скачать книгу бесплатно
– Почему ты не оформила машину на себя? – с подозрением спросила я.
– Смеешься, что ли?! – воскликнула мой конспиратор, – Как бы я объяснила сей факт Саше? Он же в момент просечет!
– Как? Не преувеличивай!
– Ничуть! Он у меня тот ещё Пинкертон!
– Подожди… То есть ты так ему ничего о клубе не сказала? Он же звонил недавно.
– Ну, не успела, чего уж… Пока все тёрки утрясли… Короче…
– В клуб попадем на арендованной, а путь отступления как продуман? – спросила Вика.
– К полуночи брат Сержика освободится и подъедет на своей тачке. И да! Лавр и Серж будут неподалёку. Они нас подстрахуют, если что.
– Лавр и Серж? Кто такие? – уточнила Вика. В глазах ее мелькнул интерес.
– Брось! Ты что, Лаврентьева не помнишь?
Вика призадумалась. И выдала:
– Тот замороженный лобстер? Рядом с камнем?
– Какой еще лобстер! И как это «рядом с камнем»? – переспросила подруга, – Он же с тобой сидел. А… ну да… Его же чуть камнем тогда не пришибло. Вернее, зашибло бы, если бы ты не подсуетилась. А почему замороженный-то?
– Заторможенный, – объяснила Вика.
– Не знаю… Никогда не замечала. Да, вполне себе активный он, Вик!
– Нет в нем активности. Одна видимость. А это не есть хорошо…
– Что ты имеешь в виду? – устало спросила я. День сегодня выдался не из легких и понимала я нашу гостью с каждой минутой все меньше.
– Аура человека рядом с камнем – слабая, – стало мне ответом.
– И в чем это, по-твоему, выражается? – попыталась я ее понять.
– Силы нет. Вижу слабость. Ненадежность. Нерешительность, – заявила Вика. Уверенно так заявила.
– Нерешительность? Так он запал на тебя, вот и тушуется! По крупняку запал, скажу я тебе! – выдала ей Машка.
– Напрасно. Не мой типаж.
– Почему?
– Труслив. Не рисковый.
– Ну ты даешь! Совсем парнишу «опустила». Прям так и труслив?! Нет, не соглашусь! Лавр далеко не трус!
– Создает видимость, – повторила Вика.
– Какую ещё видимость?
– Видимость бравого хлопца.
– Бравого хлопца? – переспросила я. И выпалила то, что вдруг вспомнилось: – «Мы сегодня – бравые хлопцы! Вооот такую рыбину словили!»
– Чегооо?! Что ты несёшь-то, Кать?! – воскликнула обескураженная Марья, – Совсем с ума сошла?!
– Я вспомнила, Маш… Так говорил дедушка Арт из леса, – негромко поделилась я тем, что внезапно всплыло в памяти.
– Какой еще Арт?! – возмутилась Марья.
– Арт… Он живет в избушке… Вернее, в большом таком доме. С резным крыльцом и занавесками на окнах. Просто называет его избушкой… Жил когда-то… На берегу Енисея.
– Господи, Катя, а Енисей то тут каким боком? Что с тобой сегодня?! Хватит нести пургу, слышишь!
– Камень, – негромко проговорила Вика.
– Что «камень»? – встрепенулась Маша, теперь уже взглянув на Вику.
– «Арт» можно перевести как «камень», – объяснила она, – Или «глыба». Если мы имеем в виду наречие определенной народности.
– Верно! – воскликнула я, обрадовавшись, что снова оказалась на одной волне с нашей гостьей. И не удержалась с вопросом: – Откуда ты знаешь?
– Она – из тех мест, Кать! Я же тебе говорила! – вклинилась Марья.
– Как давно ты вспоминаешь? – негромко спросила у меня Вика, резко сменив тему. – Так активно и бесконтрольно, я имею в виду?
Глава 51 Менталист
– С неделю примерно… Да… с прошлой пятницы, – задумчиво пробормотала я. И в сердцах посетовала: – Знаешь, все это уже становится адом!
Брови Виктории на мгновение удивленно взвились вверх, а в голосе новыми красками заиграла заинтересованность:
– Конкретнее, пожалуйста: почему адом? – спросила она, произнеся каждое слово четко и с расстановкой, словно дала установку.
А во мне вдруг взыграла радость от того, что мне подарили право высказаться… И в сердце моем, как ни странно, вспыхнула благодарность за то, что меня выслушают. Выслушают внимательно и одобрительно. И благодарность моя за это была просто огромна! Огромная и абсолютно иррациональная, если подумать. И я было задумалась: «Что за эмоциональные качели такие?», но задумалась от силы на пару мгновений – не более того. А потом… Потом поймала на себе ободряющий взгляд Виктории, отчего-то решила, что пора начинать и принялась с энтузиазмом объяснять:
– Потому что воспоминаний этих с каждым днем всё больше! – в сердцах посетовала я, – Они сыплются на меня как… Как снежные комья перед тем, как лавине сойти, понимаете… А лавина потом его под собой похоронила…
– Кого его? – участливо спросила у меня Марья.
– Героя. В фильме одном видела… Не помню, как назывался… – вздохнув, ответила я ей.
– Не зацикливайся! И не ссы – прорвемся! – тут же прилетело от нее с усмешкой.
– Ситуация ухудшается, Маш…
– Да не драматизируй ты, цыпа!
– Тебе вот всё шуточки, Маш! А мне не до смеха! – накинулась я на подругу. Та не нашлась с ответом, а я, взглянув на Викторию, продолжила: – В последнее дня три-четыре – вообще: чуть ли не каждый час память что-нибудь, да подкинет! Волшебство какое-то! Или проклятие… Не знаю… Нет… не проклятье – точно… Потому что вспоминается в общем-то о хорошем… По большей части о хорошем… – делилась я как на духу, – И всё же… Это так утомляет! Просто неимоверно!
– Почему утомляет, если вспоминаешь о хорошем? – спросила гостья.
– Потому что их много, Вика! Воспоминаний этих. Устала я! Понимаешь, складывается впечатление, что я больше своей голове не хозяйка… – жаловалась я, словно обиженный ребенок, – Совсем не хозяйка… а так – чья-то безвольная марионетка…
– Странный казус, – в повисшей тишине задумчиво проговорила Вика.
Выражение про казус, как и многое этим вечером, тоже показалось мне знакомым. Я точно слышала его раньше, очень-очень давно. Только вот никак не могла припомнить, от кого, где и когда именно. Отбросив напрасные потуги воскресить всё это в памяти, я вернулась к своим стенаниям – и снова понеслось:
– Это не просто странно! – самозабвенно «вещала» я, – Иногда это пугает! И даже заставляет усомниться в собственной нормальности… Любая мелочь может спровоцировать видения! Лю-ба-я! – произнесла я по слогам, невольно повысив голос. – Что-то в одежде прохожего, если я на улице. Или в универе, или… Или просто смотрю из окна этой комнаты и банально замечаю чей-то цвет волос, похожий на мамин… Или на папин… Чаще почему-то – на папин… Или слышу чей-то голос со знакомыми нотками, или вижу знакомую походку… Или… да хоть вот чашка!
– Чашка? – хором переспросили обе слушательницы моих стенаний.
– Да! – в сердцах воскликнула я, – Та – белая! Из которой я только что пила чай! Я даже поставила ее, как на рейде!
– На рейде? – сконфуженно переспросила Марья.
– На рейде, – кивнув, подтвердила я, – Это когда ручки у чашки смотрят в одну сторону. Хоть и стоят они друг напротив дру…
– Кать, ну ты чего несёшь-то? – подавленно спросила Маша, – Давай ещё чайку выпьем, а?
– Не хочу! – заявила я. Сказала – как отрезала. И не менее жестко добавила: – Я должна сказать! Не перебивай меня! Пожалуйста!
О том, что перешла чуть ли не на крик, я заметила, лишь ощутив, насколько напряглись связки. И тут же остро почувствовала себя оратором, вещающим пред огромной аудиторией. Вернее, горе—оратором с вышедшем вдруг из строя микрофоном… Но ни Вика, ни Марья больше меня не останавливали. Марья, видимо, – от удивления, а Виктория – от дикой заинтересованности в том, о чем я говорила, и явного желания вытянуть из меня всё до последней капли.
«Учись считывать настрой собеседника! Это должно стать твоей привычкой!» – с детства повелевал мне дедушка в своей обычной менторской манере.
И я считала. На автомате. Гостья с огромным, очень натуральным интересом внимала каждому моему слову и демонстрировала свою полную поддержку, словно поставила цель заслужить мое расположение. Это было заметно и в сострадательном, но порой не в меру остром взгляде глаз цвета оливы, казалось, подмечавшим любой нюанс в моем настрое; улавливалось и в манере чуть приблизить ко мне лицо, изобразив на нем полное доверие, стоило мне только начать говорить. Возможно, всё это и пробудило во мне странную уверенность в том, что только Виктория и сможет помочь мне избавиться от моей странной «болезни», нежданно—негаданно свалившейся мне на голову.
И всё же, на задворках сознания, затуманенного то ли дикой усталостью, то ли общением со странной гостьей и ее неусыпным вниманием к мой персоне, стоп—сигналом порой подсвечивалась мысль о том, что желание развидеть в Виктории панацею от всех моих бед – очень опрометчиво и панацея эта может оказаться не более, чем иллюзией. А спонтанное участие гостьи в моей жизни этим вечером – мастерски разыгрываемым спектаклем для одного зрителя – то есть меня.
Проснулась моя подозрительность, всегда служившая некой защитной реакцией перед малознакомыми людьми. Проснулась и стала набирать обороты. Мне вдруг почудилось, что помощь Виктории – не более, чем мираж, который мне, то ли от безысходности, то ли от чего-то ещё вдруг захотелось принять за явь. В течение всего вечера гостья как губка впитывала все что я говорила, заботливо задавала наводящие вопросы, но не была со мной на равных, а стояла как бы надо мной.
«И совсем не давала советов, – мысленно проворчала я, но тут же, уточнила справедливости ради: – Хотя дала, но всего один: не ходить завтра в клуб. Дала то дала, но ведь совсем же не настаивала на этой своей рекомендации, – мысленно брюзжала я, – будто ей в реале всё равно, что со мной может там случиться. А почему ей не должно быть всё равно, Катя, если она посторонний тебе человек! Почему посторонний? А как же мои воспоминания в ее присутствии? Странный дом… Песок этот… Черный монстр в песке?.. Чашка на рейде? Странный урок о логике? – мысленно спорила я с собой. – Всё дело в ее взгляде. Я подпала под его магнетизм, – встрепенулся дремавший весь вечер здравый смысл, – Что-то похожее со мной не так давно уже случалось», – словно в вязком тумане копошились мои беспокойные мысли.
Но стоило снова поймать на себе взгляд оливковых глаз, как подозрительность моя уступила место странной доверчивости. И я продолжить «ораторствовать»: зачем-то в подробностях поведала о том, как мы с мамой в последний раз вместе шли в школу по зеленому тоннелю и встретили странного старца; рассказала про смутно знакомый дом в тайге и про бабушку с дедушкой, которые там жили и с которыми я ещё в детстве потеряла связь; выдала всё про видения о родителях, по большей части обрывочных; отчиталась о своем седьмом дне рождения, на котором так и не появился папа, отчего-то упомянула о том, что ищу его и Орлов не горит желанием мне в этом помочь; пожаловалась, что тот вообще пропал из поля моего зрения и что меня это очень обидело. Слова сыпались из меня словно из рога изобилия и меня было не остановить: будто плотину прорвало.
Но стоило мне упомянуть о нежданной встрече с Каменнолицым в сквере, после которой и начался весь этот Армагеддон с воспоминаниями, я тут же лишилась дара речи! В горле вдруг возник странный ком. Огромный – просто необъятный – и твердый, как скала, он не только не дал мне возможности произнести больше ни слова, но и вздохнуть полной грудью стало просто непосильной задачей. Я молча смотрела на Викторию и беззвучно открывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Вика была явно удивлена такой реакцией. И не просто удивлена – скорее шокирована моим состоянием. В глазах ее, вперемешку с теплотой и сочувствием, я вдруг заметила нечто еще… Это нечто насторожило меня.
Возникшая немота и реакция гостьи зародили во мне страх. Он слабо царапнул в груди. Потом еще и еще раз. Я на мгновение сжала губы и прикрыла глаза. Приложила ладонь к груди, сначала чуть надавила, потом слегка потерла – и стало легче.
– Я справлюсь, – чуть слышно прошептала я и снова взглянула на Викторию.
Меня всегда настораживал любой сбой в настрое собеседника, особенно, если я не могла объяснить его логически. А в данном случае – не могла, как ни старалась. Очень старалась, но только все больше растворялась в вязкой цепкости ее взгляда, настойчивого, требовательного, проникающего в самую душу. И вдруг меня озарило!
«Всё то же самое, разве нет?!» – поразилась я собственной догадке.
Взгляд Виктории и даже манера вести себя: иногда – напористо, иногда – с долей неприступности или высокомерия – напомнили мне схожее поведение и интерес такой же степени навязчивости. С его обладателем я столкнулась в сквере, в прошлую пятницу, а сегодня – в кафе! Этого человека сейчас не было рядом, и все же я странным образом вдруг ощутила флёр его навязчивого присутствия. Знакомый уже фон с неприятным, холодным, будто металлическим привкусом. Словно рядом со мной сейчас находился невидимый проводник «рентгеновской» сущности того человека: темной сущности Каменнолицего…
«Прекрати, ты становишься параноиком! – мысленно осекла я себя. И тут же постаралась себя успокоить: – Вика смотрит по-другому. Ее взгляд так не угнетает».
Между этими двумя манерами сканировать взглядом действительно существовала разница: внимание оливковых глаз с поволокой не отпугивало меня так, как недавнее внимание холодных серых. Не отпугивало и не вызывало стремления нестись прочь, теряя тапки.
Настойчивость, которая присутствовала во взгляде Виктории не была агрессивной. Она казалась мне какой-то… принудительно располагающей к общению, что ли. К тому же, взгляд Виктории впервые в жизни заставил меня почувствовала себя особой с душой нараспашку. Каменнолицый такого эффекта достичь не сумел, хоть, видимо, очень рассчитывал, ведь тогда я бы выболтала ему всё как на духу. А вот Вике удалось заставить меня ощутить ничем не пробиваемую, совершенно железобетонную уверенностью в том, что просто обязана распахнуть перед ней душу и во всем на нее положиться. Бывали даже мгновения, когда мне вдруг начинало навязчиво чудиться, что, если промолчу – упущу единственный в жизни шанс на спасение и уже никто и никогда не сможет мне помочь.
«Осторожно, Катя, это иллюзия! – снова подала голос моя, недоверчивая и вечно подозревающая недоброе подружка-интуиция, – Ты в состоянии справиться с любыми проблемами! Самостоятельно или с помощью деда! Не позволяй ей себя приручить!»
И я уже собралась было внять здравым доводам и ментально закрыться, как лягушонка в своей коробчонке, но услышала задумчивый Викин голос:
– Процесс идет по экспоненте.
Мне тут же захотелось с ней согласиться, но взмах изящной ладошки с длинными тонкими пальчиками перед самыми моими губами пресёк очередной поток, готовый сорваться с моих губ.
– Что ты имеешь в виду? – пришла мне на помощь Марья.
– Процесс растет в геометрической прогрессии, – задумчиво проговорила наша гостья ей в ответ, – А должен стихать, ведь пиковое воздействие уже позади… Занятная метода…
– Что? – встрепенулась я, не без труда вырвавшись из тисков безмолвия, почувствовав, как мой язык «оживает» и снова может шевелиться. – Да, что-то вроде. Любая мелочь может спровоцировать приступ. Да, я уже стала называть это приступом. Очередным приступом какого-то странного заболевания, – опрометчиво поделилась я и услышала:
– Ты повторяешься. – Услышала и сделала над собой усилие, чтобы замолчать, ведь интуиция трубила об осторожности.
«Вот с чего бы ей настолько плотно проникаться состоянием моего здоровья? – снова начала размышлять я, словно получив очередную инъекцию здравого смысла, – Мы же знакомы не более суток. А если только познакомились, то опрометчиво идти в ее компании в тот мутный клуб! А не засланный ли она казачок? Тогда в чем цель? Чтобы что? Чтобы затащить меня в тот клуб? И платье-то она мне подобрала и информацией по клубу побаловала. В отличие от Маши, кстати! Или она пришла, чтобы отговорить меня от клуба? Тогда зачем подобрала платье? Свадебное, кстати, платье! Ничего не понимаю… – мысленно мучилась я вопросами, ответов на которые не находилось, – Что же ей всё-таки от меня нужно?»
Уверенный голос гостьи снова выдернул меня из размышлений.
– Твой мозг форсированно выдаёт информацию. Это алгоритм. – услышала я ее странный вердикт. Услышала и переспросила:
– Алгоритм?Какой? Чей?..
– Да… Процесс идет строго по аалгоритму.
– Как это? – пробормотала я, – не понимаю…
– Твой мозг выполняет определенную последовательность действий: что-то знакомое попадает на глаза, активизируются лобные доли и выдают картинку из прошлого.
– Почему активизируются?
– Потому что поставлена задача.
– Задача? Кем поставлена?
– Давай разбираться! – предложила она мне как закадычной подружке.
– Давай! – с радостью согласилась я, поймав на себе подозрительный взгляд Марьи.
– Отлично! – тепло похвалила меня гостья. И продолжила свой допрос: – Что могло стать триггером к запуску алгоритма? Подумай и ответь! Это должно было быть чем-то необычным… Спонтанным. Возможно, чем-то мимо логики. Но это однозначно то, что произвело сильное впечатление. Это должно было врезаться в память, понимаешь?
