Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)

скачать книгу бесплатно

Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)
Сергей Викторович Смирнов

Монография посвящена истории русской военной эмиграции в Китае от ее становления до исчезновения. На основе широкого круга источников автор анализирует политическую жизнь военной эмиграции, ее участие в антибольшевистском движении и военно-политических событиях в Китае в 1920-40-е гг., проблемы социальной адаптации военно-эмигрантского сообщества, его влияние на русское молодежное движение. Большое внимание уделяется судьбам отдельных военных эмигрантов.

Введение

В результате поражения Белого движения в Гражданской войне в России десятки тысяч военнослужащих Белой армии оказались за пределами родины, став людьми без гражданства. С самого начала пребывания в эмиграции в среде бывших военных проявилась сильная тенденция к консолидации. Особенно важную роль в деле сохранения боевого потенциала военной эмиграции и объединения бывших военных с целью продолжения борьбы против большевиков играло командование Русской Армии во главе с генералом П.Н. Врангелем. Оно не только стремилось удержать от распыления воинские части, эвакуированные из Крыма, но и превратить армию в консолидирующее ядро всей эмиграции. Благодаря деятельности созданного на базе подразделений Русской Армии и различных организаций бывших военных Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) в Европе было сформировано настоящее русское военное сообщество, обладавшее собственной организационной структурой, руководящими органами, учебными подразделениями, прессой; имевшее связи с общественными и политическими объединениями и эмигрантской молодежью. Несмотря на высокую степень территориальной рассредоточенности, внутреннюю неоднородность и конфликтность, русское военно-эмигрантское сообщество в Европе просуществовало вплоть до Второй мировой войны, предпринимая попытки продолжения борьбы с большевистским режимом в России.

В Китае, который стал вторым после Европы регионом наиболее массового расселения бывших военнослужащих Российской Императорской и Белой армий, ситуация для формирования военно-эмигрантского сообщества и поддержания его относительной целостности была многократно сложнее, чем в Европе. Степень разобщенности между основными эмигрантскими, в том числе военно-эмигрантскими центрами здесь была значительно выше, чем в Европе, что усугублялось постоянной внутриполитической вооруженной борьбой и развернувшейся с начала 1930-х гг. интервенцией со стороны Японии. Ситуация для радикальной эмиграции осложнялась и наличием в Китае, особенно в его северо-восточной части – Маньчжурии, постоянного советского присутствия, выражавшегося в проживании здесь десятков тысяч советских граждан, широкой деятельности легальных и нелегальных советских структур от администрации Китайской Восточной железной дороги (КВЖД), общественных и профессиональных организаций до резидентур всех советских разведывательных органов. Свою роль играло и более низкое «качество» оказавшихся в эмиграции в Китае воинских подразделений белого Восточного фронта с присущим им духом атаманчества и невысоким уровнем дисциплины.

Тем не менее, русская военная эмиграция в Китае, также как в Европе, при всей неоднородности и противоречивости ее характеристик являла собой специфическое сообщество, объединенное общим прошлым (главной смысловой частью которого выступала борьба против власти большевиков) и настоящим (основным смыслосодержащим элементом которого являлось утрата родины и неприятие советской власти), комплексом поведенческих и идентификационных признаков, имевшее свою организационную структуру, и способное к самоорганизации и самосохранению. Изучение русской военной эмиграции в Китае как специфического сообщества в динамике его развития от становления до исчезновения и стало предметом настоящего исследования.

Понятие «военная эмиграция» в нашем исследовании имеет достаточно широкий характер и включает в себя совокупность бывших военнослужащих Российской Императорской и Белой армий, прежде всего ее профессиональную часть – офицерство; организации и объединения бывших военных; воинские и военизированные подразделения из эмигрантов, состоявшие на службе на территории Китая; русскую военную молодежь, т. е. молодое поколение эмигрантов, получивших военное образование и опыт военной службы за рубежом.

Почему мы отдаем предпочтение определению «русский» по отношению к военной эмиграции, а не «российский»? Определение «российский» практически не использовалось в эмигрантской практике. Для китайской администрации все выходцы с территории бывшей Российской империи, независимо от их этнической принадлежности, являлись русскими. Кроме того, в этническом отношении подавляющая масса военных эмигрантов (офицерство почти на сто процентов) были русскими.

Начало изучению в России военной эмиграции было положено практически сразу после окончания Гражданской войны. Однако работы, изданные в 1920-е гг., не носили непосредственно научного характера, выступая скорее отражением ожесточенной политической борьбы между Россией советской и Россией зарубежной, эмигрантской. Именно в эти годы в оценках эмиграции оформились основные идеологические клише, сохранявшееся в той или иной степени на протяжении всего советского периода. Эмиграция, либо ее наиболее реакционная часть, обязательно включавшая военных, рассматривалась как непримиримый враг советского государства, носитель идей реставрации старого, «эксплуататорского» режима, приспешник империализма. Все внимание советских историков, обращавшихся к изучению эмиграции, было сосредоточено на деятельности эмигрантских контрреволюционных организаций, вынашивавших планы свержения советской власти, и борьбе с ними советского государства. Военная эмиграция нередко дифференцировалась на активную «антисоветскую головку» (в основном белое офицерство) и рядовую массу обманутых и запутанных. Указывалась продажность руководителей Белого движения и неприглядная судьба эмиграции, смрадно догнивающей в «харбинском тупике»[1 - Белов В. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутье. М.-Пг., 1923; Киржниц А. У порога Китая. Русские в полосе отчуждения КВЖД. М., 1924; Мещеряков Л.М. На переломе (Из настроений белогвардейской эмиграции). М.: Главполитпросвет, 1922; Полевой Е. По ту сторону границы. Белый Харбин. М.-Л., 1930, и др.]. В 1930-е гг. белая эмиграция, попав в разряд запрещенных тем, практически исчезла из исследовательского поля, упоминаясь разве что в контексте событий вооруженного конфликта 1929 г. вокруг КВЖД и захвата Маньчжурии в 1931 г. японской Квантунской армией в качестве «пылающего звериной ненавистью к Советскому Союзу» пособника белокитайских и японских милитаристов[2 - Аварин В.Я. «Независимая» Маньчжурия. М., 1932; Алексеев И. Что происходит на КВЖД. Хабаровск, 1929; Тульский С. Маньчжурия. М.: ОГИЗ, Гос. воен. изд-во, 1932, и др.].

В отличие от советских авторов 1920–1930-х гг. эмигрантские исследователи (также большей частью непрофессиональные историки) пытались выявить причины поражения Белого движения и показывали трагедию поражения и исхода Белой армии. Среди эмигрантских авторов-дальневосточников особенно выделятся И.И. Серебренников, чья изданная в 1936 г. в Харбине книга «Великий отход», основанная на воспоминаниях участников событий 1919–1923 гг., достаточно подробно и объективно описывала процесс отступления частей Белой армии в различные районы Китая и первоначальное обустройство бывших военнослужащих[3 - Серебренников И.И. Великий отход. Рассеяние по Азии белых Русский Армий. 1919–1923. Харбин: Изд-во М.В. Зайцева, 1936.].

Своеобразным приемником Серебренникова в историописании Белой эмиграции на Дальнем Востоке явился бывший белый офицер П.П. Балакшин. В его фундаментальном произведении «Финал в Китае»[4 - Балакшин П. Финал в Китае. Возникновение, развитие и исчезновение Белой эмиграции на Дальнем Востоке. Сан-Франциско, Париж, Нью-Йорк: Сириус, 1958.], охватившем весь период существования белой эмиграции в Китае и построенном на основе отдельных эмигрантских документов, периодики и воспоминаний целого ряда лиц (информация о которых сегодня практически утрачена), нашли отражение противостояние между советской разведкой и эмигрантскими активистами, участие русских в китайских междоусобных войнах в 1920-е гг. и советско-китайском конфликте 1929 г., сотрудничество представителей эмиграции с японскими спецслужбами, и была представлена целая галерея портретов крупных деятелей эмиграции в Китае.

Возвращение внимания советских исследователей к истории русской эмиграции началось с конца 1950-х гг. И хотя в изданных в 1960-е гг. воспоминаниях советских военных советников в национально-революционных армиях Китая времен революции 1925–1927 гг. их противник – русская военная эмиграция – по-прежнему представал в карикатурном виде, как «зараженная всеми пороками дна большого города, почти поголовно сифилитичная и насквозь развращенная»[5 - Примаков В.М. Записки волонтера. Гражданская война в Китае. М.: Наука, 1967; Черепанов А.И. Северный поход Национально-революционной армии Китая (Записки военного советника). М.: Наука, 1968.], в исторических работах семидесятых – восьмидесятых годов, опиравшихся на архивные документы и свидетельства вернувшихся на родину бывших эмигрантов, была дана более объективная картина безуспешных попыток радикальной эмиграции ликвидировать советскую власть в СССР[6 - Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции. Л., 1978; Комин В.В. Крах российской контрреволюции за рубежом. Калинин, 1977; Мухачев Ю.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982; Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М.: Мысль, 1986; и др.]. Среди исследований этого периода особенно стоит отметить работу Л.К. Шкаренкова, лучшее из советских исследований деятельности антибольшевистского эмигрантского актива. Значительное место в работе было уделено военным организациям, прежде всего Русскому Обще-Воинскому Союзу. К сожалению, Шкаренков представил очень мало сведений о дальневосточной ветви эмиграции, ограничившись упоминанием наиболее ярких примеров антисоветского движения в 1920–1930-е гг., социальной базой которого во многом выступали бывшие военные, «масса безработных, не приспособленных к какому-нибудь труду людей, сроднившихся с насилиями и грабежами».

Дальневосточная ветвь русской эмиграции в советский период практически не являлась предметом самостоятельного научного изучения. Только в 1987 г. во Владивостоке под грифом «для служебного пользования» В.В. Сониным было издано учебное пособие «Крах белоэмиграции в Китае», дававшее краткий обзор истории русской дальневосточной эмигрантской колонии, выдержанное в строгих идеологических рамках советской школы[7 - Сонин В.В. Крах белоэмиграции в Китае. Учеб. пособие. Владивосток, 1987.].

На рубеже 1980–1990-х гг. в связи с политическими изменениями в России в отечественной исторической науке возник острый интерес к истории эмиграции «первой волны». В девяностые годы появилось большое количество исследований, лишенных прежних идеологических штампов и ориентированных на объективное и всестороннее изучение эмиграции. Исследование военной эмиграции в это время приобрело самостоятельный характер, а открытие государственных архивных фондов (прежде всего эмигрантских коллекций бывшего ЦГАОР) поставило его на серьезную документальную основу. Наряду с открытием доступа для исследователей к архивным фондам, началась подготовка и издание сборников документов, освещавших деятельность военной эмиграции[8 - Из истории русской эмиграции 1921–1945 гг. (Комплект документов из фондов РГВА) / Сост. И.В. Успенский. Под ред. Н.Е. Елисеевой. М., 1996; Политическая история русской эмиграции. 1920–1940 гг. Документы и материалы: Учебное пособие / Под ред. проф. А.Ф. Киселева. М., 1999; Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920–1945): сб. документов / Вступ. статья, сост., прилож. Е.Н. Чернолуцкой. Южно-Сахалинск, 1994; Русская военная эмиграция 20-х – 40-х гг. Документы и материалы. Т. 1–10. М., 1998–2017.], а также воспоминаний и исследований участников Белого движения, оказавшихся в эмиграции[9 - Белая эмиграция в Китае и Монголии. М., 2005; Белое дело: Избранные произведения: В 16 кн. М., 2003. Кн. 14. Белый Восток; Российский военный сборник. Вып. 6, 9, 12, 13, 16, 17, 21, 22. М., 1994, 1995, 1997, 1999, 2000, 2005, 2007; Русская армия в изгнании. М., 2003; Русская эмиграция в борьбе с большевизмом. М., 2005; и др.]. Вместе с тем, немало отечественных исследований военной эмиграции 1990–2000-х гг. отличались чрезмерной широтой географического и тематического охвата, страдая при этом недостаточной глубиной проработки тематики и узостью источниковой базы. Основное место в исследованиях деятельности военной эмиграции было отдано ее западной ветви, что объясняется преимущественным обращением исследователей к материалам хранящегося в ГАРФе Пражского архива, одного из крупнейших собраний документов русской эмиграции. Как известно, документы дальневосточной ветви эмиграции представлены в коллекциях Пражского архива достаточно фрагментарно. К достоинствам научных работ этого периода можно отнести предложенную авторами классификацию военных организаций российской эмиграции, описание процесса складывания, анализ организационной, военно-политической, образовательной, боевой деятельности военной эмиграции[10 - Бегидов А.М., Ершов В.Ф., Парфенов Е.Б., Пивовар Е.И. Российская военная эмиграция в 1920–30-е гг. Нальчик, 1998; Бегидов А.М., Ершов В.Ф., Пивовар Е.И. Военно-учебные заведения зарубежной России. 1920–1930-е гг. Нальчик: Издательский центр «Эль-Фа», 1999; Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Центрполиграф, 2002; Он же. Русская военная эмиграция: Издательская деятельность. М.: Пашков дом, 2008; Ершов В.Ф. Российское военно-политическое зарубежье в 1918–1945 гг. М.: МГУ сервиса, 2000; Иванов И.Б. РОВС: Краткий исторический очерк. СПб., 1994; Свириденко Ю.П., Ершов В.Ф. Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920–1945 гг. М.: МГУ сервиса, 2000.].

Обращаясь к истории русской военной эмиграции на Дальнем Востоке и описывая ее деятельность почти исключительно как реваншистскую и экстремистскую, исследователи дали русским военных организациям Китая очень поверхностную, фрагментарную и «статичную» (без какого-либо видимого развития и эволюции) характеристику. Основное внимание концентрировалось на фактах антисоветской борьбы военной эмиграции, преимущественно в Маньчжурии, и сосредотачивалось на нескольких временных периодах – начале 1920-х гг., советско-китайском конфликте на КВЖД 1929 г., конце 1930-х – начале 40-х гг. (от Хасана и Халхин-Гола до начала советско-германской войны). При этом описание антисоветской активности военной эмиграции было не лишено тенденциозности, фактологических ошибок, и близко в своих оценках к поздне-советской историографии, в частности, работам Л.К. Шкаренкова.

В 2000–2010-е гг. исследования российской военной эмиграции приобрели более узкую региональную и тематическую специализацию[11 - В это время был защищен целый ряд диссертаций, посвященных истории военной эмиграции: Борейко А.М. Русский Общевоинский Союз и советские органы государственной безопасности: 1924 – вторая половина 1930-х гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2002; Бухтерев В.Б. Российская военная эмиграция в Германии в 1920–1945 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2006; Климутин В.А. Российская военно-морская эмиграция в 1920–1930-е гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2006; Ракунов В.А. Эмиграция белых войск из России в Китай и ее военные последствия (1918–1945 гг.): Дис. … канд. ист. наук. М., 2011; Сотников С.А. Российская военная эмиграция во Франции в 1920–1945 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2006; Федоров С.С. Русский Обще-Воинский Союз. 1920–1930 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2009; Чичерюкин В.Г. Русские эмигрантские воинские организации, 1920–1940-е гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2000; и др.], существенно возросло внимание к судьбам руководителей и отдельных представителей военных организаций. Основные проблемы, к которым обращаются современные исследователи военной эмиграции, в основном остаются традиционными – это становление и организационные структуры военной эмиграции; деятельность военных организаций (прежде всего таких крупных, как Обще-Воинский Союз и Корпус Императорской Армии и Флота) по сохранению боевого и интеллектуального потенциала военной эмиграции и обеспечению преемственности ее традиций для молодого поколения эмигрантов; антисоветский эмигрантский активизм, в немалой степени представленный бывшими военными; отношение ко Второй мировой войне и участие в ней бывших русских военных[12 - Голдин В.И. Армия в изгнании. Страницы истории Русского Обще-Воинского Союза. Архангельск-Мурманск: СОЛТИ, 2002; Он же. Роковой выбор. Русское военное зарубежье в годы Второй мировой войны. Архангельск-Мурманск: СОЛТИ, 2005; Он же. Он же. Российская военная эмиграция и советские спецслужбы в 20-е годы ХХ века. Архангельск: СОЛТИ; СПб.: Полторак, 2010; Кузнецов Н. Русский флот на чужбине. М.: Вече, 2009; Окороков А.В. Русская эмиграция: Политические, военно-политические и воинские организации, 1920–1990 гг. М., 2003; Серегин А.В. Монархисты-легитимисты и Русский Общевоинский Союз // Новый исторический вестник. 2014. № 39. С. 89–104; Цурганов Ю.С. Белоэмигранты и Вторая мировая война: попытка реванша, 1939–1945. М., 2010; и др.].

Несмотря на то, что изучение российской эмиграции на Дальнем Востоке в 1990-е гг. приобрело самостоятельный и даже в чем-то самодостаточный характер[13 - К наиболее крупным исследователям истории российской эмиграции в Китае стоит отнести Н.Н. Аблажей, Н.Е. Аблову, Ю.В. Аргудяеву, Е.Е. Аурилене, М.В. Кротову, Г.В. Мелихова, В.Ф. Печерицу, А.А. Хисамутдинова и др. Определенная самодостаточность исследований дальневосточной российской эмиграции заключается в том, что значительная часть историков (и не только историков), занимающихся проблемами эмиграции, сосредоточена на Дальнем Востоке и опирается в своей работе преимущественно на местные архивные материалы, отложившиеся в фондах ГАХК, ГАПК и др.], исследования, посвященные военной эмиграции в Китае, выглядят весьма скромно в сравнении с ее западной ветвью. Тем не менее, можно выделить ряд проблем истории военной эмиграции в Китае, получивших существенную разработку в исследованиях отдельных авторов.

Вопросы, связанные с отступлением воинских частей Белой армии в Китай и последующей репатриацией части бывших военных, количественным и качественным составом сообщества военных эмигрантов, организационной активностью и первичной адаптацией военных, нашли отражение в работах, освещающих историю Гражданской войны на востоке России, и оказались наиболее проработанными в отношении Северо-Западного Китая[14 - Аблажей Н.Н., Комиссарова Е.Н. Амнистия рядовых белогвардейцев и их реэмиграция из Китая в 1920-е гг. // Гуманитарные науки в Сибири. 2007. № 3. С. 49–52; Бармин В.А. Советский Союз и Синьцзян. 1918–1941 гг. Барнаул, 1998; Волков Е.В. Под знаменем белого адмирала. Офицерский корпус вооруженных формирований А.В. Колчака в период Гражданской войны. Иркутск: Издат. дом «Сарма», 2005; Ганин А.В. Атаман А.И. Дутов. М.: Центрполиграф, 2006; Он же. Черногорец на русской службе: генерал Бакич. М.: Русский Путь, 2004; Крах белой мечты в Синьцзяне: воспоминания сотника В.Н. Ефремова и книга В.А. Гольцева «Кульджийский эндшпиль полковника Сидорова». СПб.: Алетейя, 2016; Марковчин В.В. Деятельность русской военной эмиграции в Северо-Западном Китае: 1920–1926 гг.: Дис. … канд. ист. наук. Курск, 2010; Обухов В.Г. Схватка шести империй. Битва за Синьцзян. М.: Вече, 2007; Петров А.А. Отряд полковника Орлова [Электронный ресурс] // URL: ruguard.ru/forum/index.php (дата обращения: 15.08.15); Тарасов М.Г., Дудникова А.В. Формирование енисейской казачьей эмиграции в Китае // Вестник ТГУ. 2014. № 379. С. 145–149; Фомин В.Н., Фомин К.В. Белая армия на Дальнем Востоке и в Китае в 1921–1922 гг.: дислокация, численность и командный состав // Белая армия. Белое дело. 2000. № 7. С. 36–42; Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке (1920–1922 гг.). Хабаровск: Хабар. гос. пед. ун-т, 1996; Он же. Гражданская война на Дальнем Востоке России: формирование антибольшевистских режимов и их крушение (1917–1922 гг.). Хабаровск: Хабар. краевед. музей, 2012; Шулдяков В.А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1917–1920. М.: Центрполиграф, 2004. Кн. 2.].

Большое внимание исследователей привлекает проблема участия русских военных в армиях и вооруженных формированиях на территории Поднебесной. К наиболее изученным в отечественной исследовательской литературе эмигрантским воинским подразделениям относятся Русская группа войск Шаньдунской армии маршала Чжан Цзунчана, Русская дивизия в составе китайских войск Синьцзяна, Русский отряд (полк) Шанхайского волонтерского корпуса, отряд Асано в армии Маньчжоу-го[15 - Балмасов С.С. Белоэмигранты на военной службе в Китае. М.: Центрполиграф, 2007; Буяков А.М. Организация и деятельность русского отряда «Асано» в Маньчжурии (1938–1945 гг.) // Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: Матер. Первой междунар. науч. – практич. – конф. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1998. Кн. 2.; Мелихов Г.В. Российская эмиграция в международных отношениях на Дальнем Востоке (1925–1932). М.: Русский Путь, 2007; Он же. Русская «Нечаевская дивизия» в армии северных китайских милитаристов (Формирование. Состав. Командование). 1924–1928 гг. // Труды Института российской истории. Вып. 6 / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М., 2006. С. 120–139; Наземцева Е.Н. Русская эмиграция в Синьцзяне (1920–1930-е гг.). М.: НобельПресс, 2013; Окороков А.В. Русские добровольцы. М.: Авуар консалтинг, 2004; Он же. В боях за Поднебесную. Русский след в Китае. М.: Вече, 2013; Рубанов Е.А. Белая эмиграция в Китае в межвоенный период: русские наемники на иноземной службе в Маньчжурии // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2012. № 4 (20). С. 70–75; Смирнов С.В., Буяков А.М. Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945). М.: ТД Алгоритм, 2015; Яковкин Е.В. Русские солдаты Квантунской армии. М.: Вече, 2014; и др.]. Как отмечают исследователи, мотивами появления части этих подразделений являлось как наемничество, так и антисоветский активизм, что порождало внутренний конфликт, а стремление внешних политических сил в лице китайской военно-политической администрации, японских оккупационных властей, руководства иностранных сеттльментов использовать военный потенциал русской эмиграции в своих интересах способствовало деградации антибольшевистского движения в военно-эмигрантской среде. Некогда обезличенная масса белогвардейцев на службе иностранных империалистов приобрела в этих произведениях личностное измерение, выраженное в индивидуальных судьбах отдельных представителей военной эмиграции.

То же личностное измерение в изучении истории военной эмиграции демонстрируют исследования, посвященные биографиям отдельных офицеров Белой армии, оказавшимся в Китае[16 - Абеленцев А.Н. Председатель Восточного Казачьего Союза генерал Е.Г. Сычев // Белая гвардия. 2005. № 8. С. 292–301; Богуцкий А.Е. Военная и политическая деятельность атамана Иркутского казачьего войска П.П. Оглоблина // Известия Алтайского государственного университета. 2012. № 4–2 (76). С. 40–45; Волков Е.В. Крестьянский сын Белой России: линия жизни генерала П.П. Петрова // Белая армия. Белое дело. 2006. № 15. С. 72–89; Он же. Судьба колчаковского генерала. Страницы из жизни М.В. Ханжина. Екатеринбург, 1999; Ганин А.В. Большая игра генерал-майора И.М. Зайцева // Белая гвардия. 2005. № 8. С. 193–207; Генерал Дитерихс / Ред. и сост. В.Ж. Цветков. М.: НП «Посев», 2004; Кротова М.В. Генерал В.Н. Касаткин: неизвестные страницы жизни в Харбине // Новый исторический вестник. 2012. № 33. С. 110–118; Толочко А.В. Н.Г. Фомин и консолидация русской эмиграции в Шанхае // Вестник Пермского университета. 2009. Вып. 4 (11). С. 113–118; и др.]. Среди крупных фигур военной эмиграции абсолютным лидером по числу публикаций является атаман Г.М. Семенов. При этом исследователи нередко пытаются идеализировать образ атамана, возможно, в противовес его демонизации в советский период[17 - Кайгородов А. Атаман Семенов // Байкал. Улан-Удэ, 1995. № 2. С. 78–93; Курас Л.В. Атаман Семенов: любовь, переродившаяся в предательство // Власть. 2014. № 2. С. 184–188; Марковчин В.В. Три атамана. М.: Звонница-МГ, 2003; Романов А.М. Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова. Иркутск: Оттиск, 2013; Смирнов А.А. Атаман Семенов: последний защитник Империи. М.: Вече, 2005, Он же. Казачьи атаманы. М.: Нева, Олма-Пресс, 2002, и др.]. Большой интерес представляют публикуемые отдельными исследователями материалы о судьбах военных эмигрантов не первой и зачастую не второй величины, нередко опирающиеся на уникальные документы[18 - Базаров Б.В. Генерал-лейтенант Маньчжоу-Го Уржин Гармаев. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского науч. центра СО РАН, 2001; Краснощеков А.А. Зигзаги судьбы Ивана Вощило // Белая армия. Белое дело. Истор. науч. – попул. альманах. Екатеринбург, 2015. № 22. С. 79–96; Огневский А. Русский патриот Яков Смирнов // Ежедневные новости. Владивосток, 2002. 20 дек.; Петрушин А.А. «Мы не знаем пощады…»: Известные, малоизвестные и неизвестные события из истории Тюменского края по материалам ВЧК – ГПУ – НКВД – КГБ. Тюмень, 1999; Рыжов И.Л. Последний бой полковника [электронное издание] // Совет директоров. URL: http://www.bazar2000.ru/index.php?article=4850; Тимофеев А. Земляки (Материалы для биографического словаря) // Сибирский исторический альманах. Т. 1. Гражданская война в Сибири. Красноярск: Знак, 2010. С. 32–38; и др.]. Кроме того, стоит отметить наличие целого ряда справочных биографических изданий, где представлены сведения о военных эмигрантах, или исследования, имеющие обширные биографические приложения, относящееся к военным эмигрантам[19 - Александров Е.А. Русские в Северной Америке: Биографический словарь. Хэмден; Сан-Франциско; СПб., 2006; Буяков А.М., Крицкий Н.Н. Морские стрелковые формирования Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке России (1918–1922 гг.). Владивосток: Рея, 2015; Волков С.В. База данных «Участники Белого движения в России» [электронное издание]. URL: https://погибшие. рф/arhiv/uchastniki-grazhdanskoj-vojny/uchastniki-belogo-dvizheniya-v-rossii/uchastniki-belogo-dvizheniya-v-rossii-dl-ds.html; Он же. Белое движение. Энциклопедия Гражданской войны. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003; Ганин А.В., Семенов В.Г. Офицерский корпус Оренбургского казачьего войска 1891–1945: Биографический справочник. М.: Русский Путь, Библ. – фонд «Русское зарубежье», 2007; Купцов И.В., Буяков А.М., Юшко В.Л. Белый генералитет на Востоке России в годы Гражданской войны. Биографический справочник. М.: Кучково поле; Ассоциация «Военная книга», 2011; Хисамутдинов А.А. Российская эмиграция в АТР и Южной Америке: Биобиблиографический словарь. Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 2000; Шаронова В.Г. Некрополь русского Шанхая. М.: Старая Басманная, 2013, и др.].

Еще одним объектом устойчивого интереса исследователей военной эмиграции являются корпоративные сообщества, к каковым с определенной долей условности можно отнести казачество, и организации бывших военных, а также их участие в антисоветской борьбе. В многочисленных публикациях, посвященных казачьей эмиграции в Китае, достаточно подробно обрисован процесс ее формирования, особенности приспособления казаков к новым условиям проживания, организационная структура казачества, общественно-политическая и культурно-просветительская деятельность крупных казачьих объединений в Маньчжурии и Шанхае и роль в этом наиболее выдающихся представителей казачьего сообщества[20 - Ганин А.В. Оренбургское казачье войско в Гражданской войне и в эмиграции. 1917–1945 гг. // Военно-исторический журнал. 2006. № 8. С. 25–30; Малышенко Г.И. Общественно-политическая жизнь российского казачества в дальневосточной эмиграции (1920–1945 гг.). Омск: Изд-во ОмГАУ, 2006; Сергеев О.И. Из истории политической жизни российской эмиграции в Китае: фашизм и казачество // Вопросы гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке. Владивосток, 1994. С.; Он же. Исход в Китай, исход из Китая: войны первой половины ХХ в. и российская казачья эмиграция // Вглядываясь в прошлое: Мировые войны ХХ века в истории Дальнего Востока России / Под ред. Л.И. Галлямовой. Владивосток: ДВО РАН, 2015. С. 256–269; Фомин К.В. Казачья эмиграция в Китае: 1922–1931 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 2004; Худобородов А.Л. Вдали от Родины: российские казаки в эмиграции. Челябинск, 1997; Он же. Казачья эмиграция в Маньчжурии в период японской оккупации (1932–1945 гг.) // Вестник Челябинского университета. Сер. 10. Востоковедение. Евразийство. Геополитика. 2002. № 1. С. 186–196; Чапыгин И.В. Казачья эмиграция в Китае. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2014.]. Из военных организаций эмиграции и организаций преимущественно военных по своему составу, чья деятельность получила определенное освещение в исследовательской литературе, стоит выделить Дальневосточный отдел РОВС и его отдельные китайские подразделения, шанхайские Союз служивших в Российских Армии и Флоте (ССРАФ), Казачий Союз, Офицерское Собрание и Союз военных инвалидов, Братство Русской Правды[21 - Аурилене Е.Е. Российская диаспора в Китае. 1920–1950-е гг. Хабаровск: Частная коллекция, 2008; Базанов П.Н. Братство Русской Правды – самая загадочная организация Русского Зарубежья. М.: Посев, 2013; Буяков А.М. Знаки и награды российских эмигрантских организаций в Китае (Дайрен, Тяньцзинь, Харбин, Хуньчунь, Цинаньфу, Шанхай), 1921–1949 гг.: материалы к справочнику. Владивосток: Русский Остров, 2005; Дубаев М.Л. Из истории русской эмиграции в Китае: Харбинское отделение РОВС // Восточный архив. 2002. № 8/9. С. 56–67; Егоров Н.А. Дальневосточный отдел диверсионно-террористической организации «Братство русской правды» // Проблемы Дальнего Востока. 2009. № 4. С. 136–141; Курас Л.В. Российская военно-политическая эмиграция в Маньчжоу-Го (по материалам советской разведки) // Гуманитарный вектор. 2016. Т. 11. № 4. С. 163–173; Терзов А.С. Белая эмиграция в Китае: деятельность Дальневосточного отдела РОВС. URL: http://srn-fareast.ucoz.ru/ (http://srn-fareast.ucoz.ru/) (дата обращения: 15.05.17); Хисамутдинов А.А. Русские общественно-военные организации в Харбине // История Белой Сибири: новые подходы и результаты: Вестник Кемеровского государственного университета. 2015. № 2 (62). Т. 6. С. 303–308; Шаронова В.Г. История русской эмиграции в Восточном Китае в первой половине ХХ века. М.; СПб., 2015; и др.].

Антисоветское движение в эмигрантской среде, в значительной мере представленное бывшими военными, и участие эмигрантов в открытой вооруженной борьбе против Советского Союза как и в советский период являются одной из важнейших тем для исследователей дальневосточной ветви Русского зарубежья, опирающихся на значительно более широкую источниковую базу и свободных от идеологических шаблонов в своих интерпретациях, а ставшая в последнее время животрепещущей проблема коллаборационизма в годы Второй мировой войны чаще всего решается отделением эмигрантских антисоветских активистов от коллаборантов[22 - Аблажей Н.Н. С востока на восток: Российская эмиграция в Китае. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2007; Аурилине Е.Е., Кротова М.В. «Лишить японцев белоэмигрантского козыря…». Российская эмиграция в Маньчжурии в период Второй мировой войны // Военно-исторический журнал. 2015. № 4. С. 52–57; Базанов П.Н. Указ. соч.; Буяков А.М., Шинин О.В. Деятельность органов безопасности на Дальнем Востоке в 1922–1941 годах. М.: Кучково поле; Беркут, 2013; Егоров Н.А. Указ. соч.; Кротова М.В. «Оживление деятельности белогвардейцев вызвано… ухудшением международного положения СССР». Русская эмиграция в Маньчжурии: планы вооруженной борьбы с Советским Союзом в 1920-е годы // Военно-исторический журнал. 2014. № 7. С. 64–67; Она же. Синдром антибольшевизма на Дальнем Востоке // Военно-исторический журнал. 2014. № 10. С. 71–77; Курас Л.В. Японская Военная миссия в Маньчжоу-го: подготовка к агрессии // Власть. 2014. № 9. С. 143–147; Куртинец С.А. Японские разведывательные органы в Северной Маньчжурии в 20-е гг. ХХ в. // Проблемы Дальнего Востока. 2010. № 4. С. 115–125; Ландер И.И. Негласные войны. История специальных служб. 1919–1945: В 2 кн. Одесса: Друк, 2007; Мозохин О.Б. Противоборство. Спецслужбы СССР и Японии (1918–1945). М.: Родина Медиа, 2012; Сонин В.В. Дальневосточная эмиграция в годы Второй мировой войны // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. Владивосток: Дальнаука, 2000. С. 36–45; Усов В.Н. Советская разведка в Китае. 20-е годы ХХ века. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002; Он же. Советская разведка в Китае: 30-е годы ХХ века. М., 2007; Хабаровские чекисты. История в документах и судьбах / Автор-сост. А.С. Колесников. Хабаровск, 2011; Ципкин Ю.Н. Маньчжурская эмиграция: раскол и попытки объединения военных кругов // Российская эмиграция на Дальнем Востоке… С. 28–35; и др.].

В зарубежной историографии русской военной эмиграции[23 - Одной из лучших работ, посвященных истории русской военной эмиграции в Европе, является книга П. Робинсона «Русская Белая армия в изгнании» (Robinson P. The White Russian Army in exile. 1920–1941. Oxford: Clarendon press, 2002).], деятельность ее дальневосточной ветви нашла некоторое освещение только в трудах, посвященных истории Русского Китая, и в отдельных специальных статьях[24 - Ван Чжичэн. История русской эмиграции в Шанхае / Пер. с кит. Пань Чэнлонга, Сяо Хуэйчжуна, Лю Юйцинь, Бэй Вэньли, Л.П. Черниковой. М.: Русский путь, 2008; Стефан Дж. Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции. 1925–1945 / Пер. с англ. Л.Ю. Мотылева. М.: СП «Слово», 1992; Stephan J.J. Russian Soldiers in Japanese service: The Asano brigade // Shikan. The Historical Review. Tokyo, 1977. N 95; Stephan J.J. The Russian Fascists: Tragedy and Farce in Exile. 1925–1945. N.Y.: Harper Row Publishers, 1978; Фэн юй фупин: Эго цяолинь цзай Чжунго (Ряска в непогоду: Русские эмигранты в Китае) (1917–1945) / Ли Сингэн, Ли Жэньнянь и др. – Пекин: Чжунъян бяньи чубаньшэ, 1997.].

В целом, принимая во внимание большой вклад отечественных и зарубежных исследователей в изучение русской эмиграции «первой волны», необходимо отметить, что русская военная эмиграция в Китае в качестве самостоятельного и целостного предмета исследования никогда не рассматривалась. Военная эмиграция, как нередко и эмиграция вообще, в работах исследователей за редким исключением предстает в виде конгломерата отдельных организаций, социальных и политических групп, наиболее выдающихся личностей, деятельность которых детерминирована их политическими характеристиками, средой проживания и международным контекстом. Неразработанными или почти неразработанными остаются целый ряд проблем, как то роль личностного фактора в деятельности военной эмиграции, сохранение и поддержание корпоративной идентичности внутри военного эмигрантского сообщества, взаимодействие между военными и молодежными организациями, социальная адаптация военных, особенно в ее личностном измерении.

Комплексное исследование русской военной эмиграции в Китае потребовало обращения к широкому кругу исторических источников, к которым относятся опубликованные и неопубликованные документы эмигрантских организаций, воинских подразделений, а также советских спецслужб и дипломатического ведомства; документы личного происхождения; следственные материалы на репрессированных эмигрантов из Китая; материалы периодической печати, прежде всего изданий военных организаций, и другие эмигрантские печатные издания, также многочисленные фотоматериалы, обнаруженные нами в архивных коллекциях, частных собраниях и разнообразных печатных изданиях.

Процесс формирования русской военной эмиграции в различных районах Китая нашел отражение в документах Охранной стражи КВЖД, воинских частей Белой армии, эвакуировавшихся в 1920–1922 гг. на территорию Китая, агентурных сведениях управления Красной армии и советских спецслужб, а также в воспоминаниях отдельных эмигрантов[25 - АВПРФ. Ф. 0100. Рефература по Китаю; ф. 0100б. Рефература по Маньчжурии; ф. 308. Генеральный консул СССР в Харбине; Будберг А.П. Дневник белогвардейца // Архив Русской Революции. Берлин, 1923–1924. Т. 12, 13; ГАРФ. Ф. Р-4325. Управление делами по устройству беженцев, Гензан; ф. Р-4698. Управление начальника снабжения рабочих организаций в Корее; ф. Р-5793. Рябиков П.Ф.; ф. Р-6081. Управление Китайской Восточной железной дороги; ф. Р-6599. Ильин И.С.; ф. Р-9145. Коллекция отдельных документов различных эмигрантских организаций; РГВА. Ф. 7. Штаб РККА; Русская военная эмиграция 20–40-х гг. ХХ века. Т. 7. Восточная ветвь. 1920–1928 гг. М., 2015. 954 с.; BAR. Vorobchuk (A.P.) Papers; HIA. Petrov (P.P.) Papers; Serebrenikov (I.I.) Papers; и др.].

Характеризуя начальную стадию оформления организационных основ военной эмиграции, проблемы жизненного выбора и стратегий его реализации представителями военного сообщества в условиях необходимости адаптации к новой социально-культурной среде, мы обратились как к документам, отражающим институциональную сторону этих процессов (например, документы эмигрантских организаций), так и свидетельствам, демонстрирующим индивидуальный опыт вхождения в новую среду[26 - Дневник Георгия Ларина – хорунжего Оренбургского казачьего войска // Белая армия. Белое дело. 2015. № 22. С. 145–151; Дневник майора И.И. Штина // Балмасов С.С. Указ. соч. С. 204–231; Дневник полковника А.А. Тихобразова // Балмасов С.С. Указ. соч. С. 232–298; Зубец В.А. На службе в китайской армии // Русская Атлантида. 2009–2013. № 33–46; Ильинский А.А. Записки белогвардейца // Русская Атлантида. 2009. № 31; РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 5. Собрание воспоминаний и дневников Морозова В.А. «Записки об эмиграции», и др.]. Особенно ценными здесь являются документы, синхронно сформировавшиеся с протекавшими событиями, т. е. дневниковые записи. Если источники личного происхождения освещают проблему выбора индивидом той или иной жизненной стратегии, то обращение к материалам массовых источников (пусть и такому специфическому, как следственные дела бывших эмигрантов)[27 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Архивно-следственные дела.] позволило нам выявить спектр вероятностных стратегий в конкретных исторических условиях.

Важное значение для реконструкции организационной, политической, боевой, благотворительной и других видов деятельности военной эмиграции имеют разнообразные документы организаций бывших военных (протоколы заседаний, докладные и служебные записки, переписка, обзоры и др.). Наиболее крупный комплекс документов и прежде всего официальная и личная переписка руководителей различного ранга относится к дальневосточным подразделениям РОВС, самой массовой военной организации во всех регионах рассеяния русских эмигрантов[28 - ГАРФ. Ф. Р-5826. Русский Общевоинский Союз; ф. Р-5829. Лукомский А.С.; BAR. Russkii Obshche-Voinskii Soiuz (ROVS) Papers; HIA. Golovin (N.N.) Papers; Lukomskii (A.S.) Papers; Petrov (P.P.) Papers; Nedzvetskii (B.) Papers; Museum of Russian Culture. Русские эмигранты на Дальнем Востоке.]. Достаточно много сохранилось документов, отображающих деятельность шанхайского Казачьего Союза и Союза служивших в Российских армии и флоте в Шанхае, Союза казаков на Дальнем Востоке, Офицерского Собрания в Шанхае, обществ русских военных инвалидов[29 - ГАРФ. Ф. Р-5963. Казачий Союз в Шанхае; ф. Р-9145. Оп. 1. Д. 240; ГАХК. Ф. Р-829. Союз казаков на Дальнем Востоке; ф. Р-1497. Союз русских военных инвалидов в Маньчжу-Ди-Го; Краткая история Союза Русских Военных Инвалидов в г. Шанхае: К 10-летнему юбилею его существования. 1926–1936. Шанхай, 1936. 56 с.; Офицерское собрание в Шанхае. 1926–1941. Шанхай, 1941. 65 с.; MRC. Русские эмигранты на Дальнем Востоке. Box 2, 3.]. В меньшей степени повезло таким организациям, как китайские подразделения КИАФ, Дальневосточный союз военных и Восточный Казачий союз[30 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2; ГАРФ. Ф. Р-9145. Оп. 1. Д. 235, 241; ГАХК. Ф. Р-1129. Пограниченский район Дальневосточного союза военных; HIA. Moravskii Papers.]. Некоторая информацию, касающаяся объединений военных, отложилась в документах «гражданских» организаций дальневосточной эмиграции – Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи, Харбинского комитета помощи русским беженцам, Антикоммунистического комитета в Тяньцзине[31 - ГАХК. Ф. Р-830. Главное БРЭМ. Оп. 1, 3; ф. Р-1127. Отделение БРЭМ в Маньчжу-Ди-Го; ф. Р-1128. Харбинский комитет помощи русским беженцам; HIA. Kharbinskii komitet pomoshchi russkim bezhentsam; Abdank-Kossovskii Papers; Serebrenikov Papers.].

Отдельные аспекты деятельности военных организаций нашли отражение в эмигрантской периодической печати, особенно в тех изданиях, которые были близки или принадлежали объединениям военных – «Русское слово», «Грядущая Россия», «Армия и Флот», «Часовой», «Друг инвалида»[32 - Армия и Флот. Шанхай, 1926–1933; Голос России. Шанхай, 1932; Грядущая Россия. Харбин, 1934; Друг Инвалида. Шанхай, 1935–1941; Зарубежный казак. Харбин, 1940; Зов казака. Харбин, 1938; Русское слово. Харбин, 1926–1928, 1932–1935; Харбинское время (Время). Харбин, 1934, 1941–1945; Часовой. Париж, 1930–1936; HIA. Ilin (I.S.) clipping collection 1931–1932; и др.], и др. Кроме того, обращение к широкому кругу русских периодических изданий Китая помогло нам реконструировать обстановку и атмосферу жизни эмигрантских колоний.

Документы, позволяющие изучить деятельность военных организаций, дополняют, а иногда и восполняют материалы советских спецслужб, прежде всего военной разведки и Иностранного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ. В этих материалах особенно подробно освещается антисоветская деятельность эмиграции. Кроме того, антисоветская деятельность эмигрантского актива, где первенствующую роль играли бывшие военные, представлена, хотя и достаточно фрагментарно, в документах РОВС, БРП и организации сибирских областников[33 - ГАРФ. Ф. Р-5826; BAR. ROVS Papers; HIA. Larin (G.P.) Papers; Moravskii Papers; MRC. Box 1, 2; Архив св. – Троицкой духовной семинарии. Larin Papers; и др.].

Такой примечательный аспект деятельности русской военной эмиграции, как участие во внутри-китайских вооруженных конфликтах, позволяют осветить документы Русской группы войск Шаньдунской армии, включающие в себя приказы, рапорты, послужные списки, переписку и т. п.; воспоминания бывших военнослужащих Русской группы; агентурные сведения советской разведки; материалы периодической печати[34 - АВПРФ. Ф. 0100. Оп. 10; ГАРФ. Ф. Р-7043. Штаб Русской группы войск Шаньдунской армии; ф. Р-7044. Штаб 65-й дивизии 3-й армии Мукденских войск; Котляров Я. На службе у маршала Чжан Цзу-чана // Русская жизнь. Сан-Франциско, 1968; Михайлов Д. Русский отряд на службе в китайской армии. 1924–1928 // Русская жизнь. 1968; Политическая история русской эмиграции: Документы и материалы. М., 1999. 776 с.; РГВА. Ф. 25895. Управление Среднеазиатского военного округа; и др.]. Служба русских эмигрантов в Шанхайском Волонтерском корпусе получила отражение в документах фонда «Тиме» Бахметьевского архива, периодике и изданной в США в 1984 г. истории русского подразделения ШВК, составленной «летописцем» Русского полка сотником Е.М. Красноусовым. Для описания военной службы русских эмигрантов в армии Маньчжоу-го, а также их участия в военизированных охранных структурах и волонтерских подразделениях в Маньчжурии были привлечены прежде всего многочисленные следственные материалы на эмигрантов, вывезенных из Китая в СССР в 1945–1946 гг., и хранящиеся сейчас в ряде государственных и ведомственных архивов, а также разрозненные документы из других архивов, материалы периодической печати и воспоминания[35 - АВПРФ. Ф. 0100б. Оп. 8. П. 123; Архив УФСБ РФ по Хабаровскому краю. Прекращенные архивно-следственные дела. Д. ПУ-5094; ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2; ГАПК. Ф. 1588; ГАХК. Ф. Р-829; Луч Азии. Харбин, 1943, 1944; Перминов В.В. Наказание без преступления. Чита, 2010. 96 с.; Харбинское время (Время). Харбин, 1943–1945, и др.].

Анализ взаимодействия военных организаций и молодежных объединений эмиграции, обеспечения военного образования для молодежи, характера межпоколенных отношений, участия русской молодежи в китайских военных конфликтах и антисоветском движении совместно с бывшими военными обеспечивают разнообразные документы и воспоминания участников молодежных организаций, периодическая печать[36 - Вестник. Отдел Национальной Организации Русских Скаутов-Разведчиков в Северном Китае. Тяньцзин, 1939; ГАРФ. Ф. Р-9145; Голос скаута. Харбин, 1921; Мушкетер. Харбин, 1932, 1936, 1942; Нация. Шанхай, 1937; HIA. Kniazeff (A.N.) Papers; Nedzvetskii (B.) Papers; и др.], агентурные сведения советской разведки, следственные материалы, мемуарная литература.

Завершая вводную часть монографии, хотелось бы отметить, что появление данного исследования было бы невозможно без помощи отдельных крупных специалистов по истории русской дальневосточной эмиграции, краеведов-историков, сотрудников архивохранилищ. Персональную благодарность автор выражает А.М. Буякову (Владивосток), И. Франкьену (Сан-Франциско), А. Шмелеву (Стэнфорд), Т. Чебаторевой (Нью-Йорк), А.А. Краснощекову (Барнаул), В.А. Суманосову (Барнаул).

Глава 1. «Счастливая Хорватия»: Гражданская война в России и маньчжурская база Белого движения (1917–1919)

К началу ХХ века огромный и густозаселенный Китай утратил значительную часть своего суверенитета, превратившись в раздираемую державами полуколонию. Русское присутствие в Китае больше всего ощущалось на северо-востоке страны, в Маньчжурии. Азиатская политика С.Ю. Витте принесла России в 1896 г. очень выгодную концессию на строительство железной дороги по китайской территории, которая должна была стать продолжением Транссиба и связать российское Забайкалье с российским Приморьем. Территория вдоль строившейся Китайской Восточной железной дороги была выделена в особую зону – полосу отчуждения КВЖД, где русские осуществляли административные, судебные, охранительные функции [Подробнее см.: Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги].

Для охраны российских объектов и имущества железной дороги, а также для упрочнения российского присутствия на северо-востоке Китая была создана Охранная стража КВЖД, преобразованная после восстания ихэтуней (1901 г.) в части специального Заамурского округа Отдельного Корпуса пограничной стражи со штабом в городе Харбине. В ходе последней реорганизации в 1910 г. войска Заамурского округа составили шесть пехотных и шесть конных полков, железнодорожную бригаду четырех-полкового состава, четыре конно-горные батареи и саперную роту. Воинские части были распределены на три отряда с центрами на ст. Бухэду, в Харбине и на ст. Ханьдаохэцзы. Все подразделения округа располагали хорошо оборудованными казармами, стены которых были способны выдержать огонь стрелкового оружия, зданиями Офицерских собраний, складами с большими материальными запасами. Как отмечал в своих воспоминаниях генерал А.И. Деникин, в 1904 г. в бытность свою капитаном служивший начальником штаба 3-й бригады Заамурского округа, «необычные условия жизни в диком краю, в особенности в первое время прокладки железнодорожного пути, выработали своеобразный тип “стражника” – смелого, бесшабашного, хорошо знакомого с краем, часто загуливавшего, но всегда готового атаковать противника, не считаясь с его численностью». Кадры и традиции остались прежними и после преобразования Охранной стражи КВЖД в Заамурский округ пограничной стражи [Деникин], лишь заметно укрепилась дисциплина.

В 1915 г. в ходе Первой мировой войны воинские части Заамурского округа были направлены на фронт. В полосе отчуждения остались только одна кадровая сотня и железнодорожная бригада. Место ушедших на фронт подразделений округа заняли ополченческие дружины, гораздо хуже обученные и дисциплинированные. В дальнейшем личный состав этих дружин создал немало проблем администрации КВЖД.

Февральская революция 1917 г. была встречена в полосе отчуждения позитивно. Дело в том, что по своим социально-культурным характеристикам полоса отчуждения являла собой т. н. зону фронтира – зону освоения, порубежья с особым режимом социальных отношений [Замятина, 1998; Молодяков, 2006]. За предшествующий период здесь оказалось немало людей предприимчивых, авантюристичных, сочетавших в своем арсенале борьбы за благосостояние как законные, так и не вполне законные методы. Эти люди были настроены весьма демократично и возлагали большие надежды на ослабление прежних порядков. Впрочем, первоначально революция не принесла коренных перемен полосе отчуждения. Практически вся старая администрация во главе с генерал-лейтенантом Л.Д. Хорватом[37 - Хорват Дмитрий Леонидович, 1858 г. р. Окончил Николаевское инженерное училище (1878), офицер л. – гв. Саперного батальона. Чиновник для особых поручений при заведующем постройкой Закаспийской железной дороги (1885–1887), сотрудник Закаспийской железной дороги (1887–1895), начальник Восточного участка Южно-Уссурийской железной дороги (1895–1899), управляющий Среднеазиатской железной дорогой (1899–1902), управляющий КВЖД (1902–1918). Генерал-лейтенант (1912).] (председатель Правления КВЖД), получившим теперь полномочия комиссара Временного правительства в полосе отчуждения, сохранила свои позиции. Но уже летом 1917 г. ситуация существенно изменилась. Началось противостояние между администрацией Хорвата и левыми организациями, чьи позиции были наиболее сильны в совете солдатских депутатов, возглавляемом членом РСДРП(б) прапорщиком М.Н. Рютиным. Совет располагал существенной вооруженной опорой в лице расквартированных в Харбине бойцов 559-й и 618-й ополченческих дружин.

В начале декабря 1917 г. большевистский революционный комитет полосы отчуждения потребовал от Хорвата сложить свои полномочия. Однако, будучи человеком большой личной смелости, как это отмечали и друзья и враги генерала, Хорват отказался принять требования [Подробнее см: Мелихов, 1997; Нилус, 2009]. Положение старой администрации спасло лишь вмешательство китайцев.

Китайские власти Маньчжурии умело воспользовались сложившейся ситуацией для постепенного восстановления своего суверенитета в полосе отчуждения. Использовав в качестве повода стремление не допустить захвата власти большевиками, китайцы с согласия администрации КВЖД ввели в полосу отчуждения свои войска. С помощью китайских войск в середине декабря 1917 г. бойцы 559-й и 618-й ополченческих дружин были разоружены и начали выводиться в пределы российского Забайкалья. При этом не обошлось без вооруженного столкновения. Личный состав 618-й дружины, помещавшийся в казармах на Офицерской улице, оказал сопротивление китайским частям. В ходе перестрелки погиб командир дружины подполковник Давыдов, застреленный китайским офицером Цао Чжичаном. Вместе с харбинскими ополченческими дружинами разоружению и выдворению из Маньчжурии подлежали и охранные подразделения, располагавшиеся на линии, а также части Заамурской железнодорожной бригады, требовавшие восстановления совета солдатских и рабочих депутатов и вывода китайских войск [Нилус, 2009, с. 27].

Вместо выводимых за пределы полосы отчуждения ополченческих дружин генерал Хорват, заручившись поддержкой со стороны китайских властей, объявил в январе 1918 г. о формировании специальной Охранной стражи для обеспечения безопасности путей и имущества КВЖД, аналогичной той, которая существовала в полосе отчуждения до 1901 г. Набор в подразделения стражи должно было осуществлять вербовочное бюро при штабе еще существовавшего под руководством генерал-лейтенанта М.К. Самойлова Заамурского округа[38 - Заамурских округ был окончательно ликвидирован в мае 1918 г.]. В осуществлении набора в Охранную стражу ставка делалась на бывших военнослужащих, особенно офицеров, количество которых в полосе отчуждения к этому времени было весьма значительным[39 - Точное количество офицеров, находившихся в начале 1918 г. в полосе отчуждения КВЖД, определить крайне сложно, поскольку отсутствовала надежная система контроля за прибывающими сюда военными. В документах штаба Охранных войск, хранящихся в ГАРФе, обнаружить подобные сведения не удалось.].

Разложение фронта, приход к власти большевиков и развернувшиеся репрессии против офицерства привели к бегству части офицеров на восточную окраину России и в относительно спокойную «Хорватию», как называли полосу отчуждения КВЖД. В Китае в это время сохранялись старые российские дипломатические, административные, хозяйственные учреждения, при российских дипломатических представительствах продолжали работать военные атташе и агенты. Прежде всего на Дальний Восток старались пробраться те офицеры, которые служили здесь еще до войны или имели в полосе отчуждения своих родственников, что в немалой степени относилось к бывшим чинам Заамурского округа пограничной стражи. Тот же генерал Самойлов, служивший в Заамурском округе в 1913–1915 гг., на фронте долгое время командовавший 1-й пограничной Заамурской пехотной дивизией, возвратился в Харбин в конце 1917 г. В это же время в Маньчжурию прибыли генерал-майор П.К. Межак, в прошлом командир 2-го Заамурского пехотного полка (1910–1914), на фронте – командир 1-й бригады 1-й Заамурской пехотной дивизии, и генерал-майор Д.Е. Чевакинский, бывший командир 1-го Заамурского конного полка [Купцов, 2011, с. 342, 599]. Несколько тысяч солдат и офицеров прибыли в Забайкалье и на Дальний Восток в составе возвращавшихся с фронта на старые места дислокации воинских частей. Так, в марте 1918 г. в Приморье через полосу отчуждения проследовала Уссурийская казачья дивизия, возглавляемая генерал-майором Б.Р. Хрещатицким. Практически весь штаб дивизии вместе с Хрещатицким остался в Харбине.

В военной среде полосы отчуждения царили неопределенность и растерянность у одних, разложение дисциплины и бесшабашный разгул у других. Прибывший в феврале 1918 г. в полосу отчуждения генерал-лейтенант А.П. Будберг на протяжении последующего года будет фиксировать в своем дневнике важнейшие события, происходившие здесь и на российском Дальнем Востоке, и свое отношение к ним. Взгляд генерала, приверженца строгой дисциплины и законности, весьма негативно отнесшегося к зарождавшемуся Белому движению, несомненно, субъективен, но тем не менее заслуживает внимания[40 - Кроме всего прочего, дневник генерала Будберга является одним из немногих синхронных источников, описывающих Харбин и полосу отчуждения КВЖД в 1918–1919 гг.].

Будберг называл Харбин не иначе, как «помойницей, в которой гноятся и безвозвратно погибают последние остатки русской молодежи», и отмечал крайне нездоровое состояние обосновавшегося здесь офицерства: «город набит темными авантюристами и очень разболтанными офицерами. Все жаждут хороших штатов и назначений, достойных тех, кто первыми подняли знамя борьбы с большевиками; психология у большинства та же комиссарская, только под другим соусом» [Будберг, 1924, т.12, с. 278]; «…на улицах шатаются и носятся на извозчиках совсем разболтавшиеся офицеры (очень много в нетрезвом виде); по вечерам это явление усиливается; настроение у этих господ очень воинственное, с готовностью обнажать оружие и стрелять по первому подвернувшемуся под руку поводу…» [Там же, с. 281]. Есть в его дневнике и записи о пьяных драках между офицерами, стрельбе в ресторанах с жертвами и т. п.[41 - Одной из одиознейших фигур Харбина в описаниях Будберга предстает Георгиевский кавалер, Генерального штаба генерал-майор В.Н. Доманевский, в годы Первой мировой войны начальник штаба 1-го Кавказского кавалерийского корпуса (1916), Русского экспедиционного корпуса в Персии (1917), начальник Штаба Приамурского военного округа (1917), служивший в это время у генерала Хорвата.] В дальнейшем часть этих «разболтанных» офицеров оказалась на службе в Охранной страже КВЖД и в различных антибольшевистских отрядах.

Первым подразделением вновь формирующейся Охранной стражи стала 1-я Особая рота, созданная полковником Н.В. Орловым[42 - Орлов Николай Васильевич, 1870 г. р. Окончил Одесскую духовную семинарию и Одесское пехотное военное училище (1891). С 1909 г. на службе в Заамурском округе Отдельного Корпуса пограничной стражи. Участник русско-японской и Первой мировой войн, командир 14-го Заамурского пехотного полка (1916–1917). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. В Маньчжурию вернулся осенью 1917 г.], который в конце 1917 г. наряду с есаулом Г.М. Семеновым[43 - Семенов Григорий Михайлович, 1890 г. р., из забайкальских казаков. Окончил Оренбургское казачье училище (1911). Офицер 1-го Верхнеудинского казачьего полка. Имел отношение к перевороту во Внешней Монголии (декабрь 1911 г.) в ходе Синьхайской революции, в результате которого Монголия стала фактически независимой. Участник Первой мировой войны в составе 1-го Нерченского и 3-го Верхнеудинского казачьих полков. Кавалер Георгиевского оружия и ордена св. Георгия IV ст. С июля 1917 г. комиссар Временного првительства по формированию добровольческих частей из бурятского населения Забайкалья.] первым поднял знамя антибольшевистской борьбы на востоке России. В конце января 1918 г. орловская 1-я Особая рота имела в своем составе 4 взвода и пулеметную команду, общей численностью в 138 человек. Личный состав роты был сформирован из офицеров (95 человек), юнкеров, добровольцев и кадет Хабаровского корпуса (14 человек). Временным командиром роты являлся капитан 10-го Сибирского стрелкового полка Янкевич [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 127, л. 4 об – 6]. Вслед за 1-й Особой ротой стала формироваться вторая (командир – полковник Франк, бывший командир 78-го Сибирского стрелкового полка) [Там же, л. 8 об], конный дивизион (сотня) под командованием ротмистра В.В. Враштиля (офицер 2-го пограничного Заамурского конного полка) и артиллерийская батарея также заамурца, капитана Н.В. Ломиковского (2-я Заамурская конно-горная артиллерийская батарея). Однако самовольное участие «орловских» частей в неудачном февральском наступлении есаула Семенова вдоль линии Забайкальской железной дороги привело к исключению бойцов 1-й и 2-й Особых рот из состава Охранной стражи, а полковник Орлов, по приказу генерала Самойлова, был также исключен из списков офицеров Заамурского округа [Там же, л. 7, 22, 28].

Между тем, организация Охранной стражи продолжалась. Были учреждены пять территориальных отделов. Численность стражников предполагалось довести до 9–10 тыс. человек, но Правление КВЖД снизило количественный состав стражи до 4800 человек [Там же, д. 153, л. 6]. По состоянию на апрель 1918 г., 1-й отдел Охранной стражи (штаб – ст. Хайлар) возглавил участник антибольшевистского восстания юнкеров в Иркутске, Георгиевский кавалер генерал-майор В.И. Марковский[44 - В июне 1918 г. генерал Марковский был назначен начальником штаба Охранной стражи, а в августе стал начальником штаба при управляющем военным ведомством генерале В.Е. Флуге в Деловом кабинете Хорвата. Позднее помощник военного министра правительства адмирала Колчака по организационно-инспекционной части и начальник Главного Штаба (январь – май 1919 г.), командующий войсками Красноярского военного района. Начальник штаба войск правительства Приморской областной Земской управы (1920). Эмигрировал в Китай, жил с семьей в Харбине. В середине 1920-х гг. выехал во Францию.], 2-й отдел (ст. Фуляэрди) – полковник Шварц, 3-й отдел (Харбин) – генерал-майор Д.Е. Чевакинский, 4-й отдел (ст. Имяньпо) – генерал-майор Л.Г. Подгорецкий, 5-й отдел (ст. Лаошаогоу) – бывший начальник Заамурской железнодорожной бригады, генерал-майор Г.К. Дориан [Там же, д. 16а, л.14; д. 127, л. 10 об]. Личный состав отделов формировался по ротам и сотням, имевшим единую нумерацию. Всего предписывалось организовать 25 рот и 6 сотен: 1-й отдел – 4 роты и 1 сотня, 2-й отдел – 4 роты и 1 сотня, 3-й отдел – 6 рот и 2 сотни, 4-й отдел – 8 рот и 1 сотня, 5-й отдел – 3 роты и 1 сотня [Там же, д. 127, л. 62]. Кроме того, развернулось создание артиллерийской части, возглавляемой полковником С.Н. Тверциным [Там же, л. 249 об].

В отличие от штабов, сформированных достаточно быстро, укомплектование рядовым составом подразделений Охранной стражи, особенно на линии, шло медленно. Нехватка русских охранников компенсировалась приемом на службу китайцев, которых насчитывалось в подразделениях до половины личного состава. Материальная база Охранной стражи оказалась сравнительно неплохой, поскольку в распоряжении командования находились склады (частично уже разворованные) Заамурского округа пограничной стражи. Помимо всех прочих подразделений в ведении штаба стражи находилась школа-приют.

В марте 1918 г. в связи с организацией в Харбине Штаба Российских войск на Дальнем Востоке под командованием генерала от кавалерии М.М. Плешкова[45 - Плешков Михаил Михайлович, 1856 г. р. Окончил Воронежский кадетский корпус (1874), Николаевское кавалерийское училище (1876) и Николаевскую военную академию (1884). Генерал от кавалерии (1913). Участник Первой мировой войны, командир 1-го Сибирского армейского корпуса. Кавалер Георгиевского оружия и ордена св. Георгия IV ст. Летом 1917 г. выехал на Дальний Восток, жил в Никольск-Уссурийске.] Охранная стража вошла в подчинение этому штабу, в каковом и оставалась до его расформирования в декабре 1918 г. После ухода воинских частей, ранее подчиненных Штабу Российский войск, в Приморье в конце 1918 г. Охранная стража осталась единственным русским вооруженным подразделением в полосе отчуждения.

В конце 1918 г. главный начальник Охранной стражи генерал Самойлов выдвинул инициативу увеличить численность стражи до 22 тыс. человек, сформировав в полосе отчуждения три пехотные бригады трех-полкового состава, кавалерию из четырех сотен и артиллерию в составе артиллерийской бригады (три дивизиона), конно-горного дивизиона и двух гаубичных батарей. Предполагалась набирать стражников не из вольнонаемных, а из военнообязанных, тем самым увеличив численность личного состава и сократив оклады для рядовых и унтер-офицеров[46 - ГАРФ. Ф. Р-6081. Оп. 1. Д. 153. Л. 7, 8об, 9об.].

Возможно инициатива Самойлова имела определенную поддержку в Омске. Так, в начале января 1919 г. Будберг в своем дневнике со слов того же генерала Самойлова указал, что отделы Охранной стражи предполагается развернуть в дивизии [Будберг, 1924, т. 12, с. 276]. В апреле 1919 г. приказом генерала Хорвата, Верховного уполномоченного Омского правительства на Дальнем Востоке, чинам Охранной стражи было присвоено окладное содержание чинов Российской Армии. В состав стражи было включено Управление коменданта Харбина, а также городская и линейная милиция [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 153, л. 19].

В июле 1919 г. Омское правительство объявило о восстановлении Заамурского округа пограничной стражи в составе двух дивизий. Для этого в Харбин был направлен Генерального штаба генерал-лейтенант С.Н. Люпов[47 - Люпов Сергей Николаевич, 1870 г. р. Окончил Нижегородский кадетский корпус (1889), Михайловское артиллерийское училище (1892), Николаевскую военную академию (1899) и Офицерскую артиллерийскую школу (1908). Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Начальник 104-й пехотной дивизии (1916–1917), командир 49-го армейского корпуса (1917). Генерал-лейтенант (1917). Кавалер Георгиевского оружия и ордена св. Георгия IV ст. В белых войсках Восточного фронта, начальник 3-й стрелковой дивизии, командир 2-го Уфимского армейского корпуса Народной армии Самарского Комуча. С января 1919 г. генерал для особых поручений при Верховном Главнокомандующем.], служивший в 1906–1912 гг. в составе Отдельного корпуса пограничной стражи. Командующим Заамурского округа был назначен все тот же генерал Самойлов. Однако реализовать задачу создания в полосе отчуждения дивизий пограничной стражи не удалось. Катастрофически не хватало личного состава, все мобилизационные компании 1919 года оказались провальными. Единственно, осенью 1919 г. в составе Охранной стражи был создан железнодорожный отдел под руководством генерала Дориана. В его подчинение отошел формировавшийся на базе Отдельной Заамурской железнодорожной роты 1-й Заамурский железнодорожный батальон. Кроме того, был организован Отряд Особого назначения КВЖД [Там же, л. 60, 91].

Китайские власти отнеслись к воссозданию Заамурского округа резко негативно, требуя совместного управления охранными войсками в полосе отчуждения. В результате выросло число эксцессов на линии с участием китайских солдат. В своем докладе Хорвату от 20 сентября 1919 г. генерал Самойлов привел сводку наиболее характерных бесчинств и нарушений порядка китайскими военнослужащими в полосе отчуждения – захваты русских казарм и офицерских квартир, стрельба, драки с японскими солдатами, связи с хунхузами [Там же, л. 32]. Все это повышало требования к русским охранным войскам.

По распоряжению генерала Хорвата, в ноябре 1919 г. Генерального штаба генерал-лейтенанту Н.Г. Володченко[48 - Володченко Николай Герасимович, 1862 г. р. Окончил 3-ю С.-Петербургскую военную гимназию (1881), Михайловское артиллерийское училище (1884) и Николаевскую военную академию (1892). Начальник штаба Заамурского округа Отдельного корпуса пограничной стражи (1905–1914). Участник русско-японской и Первой мировой войн. Командир сводного корпуса 3-й армии (1915), 46-го армейского корпуса. Генерал-лейтенант (1915). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. С сентября 1917 г. главнокомандующий Юго-Западным фронтом, член фронтового Комитета спасения Родины и революции. Передал Украинской Раде контроль над тыловыми районами фронта. В декабре покинул Ставку и выехал в Одессу. На Дальний Восток перебрался в 1919 г., состоял в резерве чинов при штабе Верховного Главнокомандующего.], являвшемуся в свое время генералом для поручений при Верховном уполномоченном на Дальнем Востоке, было поручено произвести инспекционный осмотр Охранной стражи. Осмотр показал крайне неудовлетворительное состояние подразделений стражи в Харбине. Были выявлены не вызванный ничем сверхкомплект штаба [это была общая проблема всех штабов белого Восточного фронта и его тыла – С.С.], большой недокомплект частей стражи, полная неподготовленность пулеметной команды; дурное состояние вооружения, обмундирования и вообще снабжения; отсутствие занятий со стражниками, плохое несение караульной службы; неудовлетворительное ведение денежной отчетности [Там же, л. 2]. Более того, были обнаружены случаи хищения имущества с артиллерийского склада и неподчинения стражников своему начальству [Там же, л. 1].

Ситуация требовала срочного вмешательства командования Заамурского округа, однако развал Восточного фронта, падение Омского правительства и начавшаяся эвакуация гражданских и военных учреждений из Сибири в полосу отчуждения выдвинули на первый план другие проблемы. В марте 1920 г. китайский Главноначальствующий в полосе отчуждения генерал Бао Гуйцин вынудил администрацию Хорвата уйти в отставку. Было объявлено о ликвидации Охранной стражи КВЖД и передаче ее функций особому Бюро железнодорожной полиции, созданному распоряжением Пекинского Министерства внутренних дел. Официальной датой расформирования Охранной стражи стало 15 июля 1920 г.

Вместо Охранной стражи в бывшей полосе отчуждения КВЖД была создана железнодорожная полиция в составе внешней и внутренней охраны. Первая обеспечивала общественный порядок, а вторая охраняла имущество железной дороги. Начальником Железнодорожного полицейского управления был назначен начальник Харбинской городской полиции Чжан Цзэнцзюй (позднее этот пост занимали генералы Лю Дэцюань и Вэнь Инсин), а его помощником и начальником внутренней охраны – генерал Володченко. В 1921 г. главным инспектором железнодорожной полиции стал генерал-майор А.К. Митрофанов, заамурец, возглавлявший в 1917–1920 гг. в полосе отчуждения военную милицию[49 - После увольнения в отставку с должности главного инспектора железнодорожной милиции в 1925 г. генерал Митрофанов выехал в Канаду.]. В железнодорожной полиции, особенно во внутренней охране, служили в основном русские охранники, часть из которых до этого входила в состав Охранной стражи КВЖД. Численность железнодорожной полиции была определена в 1920 г. в 3375 человек [Там же, л. 4, 5]. Внутренняя охрана КВЖД действовала до начала 1925 г.

Наряду с сохранением административного управления в полосе отчуждения КВЖД в руках противников большевиков, что делало эту территорию островком относительного спокойствия в хаосе расширяющегося в России революционного насилия, другим важным фактором концентрации бывших военнослужащих Российской армии на территории Маньчжурии стало образование здесь одного из наиболее ранних и устойчивых центров антибольшевистского сопротивления, превратившего полосу отчуждения КВЖД в базу Белого движения.

Первыми организаторами антибольшевистского движения в полосе отчуждения стали полковник Орлов, есаул Семенов и подъесаул И.П. Калмыков. Их отряды, Особый Маньчжурский отряд (ОМО) Семенова на ст. Маньчжурия, отряд Орлова в Харбине и Особый Уссурийский казачий отряд (ОКО) Калмыкова на ст. Пограничная, начали формироваться в полосе отчуждения в конце 1917 – начале 1918 гг. Администрация Хорвата, а также российское консульство в Харбине, возглавляемое Г.К. Поповым, первоначально в тайне оказывали этим формированиям поддержку, рассматривая их в качестве инструмента в борьбе против большевизации полосы отчуждения. Однако, как оказалось в дальнейшем, контролировать эти разросшиеся и не желавшие никому подчиняться отряды (это относится, прежде всего, к формированиям объявивших себя атаманами Семенова и Калмыкова) было практически невозможно.

Основой семеновского Особого Маньчжурского отряда стал добровольческий Монголо-Бурятский конный полк, комплектовавшийся в Забайкалье осенью 1917 г. под командованием есаула Семенова. После неудачной попытки захватить Верхнеудинск в конце ноября 1917 г. остатки полка перебрались на ст. Маньчжурия. Как отмечал сам Семенов, первоначально в его распоряжении на ст. Маньчжурия оказалось 35 казаков, 40 харачин и 90 офицеров, но в дальнейшем численность отряда заметно выросла. В январе 1918 г. было объявлено о создании Особого Маньчжурского отряда. Командный состав ОМО формировался из офицеров 1-й Забайкальской казачьей и Уссурийской конной дивизий [Романов, 2013, с. 48, 49], часть из которых, имея более высокие воинские чины, тем не менее признали есаула Семенова командиром отряда. В число комсостава ОМО входили генерал-майор Д.Ф. Семенов, троюродный брат атамана[50 - Семенов Дмитрий Фролович, 1871 г. р., из забайкальских казаков. Окончил Иркутское пехотное юнкерское училище (1893) и Офицерскую кавалерийскую школу. Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Командир 1-го Верхнеудинского казачьего полка (1915–1916), начальник 3-й Забайкальской казачьей отдельной бригады и Урмийского отряда в составе 7-го отдельного армейского корпуса (1916–1918). Кавалер Золотого оружия с надписью «За храбрость» (1904). Вернулся в Забайкалье в феврале 1918 г. в составе бригады, вошел в состав ОМО в апреле 1918 г., помощник командира отряда.], полковники Г.Е. Мациевский[51 - Мациевский Георгий Евгеньевич, 1880 г. р., из забайкальских казаков. Окончил 3-й Московский кадетский корпус (1898) и Николаевское кавалерийское училище (1902). Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Командир стрелкового дивизиона 1-го Верхнеудинского казачьего полка (1914–1916). Ранен и дважды контужен. В отряде Г.М. Семенова с декабря 1917 г.], И.Ф. Шильников[52 - Шильников Иван Федорович, 1877 г. р., из забайкальских казаков. Окончил Читинское городское училище (1895), Иркутское пехотное юнкерское училище (1897) и Офицерскую стрелковую школу (1913). Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Командир 1-го Читинского казачьего полка (1916–1917), начальник 2-й бригады 1-й Забайкальской казачьей дивизии (1917). Генерал-майор (1917). Последовательный сторонник сохранения казачества, участник Общеказачьего съезда в Петрограде и 2-го областного казачьего съезда в Чите (1917). Прибыл в составе 1-й Забайкальской дивизии в Забайкалье. Скрывался от красных в окрестностях Читы. На ст. Маньчжурия оказался в марте 1918 г.], Л.В. Вериго[53 - Вериго Леонид Витальевич, 1879 г. р., приписной казак Амурского казачьего войска. Окончил гимназию в Москве (1897) и Казанское военное училище (1900). Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Начальник конвоя при Российском генеральном консульстве в Гирине (1911–1914). Командир Уссурийского казачьего полка (1917–1918). Прибыл на ст. Маньчжурия в составе полка в январе 1918 г., вступил в ОМО, начальник штаба отряда.], есаулы барон Р.Ф. Унгерн-Штернберг, А.К. Токмаков, подъесаул барон А.И. Тирбах, сотники Н.И. Савельев[54 - Савельев Николай Иванович, 1892 г. р., приписной казак Уссурийского казачьего войска. Учился в Хабаровском кадетском корпусе, исключен. Окончил Оренбургское казачье училище (1916). Участник Первой мировой войны, сотник. Георгиевский кавалер.] и В.Л. Сергеев, а также офицер 23-го Сибирского стрелкового полка, подполковник М.М. Лихачев [Сергеев Вс., 1937, с. 36].

«Семеновцы» (особенно в их офицерском составе), также как представители других ранних антибольшевистских формирований, имели ряд характерных черт. Многие из них были людьми удивительной храбрости, кавалерами высоких боевых наград вплоть до ордена св. Георгия IV ст. и Георгиевского оружия, воспитанными и жившими войной, при этом нередко не лучшими представителями русского офицерства[55 - Например, известно, что будущие «семеновские генералы» сотник Савельев и подъесаул Тирбах были в свое время исключены из Хабаровского кадетского корпуса, один – за ограбление китайской лавки, другой – за пьянство [Обзор деятельности атамана Семенова (1917–1920), составленный генералом Вериго // Марковчин, 2003]. Яркую характеристику барону Унгерну дал в своих «Записках» генерал П.Н. Врангель, командовавший в свое время 1-м Нерчинским казачьим полком, где служил Унгерн. Врангель отмечает выдающиеся боевые способности, беззаветную храбрость, энергичность, железное здоровье барона, но в то же время любовь к спиртному и буйство в состоянии опьянения. Кроме того, по словам Врангеля, это человек, который «живет войной. Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит против внешней дисциплины и против воинского воспитания, – это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн-Рида» [Барон Унгерн, 2004, с. 265, 266]. О самом есауле Семенове, полковом адъютанте 1-го Нерчинского казачьего полка в 1915 г., Врангель писал следующее: «Бойкий, толковый, с характерной казацкой сметкой, отличный строевик, храбрый, особенно на глазах начальства, он умел быть весьма популярным среди казаков и офицеров. Отрицательными свойствами его были значительная склонность к интриге и неразборчивость в средствах для достижения цели. Неглупому и ловкому Семенову не хватало ни образования (он окончил с трудом военное училище), ни широкого кругозора и я никогда не мог понять, каким образом мог он выдвинуться впоследствии на первый план гражданской войны» [Врангель, кн. 1]. Еще один «семеновец» войсковой старшина Е.Д. Жуковский, будучи офицером 7-го гусарского Белорусского полка, за пьянство, денежные долги и скандалы под давлением общества офицеров покинул полк и в дальнейшем служил в Амурском казачьем полку в Благовещенске. В 1915 г., уже являясь кавалером Георгиевского оружия, Жуковский в пьяном виде выстрелил в командира Уссурийского казачьего полка полковника А.А. Губина, после чего был разжалован из сотников рядовые [Купцов, 2011, с. 188].]. Но главное, большинство из них объединяло крайнее неприятие власти большевиков, не вполне четко очерченного для них, но эмоционально окрашенного олицетворения зла, главную причину развала армии и превращения офицерства в маргиналов, зависимых от произвола новых властей.

Обосновавшись на ст. Маньчжурия, «семеновцы», несмотря на свою малочисленность, приступили к разоружению и вытеснению в Забайкалье, находившихся на западной ветке КВЖД ополченческих дружин и железнодорожных частей [Семенов, 2007]. По приказу Семенова в январе 1918 г. есаул Унгерн был назначен комендантом Хайлара. Новоиспеченный комендант встретил бойкот со стороны находившихся там русских офицеров и местных частей, поддержал Унгерна только штабс-ротмистр Межак, перешедший со своей сотней на сторону «семеновцев». Столкнувшись с неподчинением, Унгерн во главе с несколькими бойцами разоружил Хайларский гарнизон и даже попытался распространить свое влияние на соседнюю станцию Бухэду, но был здесь арестован прибывшими китайскими войсками. Теперь атаману Семенову пришлось договариваться с китайцами [Барон Унгерн, 2004, с. 291]. В результате достигнутой договоренности атаман сохранил контроль над ст. Маньчжурия и сильное влияние в Хайларе.

Формирование Особого Уссурийского отряда началось на ст. Пограничная в марте 1918 г. после того, как 5-й Войсковой круг Уссурийского казачьего войска отказался признать подъесаула Калмыкова войсковым атаманом и тот, опасаясь ареста, был вынужден бежать на территорию Маньчжурии. На ст. Пограничная Калмыков объявил о мобилизации уссурийских казаков для борьбы с советской властью и создании своего отряда. В формировании ОКО вместе с Калмыковым приняли участие хорунжие П.Н. Былков и А.П. Эпов [Савченко]. В июне 1918 г. к Калмыкову присоединился бывший командир взвода 1-й роты полковника Орлова поручик А.А. Осьминкин[56 - Осьминкин Андрей Александрович, 1890 г. р. Окончил реальное училище и Иркутскую школу прапорщиков (1916). Участник Первой мировой войны в составе 437-го пехотного Сестрорецкого и 32-го Сибирского стрелкового полков, поручик. В ноябре 1918 г. прикомандирован к Учебно-инстукторской школе на о-ве Русский. Командир роты и начальник учебной команды Отдельного батальона Морских стрелков, командир взвода Отдельной морской комендантской роты при командующем Приамурским военным округом (1919). Подполковник. С начала 1920 г. на службе в Охранной страже КВЖД.], возглавивший 1-ю пластунскую сотню ОКО [Буяков, 2015, с. 432]. С мая 1918 г. отряд Калмыкова начал набеги на советскую территорию, в связи с чем советские власти вынуждены были развернуть против калмыковцев т. н. Гродековский фронт.

Отряды Семенова и Калмыкова с самого начала своего создания оказались в сфере внимания представителей союзного (Антантовского) командования на Дальнем Востоке, особенно японцев. Японцы проявили интерес к есаулу Семенову еще в начале 1918 г. По заданию японского Генштаба изучить личность Семенова и его возможности в борьбе с большевиками было поручено подполковнику Куросава Хитоси, начальнику харбинской резидентуры. В ходе встреч Куросавы и забайкальского есаула выяснилось, что Семенов питает надежды на помощь со стороны японцев. Кандидатуру Семенова, в качестве антибольшевистского деятеля, которому стоило бы оказать помощь, поддержали генерал-майор Накадзима Масатакэ, сменивший Куросаву на посту главы харбинской резидентуры, и Нисихара Камэдзо, один из самых влиятельных японских предпринимателей на Дальнем Востоке, тесно связанный с разведкой. К концу февраля 1918 г. правительство Японии приняло решение об оказании помощи Семенову. Вскоре в семеновский штаб прибыли девять японских офицеров, занявших посты советников и инструкторов. Подполковник Куросава лично курировал Семенова в Харбине. Резидент японской разведки Андзё Дзюнъити занимался рекрутированием японцев в ОМО. К апрелю 1918 г. в отряде насчитывалось 346 японских военнослужащих запаса от офицеров до рядовых [Полутов, 2012, с. 75, 76].

Внимание японской разведки к Калмыкову было проявлено благодаря рекомендации японского агента Алексина. В феврале 1918 г. генерал Накадзима пообещал помощь Калмыкову и командировал из Владивостока в Иман капитана Ёко Нориёси, который безуспешно пытался оказать влияние на Войсковой круг Уссурийского казачьего войска в деле избрания Калмыкова войсковым атаманом. В дальнейшем капитан Ёко осуществлял связь с Калмыковым посредством разведывательного пункта Корейской гарнизонной армии на ст. Пограничная [Зорихин, 2015, с. 9]. Нужно отметить, что японские разведывательные органы, в частности Японская военная миссия (ЯВМ), прилагали большие усилия по созданию разведсети из русских сотрудников, вербуя их из числа офицеров и гражданских лиц. В 1921 г. ежемесячные выплаты японским агентам составили более 2 тыс. иен, разовое вознаграждение русским подданным колебалось от 30 до 150 иен. По неполным данным, к 1922 г. численность японских агентов в Маньчжурии и на российском Дальнем Востоке из числа русских, китайцев, японцев и корейцев составляла около 4 тыс. человек [Полутов, 2012, с. 79].

Всем добровольческим антибольшевистским формированиям были присущи некоторые черты, роднившие их с «запорожской вольницей», – отсутствие строгой воинской субординации, не очень высокая дисциплина, не вполне законные реквизиции. Но ведь и само понятие законности было поставлено революцией под сомнение. Несмотря на схожесть черт, каждый из этих отрядов имел свои особенности, свой уровень «вольницы»[57 - Известен единственный случай проявления неправомочных действий со стороны представителей отряда полковника Орлова. Случай убийства бывшими кадетами Хабаровского корпуса, членами отряда Орлова, корпусного преподавателя Уманского в мае 1918 г. Причиной этого убийства стала передача Уманским советским властям информации о кадетах, ушедших к белым в Маньчжурию, в связи с чем, их семьи подверглись репрессиям. Требование привлечь Уманского к судебному разбирательству по этому делу остались без внимания со стороны администрации полосы отчуждения. В отличие от орловцев, деятельность Калмыкова и его соратников стала поводом для следствия, назначенного Временным правительством автономной Сибири. По его результатам в сентябре 1918 г. был подготовлен внушительный «Доклад о беззакониях и насилиях, учиненных Особым Казачьим отрядом атамана Калмыкова».], что зачастую игнорировалось в оценках некоторых представителей Белого лагеря, не говоря уже о советской пропаганде, усиленно демонизировавшей зарождавшееся антибольшевистское сопротивление. Тот же генерал Будберг, крайне негативно относившийся к «отрядам спасителей родины под фирмами Семенова и Орлова», называл их самыми анархическими организациями, «так как для них не существует никаких законов и слушаются они только тех, кто дает им деньги, и до тех пор, пока дает…», а их командиров – «своего рода винегретом из Стенек Разиных двадцатого столетия под белым соусом», «послереволюционными прыщами Дальнего Востока» [Будберг, 1924, т. 13, с. 197].

И здесь не только личное отношение генерала. В данном случае мы видим обнаружившееся уже в начале Гражданской войны напряжение и даже конфликт между теми военными (преимущественно офицерами), кто по разным причинам встали на путь безоговорочной борьбы с большевиками [Гребенкин, 2015, гл. 13], и теми, кто, не питая к большевикам теплых чувств, тем не менее, были негативно настроены в отношении т. н. «белого большевизма», предпочитали ни во что не вмешиваться и ждать. Как показывают современные отечественные исследования, представителей второй группы было большинство. В конце 1917 – начале 1918 гг. менее 3 % из состава 250-тысячного корпуса офицеров Российской армии приняли участие в противостоянии советской власти [Там же, с. 436].

В феврале 1918 г. в Харбине образовалась политическая организация, громогласно назвавшая себя «Дальневосточным комитетом Защиты Родины и Учредительного собрания». Возглавлял Комитет бывший председатель Исполнительного Комитета полосы отчуждения 1917 года, присяжный поверенный В.И. Александров. Комитет, обещая поддержку и финансирование, сделал попытку объединить антибольшевистские формирования в полосе отчуждения и начать наступление на территорию российского Забайкалья. Возможно члены Комитета не знали, что Хорват «подкармливает» и опекает отряды, возможно хотели перехватить инициативу в руководстве антибольшевистским движением[58 - Согласно версии самого Хорвата, в начале 1918 г., в то время как он находился в Пекине, в Харбине состоялось совещание политических организаций, выступивших за то, чтобы Хорват, как последний действующий комиссар Временного правительства, взял на себя задачу возглавления борьбы против большевиков до созыва Учредительного собрания. С чем и обратились к генералу. Дальневосточный комитет защиты Родины также поддержал эту инициативу [Луговая, 2012, с. 249]. Таким образом, никакого конфликта и не было.].

Побуждаемый к действиям Дальневосточным комитетом и союзниками отряд есаула Семенова в феврале 1918 г. перешел границу и двинулся по линии Забайкальской железной дороги. Чтобы обезопасить тылы наступающих полковник Орлов силами 1-й Особой роты предпринял разоружение остававшихся на западной ветке подразделений железнодорожной бригады. В дальнейшем 1-я рота совместно с семеновцами приняла участие в боях у ст. Шарасун и понесла первые потери.

Наступление белых оказалось неудачным, пришлось вновь возвратиться на китайскую территорию. Хорват был раздражен «самоволием» Семенова и потерей им значительной части вооружения. Кроме того, разгорелся конфликт между Семеновым и Орловым. Семенов, поддержанный представителями союзников, стремился к единоличному командованию всеми антибольшевистскими отрядами и пытался прибрать к рукам Орловские части, с чем Орлов был категорически не согласен. Произошла размолвка и орловцы возвратились в Харбин. Участие орловцев в боевых действия в Забайкалье стоило полковнику Орлову и его подчиненным увольнения из рядов Охранной стражи, после чего отряд Орлова стал самостоятельной боевой частью.

В период первого выступления отряда Семенова Комитет защиты Родины и Учредительного собрания объявил об обязательной регистрации всех офицеров, находившихся в полосе отчуждения, и их дальнейшей мобилизации. Данная инициатива вызвала горячее обсуждение на собрании офицеров Харбинского гарнизона, организованном представителями штаба Заамурского округа. При этом офицеры отряда Орлова, активно поддержавшие идею мобилизации, были подвергнуты критике. Особо резко выступил Генерального штаба подполковник К.К. Акинтиевский[59 - Акинтиевский Константин Константинович, 1884 г. р. Окончил Орловский кадетский корпус (1902), Константиновское артиллерийское училище (1905) и Николаевскую военную академию (1913). Служил в гвардейских частях. Участник Первой мировой войны, штаб-офицер для поручений, врид начальника штаба 1-го гвардейского корпуса, начальник штаба Особого отряда Юго-Западного фронта (1916–1917). Подполковник (1916). В ноябре 1917 г. командирован в Хабаровск для назначения начальником штаба Приамурского военного округа, отказался вступить в должность. Выехал в Харбин, где поступил на службу в штаб Заамурского округа.], старший адъютант отчетного отдела штаба округа, назвавший офицеров-добровольцев «распродажей торгового дома И.Я. Чурина и K°». Дело едва не кончилось потасовкой. В итоге приняли весьма обтекаемое постановление: когда генерал Хорват встанет во главе всего движения, офицеры Заамурского округа автоматически вольются в его ряды [Петров].

Мобилизация фактически провалилась и Хорват никоим образом здесь себя не проявил. Впрочем, обладая хорошим дипломатическим чутьем и гибкостью, за что получил от генерала Будберга наименование «двуликого Януса» [Будберг, 1924, т. 12, с. 279], Хорват, несмотря на личное бесстрашие, на роль диктатора не подходил. Даже о возглавлении Белого движения на Дальнем Востоке он так и не объявил. К тому же ему приходилось сдерживать устремления китайцев к возрождению их полного суверенитета в Северной Маньчжурии, не обладая для этого сколько-нибудь значительными вооруженными силами.

Неясная позиция Хорвата в отношении возглавления Белого движения на Дальнем Востоке привела к складыванию новых антибольшевистских отрядов в полосе отчуждения под эгидой Дальневосточного комитета Защиты Родины и Учредительного собрания, создавшего собственный штаб во главе с Генерального штаба подполковником И.Н. Никитиным[60 - Никитин Иван Никитич, 1878 г. р. Окончил 1-й кадетский корпус (1898), Московское военное училище (1900), Офицерскую стрелковую школу (1908) и Николаевскую военную академию (1908–1914). Участник Первой мировой войны, штаб-офицер для поручения при штабе 1-го Сибирского армейского корпуса. Кавалер Георгиевского оружия. В декабре 1917 г. принимал участие в свержении власти большевиков в Иркутске.]. Один из таких отрядов был создан на ст. Мулин под командованием штабс-капитана С.Н. Меди и капитана А.Н. Малачиханова. Первоначально этот отряд должен был стать четвертой ротой в составе отряда полковника Орлова, но Меди предпочел самостоятельность, что вызвало трения с Орловым, а в дальнейшем перешел под начальство атамана Семенова.

Только в марте 1918 г. Хорват объявил об учреждении в Харбине штаба Российских войск для командования всеми имевшимися отрядами. После чего военный штаб Дальневосточного Комитета Защиты Родины был расформирован[61 - В апреле 1918 г. подполковник Никитин был арестован орловцами вместе с Генерального штаба полковником А.В. Сулавко (имел отношение к штабу отряда полковника Орлова и обвинялся в передаче организации Сибоблдумы двух орудий и какого-то количества винтовок). Позднее Никитин и Сулавко находились в Сахаляне, где Никитин участвовал в формировании Амурского белоповстанческого отряда (командир – атаман И.М. Гамов, начальник штаба – Никитин). В сентябре 1918 г. отряд принял участие в освобождении Благовещенска от большевиков вместе с частями чехословацкого корпуса. После освобождения Благовещенска подполковник Никитин был назначен Временным Амурским правительством главнокомандующим войсками Амурской области. На этой должности Никитин оставался до начала ноября, потом был заменен полковником С.А. Мунгаловым, которого, в свою очередь, сменил полковник И.Я. Шемелин, ставленник атамана Семенова.]. Для руководства «всеми воинскими частями, отрядами, штабами, управлениями, учреждениями и заведениями как находящимися ныне, так и вновь формируемыми в полосе отчуждения КВЖД» был приглашен из Никольск-Уссурийска генерал М.М. Плешков [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 16а, л. 4].

Будберг по поводу назначения Плешкова, которого считал «некчемушней пустопорожностью», разразился следующим высказыванием: «Для возглавления всех отрядов сюда выписали Плешкова, но ничего путного от этого не получится; была одна дряблая безхарактерность [намекает на Хорвата – С.С.], а теперь стало их две, схожих еще и в том, что у обоих экстерьер великолепный и внушительный, и что оба в обхождении милы, обворожительны» [Будберг, 1924, т. 13, с. 198]. Впрочем, он был недалек от истины. Более поздние характеристики, данные генералу Плешкову, например, генералом А.С. Лукомским, подтвердят многое из сказанного о нем Будбергом.

При Плешкове стал формироваться штаб Российских войск, соответствовавший штабу корпуса. В его состав вошел целый ряд офицеров бывшего штаба Уссурийской конной дивизии. Генерал Хрещатицкий получил должность начальника штаба, заметное положение заняли служившие до этого в составе Охранной стражи КВЖД полковники А.Е. Маковкин[62 - Маковкин Александр Евплович, 1876 г. р. Окончил 3-й Московский кадетский корпус (1894) и Николаевское кавалерийское училище (1896). Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Полковник (1916). Командир 1-го Нерчинского казачьего полка (1917), командир бригады. Кавалер Георгиевского оружия. Генерал-майор (1919).], И.М. Токмаков, А.А. Иконников, М.М. Плешков (сын генерала), а также подполковник Акинтиевский из штаба Заамурского округа. Начальником артиллерии был назначен полковник Н.И. Яковенко-Маринич, начальником Артиллерийского склада – полковник А.В. Эглау[63 - Эглау (фон) Александр Викторович, 1877 г. р. Окончил 3-й Московский кадетский корпус (1895) и Александровское военное училище (1897). С 1904 г. на службе в Заамурской округе Отдельного Корпуса пограничной стражи, командир 4-й Заамурской конной горной батареи. Участник русско-японской и Первой мировой войн. Кавалер Георгиевского оружия. Полковник.], начальником военных сообщений – полковник Н.С. Всеволожский. Созданный позднее, в июне 1918 г., отдел речных операций штаба возглавил старший лейтенант В.В. Безуар[64 - Безуар Василий Викторович, 1887 г. р. Окончил Морской корпус (1906) и Минный офицерский класс (1910). Участник Первой мировой войны, старший минный офицер крейсера «Память Меркурия» (1913–1917), начальник дивизиона сетевых заградителей Черноморского флота (1917). Старший лейтенант (1916). В составе миссии адмирала Колчака находился в США, в мае 1918 г. прибыл с Колчаком в Харбин.].

Наряду с главным штабом шла работа по организации штабов подчиненных подразделений, не имевших своих войск, о чем не преминул упомянуть вездесущий генерал Будберг: «в штабах этих войск больше народу, чем во всех строевых их частях; есть полки по 50 солдат, а в батареях по два номера на орудие, зато штабные должности переполнены и всюду еще толпы прикомандированных; все начальство обзавелось стадами личных адъютантов; по городу носятся автомобили с супругами, содержанками и ординарцами высокого начальства и разных кандидатов в атаманы» [Там же, с. 205]. Когда уже позднее, в августе 1918 г., Будберг задал вопрос одному из начальников старшего штаба, «зачем они так раздувают формирование высоких штабов… для дела ненужных, он ответил (он очень прям и откровенен): “сие нужно для флага и для получения содержания: надо же как нибудь кормиться”» [Там же, с. 239]. Для большинства офицеров борьба за выживание, обеспечение собственных семей были гораздо важнее, нежели борьба против большевиков. Нежелание участвовать в гражданской войне заставляло многих офицеров искать должности в тылу, подальше от фронта.

Штаб Российских войск так и не объявил мобилизацию в полосе отчуждения, ставка делалась на уже существовавшие отряды и формирования из китайцев. Нужно отметить, что весной 1918 г. отряды Орлова и Семенова существенно выросли. У Орлова имелись три стрелковые роты, конный дивизион, две артиллерийские батареи, инженерная рота, автомобильный и санитарный отряды, пулеметная команда, служба связи, нестроевая и музыкальная команды, общей численностью до двух тысяч человек. Начальником штаба отряда являлся Георгиевский кавалер, полковник В.В. Ванюков (офицер 3-го пограничного Заамурского пехотного полка), командиром 1-й роты – полковник Рахильский, 2-й роты – полковник Франк, позднее – полковник Гуляев, 3-й роты – полковник Меньшов. Конный дивизион возглавлял ротмистр Враштиль, 1-ю и 2-ю артбатареи – капитаны Ломиковский и Карпенко. Финансирование отряда, поступавшее от хорватовской администрации, по воспоминаниям Орлова, было вполне приличным[65 - По словам Орлова, «обыкновенно, на ежемесячное содержание отряда, кроме жалованья, выдавалось по 2 рубля в сутки на человека и по 4 рубля на лошадь Романовскими деньгами. Даже по тогдашним временам, в Харбине этого хватало на продовольствие с избытком» [Петров].].

7 марта 1918 г. в Харбине на Соборной площади состоялся военный парад с участием отряда Орлова. Принимал парад начальник харбинской резидентуры японского Генштаба генерал-майор Накадзима в сопровождении консула Попова. Японец остался доволен состоянием отряда и распорядился о снабжении его японским оружием и боеприпасами со складов в Чанчуне, а также об отправке в отряд инструкторов для обучения бойцов стрельбе из японских пулеметов. Но в дальнейшем отношения между Орловым и японцами не заладились. Видимо, по некоторым вопросам он, также как позднее и адмирал Колчак[66 - Оказывая поддержку Белому движению на востоке России, японцы стремились получить от России определенные дивиденды на Дальнем Востоке вплоть до некоторых территориальных уступок. Те русские политические и военные деятели, которые готовы были обсуждать данный вопрос, пользовались наибольшей поддержкой со стороны японских кругов. Однако нужно учитывать, что в японских политических кругах не существовало единой точки зрения на действия в отношении России. Многие из японских политиков выступали против военного вмешательства в российские дела и поддержки антибольшевистских сил на Дальнем Востоке [Подробнее см.: Молодяков, 2004].], был весьма несговорчив.

Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова в апреле 1918 г. по некоторым данным составил около четырех тысяч человек и имел следующую структуру. Штабной отряд (начальник штаба – полковник Н.Г. Нацвалов, позднее – полковник Л.Н. Скипетров), 1-й Монголо-Бурятский конный полк (командир – полковник Мациевский), 2-й Даурский конный полк (командир – есаул Почекунин); 1-й Семеновский пеший полк (командир – подполковник Лихачев), 2-й Маньчжурский пеший полк (командир – капитан Малачиханов); пулеметная команда (командир – полковник Е.Б. Краузе); две отдельные офицерские роты; артиллерия в 15 орудий (командир – полковник Д.В. Загоскин[67 - Загоскин Дмитрий Владимирович, 1872 г. р. Окончил 1-й кадетский корпус и Александровское военное училище (1891). Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Офицер 14-го мортирного артиллерийского дивизиона. В составе ОМО с января 1918 г., начальник артиллерии.]); дивизион бронепоездов (командир – штабс-капитан Шелковый), авторота поручика Подгорецкого и санитарно-эвакуационная часть (начальник – полковник А.В. Кобылкин) [Романов, 2013, с. 92–95]. Семеновское командование в значительной мере контролировало часть западной ветки КВЖД от ст. Маньчжурия до Хайлара, имея здесь свои гарнизоны и назначая своих комендантов. Это вело к постоянным трениям со штабом Охранных войск.

Итак, антибольшевистские отряды не только выросли, но и стали вполне самостоятельными боевыми единицами со своими начальниками, и подчиняться приказам штаба Российских войск о реорганизации они не спешили, а Плешков не очень-то и настаивал. Дело ограничилось приказом о разворачивании подразделений Орловского отряда в более крупные части. Предполагалось на базе орловской пехоты создать Егерскую бригаду в составе четырех батальонов, конницу ротмистра Враштиля развернуть в Конно-егерский полк, артиллерию – в Отдельный артиллерийский дивизион [Петров]. Одновременно полковник Маковкин получил приказ о наборе китайских добровольцев в 10-й Пластунский полк, а подполковник П.Д. Макаренко – о формировании Отдельной батареи на ст. Эхо. Самой деликатной задачей для Плешкова стало достижение договоренности с есаулом Семеновым.

В начале апреля 1918 г. Семенов предпринял очередное самостоятельное наступление на Забайкалье и быстро продвинулся до реки Онон. В разгар наступления генерал Плешков во главе своего штаба нанес визит атаману и в ходе обсуждения сложившейся обстановки любезно предложил помощь при наступлении на Нерчинск подразделениями отряда полковника Орлова. Тому ничего не оставалось делать, как подчиниться. В Особый отряд, выдвинувшийся в рейд на Нерчинск, были выделены конница, батарея капитана Ломиковского, инженерная полурота, четыре грузовые машины и санитарный отряд. Возглавил Особый отряд ротмистр Враштиль.

Инициатива Плешкова окончилась крайне неудачно. Орлов потерял грузовики и имущество инженерной полуроты, отошедшие Семенову. Штабс-капитан Квятковский[68 - Штабс-капитан Квятковский в годы Первой мировой войны служил в 1-м Сибирском понтонном батальоне [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 127, л. 4об].], командир инженерной полуроты, перешел к атаману со значительной частью своих людей. Те, кто не хотел служить у Семенова, всеми правдами и неправдами стремились возвратиться в Харбин [Петров]. Но самое главное, Семенов предпочел сохранить самостоятельность и не подчинился Плешкову. Не помогло здесь и производство слишком самостоятельного есаула приказом генерала Хорвата в очередное звание войскового старшины. В дальнейшем столь же безуспешными будут попытки штаба Российских войск подчинить себе атамана Калмыкова. «Плешкова никто и ни в чем не слушает, – писал в апреле 1918 г. Будберг, – но, судя по его настроению, сие мало его беспокоит, он вообще принадлежит к разряду людей, не любящих беспокоиться» [Будберг, 1924, т. 13, с. 199].

Неспособность генерала Плешкова подчинить своему командованию антибольшевистские отряды и наладить нормальную работу штаба Российский войск заставили Хорвата назначить в мае 1918 г. новым Главнокомандующим Российскими войсками в полосе отчуждения вице-адмирала А.В. Колчака, оказавшегося в Китае по инициативе англичан и российского дипломатического корпуса.

Новое назначение мало изменило ситуацию, объединить отряды Колчаку также не удалось. Адмирала признали только орловцы. Ни атаман Семенов, ни Калмыков не желали ему подчиняться. Колчак в дальнейшем считал, что здесь не обошлось без влияния японцев. В конце мая 1918 г. отношения между Колчаком и Семеновым настолько обострились, что едва не произошло вооруженного столкновения между подчиненными им отрядами. Инцидент был разрешен вмешательством японцев, которые заявили, что в случае столкновения применят военную силу [Петров].

В этой ситуации Колчак обратился к Хорвату с просьбой об отставке. Хорвата, по-видимому, такой вариант устраивал. Дело в том, что Колчак так и не смог наладить отношения со штабом Плешкова. Здесь все были недовольны планом адмирала сосредоточить войска на ст. Пограничная и оттуда начать наступление на Владивосток. Против Колчака начались интриги, особенно со стороны генерала Хрещатицкого. Не уступал ему и генерал Самойлов, обиженный слишком прямым и вспыльчивым адмиралом. К тому же, Колчак, став главнокомандующим Российскими войсками в полосе отчуждения, практически сразу вступил в трения с Японской военной миссией, возглавляемой генералом Накадзимой [Луговая, 2012, с. 255].

В дело с отставкой Колчака вмешалось командование Орловского отряда и консул Попов, выступившие в поддержку адмирала. Стремясь лишить Колчака опоры, 1 июня 1918 г. отряд полковника Орлова был выдвинут на раз. Эхо для дальнейшего перемещения на ст. Пограничная, что соответствовало колчаковскому плану подготовки наступления на Приморье. После этого Хорват предпринял попытку восстановить генерала Плешкова в должности главнокомандующего, а Колчака назначить командующим войсками восточной группы [Там же, с. 266]. Колчак отказался выполнить приказ Хорвата.

Вероятно, отсутствие у Колчака надежной вооруженной опоры заставило его начать формирование в июне 1918 г. нового подразделения – морской роты. Созданием роты руководил старший лейтенант В.В. Безуар, прибывший в Китай с Колчаком из Северной Америки, а непосредственным командиром роты был назначен подполковник Л.М. Карамышев. Рота состояла из четырех взводов: трех стрелковых и одного минно-подрывного. На начало июля численность роты составляла более ста человек, из них более двадцати – офицеры, главным образом сухопутные. В июле морская рота получила в свое распоряжение два мобилизованных у российских граждан из Харбина катера – «Талисман» и «Рыболов», и осуществила первую боевую операцию на одной из проток Амура, в ходе которой был захвачен красный пароход «Сретенск» [Буяков, 2015, с. 91–93].

Трения между Колчаком и Хорватом были прекращены благодаря «посредничеству» японцев, предложивших Колчаку на некоторое время выехать в Японию, откуда он осенью 1918 г. уехал в Омск.

Японское командование, которое адмирал Колчак не устраивал своим нежеланием идти на определенные уступки в будущем после победы антибольшевистских сил при поддержке Японии, делало свою ставку в объединении отрядов в полосе отчуждения на атамана Семенова[69 - В то же время нужно учитывать, что определенные японские политические круги были не единственной заинтересованной результатами гражданской войны в России силой на Дальнем Востоке. Свои интересы здесь имели англичане, французы и особенно американцы, не желавшие допустить чрезмерного усиления Японии в этом регионе.]. По воспоминаниям полковника Орлова, известно, что летом 1918 г. его посещал подполковник Куросава, курировавший атамана Семенова. Куросава добивался того, чтобы Орлов передал свой отряд под командование атамана, но своей цели не достиг [Петров]. Тогда, по-видимому, направляемые японцами китайские власти, уже давно стремившиеся ликвидировать все русские вооруженные отряды в полосе отчуждения, потребовали расформирования орловского отряда, к большому удовольствию генерала Самойлова, у которого Орлов со своими бойцами был, как кость в горле. Ко всеобщему, казалось бы, удовлетворению отряд Орлова будет расформирован в середине июля 1918 г.[70 - Генерал Будберг по этому поводу напишет в своем дневнике: «Отряд Орлова расформирован… Как обидно, что вовремя не произведено такой же операции и с другими отрядами…» [Будберг, 1924, т. 13, с. 230].], но до этого произойдет еще ряд важных событий.

В начале июля, получив известия о свержении власти большевиков во Владивостоке чехословацкими частями под командованием Генерального штаба генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса[71 - Дитерихс Михаил Константинович, 1874 г. р. Окончил Пажеский корпус (1894) и Николаевскую военную академию (1900). Участник русско-японской войны, обер-офицер для особых поручений при штабе 17-го армейского корпуса. Штаб-офицер для поручений и старший адъютант штаба Киевского военного округа (1909–1913). Участник Первой мировой войны. Штаб-офицер для поручений при Управлении генерал-квартирмейстера штаба Юго-Западного фронта, и.о. генерал-квартирмейстера штаба 3-й армии, генерал-квартирмейстер штаба Юго-Западного фронта (1914–1916). Командующий экспедиционным корпусом в Салониках, начальник объединенной Франко-русской дивизии (1916–1917). Кавалер Георгиевского оружия. Генерал-лейтенант (1917). Начальник штаба 3-го Конного корпуса, генерал-квартирмейстер Ставки Верховного Главнокомандующего, начальник штаба Ставки. С конца ноября 1917 г. начальник штаба Чехословацкого корпуса.], штаб Российских войск выехал на ст. Пограничная, чтобы оттуда развернуть свою деятельность на территории Приморской области и помочь чехам во взятии Никольск-Уссурийского.

В это же время, 10 июля, после долгих уговоров генерал Хорват объявил себя Временным Правителем России «до тех пора, пока не будет восстановлена русская национальная верховная власть и созвано Учредительное собрание», и начал формировать свое правительство – «деловой кабинет»[72 - Главой военного ведомства в составе «делового кабинета» стал генерал от инфантерии В.Е. Флуг. Генерал Самойлов был назначен главным начальником Заамурского военного округа. Ему подчинялись Охранная стража, управление по ремонтированию войск, все тыловые управления, учреждения и заведения, вся гражданская часть [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 16а, л. 38, 38 об].]. Хорват надеялся на поддержку союзников, намереваясь утвердиться во Владивостоке, но реальной поддержки не получил, впрочем, как и Временное правительство Автономной Сибири (ВПАС) эсера П.Я. Дербера[73 - Находясь с весны 1918 г. с членами своего правительства в Харбине, П.Я. Дербер предложил Хорвату войти в состав этого правительства. Однако Хорват, которому личность Дербера внушила подозрения своими невысокими моральными качествами, отказался. В июне 1918 г. незадолго до выступления чехов Временное Сибирское правительство тайно перебралось во Владивосток.]. Не получив поддержки со стороны командования интервентов, совет министров ВПАС поручил «управление всеми делами» Приморской области Областной земской управе под председательством А.С. Медведева, но фактически правительство Автономной Сибири продолжало действовать под прикрытием земской управы. По соглашению с генералом М.К. Дитерихсом (начальник штаба союзническими войсками), полковнику С.С. Толстову[74 - Генерал Будберг охарактеризовал полковника Толстова как, «хитрого, пронырливого, водянисто болтливого, но неумного честолюбца, из рожденных революцией аспирантов в политические и военные деятели» [Будберг, 1924, т. 13, с. 242]. Генерал Флуг оценивал полковника Толстова, как «человека без твердых убеждений и незначительного по характеру» [Симонов, 2010, с. 252].], командующему вооруженными силами ВПАС, было предложено возглавить все вооруженные сухопутные и морские силы Приморской области. Толстов согласился и начал формирование своего штаба, начальником которого был назначен Генерального штаба полковник П.Г. Бурлин[75 - Бурлин Петр Гаврилович, 1879 г. р., из оренбургских казаков. Окончил Оренбургское казачье юнкерское училище (1901) и Николаевскую военную академию (1914). Участник русско-японской и Первой мировой войн, помощник старшего адъютанта и старший адъютант разведывательного отделения отдела генерал-квартирмейстера штаба 3-й армии (1916–1917). Полковник (1916). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. и Георгиевского оружия. На Дальний Восток прибыл, по-видимому, в начале 1918 г.] [Симонов, 2010, с. 253].

В это время генерал Хорвата со своим «правительством» и штабом оказался блокирован на ст. Гродеково. Дело даже дошло до вооруженной стычки между русскими и чехами, не улучшившей положение хорватовского штаба. Началось т. н. «гродековское сидение», обусловленное в том числе и отсутствием у Хорвата надежной вооруженной опоры, с которой стоило бы считаться. В июле 1918 г. в подчинении Временного правительства находился ОМО атамана Семенова (до 6 тыс. чел.), отряд полковника Орлова (1 тыс. чел.), отряд атамана Калмыкова (500 чел.), отряд полковника Маковкина (650 чел.), 3-й Туземный полк (до 700 чел.), конный полк полковника Враштиля[76 - В дальнейшем Конно-егерский полк Враштиля наряду с Приморским драгунским полком (командир – полковник В.С. Семенов) вошел в состав Уссурийской отдельной конной бригады, возглавляемой генерал-майором А.Е. Маковкиным.] (500 чел.), отряд атамана Гамова (700 чел.) и Охранная стража КВЖД.

В реальности отряд полковника Орлова был расформирован, на базе его пехотных частей планировалось создать Егерский им. полковника Орлова полк, но уже без Орлова. Устранение любимого командира было воспринято многими орловцами весьма негативно, но Орлов не стал затевать смуту, сложил свои полномочия и уехал в Харбин[77 - После отстранения от командования отрядом полковник Орлов проживал в качестве частного лица в Харбине. В конце 1918 г. он принял предложение генерала Марковского возглавить вновь формируемый в Канске 32-й стрелковый полк, выехав на место назначения с 25 своими бывшими офицерами. Орлов находился в Канске до конца 1919 г. и сумел в дальнейшем возвратиться в Харбин, где жил, совершенно отойдя от политической деятельности, вплоть до своей смерти в 1944 г.]. Атаманские отряды Семенова, Калмыкова и Гамова Хорвату практически не подчинялись, а части, созданные в основном из китайцев (Туземный полк), в конце июля взбунтовались и их пришлось выводить в тыл для переформирования[78 - С теми же самыми проблемами сталкивалось и руководство ОМО, в составе которого было много наемников из китайцев и монголов [Романов А.М. Указ. соч. С. 97, 98].]. После этого случая было решено отказаться от широкого привлечения в регулярные части китайских добровольцев, среди которых попадалось немало хунхузов. Стремясь сохранить связь с атаманом Семеновым, Хорват произвел его в начале августа 1918 г. в полковники с переименованием, по занимаемой должности, в зауряд-генерал-майоры. Через две недели новым приказом Семенов был назначен Забайкальским областным комиссаром [MCR, box 2].

«Гродековское сидение» правительства Хорвата вызывало немало зубоскальства в Харбине. Генерала называли «Дмитрием I, самодержцем всея Гродековская станция и ея запасных путей» [Будберг, 1924, т. 13, с. 235]. В самом Приморье очень немногие высказались в поддержку Хорвата. В основном к Хорвату тяготели офицеры Владивостокского гарнизона, не желавшие подчиняться земской управе, возглавляемой эсерами.

В августе была предпринята попытка выйти из политического тупика путем переговоров между Временным правительством Автономной Сибири и «деловым кабинетом» при участии союзников. Генерал Плешков был выдвинут в качестве общего командующего Российскими вооруженными силами на Дальнем Востоке, что было встречено очень позитивно со стороны офицеров Владивостокского гарнизона. Полковник Толстов не возражал против объединения русских войск на Дальнем Востоке, но отказался подчиняться Плешкову, по-видимому, под влиянием эсеров. Тогда 23 августа 1918 г. Плешков, находившийся во Владивостоке, объявил о включении вооруженных сил Приморья в состав Российских войск Дальнего Востока под своим командованием. Толстов был отстранен от должности, новым командующим вооруженными силами Приморской области и комендантом Владивостокской крепости был временно назначен полковник Бурлин, возглавивший т. н. Владивостокскую группу Российских войск Дальнего Востока.

Руководители городского и областного самоуправления не признали полномочий Плешкова, ситуация грозила перерасти в вооруженное противостояние и была спасена только вмешательством иностранных держав. Военные представители держав на совещании 25 августа во Владивостоке под председательством генерала Накадзима, заявив о непризнании полномочий генерала Плешкова и нежелательности его присутствия во Владивостоке, потребовали, чтобы части Владивостокского гарнизона сложили оружие и перешли в распоряжение атамана Семенова или полковника Толстова. Полковник Толстов был восстановлен в своей должности [Симонов, 2010, с. 260].

Плешков немедленно ретировался из города, отправившись, по словам Будберга, с каким-то срочным поручением на «Даурский фронт» [Будберг, 1924, т. 13, с. 246], а полковник Бурлин был вынужден подчиниться требованиям интервентов. Переговоры между ВПАС и «деловым кабинетом» провалились. Сибирское правительство объявило Хорвата узурпатором, а Плешков назвал «сибиряков» изменниками.

В сентябре 1918 г. представители держав, стремясь «загладить» свою ошибку, возвратили оружие русским войскам Приморской области, но почти сразу после этого удалили части Владивостокского гарнизона в полосу отчуждения КВЖД. Вывезенные в Харбин 1-й и 2-й Сибирские стрелковые полки и 3-й дивизион 1-го Сибирского артиллерийского полка вскоре были перемещены на ст. Ханьдаохэцзы, где до декабря 1918 г. составляли местный гарнизон под командованием полковника Бурлина [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 16а, л. 42]. Вместе с Владивостокской группой войск в полосу отчуждения КВЖД были перемещены и части т. н. Уссурийской группы Российских войск Дальнего Востока, которой командовал генерал Хрещатицкий. Ядро этой группы, Отдельная Уссурийская бригада под командованием полковника Маковкина, составило на некоторое время гарнизон на ст. Эхо [Там же, л. 45]. Сам Хрещатицкий получил назначение начальником штаба к генералу Плешкову [Там же, л. 35].

На протяжении сентября во Владивостоке шла грызня за место главнокомандующего, на которое помимо полковника Толстова претендовали генерал Плешков, представитель атамана Семенова полковник Л.Н. Скипетров[79 - Вновь приведем характеристику генерала Будберга, данную полковнику Скипетрову. Будберг называет Скипетрова знаменитым скандалистом, пьяницей, семеновским опричником [Будберг, 1924, т. 13. С. 253].] и чешское командование генерала Р. Гайды. Более того, Гайда, командующий войсками Восточного фронта, даже попытался распространить свою власть на полосу отчуждения, назначив сюда в сентябре 1918 г. в качестве главноначальствующего своего представителя – полковника Э. Кадлеца. Это назначение вызвало протест со стороны российского дипломатического корпуса и администрации КВЖД, а также заявления китайских властей и японцев о нарушении суверенных прав Китая. Командующий войсками Гиринской провинции генерал Мэн предписал приостановить выполнение приказов Гайды и предложил сформировать новую бригаду для охраны железной дороги[80 - События, связанные со скандальной инициативой генерала Гайды, стали, по-видимому, одной из важных причин учреждения китайским правительством в Маньчжурии должностей Главного военного инспектора Трех Восточных провинций и Главного начальника Государственной обороны. На должность Главного военного инспектора был назначен мукденский дуцзюнь Чжан Цзолинь, а Главным начальником Государственной обороны Маньчжурии стал цицикарский дуцзюнь Бао Гуйцин [Нилус, 2010, c. 37]]. В сложившейся ситуации полковнику Кадлецу ничего не оставалось делать как покинуть Харбин.

Ситуация более или менее стабилизировалась в октябре после достижения договоренности между Временным Сибирским правительством (П.В. Вологодского) в Омске и Хорватом о признании последним полномочий Сибирского правительства и принятии должности Верховного уполномоченного этого правительства на Дальнем Востоке. Вскоре свои полномочия в пользу Временного Всероссийского правительства («Уфимской директории») сложило ВПАС, после чего директорию признал и Хорват. В начале октября командующим сухопутными и морскими силами Приморской области с правами командира корпуса был назначен полковник Х.Е. Бутенко [Симонов, 2010, с. 269].

Осенью 1918 г. деятельность антибольшевистских вооруженных формирований, некогда базировавшихся в полосе отчуждения КВЖД, окончательно переместилась на российскую территорию, Гражданская война заполыхала с новой силой. С этого времени больше чем на год полоса отчуждения стала далеким тылом Восточного фронта Белого движения. Штаб Российских войск в полосе отчуждения уже практически не играл никакой роли и в октябре 1918 г. генерал Флуг предложил ликвидировать все штабные структуры, но не был в этом поддержан Хорватом, который не хотел обижать генерала Плешкова. В это время в распоряжении штаба Плешкова находилась Отдельная Уссурийская бригада, расквартированная на ст. Раздольная, и Владивостокская группа войск генерал-майора Бурлина на ст. Ханьдаохэцзы. В состав Уссурийской бригады входили: 1-й Егерский полк, 2-й Пластунский полк, Конно-егерский полк, 1-й легкий артиллерийский дивизион, Отдельная гаубичная батарея, инженерная рота и подразделения связи. Всего 289 офицеров и 1646 солдат. Возглавлял бригаду генерал-майор Маковкин, начальником штаба являлся Генерального штаба капитан Я.Я. Смирнов [Там же, с. 279, 280]. Численность Владивостокской группы войск (1-й и 2-й Сибирские стрелковые полки, 3-й дивизион 1-го Сибирского артиллерийского полка, Артиллерийский склад) составляла 199 офицеров и 140 солдат. Кроме того, Плешкову подчинялась Морская рота, несколько судов Отдела речных операций, бронепоезд, сводный запасной полк (82 офицера) [Там же, с. 280] и Охранная стража КВЖД.