыла и убрала тело как подобает, милорд, – сказала Риган. – Пусть Груочь с молодым мужем спят спокойно…

– Да, – согласно кивнул он. И более не вымолвил ни слова.

На следующий день они предали земле тело Сорчи Макдуфф возле могилы ее мужа, на склоне холма у озера. День был серый и дождливый. Когда завернутое в саван тело опускали в могилу, трубы играли гимн клана Макдуфф. После смерти Торкиля сердцем клана стала Сорча. И вот это сердце перестало биться… Наследница Бен-Макдуи замужем за Фергюсоном, а через месяц сестра ее поедет через всю Шотландию в монастырь, и более никто ее не увидит. Погребальный плач Макдуффов был горьким, продолжительным и непритворным…

Джеми Макдуфф разыскал Риган.

– Ну и как, понравилась Йэну Фергюсону его невеста? – с лукавинкой спросил он.

– Она была чистой и непорочной, – спокойно ответила Риган. – И если кто-то усомнится в этом, то получит кинжал в самое сердце, кузен. – Голос ее звучал предупреждающе.

– Выходи за меня… – сказал он, изумив девушку несказанно.

– Что? Может быть, ты спутал меня с Груочь, юнец? Нет, ты просто хочешь оскорбить меня… Не разыгрывай дурня, Джеми! – дружески посоветовала ему она.

– Ты дочь Торкиля Макдуффа, – объяснил он. – Ты знаешь, что многие хотят возрождения попранной чести клана Макдуфф и падения Фергюсонов…

– На свете множество дурней, Джеми Макдуфф, – перебила его Риган. – Я никогда не знала отца: он погиб в междуусобной брани еще до моего рождения. Все эти годы мы жили в мире. Фергюсоны значительно превысили нас числом, потому и победили. Для чего ты вновь затеваешь смуту? Чтобы наши юноши вновь гибли во славу клана Бен-Макдуи? Нет, я не возьму на душу такого греха…

– Твоя мать никогда бы не сложила оружия…

– Наша мать мертва! – зло воскликнула девушка. – И если тебя существующее положение вещей не устраивает, Джеми Макдуфф, – убирайся! Покинь клан Бен-Макдуи! Я не позволю тебе разрушить счастье сестры!

– Счастье? Уж не с Йэном ли Фергюсоном? – недоверчиво и насмешливо спросил он.

– Только нынче утром она по секрету призналась мне, что Йэн – восхитительный любовник, – сказала Риган. И неумолимо прибавила: – Лучший, какого она когда-либо знала…

В ярости юноша покинул ее. Больше она никогда его не видела. К своей радости, несколькими днями позже она узнала, что Джеми Макдуфф завербовался в солдаты и уехал в какую-то неведомую Византию. Груочь же была просто счастлива отделаться от своего бывшего возлюбленного. Страстность молодого мужа пришлась ей весьма по вкусу, и она была вполне довольна…

Риган все еще оставалась в замке Бен-Макдуи, но, к своему изумлению, обнаружила, что без матери она здесь и вовсе чужая. А Груочь вскоре стала мучиться ревностью при малейшем знаке внимания, оказываемом ее супругом родной сестре. Теперь она беззастенчиво торопила ее со сборами и отъездом. И радостно вздохнула, узнав, что месячные у Риган пришли вовремя…

– Ну теперь-то ты едешь? – спросила она чересчур прямо.

– Да, – ответила Риган. – Но ведь ты дашь мне время, чтобы оправиться, сестра? Ты же знаешь, как тяжело мне будет в дороге, да еще теперь…

– Ну конечно, – с неохотой вымолвила Груочь. – К тому же это путешествие будет не из легких. Я не хочу, чтобы у тебя были лишние проблемы…

– Когда я уеду, мы больше никогда не увидимся, – сказала Риган. – Но я всегда буду любить тебя, Груочь!

– И я… – Голос Груочь смягчился. – Правда, я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала, но старик тверд в своем решении. Он говорит, что ты своим присутствием здесь лишь искушаешь Макдуи, моя Риган…

– И он прав, – отвечала сестра. – Джеми Макдуфф так просто напрямик предложил мне пойти за него и восторжествовать над Фергюсонами, но я прогнала нахала. Причем передала ему, будто ты сказала, что Йэн как любовник даст ему сто очков вперед.

– Да, это так! – хихикнула Груочь. – Ты была права, когда назвала его жеребцом, моя Риган. Я сейчас уже почти жалею, что беременна, – ведь скоро живот мой станет настолько велик, что я не смогу ублажать его. Тогда он снова пойдет по деревенским бабам…

– Ты уже сказала ему, Груочь?

– Нет, но скоро обрадую. – Груочь улыбнулась. – Он надуется от гордости как петух, да и старик растает от счастья, – заключила она.

«…Она довольна, – подумала Риган. – Возмездие, задуманное нашей матерью, совершается, но, похоже, Груочь нет до этого уже ровным счетом никакого дела. Она просто счастлива, что стала женой Йэна Фергюсона, правда, не пойму, с чего… Нет, конечно, он смазливый парень, но неотесанный и грубый. С каждым годом он все более будет походить на отца. Хотелось бы поглядеть, каковы будут их детки, но этого я никогда не увижу. Скоро, очень скоро я покину Бен-Макдуи. Когда-то я думала, что мне будет больно, но теперь… Груочь нашла свое место под солнцем, а вот я – нет».

Погожим весенним утром Риган Макдуфф покидала то, что всю жизнь считала родным домом. Путешествие должно было занять не менее двух недель – им предстояло пересечь Аллоа и попасть в область, именуемую Стретчклайд, в юго-западной оконечности страны. Девушку сопровождали воины обоих кланов. Старый Макфергюс показал ей небольшой, но увесистый ларец, который затем вручил капитану стражи.