скачать книгу бесплатно
– Будь с ней тверд, мой господин. Тверд, но и ласков.
– Но разве кто-нибудь может быть твердым с Зенобией? – с улыбкой спросил Оденат.
Баб весело засмеялась, но ответить не успела – в комнату вошла Зенобия, и Оденат, увидев ее, тотчас забыл обо всем на свете. А Баб, улыбаясь, выскользнула из комнаты, оставив влюбленных наедине.
Принц не мог отвести глаз от Зенобии, раскрасневшейся и порозовевшей после купания. От ее распущенных волос и белой туники исходил едва уловимый аромат гиацинта. Несколько секунд Оденат стоял, не в силах шевельнуться. А затем послышался голос Зенобии:
– Рада тебя видеть, мой господин.
И в тот же миг Оденат протянул к ней руки и заключил ее в свои жаркие объятия. Чуть наклонив голову, он прикоснулся губами к ее губам и с удовлетворением ощутил, что ее пронзила дрожь.
– О, Зенобия, Зенобия… – бормотал принц, целуя ее в уголки рта и в прикрытые трепещущие веки.
Затем он снова нашел ее губы, но на сей раз поцелуй был долгим и страстным. Внезапно руки девушки скользнули вверх и обвили его шею, а гибкое юное тело все крепче прижималось к нему. Очарованный ее пробуждавшейся страстью, Оденат провел языком по губам Зенобии, они тотчас же приоткрылись, и из горла девушки вырвался тихий стон. Томление, так таинственно возникшее прошедшей ночью, вновь овладело ею, чтобы терзать и терзать… Оно нахлынуло непонятно откуда – и захлестнуло ее, задыхавшуюся и растерянную. Пальцы Одената теребили ее уже и без того отвердевшие соски, и ей даже хотелось плакать от счастья. Ах, оно было такое новое, такое чудесное, это дивное чувство, что называют любовью…
Наконец Оденат отстранился от нее, и Зенобия чуть покачнулась, но в голове у нее тотчас прояснилось и она обрела равновесие. А затем послышался голос принца, доносившийся, казалось, откуда-то издалека, но слова звучали отчетливо:
– Мы с твоим отцом подписали официальный договор о помолвке, мой цветочек. Но Забаай говорит, что ты должна на время покинуть дворец. То есть мы с тобой не сможем видеться до самого дня свадьбы.
– Но почему? – удивилась Зенобия.
– Он говорит, что таковы обычаи.
Девушка, нахмурившись, довольно долго молчала, наконец произнесла:
– Да будет так, как повелел мой отец.
Ее покорность понравилась Оденату.
– Я принес тебе традиционный дар, – сказал он, поднимая вверх левую руку девушки и надевая кольцо на средний палец, – считалось, что именно в этот палец тепло шло прямо из сердца.
Зенобия в изумлении уставилась на круглую черную жемчужину в золотой оправе и пробормотала:
– О, это… невероятно! У меня никогда не было подобного кольца.
– Мой казначей говорит, что оно указано в списке даров, отправленных царицей Савской царю Соломону, когда он жил тут, в Пальмире, наблюдая за строительством города. Я сразу понял, что оно понравится тебе, мой цветочек. Оно прямо-таки светится на фоне теплого абрикосового оттенка твоей кожи.
Оденат перевернул руку невесты ладонью вверх и запечатлел нежный поцелуй в самом центре ладошки. И в тот же миг по спине Зенобии пробежали восхитительные мурашки. Внезапно смутившись, она высвободила руку, и принц опять прижался губами к ее губам.
– О, моя Зенобия, ты такая уверенная в себе во всем, кроме любви. И я научу тебя понимать те чувства, что захлестывают тебя и даже слегка пугают. Научу любить и быть любимой. Между нами не будет ни сомнений, ни страха, мой цветочек, и мы будем доверять только друг другу. – Его губы еще раз легонько коснулись ее губ. – Я люблю тебя, Зенобия, люблю тебя…
Она еще ни разу в жизни не была так близка к обмороку, как сейчас. Судорожно цепляясь за Одената, Зенобия, задыхаясь, прошептала:
– А я люблю тебя, мой Ястреб, очень люблю!
И в тот же миг она радостно улыбнулась: произнесенные вслух, эти ее слова принесли ей странное облегчение. И никто из них не услышал, как открылась дверь.
– Ты уже готова к отъезду, дочь моя? – На пороге стоял Забаай бен-Селим, благосклонно улыбавшийся.
Влюбленные тотчас отскочили друг от друга, и Зенобия, вспыхнув, сказала:
– Я должна переодеться в хитон, отец.
– Нет, – возразил Оденат. – Тебя доставят домой в паланкине. Предпочитаю, чтобы ты не ездила через весь город, показывая всем свои голые ноги.
К изумлению Забаая бен-Селима, Зенобия тут же кивнула в знак согласия. Шагнув к отцу, сказала:
– В таком случае я готова.
Вождь бедави снова улыбнулся и проговорил:
– Баб позже привезет твои вещи, дочь.
Но она уже прошла мимо него и скрылась за дверью.
– Я сообщу тебе сразу же, как только сегодня вечером назовут дату свадьбы, кузен, – сказал принц.
Вождь бедави кивнул и вышел из комнаты вслед за дочерью.
Перед самым закатом верховный жрец в храме Юпитера зарезал белоснежного ягненка. Внимательно рассмотрев исходившие паром внутренности, объявил, что самое благоприятное время для свадьбы наступит через десять дней. Получив это известие от гонца, Забаай бен-Селим с усмешкой подумал: «Какой же величины был дар, пожертвованный Оденатом храму в обмен на столь желанный вердикт?»
О предстоящих торжествах объявили на следующий день, и граждане Пальмиры возликовали, но во дворце римского губернатора Антония Порция эту новость восприняли не столь радостно. Взглянув на своего собеседника, Антоний проворчал:
– А я-то надеялся, он удовольствуется той малышкой, своей греческой наложницей. Умри он без законного наследника, Рим мог бы получить этот город беспрепятственно и целиком.
– Но город и так наш, – сказал гость губернатора.
– Пока в Пальмире имеется законный правитель, всегда есть шанс мятежа, – возразил Антоний Порций.
– Мне представлялось, что Оденат абсолютно лоялен к Риму, – послышался ответ.
– О, он-то лоялен. Его невеста – вот кого я опасаюсь. Марк Александр, ты просто не знаешь, что за дьяволицу он выбрал! Зенобию бат-Забаай, наполовину александрийскую гречанку и египтянку, наполовину дикарку бедави. Какой-то галльский наемник несколько лет назад убил ее мать, и с тех пор она страстно ненавидит всех римлян.
– Ничего удивительного, – пробормотал собеседник.
– Да ты не знаешь эту девицу… – возразил губернатор. – Она сидела среди тех, кто был виновен в этом преступлении, и восемнадцать часов подряд смотрела, как они умирают. Тогда всего лишь ребенок, она сидела, неподвижная как статуя, и наблюдала за их муками. В ней нет ни капли жалости! Влюбленный мужчина – ненадежный человек, а Оденат, как мне говорили, просто без ума от нее. Она сможет настроить его против нас.
– Мне кажется, Антоний, ты придаешь слишком большое значение браку какого-то жалкого царька и девчонки-полукровки. Никакая девушка не сумеет победить империю. Некоторые мужчины пробовали, и никому из них не удалось. Рим непобедим и всегда будет непобедимым.
Губернатор вздохнул и подумал с горечью: «Почему римляне этого не понимают? Я-то знаю Восток и его людей…» А вот его гость, Марк Александр Британий, приехавший к обеду, уж точно ничего не понимал. Марк был старшим сыном богатого патриция Луция Александра Британия, римского губернатора в Британии, женившегося на дочери местного могущественного вождя. Младший сын, Авл, уже унаследовал имения своего деда по материнской линии. Кроме того, имелись еще и две сестры, Луция и Евсевия, обе замужем за выдающимися римлянами. Но Марк Александр, хоть и был старшим сыном, оставался холостяком. Он какое-то время служил в армии, а теперь приехал в Пальмиру, чтобы основать торговое дело и переправлять товары с Востока в Британию, где младший брат собирался их продавать. Странное занятие для сына видного римлянина… Патриции обычно выбирали себе что-нибудь более достойное. Впрочем, ему, Антонию, сейчас следовало подумать о другом… Ведь очень может быть, что Марк Александр, вдобавок к своему промыслу, станет также глазами и ушами тех, кто сидел в Риме на самом верху. Кроме того, ходили слухи, что принцу Оденату позволят править от лица Рима, когда через несколько лет он, Антоний, уйдет на покой. Конечно, принц и сейчас правил городом, однако все, что он делал, за исключением мелких судебных вопросов, исполнялось под руководством губернатора. И Рим, судя по всему, и в дальнейшем не собирался предоставлять Оденату полную свободу действий. Очевидно, в столице решили прислать кого-нибудь в Пальмиру в качестве наблюдателя, и губернатор подозревал, что этим человеком и являлся Марк Александр. К тому времени как Оденату якобы отдадут власть, Марк Александр уже станет в Пальмире своим человеком, и никто ни в чем не будет его подозревать. Никогда еще в истории Рима – хоть в республике, хоть в империи – члены рода Александров не были замечены в каких-либо действиях, связанных с предательством и нелояльностью, – при любых обстоятельствах они оставались римлянами.
«Кроме того, Марк – мужчина весьма привлекательный, – размышлял губернатор, – и он явно унаследовал от матери-британки высокий рост, цвет глаз и волос». В общем, Антоний ни секунды не сомневался: женщины Пальмиры толпой повалят в постель Марка Александра, потому что к его привлекательному телу добавлялось красивое, классически изящное лицо, которое…
– Ты слишком пристально на меня смотришь, Антоний Порций, – внезапно раздался голос гостя. – Что-то не так?
– Что?… О, нет-нет, Марк Александр! Все в порядке! Я просто думал о том, как ты похож на своего отца. Какое-то время мы с ним вместе служили в Британии. Там скверный климат… Никогда не мог там толком согреться.
Гость язвительно усмехнулся и проговорил:
– Уверен, что здесь, в Пальмире, ты мечтаешь о британской прохладе.
Губернатор делано хохотнул.
– Нет-нет, мои старые кости предпочитают жару Востока, а не сырость Британии и Галлии.
Марк Александр взглянул на свой кубок с фалернским вином и, немного помолчав, спросил:
– Ты и в самом деле считаешь, что этот брак представляет для Рима опасность? Но если так… Может быть, стоит избавиться от этой девицы, пока не поздно?
По спине Антония Порция пробежал холодок. Откашлявшись, он проговорил:
– Видишь ли, Зенобия бат-Забаай действительно не любит Рим и римлян, но я думаю, что ты не ошибся – она и впрямь всего лишь хрупкая девушка. Ну какую опасность она может представлять для империи? Сначала ей придется ублажать в постели мужа, потом много лет растить детей и внуков… Ей просто некогда будет думать об отмщении Риму за смерть матери… Я старею, Марк Александр, и вижу иногда угрозы, которых на самом деле не существует.
«И еще, – подумал губернатор, – я определенно не хочу, чтобы смерть этой девушки была на моей совести».
– Лучше проявить осторожность чрезмерную, чем недостаточную, – заметил гость. – Ты пойдешь на свадьбу?
– О да, конечно! Жители Пальмиры давно приобщились к римской культуре и религии. Это будет традиционная церемония конфарреации[3 - Конфарреация – древнейший обряд при заключении патрицианского римского брака, сопровождавшийся религиозными формальностями.], которую проведут в атриуме дома Забаая бен-Селима, а после пиршества свадебная процессия проедет через весь город ко дворцу принца. По сути, все будет происходить так же, как в Риме.
– Может быть, мне следует постоять в толпе у дома невесты, чтобы посмотреть на нее, когда она будет уезжать?
– Она очень красива, – сказал губернатор.
– По меркам Востока – возможно, – отозвался Марк Александр. – Но лично я предпочитаю светловолосых.
– Оденат тоже их предпочитал, – заметил Антоний Порций. – Пока не встретил Зенобию.
– В самом деле?… – Гость задумался. – В таком случае я обязательно должен увидеть ее. Хотя… Обычно девушки в день своей свадьбы излучают своего рода сияние, которое превращает в красоток даже самых непривлекательных.
– Так посмотри на нее до свадьбы, – с лукавой улыбкой посоветовал губернатор. – Она вернулась в дом своего отца, и у нее есть привычка каждое утро кататься верхом в пустыне. Выезжай пораньше, и, возможно, ты сможешь ее увидеть.
Марку Александру стало по-настоящему любопытно, и поэтому следующим же утром он поднялся еще до рассвета и по караванной тропе отправился в пустыню. Остановившись за дюной, он довольно долго наблюдал, как солнце окрашивало небо в золотистые и оранжевые тона. И в конце концов его терпение было вознаграждено – он услышал топот копыт, а через несколько мгновений увидел великолепную арабскую лошадь, несущуюся стремительным галопом. И казалось, что всадник, сидевший в седле низко пригнувшись, сливался с животным в единое целое. Натянув поводья, он заставил лошадь перейти на шаг, а затем выпрямился.
И в тот же миг у Марка Александра перехватило дыхание. Это была девушка, но какая девушка!.. Длинные обнаженные ноги… Полные округлые груди… А про лицо можно было сказать только одно: прекраснее его он ничего не видел. Более того, он даже не представлял, что девушка может быть настолько прелестной.
Марк Александр выехал из-за дюны, и девушка, повернувшись в седле, холодно посмотрела на него.
– Доброе утро, – произнес он.
Зенобия молча кивнула, глядя на великана, внезапно появившегося перед ней.
– Я Марк Александр Британий, недавно приехал в Пальмиру, – представился он.
– А я Зенобия бат-Забаай, – ответила красавица.
– Ты всегда ездишь верхом одна, Зенобия бат-Забаай?
– А ты разве нет, Марк Александр? – послышался язвительный ответ.
Римлянин пожал плечами.
– Но ведь я мужчина…
– Я это заметила. Доброго тебе утра, Марк Александр. – Девушка натянула поводья, и лошадь направилась вперед.
– Зенобия, погоди! – Марк попытался схватить ее белую кобылу за уздечку, однако девушка оказалась проворнее и рывком отвернула голову лошади.
Кобыла взвилась на дыбы, но Зенобия тотчас же ее успокоила и пристально посмотрела на римлянина. Ее прекрасные серые глаза пылали гневом, и она, едва сдерживаясь, проговорила:
– Никогда больше не прикасайся к лошади, на которой еду я, Марк Александр! Никогда! Ты поздоровался со мной, и законы гостеприимства требуют, чтобы я поздоровалась в ответ. Но я не люблю римлян. Особенно голубоглазых. Четыре года назад голубоглазые римляне убили мою мать после того, как ворвались в наш дом и воспользовались ею для своего удовольствия. Я езжу верхом одна, потому что мне так нравится. А теперь убирайся с моей дороги! Я хочу ехать дальше!
– Прошу прощения, Зенобия бат-Забаай. Мне жаль, что моя внешность вызвала у тебя столь мучительные воспоминания. И я не хотел тебя оскорбить. Но дело в том, что я новичок в Пальмире. Люблю кататься верхом, однако… Не уверен, что не заблужусь в вашей пустыне. Я всего лишь надеялся на честь поехать с тобой, чтобы немного познакомиться со здешними тропами, – добавил Марк с виноватой улыбкой.
Зенобия почувствовала себя виноватой, но она не собиралась отступать от своей позиции и уже более миролюбиво проговорила:
– Тебе лучше не кататься по пустыне без сопровождения, Марк Александр. Тут то и дело встречаются персы-мародеры, и можно также наткнуться на нескольких отщепенцев-бедави, которые ищут глупого странника, чтобы ограбить и убить. Они не станут разбираться, римлянин перед ними или кто-то другой. Им все равно, кому перерезать глотку и чей кошель срезать.
И Зенобия наконец как следует рассмотрела своего собеседника и невольно подумала: «А ведь этот римлянин – очень привлекательный мужчина… Возможно, самый привлекательный из всех, что я когда-либо видела». Но тут же отбросила эти мысли. Ведь было совершенно ясно: самый красивый мужчина на свете – это ее Ястреб.
Марку ужасно хотелось спустить Зенобию с лошади – и целовать до тех пор, пока она не смягчится и не улыбнется ему ласково. Но он, разумеется, сдержался, так как не хотел портить отношения с жителями Пальмиры. Это непременно произошло бы, если бы он соблазнил невесту принца. Поэтому он кивнул и произнес:
– Вероятно, ты права, Зенобия бат-Забаай. Пожалуй, мне лучше сейчас же вернуться в город. – Не в силах удержаться, он добавил: – Ведь очень может быть, что ты как раз и есть одна из тех женщин, которые заманивают в смертельную ловушку ничего не подозревающих странников.
Отъезжая, Марк с удовлетворением услышал, как Зенобия негодующе ахнула.
«Очень красивая девушка… – подумал Марк. – И озлобленная». Но кто мог ее за это винить? Антоний Порций всего лишь сказал, что мать Зенобии убили римские легионеры, а про изнасилование даже не обмолвился. Бедная девочка… Но сейчас не время объяснять ей разницу между варварами-галлами и романо-бриттами вроде него.
Отъехав немного, Марк оглянулся. Зенобия, пустив свою кобылу в галоп, вихрем неслась по пустыне. Марк Александр хмыкнул себе под нос. Ему нравились женщины с характером.
В течение следующих нескольких дней он усердно трудился, и его подбадривал бывший раб, ставший его правой рукой. Север был его наставником еще в детстве, когда же отец предложил ему вольную, Север попросил, чтобы его оставили служить семейству Александров. В этой просьбе ему отказать не могли, и с тех пор Север обучался у Луция Александра основам коммерческой деятельности. Он прибыл в Пальмиру за два месяца до Марка Александра, чтобы купить виллу и склад.
Теперь бразды правления переходили к Марку, но как он ни пытался сосредоточиться, мысли его то и дело возвращались к длинноногой девушке, такой же норовистой, как и ее кобыла. С некоторым изумлением Марк осознал: он страстно желал ее, потому что не мог получить. Да-да, Марк Александр, сын Луция, богатый, красивый, с самого рождения не получавший ни в чем отказа (в пределах разумного, конечно), всерьез влюбился впервые за свои двадцать пять лет.
По мере приближения дня свадьбы возбуждение в доме Забаая бен-Селима все усиливалось, пока не достигло крайней степени. Хотя ни одна из женщин Забаая, кроме Тамар, никогда не обращала ни малейшего внимания на Зенобию, сейчас все до единой рвались помочь и хотели занять место матери невесты. Каждая давала ей советы всякий раз, как оказывалась рядом; каждая пыталась выбрать ей наряд на свой вкус; каждая возмущалась вмешательством остальных. Зенобия стала чем-то вроде отборного куска мяса, из-за которого торгуются все женщины на базаре. В конце концов ей пришлось умолять отца, чтобы сказал своим женщинам, что она нуждается в помощи одной только Тамар. И именно Тамар должна была занять место матери невесты – и больше никто. И Зенобию в конце концов оставили в покое.
Вечером накануне свадьбы она взяла небольшой медальон, подаренный матерью, когда Зенобия только родилась, и положила на алтарь домашних богов. Эти боги приглядывали за ней все детство, но завтра детство закончится и никогда не вернется, поэтому девушка и принесла торжественную жертву, положив на алтарь последнюю кроху своих детских лет. Будь она младше, положила бы сюда и свои игрушки, но их уже давно выбросили. И вот сейчас, стоя в маленьком семейном садике, где находился алтарь, она возносила молитву к матери, отчаянно желая, чтобы каким-нибудь чудом, доступным только богам, Ирис оказалась завтра рядом с ней. В первый раз за много месяцев ей ужасно не хватало матери. И сейчас она вспоминала не столько красоту Ирис, сколько сладкий аромат ее духов, нежные прикосновения ее рук и шорох длинных юбок, когда мать выходила вечером из комнаты дочери. Зенобия вспоминала прекрасную женщину, у которой всегда находилось для нее время, и которая так радостно смеялась, глядя, как муж и дочь играют вместе. По щеке Зенобии покатилась слезинка, за ней – другая, и вскоре все ее лицо сделалось мокрым от слез.
Заметив, как вздрагивали плечи девушки, Баб шагнула к ней, но Тамар ее удержала и сказала:
– Нет. Малышка ни разу толком не поплакала после гибели Ирис, а выплакаться ей необходимо. Пусть оставит свое горе здесь, вместе с тем, что осталось от ее детства.
Баб кивнула и тихо ответила:
– Ты права, конечно, но я не могу видеть ее боль. Ах если бы я могла заслонить ее от всего зла, что есть в жизни!
– Этим ты не окажешь ей услугу, Баб. Зенобия должна сама встретиться со своим будущим – лицом к лицу. Ведь если она не узнает зло, – то как сможет справиться с ним?
– Да, знаю, – со вздохом проговорила Баб. – И вообще, я болтаю глупости. Разве кто-нибудь сумел заслонить Зенобию хоть от чего-нибудь?
