Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)

скачать книгу бесплатно


Аналогичное Тяньцзинскому частное Русское благотворительное общество существовало и в Шанхае, но его помощь беженцам была крайне незначительна. Ситуация несколько изменилась, когда внимание к военным беженцам проявила Л.Н. Сюннерберг, жена агента Министерства торговли и промышленности при Российском генеральном консульстве в Шанхае, гвардии капитана Г.Г. Сюннерберга. Она возглавила Временный дамский комитет помощи офицерам и организовала в мае 1920 г. первый русский бал. Чистая прибыль от бала составила 7200 китайских долл., которые были разделены пополам. Одна часть денег была передана контр-адмиралу В.В. Ковалевскому для морских офицеров, другая была распределена между офицерами «сухопутными» [MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ].

Среди иностранных организаций наиболее действенную помощь русским беженцам оказывал в 1923 г. Американский Красный крест, работавший в Гирине, Хайларе, на ст. Маньчжурия [Заря, 1923, 11 февр.].

Сфера занятости русских военных эмигрантов в Китае, как показывают многочисленные биографические материалы, отличалась достаточной широтой, но в то же время была в значительной мере сосредоточена в границах функционирования российской и других иностранных колоний. При этом нужно учитывать, что интеграция бывших военных в профессионально-производственные сферы регионов проживания, как главная направленность социальной адаптации, и трудоустройство, могли не выступать явлениями одного порядка. Многие активные антибольшевики прибегали к более или менее долговременному трудоустройству с целью иметь средства к существованию или для легализации своего положения. При этом их настоящая деятельность была тщательно законспирирована.

В первое время пребывания в эмиграции бывшие военные брались за любую работу, которая могла бы принести хоть какие-то деньги. Зачастую такая работа была неквалифицированной и малооплачиваемой. Разнообразные источники дают массу примеров подобного трудоустройства.

Согласно воспоминаниям штабс-капитана Романовского, потерпев фиаско с устройством на работу на цицикарский участок КВЖД, он собрал бригаду из семи офицеров, которая стала брать подряды на проведение земляных работ: «Обыкновенно на всех работах увидишь одних рабочих-китайцев, а тут появились на улице русские ребята, в гимнастерках, в брюках-галифе и в сапогах. Железнодорожники прохаживались по улице, засматривались на эту необычную картину» [Мелихов, 2003, с. 289]. Аналогичная картина разворачивается в воспоминаниях поручика А.А. Ильинского, оставшегося в Харбине после эвакуации из Забайкалья в конце 1920 г. Вместе с сослуживцами, проживая в беженском бараке в Госпитальном городке Харбина, они «сколотили артель для всяких случайных заработков. Большей частью работали в Затоне: красили баржи и пароходы, рыли канавы, благоустраивали территорию хозяйчиков. Платили нам в среднем по два доллара в день» [Ильинский, 2009, с. 39].

Часть офицеров-«уральцев» из бывшего Урало-Алтайского конного полка, после прибытия в Харбин в конце 1920 г., объединившись в артель, создали колбасную фабрику, но вскоре потерпели фиаско [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 48750, л. 177]. Адмирал Г.К. Старк, оказавшийся в начале 1920 года в Харбинском госпитале больным тифом, после выхода из госпиталя нанялся десятником на строительство домов, а позднее основал с офицерами частное предприятие по перевозке грузов по реке Сунгари, где и работал до отъезда в июне 1921 г. во Владивосток [Хисамутдинов, 2013, с. 111]. Генерал-майор А.Н. Пепеляев, бывший командующий Сибирской армией, в компании с офицерами-однополчанами создал артель извозчиков, действовавшую в Харбине в 1920–1922 гг. [Купцов, 2011, с. 406]. Однако такая работа претила многим вчерашним героям Белого движения и как только появлялась возможность, они возвращались к военной службе.

В начале 1920-х гг. целые подразделения бывших белых устраивались на лесозаготовки на лесные концессии восточной ветки КВЖД или на угольные копи. На лесозаготовках работала артель полковника Аргунова, сформированная в конце 1922 г. на ст. Пограничная. В это же время была создана артель из бойцов пулеметной команды Омского полка под началом бывшего начальника команды подпоручика П.А. Дегтева. Артель Дегтева полгода работала на ст. Имяньпо на перевозке дров у лесопромышленника А. Яринского [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 41875, н/д, л. 20]. В начале 1921 г. бывшие военные массово нанимались на работы на Чжалайнорские угольные копи, несмотря на то, что на копях в это время свирепствовала чума [Заря, 1921, 20 февр.]. Много бывших офицеров и солдат работало на принадлежавших японцам Фушуньских угольных копях, расположенных к востоку от Мукдена. Как отмечает в своих воспоминаниях полковник В.А. Зубец, «ставки на русский труд приравнивались здесь к желтым рабочим. Это давало полуголодное существование, 10-часовой рабочий день и высокий процент смертности». Наиболее компактную группу бывших военных, работавших на Фушуньских копях, составляли «анненковцы» [Зубец, 2009, № 35, с. 31].

После интернирования в сентябре 1923 г. в Шанхае группы генерала Лебедева (бывшие Егерский и 2-й Уральский полки) она была преобразована в Урало-Сибирское трудовое общество [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 48750, л. 181 об]. Часть членов Общества разместилась в общежитиях для русских беженцев. Они брались за любую работу, являясь грузчиками, охранниками, телохранителями, торговцами-коробейниками и т. п. Около 150 «лебедевцев» выехали в полосу отчуждения КВЖД, где работали на лесных концессиях [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 76].

В Синьцзяне часть русских военных была задействована в сфере добычи руд, при этом условия труда на большинстве предприятий были просто ужасными. Так, занятые на добыче железной руды в Кульдже около 70 русских получали дневной паек в 1,5 фунта муки и больше ничего, отсутствовала элементарная система безопасности. Проработав в таких условиях одну зиму, вся русская партия по ее просьбе была отправлена в СССР [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131, д. 92]. Согласно документам советского консульства, средняя заработная плата эмигрантов в Синьцзяне в середине 1920-х гг. составляла 50 урумчийский лан (около 25 золотых руб.), «что давало возможность существовать» [Там же, л. 44]. Для сравнения, минимальная заработная плата на КВЖД в середине 1920-х гг. составляла 30 золотых руб. при более низком уровне цен на продукты питания.

Заветной мечтой большинства эмигрантов, расселившихся в бывшей полосе отчуждения КВЖД, являлось устройство на железной дороге или в производственно-коммерческих структурах, с нею связанных. КВЖД выполняла роль крупнейшего, структурообразующего русского предприятия Северной Маньчжурии, занятость на котором давала человеку в дореволюционный период очень хорошее материальное положение и формировало в сознании некую «кастовость». Несмотря на кризис, переживаемый КВЖД в начале 1920-х гг., ее привлекательность для русских беженцев не снизилась и многие всеми правдами и неправдами стремились получить место в различных службах железной дороги, что стало одной из причин значительного раздувания железнодорожных штатов.

В первой половине 1920-х гг. немало бывших военнослужащих Белой армии сумели трудоустроиться в структуры КВЖД. Так, только среди бывших белых генералов служащими железной дороги являлись не менее тридцати человек: Л.М. Адамович (учебный отдел), К.К. Акинтиевский (коммерческий отдел), А.И. Белов, П.П. Жулебин (питомник КВЖД), Г.И. Зольднер (материальная служба), А.В. Зуев, В.Н. Касаткин, П.П. Крамаренко, С.Ф. Левицкий (климатическая станция на Фуляэрди), Л.Г. Мартынов, М.Е. Обухов, П.П. Петров, К.П. Полидоров и др. По сведениям советской разведки, к началу 1925 г. на КВЖД работало 3–4 тыс. бывших военнослужащих Белой армии [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 429].

Некоторые военные нашли себе место в Охранной страже КВЖД. Вчерашние штаб-офицеры теперь служили рядовыми охранниками. Впрочем, эта служба оказалась краткосрочной. После мартовских событий 1920 г. китайские власти начали реорганизацию системы охраны железной дороги. Летом того же года вместо Охранной стражи была создана железнодорожная полиция в составе внешней и внутренней охраны с численностью полицейских в 3300 человек. Внутреннюю охрану возглавил генерал Володченко. Значительную часть охранников по-прежнему составляли русские военные эмигранты. Как писала в начале сентября 1920 г. харбинская газета «Свет», «новая стража железной дороги формируется почти исключительно из бывших опричников Семенова, Калмыкова, Капеля и др. Бывшие офицеры-заамурцы в охрану не идут» [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 153, л. 122].

Работа новой охраны КВЖД постоянно осложнялась вмешательством китайских солдат и толпы – они нередко освобождали задержанных китайцев, нарушителей правопорядка, подвергая охранников оскорблениям и даже избиениям [Там же, л. 149, 149 об]. Стражникам стоило больших усилий поддерживать правопорядок, поскольку они практически не располагали оружием. Согласно докладу генерала Володченко от июня 1922 г., из 170 постов внутренней охраны КВЖД 102 вообще не имели оружия и только на 32 были в распоряжении винтовки [Там же, л. 161].

К 1925 г. в составе железнодорожной полиции работали около тысячи русских эмигрантов – более 600 во внутренней охране и 351 – во внешней. Известно, что из русских служащих внешней охраны 131 являлись бывшими чинами полиции, 160 – бывшими офицерами, остальные – нижними воинскими чинами [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 419]. С установлением советско-китайских дипломатических отношений и восстановлением двойственного управления КВЖД все русские сотрудники внутренней охраны железнодорожной полиции в начале 1925 г. были уволены. Та же участь ждала всех служивших в различных структурах железной дороги белых русских, не имевших советского или китайского гражданства, поэтому для сохранения своего положения часть бывших белых приняли китайское или даже советское подданство.

Несмотря на увольнение в 1925 г. значительной части военных эмигрантов из китайской полиции (не только железнодорожной), эта сфера вскоре вновь стала для них доступна. После первого советско-китайского конфликта на КВЖД в 1926 г. китайские власти стали принимать в полицию русских, имевших китайское подданство. Известно, что в 1929 г. в железнодорожной полиции ОРВП служили 213 русских, из которых должность надзирателя имели 10 человек, инспектора – 4, надзирателя уголовного розыска – 13, бухгалтера – 1, и т. д. [АВПРФ, ф. 0100, оп. 15, п. 165, д. 15, л. 80] Кроме того, бывшие русские военные были представлены в городской и поселковой полиции Маньчжурии.

В Шанхае первые русские военные были приняты в Муниципальную полицию в 1921 г. – три человека в Международном сеттльменте (Б.Я. Корольков, корнет В.В. Рипас[166 - Весьма незаурядной выглядит биография Риппаса Вячеслава Владимировича, 1880 г р. Образование получил в Петербурге. Участник русско-японской войны, ранен, кавалер знака ордена св. Георгия IV ст. С 1910 г. в Южной Америке, служил в конном конвое президента Аргентины. Участник Первой мировой войны, корнет 7-го гусарского Белорусского полка, после ранения – в автомобильных частях. В белых войсках Восточного фронта, начальник Центрального автосклада (1919). В эмиграции в Шанхае с 1920 г. В второй половине 1930-х уволился из шанхайской муниципальной полиции в чине субинспектора, заведующий парком в Хонкью. Член Объединения Российской Императорской конницы, председатель Комитета содействия Шанхайской дружине скаутов. Имел жену и сына. Умер в октябре 1941 г.], капитан П.Д. Евдокимов) и трое во Французской концессии (ротмистр Ю.А. Емельянов, поручик Б.С. Яковлев, штабс-капитан Ю.В. Быховский). В 1923 г. количество русских полицейских уже составляло около 30 человек, к 1925 г. только на Международном сеттльменте в полиции служили около 70 русских, большей частью из бывших военных [Окороков, 2004, с. 170, 171].

Для русских эмигрантов служба в полиции чужого и далеко не правового государства нередко открывала возможности для незаконного получения дополнительных доходов. Известно немало случаев участия полицейских (особенно железнодорожной полиции) в транспортировке и сбыте опиума и другой контрабанды [Балмасов, 2007, с. 2005; ГАХК, ф. Р-830. оп. 3, д. 48319], организации шантажа в отношении предпринимателей, также нередко замешанных в нелегальных предприятиях[167 - Полковник И.С. Ильин, оказавшийся в 1928 г. в Чанчуне в качестве чиновника для особых поручений при Квантунском генерал-губернаторстве, был поражен тем, что там происходило. Он приводит в своем дневнике разговор с одним местным русским предпринимателем: «Все носили [мак], все торговали… Тогда тут Беккер [бывший жандармский офицер – С.С.] был, ваш предшественник, – они с Яскорским [штабс-капитан Белой армии, сотрудник японской жандармерии – С.С.] такие дела делали! Чуть глаза продерут и думают с кого бы сорвать! И провокацию устраивают, подбрасывают нарочно мак, письма анонимные пишут – ей Богу! Ну и Исиду [японский сотрудник жандармерии – С.С.] впутали, тот тоже хапнул и стал с ними заодно…» [ГАРФ, ф. Р-6599, оп. 1, д. 9, л. 153, 154].], торговле «живым товаром» (поставка русских девушек в публичные дома), и т. п.

Еще одной привлекательной для бывших военнослужащих сферой занятости являлась служба в войсках китайских генералов. В 1921 г. военный губернатор Маньчжурии Чжан Цзолинь начал привлекать русских офицеров в свои части в качестве военных инструкторов. В первой половине 1920-х гг. инструкторский корпус возглавил Генерального штаба генерал-лейтенант Г.И. Клерже[168 - Клерже Георгий Иосифович, 1883 г. р. Окончил 2-й Московский кадетский корпус (1901), Павловское военное училище (1903) и Николаевскую военную академию (1909). Участник Первой мировой войны, обер-офицер для поручения при штабе 1-го Кавказского армейского корпуса, делопроизводитель главного управления Генштаба. Полковник (1917). В конце 1917 г. некоторое время возглавлял Персидскую казачью дивизию. После развала армии жил на нелегальном положении в Перми. В белых войсках Восточного фронта, начальник Осведомительного управления штаба Верховного Главнокомандующего. В Забайкалье генерал для поручений при атамане Семенове. Генерал-майор (1920). В июле – сентябре 1921 г. начальник штаба атамана Семенова. Генерал-лейтенант (1921).], назначенный Чжан Цзолинем советником по охране общественного спокойствия при Мукденском правительстве[169 - В должности советника Чжан Цзолиня генерал Клерже якобы «свалил» подполковника Грегори, обвинив того в работе на японскую разведку и связях с атаманом Семеновым [Голдин В.И., 2010, с. 294]. Позднее Грегори обвинялся в связях с советской разведкой, что, по одной из версий, стало причиной его самоубийства во второй половине 1930-х гг. [Буяков, 1999, с. 111].]. Старшими инструкторами в Мукденской армии служили Генерального штаба генерал-майоры С.Н. Барышников и В.Л. Томашевский, генерал-майор Н.Ф. Петухов и др.

В конце 1922 г. по инициативе генерала Чжан Цзунчана, главы Суйнинского военного округа Маньчжурии[170 - Территория Суйнинского военного округа протянулась на запад до ст. Шитоухэцзы, на север – до пос. Фусянь в 80 верстах от ст. Пограничная. Войска округа состояли из двух пехотных полков (23-го и 55-го), батальона охранных войск, располагавшегося на линии железной дороги, двух трехдюймовых батарей, военно-инструкторской школы и нескольких небольших конных и пеших команд.], при окружном штабе, располагавшемся на ст. Пограничная, был создан иностранный отдел, курировавший работу русских военных инструкторов в войсках округа. Возглавил отдел подполковник В.А. Чехов[171 - Чехов Владимир Алексеевич, 1887 г. р. Окончил реальное училище и Михайловское артиллерийское училище (1909). Офицер артиллерии Оренбургского казачьего войска. Участник Первой мировой и Гражданской войн. В Оренбургском офицерском батальоне (1918). Подполковник.]. Русские офицеры принимались на должности старших и младших военных инструкторов. Старшие военные инструкторы имели чин полковника, младшие – майора, капитана и ниже. Оклад устанавливался в 200 китайских долл. в месяц для старших инструкторов, 90–150 долл. – для младших. Также на службу могли быть приняты рядовые чины с окладом в 12 долл. в месяц, при готовом довольствии и обмундировании. На весь период службы русские инструкторы и солдаты являлись чинами китайской армии и подчинялись внутреннему воинскому распорядку [Зубец, 2009, № 33, с. 25].

Первыми русскими инструкторами войск Суйнинского округа стали полковники И.А. Костров[172 - Костров Иннокентий Александрович, 1895 г.р. Окончил Хабаровский кадетский корпус (1912) и Константиновское артиллерийское училище (1914). Участник Первой мировой войны, командир батареи 4-й артиллерийской бригады 4-й пехотной дивизии, капитан (1917). Член Офицерского союза в Благовещенске, участник захвата и обороны города. В белых войсках Восточного фронта, командир батареи, командир 1-го конно-артиллерийского дивизиона ОМО (1918–1919), командир артиллерийского дивизиона 1-й сводной Маньчжурской дивизии (1920), полковник. В Приморье командир артиллерийского дивизиона Отдельной кавалерийской бригады (1-й Сводной стрелковой бригады), участник Хабаровского похода. Командир Маньчжурской конной дружины Пограничного пехотного полка (1922).] (артиллерия), П.Д. Макаренко (саперное дело), Г.Г. Плешков (авиация), подполковники Аргентов и Лесли (пулеметное дело). Учебной батареей командовал капитан Кривенко, имея в своем распоряжении двух младших офицеров и 18 солдат. Для ухода за автомобилями было взято несколько русских механиков и шоферов, находившихся под руководством полковника Шишкова. Военное отделение иностранного отдела штаба округа возглавил полковник В.А. Зубец [Там же].

По воспоминаниям Зубца, мало кто из русских офицеров строил долгосрочные планы в связи со своей новой службой, многие смотрели на эту службу, как на временный выход из тяжелой материальной ситуации, в которой оказались военные беженцы. Так, советником по военному делу при штабе Чжан Цзунчана являлся генерал-майор В.Н. Золотарев, из православных корейцев. Как пишет Зубец, вся деятельность Золотарева «выражалась в аккуратном получении причитавшегося ему небольшого содержания, и в остальное время он мирно занимался какими-то своими коммерческими делами, даже не появляясь в расположении округа» [Там же, № 35, с. 37]. Исключение составляли Костров и Макаренко: «Первый, военный до мозга костей, нашел в новой своей работе полное удовлетворение. Второй как-то сразу врос в китайскую среду и слился с нею, пожалуй, в силу своего особого душевного настроения» [Там же, № 33, с. 27].

Осенью 1923 г. по приказу Мукденского правительства генерал Чжан Цзунчан со своими частями был переведен в район Мукдена. Вместе с ним уехали практически все его русские военные инструкторы [Там же, № 34, с. 31], а уже через год в войсках Чжан Цзунчана было сформировано воинское подразделение, полностью составленное из русских эмигрантов.

Часть военных эмигрантов сумели устроиться в русские и иностранные фирмы и учреждения, работавшие в Китае. Ярким примером здесь может служить случай генерал-лейтенанта П.В. Подставина, который после развала Германского фронта в конце 1917 г. прибыл в Харбин и вскоре стал одним из директоров самой известной на Дальнем Востоке русской фирмы «Чурин и К». В дальнейшем Подставин оказывал помощь многим нуждавшимся офицерам и другим беженцам [Русское слово, 1927, 11 марта]. Одним из «офицерских» предприятий Харбина являлось принадлежавшее американцам Акционерное общество «Сунгарийские мельницы». Здесь работали генералы Г.И. Зольднер, Г.Ф. Романов, Е.К. Вишневский, полковники Е.П. Березовский, Н.И. Белоцерковский, Я.Я. Смирнов, капитан Д.И. Тимофеев и др. Из материалов газеты «Шанхайская заря» известно, что русские, работавшие на Шанхайской электростанции кочегарами, слесарями и рабочими, подающими уголь, в большинстве своем также являлись бывшими офицерами. При достаточно умеренной по меркам Шанхая заработной плате в 75–100 китайских долл. в месяц, они пользовались своей столовой, которую сдавал им в аренду предприниматель Урбанович, и доставлявшим их на место работы автомобилем, приобретенном при содействии администрации станции [Шанхайская заря, 1926, 20 июля].

Некоторые рабочие места буквально монополизировались бывшими военными. Так, в Чанчуне на железнодорожном вокзале долгое время работала бригада русских грузчиков в шесть человек из бывших солдат под руководство есаула Могилева. Грузчики имели свою форму – темно-синюю куртку и бриджи, высокие сапоги и красную фуражку [ГАРФ, ф. Р-6599, оп. 1, д. 9, л. 157]. В Харбине военные (оренбургские казаки) составляли основную массу сотрудников созданного в 1923 г. Софийского похоронного бюро (третьего в городе). Бухгалтером и фактическим руководителем бюро являлся генерал-майор В.В. Кручинин[173 - Кручинин Владимир Васильевич, 1876 г. р., из оренбургских казаков. Окончил Оренбургское городское училище (1894) и Оренбургское казачье юнкерское училище (1898). Участник русско-японской и Первой мировой войн. Войсковой старшина (1916). В белых войсках Восточного фронта. Командир 3-го Уфимско-Самарского и 17-го Оренбургского казачьих полков (1918–1919), комадир 5-й Оренбургской казачьей отдельной бригады на Пермском фронте. Участник Сибирского Ледяного похода. В Забайкалье в рядах Дальневосточной армии. Генерал-майор (1920). В эмиграции в Харбине с октября 1920 г.], бывший командир 5-й отдельной Оренбургской казачьей бригады, похоронную бригаду возглавлял «есаул Ермолаич, как называли его местные жители» [Золотарева, 2000, с. 126, 127][174 - По воспоминаниям Золотаревой, Ермолаич был «среднего роста, худощавый, с красным лицом – любитель выпить, но, однако, пьяным его никто никогда не видел… Он отличался большой аккуратностью, был честен и к организации похорон относился как к священнодействию и всячески старался держать престиж Бюро на высоте…» [Золотарева, 2000, с. 126, 127.].].

В Шанхае найти высокооплачиваемое место работы в немалой степени помогало хорошее знание языков, что было характерным в основном для кадровых военных из дворянских семей. Так, на Главном Почтамте Шанхая служили генерал-лейтенант К.Ф. Вальтер и полковник Н.Г. Дронников, в отделении Русско-Азиатского банка – Генерального штаба полковник Л.П. Дюсиметьер и полковник Веденяпин [ГАРФ, ф. Р-5793, оп. 1, д. 1д, л. 316, 319, 319 об], во Франко-Китайском банке – генерал Дитерихс, и т. д.

Отдельные военные пытались заняться предпринимательством, однако настоящего успеха добились единицы. Большинство потерпело фиаско, не успев как следует развернуться. Например, генерал-майор В.Д. Карамышев[175 - Карамышев Владимир Дмитриевич, 1881 г. р. Окончил 3-й Московский кадетский корпус (1898) и Михайловское артиллерийское училище (1900). Участник русско-японской и Первой мировой войн. Командир 2-го дивизиона 8-й полевой тяжелой артиллерийской бригады. Полковник (1917). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. и Георгиевского оружия. В белый войсках Восточного фронта, командир 1-го Самарского стрелкового артиллерийского дивизиона. Участвовал в Златоустовской, Челябинской и Тобольской операциях. Участник Сибирского Ледяного похода. В Забайкалье начальник артиллерии Сводной Маньчжурской атамана Семенова дивизии. Генерал-майор (1920). Прибыл в Китай в конце 1920 г. После фиаско в Пекине некоторое время жил в Харбине (1923–1924), затем в Тяньцзине.], оказавшийся в конце 1920-го года в Пекине, убедил руководство Русской Духовной миссии оказать ему материальную поддержку в организации торговых товариществ «Восточное хозяйство» и «Восточное просвещение», арендовавших помещения на территории Миссии, где жил и сам генерал. В 1921 г. предприятия Карамышева закрылись из-за убыточности, принеся большие финансовые потери Миссии [Купцов, 2011, с. 239]. В 1920 г. в Харбине пятью офицерами Самарской батареи была организована т. н. «Самарская коммуна», которая получила от Н.Л. Гондатти[176 - Гондатти, являвшийся начальником Земельного отдела КВЖД, получил в 1920 г. от русского посла в Пекине 200–250 тыс. иен на нужды беженцев. Для распределения этих средств была создана специальная комиссия. Часть денег для обустройства на новом месте получили бывшие военные, в основном офицеры.] безвозвратную субсидию в 6 тыс. иен на закупку овец и устройство фермы вблизи Харбина. «Коммуна» быстро прогорела, пустив большую часть денег на спиртное [Русская эмиграция в Маньчжурии, 2017, с. 60, 61].

Были и другие, более успешные примеры предпринимательства бывших военных. Так, генерал И.С. Смолин, после высылки из Маньчжурии переехавший в Циндао, первое время работал сторожем на одной из фабрик, жокеем. Затем, скопив немного денег, открыл на центральной улице города небольшой магазин, торговавший бакалейно-гастрономическими товарами. Предприятие считалось успешным [Шанхайская заря, 1928, 19 февр.]. Другим примером успешного коммерческого предприятия можно назвать организацию в Харбине книжной торговли Георгиевским кавалером, Генерального штаба генерал-майором Н.М. Щербаковым, также получившим субсидию от Гондатти. Щербаков построил книжный киоск в самом центре города – напротив св. – Николаевского Собора и Московских рядов, который успешно работал более двенадцати лет. Заведовал киоском тоже генштабист – полковник М.Я. Савич, много сделавший для развития книжного дела [Русская эмиграция в Маньчжурии, 2017, с. 61].

Немало русских офицеров нашли себе место в образовательной сфере Русского Китая, являясь преподавателями и директорами школ и различных обучающих центров. Так, гвардии полковник И.Г. Круглик (в годы Гражданской войны являлся преподавателем Екатеринбургской военно-инструкторской школы и школы Нокса на о-ве Русский), окончивший в свое время Кембриджский университет, в феврале 1921 г. открыл в Харбине педагогические курсы английского языка, на базе которых в дальнейшем им была создана одна из наиболее успешных школ английского языка в городе, просуществовавшая до начала 1930-х гг. [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 39453, л. 20]. Генерал-майор В.Д. Нарбут, бывший директор 1-го Сибирского кадетского корпуса, возглавлял Русскую гимназию в Мукдене, а позднее в Хайларе. После отъезда Нарбута из Хайлара его в должности директора гимназии сменил сотник Кузьмин. Полковник Н.Д. Глебов, выпускник Восточного института, последний командир 2-го пехотного Заамурского полка, Георгиевский кавалер, в 1920–1927 гг. являлся директором общественной гимназии на ст. Пограничная [Буяков, 1999, с. 113, 114]. Среди харбинских школ в 1920-е гг. своим «офицерским» составом особенно выделялось 1-е Русское реальное училище, работавшее под девизами «Долг и Мужество», «Вера и Верность» [Добрынин, 2001, с. 33]. Директором училища являлся генерал Андогский, преподавателями – полковник Аргунов (география), капитан В.В. Пономарев (история) [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 31786, л. 9, 10], капитан П.Д. Чумаков, и др. Много офицеров работало в смешанном реальном училище Мукденского православного братства, которое долгое время возглавлял полковник Блонский.

Ведущую роль бывшие офицеры играли в организации и руководстве приюта-училища «Русский Дом». «Русский Дом» был открыт в Харбине в начале 1921 г. при непосредственном участии Иверского православного братства, одним из основателей которого являлся генерал Самойлов. В состав преподавателей училища в начале 1920-х гг. входил Генерального штаба полковник А.С. Бодров. В 1924 г. заведующим приютом стал штабс-капитан по адмиралтейству К.И. Подольский [Юбилейный иллюстрированный альбом, 1928, с. 3–5], превративший «Русский Дом» в образцовое училище для детей из малоимущих семей и сирот.

Бывшие военные стали важным элементом культурной жизни Русского Китая. Целый ряд бывших белогвардейцев подвизался на ниве журналистики и издательского дела. Яркими примерами здесь могут служить М.С. Лембич, военный корреспондент в годы Первой мировой войны, активный участник Белого движения на юге России, который стал в Харбине основателем издательства и газеты «Заря», одного из наиболее успешных коммерческих проектов в своей области, и Генерального штаба полковник Н.В. Колесников, издававший в Шанхае военно-научный журнал «Армия и Флот», самое известное издание подобного рода в Китае. Среди многочисленных офицеров, являвшихся сотрудниками русских газет и журналов в Китае, к наиболее известным можно отнести штабс-капитана А.В. Петрова (Полишинель), работавшего в газетах «Русское слово» и «Рупор» в Харбине, «Вечерняя заря» и «Шанхайская заря» в Шанхае.

В литературных кругах эмиграции большую известность приобрели штабс-капитан А.И. Несмелов (Митропольский), поручик Л.Е. Ещин, хорунжий А.А. Ачаир (Грызов), сын полковника Сибирского казачьего войска А.Г. Грызова, военный летчик М.В. Щербаков, и др.

Некоторые бывшие военные зарабатывали на жизнь, участвуя в цирковых и театральных труппах и различного рода творческих коллективах. Например, в 1920 г. в Шанхае по инициативе поручика Черкеза было создано Литературно-артистическое общество, которое имело свой хор. Выступали в хоре русские офицеры и их жены [MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ]. В середине 1920-х гг. широкую известность на Дальнем Востоке получила группа казаков-джигитов, возглавляемая войсковым старшиной Г.К. Бологовым[177 - Бологов Григорий Кириллович, 1895 г. р., из енисейских казаков. Окончил Иркутское военное училище (1917). Хорунжий Красноярского казачьего дивизиона (1917–1918). В конце 1918 г. возглавил 2-й Енисейский казачий полк Енисейской казачьей бригады. Командир полка в 4-й Иркутской конной бригаде генерала Шильникова в Прибайкалье, участвовал в боях с красными партизанами. Участник Сибирского Ледяного похода. Командир Енисейского казачьего полка в Гродеково, Сводно-Конного полка, Енисейско-Сибирского казачьего отряда, Отдельного Енисейского казачьего полка, Сводного Сибирско-Енисейского полка и Енисейской казачьей дружины (1921–1922). Войсковой старшина (1922). В конце 1922 г. при оставлении белыми Приморья Бологов с сорока двумя казаками-енисейцами решил остаться на российской территории, организовав партизанский отряд. Однако укрепиться енисейцам в Приморье не удалось и вскоре они были вынуждены интернироваться на ст. Пограничная, откуда в дальнейшем перебрались в Харбине.]. Группа дебютировала осенью 1923 г. на Харбинском ипподроме. Выступление имело большой успех, особенно среди японцев, которые предложили казакам организовать турне по Японии. Дав согласие, Бологов и двадцать два казака из его группы гастролировали шесть месяцев по японским городам, а в 1924 г. уже по приглашению американцев труппа совершила поездку в Манилу. В 1925 г. двенадцать казаков во главе с Бологовым вошли в состав организованной американцами большой труппы наряду с американскими ковбоями и индейцами. За полтора года труппа объехала с выступлениями юг Китая, Индокитай, Индию. В августе 1926 г. казаки возвратились в Шанхай, намереваясь в дальнейшем отправиться в Австралию, но их дальнейшая карьера не состоялась во многом из-за конкуренции со стороны казаков-донцов, с большим успехом выступавших в Америке и странах Азиатско-Тихоокеанского региона [Шанхайская заря, 1926, 12 авг.].

Нужно отметить, что русские внесли большой вклад в развитие на Дальнем Востоке конного спорта – в Харбине, Шанхае, Тяньцзине существовали манежи и школы верховой езды, содержавшиеся бывшими русскими офицерами-кавалеристами. В Шанхае школы верховой езды содержали генерал-майор М.М. Соколов[178 - Соколов Михаил Михайлович, 1885 г. р. Окончил 2-й Московский кадетский корпус (1904) и Николаевское кавалерийское училище (1906), офицер л. – гв. Кирасирского полка. Участник Первой мировой войны. Кавалер ордена св. Георгия IV ст. и Георгиевского оружия, гв. полковник (1917). В белых войсках Восточного фронта, командир 29-го пехотного Троицкосавского полка и начальник Сретенского гарнизона (1919). Участник Сибирского Ледяного похода. В Забайкалье генерал для поручений при атамане Семенове, председатель военно-следственной комиссии Дальневосточной армии, член Думы Георгиевских кавалеров. В эмиграции в Шанхае, один из учредителей Офицерского собрания.] и ротмистр В.В. Князев[179 - Князев Владимир Васильевич. Окончил Елисаветградское кавалерийское училище (1904). Участник Первой мировой войны. Ротмистр 3-го уланского полка; старший личный адъютант Главнокомандующего Западным фронтом генерала А.Е. Эверта. В белых войсках Восточного фронта. Офицер Уфимской местной бригады. Старший личный адъютант адмирала Колчака, позднее сотрудник сырьевого отдела Министерства снабжения во Владивостоке. В эмиграции с 1920 г. Летом 1942 г. возглавил Союз русских монархистов в Шанхае.]. Ротмистр А.А. Гурвич[180 - Гурвич Александр Аркадьевич. Окончил Ташкентский кадетский корпус (1912) и Елисаветградское кавалерийское училище (1914). Участник Первой мировой войны в составе 9-го драгунского полка. Ротмистр. В частях британской армии в Персии, позднее в белых войсках Восточного фронта. Эвакуировался из Владивостока в 1922 г.] являлся управляющим одной из лучших в городе школ верховой езды «Columbia and Western Riding Academy», где работало немало русских офицеров-кавалеристов. В Тяньцзине небольшой манеж содержал полковник Бендерский.

Некоторые военные эмигранты блистали на спортивных аренах Дальнего Востока. Пожалуй, наиболее известным русским борцом в Китае являлся бывший военный летчик, поручик Г. Бауман, выступавший в Харбине и Шанхае[181 - Поручик Бауман скончался в феврале 1933 г. в Шанхае от паралича сердца [Русское слово. 1928. 28 февр.].]. Среди спортсменов-наездников особенно выделялся генерал-майор М.М. Соколов, выигрывавший призы Дерби, Шанхайского чемпионата и «Золотую вазу» [Александров Е., 2005, с. 472].

Стремясь приобрести выгодные гражданские профессии и восполнить обусловленные военными годами пробелы в образовании, бывшие военные поступали в учебные заведения или обучались на различных курсах. В этом отношении наиболее благоприятная обстановка сложилась в Харбине, где не только действовало много специальных учебных курсов, но были организованы и высшие учебные заведения: в 1922 г. – Русско-Китайский политехнический институт (позднее Харбинский политехнический институт – ХПИ) и Юридический факультет, в 1924 – Институт ориентальных и коммерческих наук, в 1925 – Педагогический институт. В первый годы работы харбинских вузов на студенческой скамье оказалось немало военной молодежи – офицеров, юнкеров, кадет. Особенно это было характерно для Юридического факультета, а сформировавшееся в составе факультета Русское студенческое общество (РСО) руководилось почти исключительно бывшими военнослужащими Белой армии – капитаном А.В. Белоголовым, поручиком А.Н. Покровским, юнкером П.И. Грибановским, подпоручиком В.В. Голициным и др.

Большой популярностью среди офицеров пользовались курсы шоферов и автомехаников. Созданный в 1930 г. при ХКПРБ 1-й Русский автомобильный кружок, в состав которого входили около 150 человек, в массе своей был представлен бывшими офицерами [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 74, л. 27, 41][182 - Согласно воспоминаниям В.А. Морозова многие шоферы в Харбине были бывшими офицерами-каппелевцами [РГАЛИ, ф. 1337, оп. 5, д. 13, л. 2].]. Некоторые военные окончили курсы счетоводов и бухгалтеров, зубоврачебную школу и др. Ярким примером может являться генерал Кислицин, окончивший 1-ю Харбинскую зубоврачебную школу, но из-за отсутствия денег так и не сумевший открыть собственный врачебный кабинет [Мелихов, 2007, с. 216].

Анализируя проблему занятости бывших русских военных в Китае, нужно отметить, что редко кому из них удавалось найти постоянную, хорошо оплачиваемую работу. Иногда любое занятие, приносившее самый мизерный доход, составляло большую удачу. Уровень безработицы в эмигрантской среде был очень высок. Согласно сведениям ХКПРБ, на 1925 г. в Харбине более 56 % эмигрантов не имели работы [Ципкин, 1998, с. 109]. Поэтому для большинства бывших военных была характерна частая смена сферы деятельности, места работы и места проживания. Такую нестабильность хорошо иллюстрирует письмо полковника Веденяпина в Париж к генералу Головину (1928 г.). Веденяпин, первоначально обосновавшийся в 1920 г. в Шанхае и удачно устроившийся на службу в отделение Русско-Азиатского банка, в дальнейшем был переведен в отделение банка в Тяньцзине, а после его закрытия и вовсе оказался без работы [ГАРФ, ф. Р-5793, оп. 1, д. 1д, л. 319 об]. Полковник, в частности, пишет, что уже третий раз за время эмиграции со страшным напряжением меняет свой род занятий – изучает новое дело [страховой бизнес – С.С.]. Работает с 8 утра до 8 вечера почти до обморока, поскольку от успеха зависит не только его личное благополучие, но и благополучие близких ему людей [HIA. Golovin Papers, box 12, f. Associations of military science in emigration II].

Из-за жизненной неустроенности, отсутствия постоянной работы и жилья, а также по ряду других причин (неблагополучный образ жизни, физические увечья и психические травмы, и т. п.), включая участие в антибольшевистской борьбе, многие военные эмигранты не имели семей и часто переезжали в поисках лучшего положения с места на место[183 - Например, известно, что среди 26 эмигрантов, получивших удостоверение Эмигрантского совета в Чанчуне в ноябре 1929 г., больше половины были бывшими военными, из которых 8 являлись офицерами, получившими чины в годы Первой мировой и Гражданской войн, т. е. людьми относительно молодыми. Из них 6 человек были холосты. Также стоит отметить, что Чанчунь, согласно документам Эмигрантского совета, являлся городом с весьма подвижным составом эмигрантского населения. Только за период с июля по декабрь 1928 г. русское население города сократилось с 434 до 377 человек (мужчин в два раза больше, чем женщин), а в декабре 1929 г. оно уже составило, благодаря притоку беженцев с восточной ветки КВЖД во время советско-китайского вооруженного конфликта, 486 человек [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 253, л. 9, 10].]. Многие, не найдя себя, погибли от алкоголизма и наркомании, или покончили жизнь самоубийством[184 - Русские газеты Харбина первой половины 1920-х гг. пестрят сообщениями о самоубийствах русских эмигрантов, в том числе и бывших военных.]. Пьянство было настоящим бичом для военной эмиграции, отправившим на тот свет немало храбрых и талантливых офицеров и нижних чинов, не вписавшихся в эмигрантскую жизнь. Часть совершенно опустившихся бывших военных составили т. н. «дно» крупных эмигрантских колоний, являясь завсегдатаями дешевых ночлежек и бесплатных приютов, папертей и подворотен[185 - По воспоминаниям Т. Золотаревой, таких людей в Харбине называли «босяками», «о них не принято было говорить, многие старались избегать их, но среди русских находились такие, которые жалели их и старались помочь и благодаря этим людям они могли существовать». «Королем босяков» был бывший офицер Александр, человек образованный, владевший несколькими иностранными языками. «Все босяки считались с его советами» [Золотарева, 2000, с. 110, 111].].

Некоторые военные приобщились к криминальной деятельности, пополнив весьма многочисленные в Харбине и других городах в начале 1920-х гг. ряды преступников. Сведений об этой сфере не очень много и те в основном отрывочные. В качестве примера можно назвать крупную фигуру русского криминального мира в Китае – бывшего сотника Е.М. Кожевникова[186 - Кожевников Евгений Михайлович, из астраханских казаков. Участник Первой мировой войны, сотник. В годы Гражданской войны служил в контрразведке у Буденного, был вынужден бежать, будучи заподозренным в работе на французскую разведку. Пробрался в Харбин, где в начале 1920-х гг. попал в тюрьму за убийство русского полковника. Вышел по амнистии в 1924 г., уехал в Шанхай. Сидел в тюрьме за мошенничество. После выхода из заключения во второй половине 1920-х гг. выступал в качестве эстрадного певца на Зикавейской радиостанции. Его жена, грузинка Тамара, содержала публичный дом в здании за Астерхузом, где супруги и жили [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36629, л. 50–53].], больше известного как Хованс или Пик, ко всему прочему работавшего на несколько разведок, а также подполковника Н.Я. Бросова, специалиста по вскрытию сейфов, бывшего писаря лазарета 14-й Сибирской дивизии В.Ф. Харламова, магазинного вора и гастролера, промышлявшего в Шанхае и городах Северного Китая [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36629, л. 17, 20, 53, 89], и др.

Таким образом, бывшие военные, составляя значительную часть русских эмигранских колоний в Китае, были активно включены и играли существенную роль во всех сферах жизнедеятельности эмигрантского сообщества.

Глава 5. Становление объединений военных эмигрантов (начало – середина 1920-х гг.)

Важную роль в процессе первичной адаптации бывших военных играли объединения военных эмигрантов – трудовые общества, артели и кооперативы. Первоначально это были временные объединения, но в дальнейшем на основе некоторых из них выросли крупные и авторитетные организации, имевшие важное значение в том числе и в политической жизни эмиграции. Наряду с трудовыми объединениями, нередко создаваемыми на корпоративной основе, существовали и организации, не носившие характера производственных коллективов, но, выступавшие обществами взаимопомощи, созданными на узкокорпоративной основе (принадлежности к определенной войсковой части, роду войск, учебному заведению или принадлежности к орденской корпорации – например, Георгиевские кавалеры). Создание таких организаций показывало наличие корпоративной идентичности в военной (главным образом офицерской) среде и, в свою очередь, способствовало ее поддержанию и сохранению.

Одним их первых объединений бывших военных, созданных в Харбине в 1920 г., стало Общество Заамурцев-офицеров. Его основой явилось Экономическое общество офицеров Заамурского военного округа. При ликвидации структур Охранной стражи КВЖД в руках Общества оказалась типография штаба стражи (Большой проспект, 47), позволившая некоторым офицерам-заамурцам сводить концы с концами, выполняя на заказ типографские работы [Хисамутдинов, 2015, с. 304]. Кроме того, при Обществе были открыты портняжная и сапожная мастерские, действовал магазин, торговавший мануфактурными, вино-бакалейными и другими товарами. Магазин принимал в том числе и заказы на кондитерские изделия, поставляемые другим объединением бывших военных чинов – товариществом «Группа» [Военная мысль, 1920, 27 сент.]. Общество заамурцев (в дальнейшем называлось Общество взаимопомощи чинов Заамурского округа Отдельного Корпуса пограничной стражи) просуществовало вплоть до 1940-х гг. (с 1933 г. председатель Общества – генерал Володченко). Объединение периодически издавало свой журнал «Заамурец».

В декабре 1920 г. для обеспечения нужд военнослужащих-забайкальцев было создано Общество взаимопомощи служащих 1-го Забайкальского корпуса, располагавшее достаточно крупной суммой денег (по одной из версий – 2 млн. золотых руб.), выделенных атаманом Семеновым. Общество существовало до середины лета 1922 г. В состав Правления Общества входило шесть человек, из них: председатель – Генерального штаба полковник Е.М. Дубинин, помощник председателя – полковник Н.Н. Колпинский, члены – капитаны Максимов и Гутман, секретарь – штабс-капитан Н.Г. Вестфаль [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 37356, л. 46–48.][187 - Позднее полковник Е.М. Дубинин вновь вернулся в ряды армии, летом 1922 г. он являлся начальником штаба Дальневосточной казачьей группы генерала Глебова.]. Общество организовало в Харбине несколько кооперативов – «Луч», «Азия» и др. Известно, что кооператив «Азия» открыл свой кинотеатр, мастерские, ресторан, но очень скоро прогорел [Заря, 1922, 1 апр.]. Часть средств Общества была вложена в строительство дома на четыре квартиры [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 37356, л. 48]. Однако большая часть денег, размещенная на счетах харбинских банков, была потрачена совершенно не рационально, часть сумм разворована. По воспоминаниям поручика А.А. Ильинского, деньги их дивизии были помещены в банк в Харбине на имя полковника Ларионова, пользовавшегося большим авторитетом и слывшего абсолютно честным человеком. Однако в дальнейшем «честнейший полковник Ларионов забрал 90000 рублей и смылся за границу. Вслед за ним секретарь общества [взаимопомощи дивизии – С.С.], захватив 20000, также исчез» [Ильинский, 2009, с. 39].

Оренбургские казаки в 1920 г. создали в Харбине рабочую артель, на базе которой в 1922 г. была образована Оренбургская казачья станица (атаман – есаул А.Я. Арапов) [Ганин, 2005б, с. 30].

Наиболее крупным объединением бывших офицеров Белой армии в Харбине являлась созданная в начале 1921 г. Артель труда и взаимопомощи офицеров (или Офицерский союз). Известно, что организаторы Артели во главе с генерал-майором С.И. Бруевичем (бывший помощник начальника снабжения Степной отдельной группы войск) содержали столовую и буфет «с крепкими спиртными напитками» [Заря, 1921, 26 февр.]. Бруевич был отстранен от руководства артелью в конце 1923 г., он обвинялся в присвоении общественных денег, но был оправдан судом чести [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 147][188 - В дальнейшем сведений об участии генерала Бруевича в общественной и политической жизни харбинской эмиграции не всречается.]. Вероятно, не последнюю роль в вытеснении Бруевича сыграл полковник Патиешвили (член артели с апреля 1923 г.) и его соратники, стремившиеся превратить артель в боевую антибольшевистскую организацию. После ухода Бруевича артель возглавил генерал-лейтенант А.В. Бордзиловский (председатель артели с мая 1924 г., заместитель председателя – генерал К.П. Нечаев). Секретарем Артели являлся полковник Б.И. Попов. В начале 1925 г. организация, декларировавшая, что преследует исключительно экономические цели, объединяла в своем составе 820 человек [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 51, л. 178], главным образом «каппелевцев».

В 1921 г. в Харбине были организованы Союз Георгиевских кавалеров Российской Восточной окраины (председатель – генерал-майор М.Е. Обухов) и Союз офицеров гвардии (по-видимому, председателем являлся генерал Плешков). Членами-учредителями Союза Георгиевских кавалеров являлись генерал-майоры Обухов, Д.Н. Сальников, К.М. Ткачев, Адамович, Бруевич, Генерального штаба полковник Дурасов, гвардии полковники Николаев, Круглик и Залесский, полковники Шмелев, Родзевич и Долгово-Сабуров, подполковник Обухов [ГАХК, ф. Р-830, оп. 1, д. 12, л. 187 об][189 - Созданная организация не включала в себя всех Георгиевских кавалеров, проживавших даже в Харбине. В 1922 г. в связи с выборами делегатов на Земский собор группа Георгиевских кавалеров (20 человек, включая генерала Пепеляева), не входивших в союз, выразили свое недоверие организации, ни разу не проводившей общее собрание, не включающей в свой состав всех кавалеров и не ведущей никакой работы [HIA. Mirolubov Papers, box 1, f. Burlin].]. В задачи организации, согласно Устава союза, что было стандартным для большинства военных объединений, включались оказание помощи и материальной поддержки нуждающимся членам, оказание бесплатной медицинской помощи, открытие дешевой столовой для действительных членов, защита гражданских прав [Там же, л. 185].

К началу 1920-х гг. относятся и первые попытки объединения морских офицеров. Еще в 1920 г. капитан 1-го ранга Н.Ю. Фомин организовал в Харбине общество морских офицеров «Река» (одновременно артель), получившее субсидию от Н.Л. Гондатти. После отъезда в 1921 г. значительной части морских офицеров в Приморье общество захирело. В 1924 г. в Харбине под председательством адмирала Федоровича был сформирован Морской кружок, в который первоначально вошло девять человек. Впоследствии численность кружка увеличилась (но едва ли превышала 30 человек) и он был преобразован в 1925 или 1926 г. в Кают-компанию, куда входили не только моряки, но и бывшие чины по адмиралтейскому ведомству и учившиеся в Морском корпусе. В это же время был учрежден суд чести. Доходы объединения, как и у большинства подобных образований, составлялись из членских взносов и организации увеселительных мероприятий и были очень невелики, но, тем не менее, Кают-компания имела свою кассу взаимопомощи [Жемчужин, 2005, с. 151–154].

К объединениям бывших военнослужащих нужно отнести и созданную в октябре 1923 г. в Харбине Трудовую артель инвалидов. Артель заявляла о себе, как об организации чисто коммерческой, оказывавшей содействие в приспособлении инвалидов и членов их семей к труду и предоставлявшей возможности пользоваться льготной медицинской помощью. Согласно уставу артели, ее действительными членами могли быть инвалиды, получившие увечья и болезни в связи с военной службой. Несмотря на это, в состав артели входили как военные, так и гражданские инвалиды. Вступавшие в артель должны были сделать паевой взнос в размере не менее 10 золотых руб. и вносить в кассу организации отчисления от заработной платы, полученной через посредничество артели. Управление артелью осуществлялось общим собранием и Правлением, состоявшим из трех человек, избираемых на два года [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 74, л. 208]. В 1924–1926 гг. артель возглавлял корнет П.И. Рябинин, одновременно являвшийся редактором изданий «Инвалид» и «Харбинский вестник», а также членом Правления ХКПРБ [Русское слово, 1926, 3 апр. ][190 - Рябинин Петр Иванович (1890 г. р.), будучи по профессии юристом, участвовал в Первой мировой войне, как офицер военного времени. Во время Гражданской войны был тяжело ранен, прибыл в Харбин в 1924 г. Скончался в марте 1926 г. в Цзинани.].

Аналогичное харбинскому Офицерскому союзу объединение – Союз военных – было создано в Мукдене осенью 1923 г. под председательством генерала П.П. Петрова. Численность союза не превышала ста человек. Позднее в рамках этого союза был образован Кружок военных знаний под руководством полковника Б.И. Рубец-Массальского (бывший командир 1-го (юнкерского) батальона Владивостокской военно-инструкторской школы). В начале 1924 г. в Мукдене появился Союз офицеров-артиллеристов, возглавляемый генерал-майором Н.Ф. Петуховым[191 - Петухов Николай Филлипович, 1886 г. р. Окончил Полоцкий кадетский корпус (1901) и Михайловское артиллерийское училище (1903). Участник Первой мировой войны. Офицер 7-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады. Кавалер ордена св. Георгия IV ст. Полковник. В белых войсках Восточного фронта. В начале 1918 г. начальник штаба Иркутской военной организации. Начальник 18-й Сибирской стрелковой дивизии, начальник Сводной Сибирской стрелковой дивизии в составе Южной группы войск 2-й армии. Генерал-майор (1919). Участник Сибирского Ледяного похода. Начальник снабжения 2-го стрелкового корпуса Дальнесовточной армии (1920). Командир 2-го Добровольческого стрелкового им. генерала Корнилова полка (1921). С 1921 г. в эмиграции в Китае.] [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 404, 405].

До середины 1924 г. в районе городов Гирин и Чанчунь существовала хорошо организованная группа бывших военнослужащих, преимущественно из Ижевско-Воткинских частей, численностью до 1,5 тыс. человек. Возглавлял группу генерал М.Ф. Ястребцов. Члены объединения работали на железной дороге, на прокладке шоссе, устройстве дамб, сохраняя при этом армейскую дисциплину [Там же, с. 75]. Чанчунь был разбит на районы во главе с начальниками, подчинявшимися непосредственно Ястребцову. Военные много сделали для устройства в Чанчуне церкви и русской гимназии [Русское слово, 1934, 7 июня]. Однако после смерти Ястребцова в июне 1924 г. (по официальной версии от сердечного приступа) группа начала распадаться.

Стремление к консолидации наблюдалось и в казачьей среде. Существовали две основные формы объединения казаков – объединения постаничные и общеказачьи. Первая казачья станица была создана казаками-оренбуржцами в 1922 г. В 1923 г. возникли Сибирская и Уссурийская казачьи станицы, в 1924 – Амурская, в 1926 – Енисейская [Сергеев О., 2015, с. 258]. Забайкальская станица начала формироваться только в 1925 г. по инициативе генерала Шильникова, но значительная часть забайкальцев, ориентировавшихся на атамана Семенова, в станицу не вступила.

Первая попытка создания общеказачьего объединения была предпринята в 1922 г. атаманом Семеновым, учредившим Союз казаков на Дальнем Востоке под председательством генерала Бакшеева с месторасположением Правления в Харбине. В состав Правления союза вошли представители Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск. По линии Дальневосточной армии заместителей Бакшеева являлся генерал-майор В.П. Малакен. Несмотря на наличие в распоряжении Правления определенных денежных сумм, полученных от атамана, организация практически никакой работы не вела. Сам Бакшеев, имея на руках большую семью (жена и четыре дочери), обзавелся в Харбине домохозяйством, которому и отдавал практически все свое время.

В феврале 1923 г. в Харбине был создан Восточный казачий союз (ВКС), во главе которого встали полковник Оренбургского казачьего войска Г.В. Енборисов[192 - Енборисов Гавриил Васильевич, 1868 г. р., из оренбургских казаков. Окончил Оренбургское казачье юнкерское училище (1892). Служил в 1-м, 3-м, 15-м Оренбургских полках. Подъесаул (1903). Один из лучших наездников России, победитель Красносельской офицерской с препятствиями скачки (1899). Вышел в отставку по болезни (1908). Председатель правления Союза маслодельных артелей. В 1917 г. вел активную общественную работу в Оренбургском казачьем войске, депутат 1-го войскового круга. Участник антибольшевистского сопротивления в Оренбуржье. Командир партизанского отряда, участник Тургайского похода. Начальник военного контроля, комендант штаба обороны и начальник отдела государственной охраны 2-го войскового отдела Оренбургского казачьего войска (1918). В 1919 г. вступил добровольцем в дружину св. Креста в Омске. Участник Сибирского Ледяного похода. В Забайкалье командир Добровольческого Егерского отряда 3-го стрелкового корпуса, помощник начальника личной охраны атамана Семенова. Полковник (1920). Несколько раз находился под следствием по обвинению в вымогательстве и финансовых злоупотреблениях.], полковник Сибирского казачьего войска Е.П. Березовский[193 - Березовский Ефим Прокопьевич, 1869 г. р., из сибирских казаков. Окончил Сибирский кадетский корпус (1889) и 2-е Константиновское военное училище (1891). Участник Китайского похода (1900–1901) и русско-японской войны. С 1909 г. на административной работе. Член 1-го войскового казачьего круга Сибирского войска, участник Всероссийского общеказачьего съезда (1917). Заместитель войскового атамана и войсковой атаман Сибирского казачьего войска (1918–1920). Прибыл с семьей в Харбин в 1920 г.] и генерал Сычев. Союз включал в себя казаков четырех казачьих войск – Оренбургского (руководители – полковник Енборисов и П.С. Архипов), Сибирского (генерал-майор А.И. Белов и полковник Березовский), Амурского (генералы Сычев и Р.А. Вертопрахов) и Енисейского (статский советник Кузнецов) [Енборисов, 1932, с. 108]. Первоначально в состав ВКС не вошла Уссурийская казачья станица и забайкальцы. Вскоре после образования Союза в его руководстве проявились разногласия и полковник Енборисов, обвинив в происках против себя Сычева и Березовского, вышел из состава организации. В дальнейшем полковник развернул активную борьбу против Правления ВСК, способствовал оттоку части казаков-оренбуржцев из рядов союза и созданию в 1927 г. Оренбургской Объединенной станицы на Дальнем Востоке (оставшиеся в ВКС оренбуржцы объединялись в Оренбургскую казачью им. атамана Дутова станицу) [Там же, с. 139].

Важной особенностью существования русских военных организаций в Маньчжурии, в отличие от организаций, действовавших на территории иностранных концессий в городах Северного Китая и в Шанхае, являлся их полулегальный характер. Долгое время единственной русской организацией Харбина, официально зарегистрированной властями ОРВП, был Беженский комитет. Отсутствие регистрации на позволяло военным организациям проводить мероприятия по усилению средств (балы, вечера, доклады и т. п.) и получать спонсорскую помощь, т. е. их финансирование полностью зависело от членских взносов и нелегальных пожертвований. Поэтому некоторые объединения регистрировались при ХКПРБ и работали «под его крышей».

В Шанхае первое объединение военных – Союз военнослужащих – было организовано в июне 1920 г. На организационном собрании, состоявшемся на квартире поручика Черкеза, присутствовало около 30 человек. Собравшиеся избрали инициативную группу в составе капитана Постембского, штабс-капитана В. Рогова, поручика Черкеза и прапорщика Смирнова. Инициативная группа обратилась за денежной помощью к полковнику Кременецкому, который, желая побыстрее от них отделаться, выделил офицерам 500 долл. («чтобы собак на меня не вешали») [MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ] и устранился от дальнейшего участия в организации общества. В качестве председателя объединения инициативная группа выдвинула Генерального штаба полковника Л.П. Дюсиметьера, имевшего связи в иностранных кругах и служившего в местном отделении Русско-Азиатского банка.

В начале июля было избрано Правление организации в составе полковника Дюсиметьера (председатель), капитанов Прокофьева (казначей) и Постембского, поручика Черкеза (секретарь) и прапорщика Смирнова, и союз, насчитывавший в это время 70 человек, начал свою работу. Первым мероприятием союза стало открытие общежития в местечке Хэнбаньцяо недалеко от русской Богоявленской церкви (район Чжабэй). При общежитии действовала общественная кухня. Настоятель Богоявленской церкви иеромонах Смарагд (Ф. Власов) принимал активнейшее участие в организации общежития, кроме того, Смарагд предоставлял комнаты для временного проживания семейным офицерам в доме при церкви [Ван, 2008, с. 332, 392; MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ]. Через общежитие союза прошла значительная часть военнослужащих, оказавшихся в Шанхае в 1920–1921 гг.

Первоначально финансовая поддержка, которую получал Союз военнослужащих, не являлась постоянной и происходила из разных источников. Из воспоминаний Черкеза известно, что помимо денег, выданных полковником Кременецким, союз получил 1 тыс. долл. от русского военного атташе в Пекине полковника А.А. Татаринова[194 - По воспоминаниям профессора Г.Г. Тельберга, жившего в Циндао, полковник Татаринов в середине 1920-х гг. также проживал в этом городе, имея свой особняк. Белые офицеры ненавидели Татаринова за то, что, являясь военным атташе, он очень редко оказывал материальную помощь сильно бедствовавшим военным беженцам, а с утверждением в Пекине советского посольства передал в его распоряжение все остававшиеся у него на руках денежные суммы [Тельберг, 2012, с. 8].], столько же от жены атамана Семенова цыганки Маши, 500 долл. от Российского военного агента в Японии генерала М.П. Подтягина, 50 долл. от бывшего российского Генерального консула в Шанхае В.Ф. Гроссе [MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ]. Некоторую помощь союзу оказывало Русское Благотворительное общество. Между тем, учет денег руководством союза шел из рук вон плохо, суммы выдавались по требованию нуждающихся без достаточных оснований. Попытка членов организации открыть свой магазин и мастерские, под что был взят кредит у Русско-Азиатского банка, так и не осуществилась. Прибывший в 1921 г. в Шанхай Генерального штаба генерал-лейтенант А.Я. Ельшин настоял на учреждении «Русского Экономического общества», в котором союз стал одним из пайщиков [Ibid]. Экономическое общество вскоре развалилось, а Ельшин в 1923 г. благополучно перебрался в Соединенные Штаты.

Возможно, свою роль в экономической несостоятельности Союза военных играло и то, что руководство организации не признавало вероятности долговременного установления большевистского режима в России, выступало за продолжение борьбы против советской власти, в которой военные беженцы еще найдут свое место. Союз был одним из главных антисоветских центров в Шанхае, возбуждая опасения и недовольство со стороны экономических кругов российской (преимущественно, еврейской) колонии и части представителей бывшего дипломатического корпуса. К концу 1921 г. Союз военнослужащих оказался в состоянии глубокого кризиса. Новая инициативная группа, состоявшая в основном из старших офицеров и назвавшая себя Комитетом союза, предложила реорганизовать объединение на основе новых принципов. В январе 1922 г. разработанный Комитетом союза новый устав организации был принят общим собранием членов объединения. Изменилось и название союза, который стал теперь именоваться Союз служивших в Российских Армии и Флоте (ССРАФ) [ГАРФ, ф. Р-5793, оп. 1, д. 96, л. 42].

Согласно нового Устава, союз являлся организацией взаимопомощи, не преследуя никаких политических целей, и только не допускал в свои ряды большевиков и сочувствующих им. К основным задачам ССРАФ относились: 1) объединение всех беженцев, служивших в военном и морском ведомствах[195 - Первое объединение бывших военнослужащих Российского Флота – Союз моряков – было создано в Шанхае в 1920 г., но просуществовало недолго. Часть морских офицеров после развала организации присоединились к Союзу военнослужащих.], для оказания взаимной поддержки; 2) изыскание способов существования для членов Союза; 3) предоставление возможности членам Союза обмениваться знаниями военного характера; 4) способствование закреплению в сознании членов Союза необходимости строго охранять вековые традиции Российских Армии и Флота [MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ]. Руководство Союзом сосредотачивалось в руках председателя, правления и ревизионной комиссии. Первым председателем ССРАФ был избран Генерального штаба генерал-лейтенант К.Ф. Вальтер[196 - Вальтер Кирилл (Ричард) Францевич, 1870 г. р. Окончил Александровский кадетский корпус (1888), Николаевское инженерное училище (1890) и Николаевскую военную академию (1897). Участник Первой мировой войны, командир 42-го армейского корпуса, начальник штаба Западного фронта. Генерал-лейтенант. В белых войсках Восточного фронта. Прибыл в Шанхай в 1921 г. Отличное знание английского языка позволило ему открыть школу английского языка при русском консульстве. В дальнейшем он получил хорошо оплачиваемое место начальника т. н. «мертвых писем» на Главной китайской почте Шанхая.], вице-председателем – контр-адмирал Ковалевский, председателем Правления – Генерального штаба генерал-майор П.Ф. Рябиков, правителем дел Правления и секретарем – Генерального штаба генерал-майор Г.Т. Киященко [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 240, л. 7].

Численность союза в январе 1922 г. составляла всего 35 человек, но очень быстро выросла, достигнув в январе 1923 г. уже 152 человек. В начале 1924 г. членами союза являлись 185 человек, в середине 1925 г. – 209, из них 181 – офицеры [Там же, л. 10, 13, 44]. В июле 1928 г. союз численно вырос до 405 человек, включая 14 генералов, 74 штаб-офицера и 215 обер-офицеров [Шаронова, 2015, с. 178; MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ]. И хотя генерал Рябиков, один из организаторов ССРАФ, отмечал в своих воспоминаниях, что «возможность вступления в союз и нижних чинов лишало союз “кастово-офицерского” лица и не отбрасывало от себя и честных, но простых рядовых воинов» [ГАРФ, ф. Р-5793, оп. 1, д. 1д, л. 333], ССРАФ имел преимущественно офицерский состав.

До конца 1924 г. союз не имел постоянного помещения для канцелярии Правления, только в декабре 1924-го такое помещение было приобретено на Французской концессии, на авеню Жоффр. В том же году в здании, где размещалась канцелярия была открыта св. Николаевская военно-приходская церковь, работавшая с благословения начальника Пекинской Духовной миссии до мая 1926 г. В 1925 г. канцелярия и церковь ССРАФ перебрались в отдельный особняк на той же улице. Для церкви был выделен нижний этаж особняка, а на верхних помимо канцелярии ССРАФ разместились Комитет защиты прав и интересов русских, Русское Благотворительное общество и Казачий Союз [Шаронова, 2015, с. 174, 179].

Для размещения беженцев союз располагал общежитием и снимал несколько квартир. В помещениях Союза военных в 1923 г. проживало 175 холостых и семейных беженцев, в 1924 г. – 150 человек [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 240, л. 18, 25]. Питание нуждавшимся обеспечивалось столовой союза, а с 1923 г. – двумя столовыми, располагавшимися у русской церкви в Чжабэе и на Рут де Зикавей (Французская концессия). Наибольшее напряжение в работе столовых пришлось на 1923 г. в связи с массовым притоком в Шанхай русских беженцев. За год столовые союза выдали около 50 тыс. обедов и 2 тыс. ужинов [Там же, л. 18].

При союзе действовало несколько предприятий – хлебопекарня (1923–1924), сапожная мастерская, струнный оркестр (1923), была оборудована небольшая амбулатория и разбит свой огород. Несколько раз ССРАФ выступал пайщиком в организации отдельных предприятий, ни одно из которых так и не принесло существенных доходов [Там же, л. 18, 19, 25, 26]. Для изыскания работы членам союза Правление при поддержке Муниципальной полиции организовало в конце 1924 г. артель сторожей. Летом 1925 г. в артели работало 32 человека [Там же, л. 26, 30].

Финансовая база ССРАФ в 1920-е гг. была наиболее стабильной среди эмигрантских организаций Шанхая. Например, за 1928 г. доходы союза составили более 14 тыс. китайских долл. [Шаронова, 2015, с. 176]. Доходы складывались из пожертвований (наиболее крупными являлись субсидии от генерала Подтягина, составившие в 1923–1924 гг. более 28 тыс. китайских долл., и Шанхайского Скакового клуба), средств от благотворительных вечеров и балов (традиционный бал проводился союзом 13 января каждого года), предприятий союза и членских взносов, которые, впрочем, регулярно выплачивала лишь незначительная часть членов объединения [ГАРФ, ф. Р-9145, оп. 1, д. 240, л. 16, 23, 48; MRC, box 2, f. Материалы СCРАФ]. Важную роль в привлечении средств в союз играли некоторые из его членов, особенно генерал Вальтер и полковник Дюсиметьер. Дюсиметьер, который после отъезда за границу адмирала Ковалевского был избран вице-председателем ССРАФ, имел широкие связи в иностранных кругах Шанхая и даже в шутку именовался «министром иностранных дел Союза» [ГАРФ, ф. Р-5793, оп. 1, д. 1д, л. 319].

В апреле 1925 г. в Шанхае было создано крупное казачье объединение – Казачий Союз. Инициатива создания союза принадлежала Семиреченской и Сибирской казачьим группам, возглавлявшимся соответственно присяжным поверенным И.Н. Шендриковым[197 - Шендриков Илья Никифорович, 1878 г. р., из семиреченских казаков. Окончил юридический факультет С.-Петербургского университета (1909). За участие в политических демонстрациях исключался из университета и находился в ссылке в Туркестане (1901–1904). В годы Гражданской войны представитель Семиреченского правительства при правительстве адмирала Колчака (1918–1919). В Китае с 1920 г. Являлся редактором-издателем газеты «Русское эхо» (1920–1922).] и полковником А.Г. Грызовым[198 - Полковник Сибирского казачьего войска А.Г. Грызов являлся одним из деятелей сибирского областничества. В октябре 1922 г. Грызов, работавший в это время редактором областнической газеты «Последние известия» во Владивостоке, был назначен начальником канцелярии МИД правительства Сазонова. В Шанхай прибыл через Гензан.]. В состав членов-учредителей организации также вошли генерал-майор П.П. Оглоблин[199 - Оглоблин Прокопий Петрович, 1872 г. р., из иркутских казаков. Окончил Иркутское пехотное юнкерское училище (1897). Участник Китайского похода (1900–1901), русско-японской и Первой мировой войн. Командир 3-го Верхнеудинского полка на Персидском фронте (1916–1917). Полковник (1916). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. Войсковой атаман Иркутского казачьего войска (март 1917 – февраль 1918 г.). Участник антибольшевистского восстания в Иркутске. Служил в ОМО, начальник снабжения и тыла, председатель Георгиевской Думы, командир 3-го Верхнеудинского казачьего полка, начальник штаба 5-го Приамурского армейского корпуса. Генерал-майор (1918). Войсковой атаман Иркутского казачьего войска. Находился под следствием за самовольное выделение Иркутского казачьего полка из Сводно-казачьей бригады генерала Шильникова. Поддержал мятеж эсеровского Политцентра в Иркутске. Некоторое время находился в Омском концлагере, после ареста ЧК. Выехал в Китай. В 1922 г. участвовал в Приамурском Земском соборе.], глава Иркутской казачьей группы, генерал-лейтенант М.И. Афанасьев[200 - Афанасьев Михаил Иванович, 1883 г. р., из дворян Донского казачьего войска. Окончил Донской кадетский корпус (1901), Михайловское артиллерийское училище (1904) и Александровскую военно-юридическую академию (1912). Участник Первой мировой и Гражданской войн. С марта 1918 г. в составе ОМО, начальник тыла, начальник снабжения. Начальник штаба 8-й Сибирской стрелковой дивизии, начальник штаба Иркутского военного округа. Генерал-майор (1919). Начальник штаба походного атамана Дальневосточных казачьих войск (1919–1920). Генерал-лейтенант (1920). В Приморье военный прокурор Соединенного Приамурского военного и военно-морского суда. Эмигрировал в Японию, председатель эмигрантской комиссии (1922–1923). В 1923 г. выехал в Шанхай. Являлся человеком из ближнего окружения атамана Семенова, имея огромное влияние на атамана.], представлявший Донское казачье войско, есаул В.В. Сараев, представитель войскового правления Амурского казачьего войска[201 - Сараев Василий Васильевич, 1883 г. р., из амурских казаков. Участник Первой мировой войны. Произведен в хорунжие за боевые отличия (1917). В белых войсках Восточного фронта, командир 7-й Особой Амурской сотни, командир дивизиона. Участник Хабаровского похода. Есаул. Имел жену и двоих детей.], войсковой старшина Г.К. Бологов, представитель енисейских казаков [ГАРФ, ф. Р-5963, оп. 1, д. 14, л. 15; д. 15, л. 22 а]. Важную поддержку в организации союза оказал генерал Глебов, имевший большое влияние на Шендрикова, ставшего первым председателем организации. Целью создания Казачьего Союза объявлялось «объединение находящихся в Шанхае казаков всех казачьих войск для взаимной духовной и материальной поддержки, для сохранения казачьего единства и исторически сложившихся быта и традиций казачьих, для установления прав и обязанностей казачества и закрепления их при будущем строительстве России, а также для разработки и подготовки к разрешению предстоящих коренных вопросов жизни своих краев» [Ван, 2008, с. 394].

Казачий Союз, как и другие эмигрантские организации, не имел постоянного финансирования и существовал за счет иностранных пожертвований (например, от Скакового клуба Рейс-корса), проведения различных мероприятий, наиболее успешным из которых являлся Казачий бал, впервые организованный весной 1926 г. и принесший большую прибыль союзу (в дальнейшем Казачий бал считался лучшим эмигрантским мероприятием подобного рода), а также средств от членских взносов и функционировавших при союзе курсов английского языка и обучения шоферскому делу [ГАРФ, ф. Р-5963, оп. 1, д. 14, л. 36].

Не располагая своими помещениями, казаки заключили соглашение со ССРАФ о размещении канцелярии своего Правления в здании Союза военнослужащих на авеню Жоффр, а также о предоставлении мест нуждавшимся в жилье казакам и обеспечении их питанием в общежитии и столовой ССРАФ на возмездной основе[202 - В апреле 1926 г. в общежитии ССРАФ проживало 8 офицеров и казаков-членов Казачьего Союза, кроме того, за индивидуальную плату проживали еще три офицера. Стоимость оплаты проживания в общежитиях и квартирах ССРАФ составляла: 6 долл. в месяц за большую комнату в квартирах для семейных, 4 долл. – за малую комнату, койка в общежитии – 1,5 долл. в месяц. Казачий Союз не очень регулярно вносил плату за общежитие, поэтому к концу апреля 1926 г. его долг составил более 105 долл. В связи с чем возникли трения с руководством Союза военнослужащих [ГАРФ. Ф. Р-5963. Оп. 1. Д. 40. Л. 18, 24, 37], имевшие свое продолжение в будущем.].

Союз служивших в Российских Армии и Флоте и Казачий Союз являлись наиболее крупными военными организациями в Шанхае, однако они не объединяли всех бывших военнослужащих в городе. В состав ССРАФ первоначально не входили члены группы генерала Глебова и созданное на базе группы генерала Лебедева Урало-Сибирское трудовое общество. Характеризуя Лебедева, как человека «всегда замкнутого, молчаливого и на вид суховатого», генерал Рябиков подчеркивал его всецелую занятость заботами о своих людях [Там же, ф. Р-5793, оп. 1, д. 1 д, л. 313 об][203 - В своих воспоминаниях Рябиков сравнивает генерала Лебедева с начальником Камчатского отряда генералом П.М. Ивановым-Мумжиевым, который «проявил наименьшую заботу о своих людях и, раздав им небольшие суммы, предоставил каждого своей собственной судьбе. Сам же, видимо, обладая деньгами, купил boarding house и весь ушел в личную жизнь». Генерал Иванов-Мумжиев был избран в состав Правления ССРАФ но никакого интереса к делам союза не проявлял и заседания правления не посещал [ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1д. Л. 313 об].]. В 1925 г. Урало-Сибирское трудовое общество распалось на два полковых объединения – Общество Егерского полка (председатель – полковник Н.А. Александров[204 - Александров Николай Антонович. Окончил Александровское военное училище (1912). Участник Первой мировой и Гражданской войн. Командир роты Отдельного батальона при ставке Верховного главнокомандующего, помощник командира Егерского полка (1918–1919). Участник Сибирского Ледяного похода. В Забайкалье командир Егерского полка. Участник Хабаровского похода, командир 1-й стрелковой бригады, позднее командир 3-го Егерского полка и помощник командующего сухопутными силами Приморья (октябрь 1922 г.). Полковник.]) и Полковое объединение уральцев (председатель – полковник А.Г. Доможиров[205 - Доможиров Анатолий Григорьевич, 1887 г. р. Окончил Казанское военное училище (1911). Участник Первой мировой войны, штабс-капитан 43-го Сибирского стрелкового полка. Георгиевский кавалер. В белых войсках Восточного фронта. Помощник командира 1-го Степного Сибирского и Омского Сибирского стрелковых полков (1918–1919). Участник Сибирского Ледяного похода. В Забайкалье командир Уральского стрелкового полка. Полковник. Участник Хабаровского похода, командир 2-го Уральского стрелкового полка, Урало-Егерского полка (1921–1922).]) [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 48750, л. 181 об]. Несмотря на то, что часть моряков являлась членами ССРАФ, существовало и самостоятельное, созданное в начале 1920-х гг. объединение бывших морских офицеров – Кают-компания, которую возглавлял контр-адмирал С.Н. Тимирев[206 - Генерал Рябиков характеризует Тимирева, как «блестящего и высоко-культурного офицера». Служил адмирал на скромной должности младшего помощника капитана китайского парохода, ходившего по Янцзы из Шанхая в Ханькоу [ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1д. Л. 318 об].].

В состав Казачьего Союза не входила большая часть забайкальских казаков, часть оренбургских и т. н. Дальневосточная станица, возглавляемая полковником В.Г. Казаковым. Сам Казачий Союз был далеко не монолитной организацией. Уже вскоре после образования в союзе начались внутренние распри, в немалой степени связанные с распределением денежных сумм между членами объединения. В 1926 г. из состава союза вышли отдельные видные офицеры (например, генерал Оглоблин) и целые казачьи группы. На январь 1927 г. численность организации составила 235 человек. Наиболее крупными станицами союза являлись оренбургская и сибирская [ГАРФ, ф. Р-5963, оп. 1, д. 25, л. 56].

В 1924 г. в Шанхае было создано Военно-научное общество «Армия и Флот». Основателем и председателем общества являлся Генерального штаба полковник Н.В. Колесников[207 - Колесников Николай Владимирович, 1881 г. р. Окончил Московское военное училище (1904) и ускоренный курс Николаевской военной академии (1917) 2-й очереди. Воспитатель и курсовой офицер Казанского военного училища (1912–1915). Участник русско-японской и Первой мировой войн. Участник белого движения на юге и востоке России. Служил во 2-й кавалерийской дивизии. Полковник. В Чите являлся начальником осведомительного отдела и редактором газеты «Русская армия», сотрудничал в журналах «Путь России», «Воин». Организатор военных курсов во Владивостоке (1920). Эмигрировал в Шанхай, вероятно, через Харбин. Являлся автором целого ряда военно-научных и литературных трудов.], выпускавший в Шанхае с 1924 г. газету «Россия». Численность объединения не являлась постоянной и составляла не более нескольких десятков человек[208 - Штабс-капитан В.Д. Жиганов, составитель уникального альбома «Русские в Шанхае» (1936) писал о том, что общество «Армия и Флот» включало в свой состав до 300 членов, как из русских офицеров, так и из иностранцев. Вероятно, такой численности общество достигло в период своего расцвета в 1929–1930 гг.]. С 1926 г. общество начало издавать журнал «Армия и Флот», имевший военно-образовательную и военно-просветительскую направленность.

Для сплочения выпускников Хабаровского кадетского корпуса в ноябре 1925 г. в Шанхае был создан «Союз бывших кадет-хабаровцев». В 1926 г. появился Союз Георгиевских кавалеров под председательством полковника К.И. Арцыбашева и Общество бывших офицеров и солдат 8-го Камского полка (или Общество Камского полка), руководимое полковником М.В. Шастиным [Армия и Флот, 1926, окт., с. 112]. В том же 1926 г. в Шанхае началась организация Союза русских военных инвалидов.

В конце января 1926 г. под руководством поручика И.Т. Соловьева состоялось первое собрание инвалидов, на котором присутствовали 16 человек. Собрание объявило о создании Союза русских военных инвалидов в Шанхае и избрало Правление во главе с поручиком Соловьевым. В феврале Союз открыл на китайской территории Шанхая (Паошань Роуд) первое общежитие для инвалидов [Краткая история Союза Военных Инвалидов, 1936, с. 8, 9]. С самого начала работы Союза инвалидов встал вопрос об изыскании средств. Большую помощь в этом оказало инвалидам Общество русских врачей, которое помимо всего прочего разместило информацию о нуждах инвалидов в русских и иностранных газетах Шанхая. Летом 1926 г. возникла идея открыть при Союзе клуб, как предприятие под которое можно было легче всего найти деньги и обеспечить в нем работу для большего числа членов Союза. Идею выдвинули новые члены организации, которые работали в свое время в Союзе увечный воинов во Владивостоке. Поиски спонсоров оказались успешными, был составлен устав и получено разрешение от муниципалитета. В августе 1926 г. клуб начал действовать, обеспечив работой около 30 инвалидов [MRC, box 3, f. Шанхайское отделение Союза русских военных инвалидов]. Его первым руководителем стал подполковник И.Д. Нозадзе[209 - Нозадзе в начале 1919 г. являлся комендантом штаба 9-й Сибирской стрелковой дивизии, позднее старшим адъютантом канцелярии Главноначальствующего в полосе отчуждения генерала Плешкова.]. Клуб инвалидов, существовавший до осени 1930 г., быстро превратился в один из центров притяжения русской военной эмиграции. В начале 1928 г. в состав Союза инвалидов входило 103 человека. Доходы союза за 1927 г. составили 10172 долл. [Шанхайская заря, 1928, 28 янв. ][210 - Расходная часть составила 9861 долл., из них: благотворительная деятельность – 397 долл., библиотека – 173, ссуды – 142, содержание общежития – 3324, жалование членам Правления и служащим – 3536, организация лавки при русской роте Шанхайского волонтерского корпуса – 978.]. Наиболее активную работу в союзе вели подпоручик В.Э. Шитт-Шатт, поручик В.Г. Фридьев, капитан Г.Е. Штральман, полковники В.Г. Боровиков, Н.М. Губанов, А.И. Яковлев, и др.

Весной 1926 г. в Шанхае было создано своеобразное «общекорпоративное» объединение бывших офицеров Российских Армии и Флота – Офицерское Собрание. Мысль об образовании Офицерского Собрания возникла в кружке офицеров-артиллеристов. В состав инициативной группы, собранной генералом Афанасьевым, вошли генералы Глебов, Лебедев, А.М. Хрущев, Л.А. Гаффнер, М.М. Соколов, адмиралы Безуар, Тимирев, полковники Ярон, Савельев, капитан 1-го ранга Фомин и др. На учредительном собрании в мае 1926 г. присутствовали 64 офицера. Собрание приняло Временный устав организации. Жизнь Собрания руководилась распорядительным комитетом, ежегодно избираемым общим собранием. Первым почетным председателем распорядительного комитета был избран генерал Вальтер, председателем Собрания являлся генерал Афанасьев (1926–1927), с 1927 г. – генерал Гаффнер. В состав Собрания входили почетные и действительные члены, члены-соревнователи и почетные гости[211 - Первоначально действительными членами Офицерского Собрания могли быть только офицеры, военные врачи и военные чиновники. С 1934 г. к этой категории были причислены гардемарины, юнкера, кадеты, вольноопределяющиеся и сыновья офицеров. В это время число действительных членов Собрания достигло 250 человек [Офицерское Собрание, 1941, с. 10].]. Полученные инициативной группой 540 китайский долл. из сумм Сибирского флота дали возможность снять помещение для Собрания на авеню Жоффр на территории Французской концессии. В дальнейшем помещение организации несколько раз менялось, пока в 1935 г. не закрепилось на улице Рю-Лафайет (№ 1260) [Офицерское Собрание, 1941, с. 7–9].

С самого начала работы Офицерского Собрания здесь устраивались лекции и доклады, читавшиеся членами Собрания и специально приглашенными лицами. В дни воинских, полковых, училищных и других праздников организовывались встречи и балы: например, Праздник Морского корпуса, Артиллерийский бал, праздники Георгиевских кавалеров, Военно-воздушного флота, Александровского военное училища и др. Собрание имело свою библиотеку и драматический кружок. Как отмечалось в юбилейном сборнике, выпущенном в связи с 15-летием организации, Офицерское Собрание «в своей деятельности не удовлетворялось чисто клубной жизнью, но стремилось к объединению всех военных», а также к взаимодействию со всеми военными и близкими им по духу русскими организациями [Там же, с. 12, 13, 18].

Формирование русских военных организаций в городах Северного Китая началось позднее и наиболее активно шло в Тяньцзине, где размещалась крупная эмигрантская колония. Военное сообщество Тяньцзина было крайне разнородным. Здесь находились бывшие чины войск атаманов Дутова и Анненкова, генералов Бакича и Унгерна, прибывшие из Синьцзяна и Монголии, а также офицеры и солдаты, эвакуированные в 1922 г. из Приморья. В частности, в городе проживал генерал Г.А. Вержбицкий, один из бывших старших офицеров Земской Рати[212 - Вержбицкий Григорий Афанасьевич, 1875 г. р. Окончил Каменец-Подольскую гимназию (1893), Одесское пехотное юнкерское училище (1897) и Саперные практические курсы (1901). Участник русско-японской и Первой мировой войн. Командир 336-го пехотного Ефремского полка и бригады 134-й пехотной дивизии (1917). Полковник (1916). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. и Георгиевского оружия. Едва избежал смертной казни за «неповиновение советской власти» в конце 1917 г., бежал. Возглавлял офицерскую организацию в Усть-Каменогорске. В белых войсках Восточного фронта. Начальник 1-й Степной Сибирской (4-й Сибирской) стрелковой дивизии, командующий 3-м Степным Сибирским армейским корпусом. Участвовал в Пермской операции и наступлении Западного фронта 1919 г. Награжден орденом св. Георгия III ст. Генерал-лейтенант (1919). Командующий Южной группой войск Сибирской армии. Участник Сибирского Ледяного похода. В Забайкалье временно командующий Дальневосточной армией. В Приморье командующий Дальневосточной армией, затем войсками Временного Приамурского правительства (1920–1921). Военный министр Временного Приамурского правительства, помощник воеводы Земской рати.]. По словам посещавшего город в середине 1920-х гг. полковника Енборисова, Вержбицкий «содержал дамскую шляпную мастерскую, много мастериц» и жил «уже не по-беженски, а “много лучше”, ходил и сам в шляпе» [Енборисов, 1932, с. 122].

В начале 1920-х гг. в Тяньцзине были организованы первые казачьи объединения: оренбуржцев, возглавляемое одним из соратников генерала Бакича генерал-майором Н.П. Карнауховым, и семиреченцев под руководством генерала А.М. Ионова[213 - В конце 1922 или начале 1923 г. генерал Ионов выехал в Канаду, позднее жил в США.]. В 1924 г. начала работу Оренбургская казачья станица.

В сентябре 1926 г. по образцу Шанхая был организован Тяньцзинский Союз служивших в Российских Армии и Флоте. Организаторами союза являлись гвардии полковники П.А. Веденяпин (в свое время являвшийся членом Правления шанхайского ССРАФ)[214 - Веденяпин Петр Александрович, 1884 г. р. Окончил Пажеский корпус (1903) и Николаевскую военную академию (1911). Офицер л. – гв. Преображенского полка. Участник Первой мировой войны. Командующий л. – гв. Измайловским полком (1917). Гвардии полковник (1916). Кавалер ордена св. Георгия IV ст. Член подпольной Алексеевской организации в Петрограде. В белом движении на Юге России в составе Добровольческой армии и ВСЮР. Участник 1-го Кубанского похода. Начальник штаба генерала Алексеева в Новочеркасске, представитель армии на Тереке. В Сибири оказался осенью 1919 г. Эмигрировал в Китай в 1920 г.] и А.П. Бендерский[215 - Бендерский Александр Петрович, 1869 г. р. Окончил Николаевское кавалерийское училище (1894), офицер л. – гв. Драгунского полка. До начала Первой мировой войны преподавал верховую езду в Николаевской военной академии, знал большинство офицеров целого ряда предвоенных выпусков академии. В годы войны командовал эскадроном в составе своего полка. Полковник. В 1918 г. служил в армии гетмана Скоропадского, с осени 1919 г. в белых войсках Восточного фронта, служил в канцелярии военного министерства. В 1920 г. начальник конвоя в штабе генерала Лохвицкого, позднее штаб-офицер для поручений. В эмиграции с конца 1920 г., жил в Пекине, позднее в Тяньцзине. В Тяньцзине Бендерский содержал небольшой манеж и давал уроки верховой езды.], и капитан 1-го ранга Л.П. Муравьев [Хисамутдинов, 2013, с. 159]. Согласно Устава, Союз военных являлся национально-культурной организацией, имеющей целью содействовать возрождению Православной Христианской Великодержавной России. К задачам союза относились: «подготовка кадра идейных и сильных людей, способных являться проводниками перевоспитания Русского общества на основах активности, честности, дисциплинированности, трезвости и деловитости; противодействие всяким антихристианским, антинациональным и антиморальным течениям; поддержание среди своих членов духа Старой Русской Армии, с ее дисциплиной, уважением к старшим и строгим сознанием долга перед Отечеством» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 149, л. 214, 216]. Особенностью Тяньцзинского ССРАФ являлся явно выраженный в его уставных документах антисемитизм – в организацию запрещалось принимать евреев.

В сентябре 1927 г. численность членов союза составила 95 человек, из них 21 офицер. Как отмечал один из информаторов ОГПУ, в союзе была представлена в основном «мелкота», привлеченная «гвардейским антуражем» Веденяпина [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 112]. В самом деле, первоначально среди членов союза не было ни одного генерала и только 3–4 штаб-офицера являлись кадровыми военными.

Организация имела свое помещение – Собрание союза[216 - По сведениям одного из источников, большую роль в приобретении помещения для ССРАФ сыграла вторая жена Веденяпина – Бримберг. Бримберг благодаря хорошим отношениям с Батуевой, женой одного из наиболее богатых русских предпринимателей Тяньцзина, выхлопотала у нее в бесплатное пользование дом, где разместилась церковно-приходская школа и Собрание ССРАФ [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 113].] с читальней и буфетом (без спиртных напитков и азартных игр, для чего нужно было иметь специальную лицензию от властей). Материальная база ССРАФ формировалась за счет членских взносов, устройства концертов (имелся свой струнный оркестр и смешанный хор под управлением корнета П.Д. Паникоровского) и других мероприятий. В частности, за первый год существования союза приходная часть его бюджета составила 3650 китайских долл. [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 149, л. 200–216].

Наиболее слабыми и малочисленными являлись русские военные объединения в Синьцзяне, регионе, где уровень организационной консолидации эмигрантов был наиболее низким среди других районов расселения русских эмигрантов в Китае.

В октябре 1920 г. в Кульдже был создан т. н. Русский Шанхой – объединение бывших российских подданных в целях оказания материальной и моральной взаимопомощи. Средства Шанхоя формировались за счет пожертвований со стороны состоятельных людей (главным образом, купечества), местного отделения Русско-Азиатского банка и организации увеселительных мероприятий. При Шанхое был открыт лазарет для бедняков, заведовал которым один из наиболее авторитетных членов русской общины, Георгиевский кавалер, полковник Семиреченского казачьего войска Н.Н. Вяткин. Беженцам выдавались денежные пособия (в общей сложности, с конца 1920 до конца 1921 г. – 8900 китайских долл.) [Там же, л. 40, 41].

В окрестностях Кульджи вплоть до 1925 г. сохранялись остатки отряда атамана Дутова, руководимые войсковым старшиной А.З. Ткачевым. Заботясь о своем выживании, дутовцы занимались огородничеством, рыболовством (существовала своя рыболовная артель), выделкой шкур. Была организована собственная пекарня (руководитель – хорунжий Голиков). Процент от любого заработка отдавался в отряд. Несмотря на все попытки обеспечить свою жизнь, материальное состояние отряда было очень тяжелым, «в результате офицеры со своего привилегированного положения были переведены на общий котел, где на обед кипятилась вода с редькой и тонким слоем кунжутного масла». Многие военные в поисках заработка растекались в разные районы Илийского края, в конце 1922 г. в отряде осталось не более 300 человек [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131, д. 92, л. 34]. Только после того, как в конце 1921 г. отряд получил деньги от уполномоченного представителя Оренбургского казачьего войска при штабе атамана Семенова генерала Н.С. Анисимова[217 - Как оказалось в дальнейшем, генерал Анисимов присвоил себе больше половины тех денег, которые атаман Семенов выделил ему для отправки казакам-оренбуржцам в Синьцзян. По делу Анисимова было даже проведено расследование, но наказания он так и не понес.], ситуация стала несколько лучше. Были установлены оклады, стало выдаваться суточное довольствие [Ганин, 2006а, с. 387] и т. п.

Вместе с тем, руководство отрядом уже не могло, а может и не хотело, поддерживать дисциплину на высоком уровне[218 - Согласно советским источникам, войсковой старшина Ткачев оценивался как человек бесхарактерный, недалекий, всецело находящийся под влиянием жены и подъесаула Щелокова. Он захватил большую часть денег, присланных генералом Анисимовым, осуществлял разгул, кутежи и оргии [Ганин, 2006а, с. 388].]. Широкое распространение получило пьянство, особенно среди офицеров. Приезжая в Кульджу, офицеры устраивали там пьяные дебоши, драки, посещали публичные дома, тем самым способствуя распространению венерических заболеваний. Не помогали ни увольнение офицеров из частей, ни запрет на употребление спиртного, ни наказания. В конце концов, в январе 1922 г. было закрыто представительство отряда в Кульдже, выезд чинов отряда в город запрещен [Там же, с. 388]. Возможно, деятельность наиболее разложившейся части дутовцев была одной из причин закрытия китайскими властями в 1922 г. Русского Шанхоя.

Начальник штаба Суйдинского отряда, подполковник П.П. Папенгут, называвшийся советскими разведчиками «столбом на котором отряд только и держится», объединил вокруг себя значительную часть офицеров и сформировал под названием Офицерского союза самостоятельное объединение [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131, д. 92, л. 42; Наземцева, 2013, с. 95]. Штаб Офицерского союза в середине 1920-х гг. располагался в Толкинском ущелье. В 1928 г. в составе союза находилось 120–130 человек [Наземцева, 2013, с. 95, 97].

К середине 1920-х гг. временные и преимущественно трудовые объединения бывших военных практически исчезли, уступив место более крупным организациям, преследовавшим не только цели обеспечения своих членов заработком, но и объединяя тех, кто не принял советской власти (при этом борьба против советской власти не позиционировалась в качестве одной из целей), обеспечивая поддержание и сохранение корпоративной идентичности, как на общем уровне принадлежности к бывшим военнослужащим Российской армии и флота и Белой армии, так и на узко-корпоративной основе. Одним из средств поддержания групповой идентичности в среде военной эмиграции являлась организация корпоративных мероприятий, связанных с определенными датами и событиями, – полковые, войсковые, училищные праздники, панихиды по погибшим членам корпорации, молебны и т. п. Многие из этих мероприятий находили отражение на страницах эмигрантских газет, особенно «Русского слова» (Харбин) и «России» (Шанхай), наиболее близких к военной среде. Подавляющее большинство членского состава организаций бывших военных было представлено офицерством. В то же время стоит отметить, что значительная часть бывших военнослужащих Белой армии, особенно среди тех, кто прибыл в Китай 1919–1920 гг., или находились здесь на протяжении всей Гражданской войны, не являлись членами военных объединений. Такая ситуация была особенно характерна для Синьцзяна и Маньчжурии, где за пределами крупных населенных пунктов (Харбин, Мукден, Чанчунь) практически никаких организаций бывших военных не существовало.

Глава 6. Эмигрантские военно-политические центры Европы и проблема консолидации военной эмиграции в Китае

Середина 1920-х гг. открыла новый этап в жизни русской военной эмиграции в Китае. С одной стороны, в Китае существенно возросла активность Советского Союза, стремившегося восстановить на северо-востоке страны позиции царской России и одновременно развернуть в Поднебесной антиимпериалистическое революционное движение, реализуя на Востоке проект мировой революции. В рамках реализации этой стратегии предполагалось окончательно ликвидировать на китайской территории остатки белой эмиграции, что вынуждало эмиграцию бороться за свое выживание. С другой стороны, начавшийся на Западе процесс консолидации военной эмиграции с целью продолжения антибольшевистской борьбы подталкивал аналогичный процесс в Китае, инициируя новый этап противостояния между большевиками и антибольшевистскими силами, что особенно актуализировалось наличием протяженной совместной границы между Китаем и СССР.

1924 год ознаменовался распадом почти повсеместно на территории Китая крупных воинских групп и резким снижением белопартизанской активности. Продолжался процесс репатриации и реэмиграции части военных беженцев. Значительная часть бывших военных перешла к мирной деятельности, стремясь приспособиться к новым условиям существования. Большинство действовавших в это время организаций, объединявших бывших военных, являлись фактически союзами взаимопомощи, ориентировавшими своих членов на социальную адаптацию, а не на политическую борьбу. Продолжение противостояния советской власти было уделом немногих, в основном тех, кого мы в нашей типологии отнесли к активным антибольшевикам и людям войны.

Советская сторона, разрабатывая планы расширения своего присутствия в Китае, стремилась к окончательной ликвидации на этой территории «белогвардейского гнезда». Как отмечалось ранее, в 1924 г. советское правительство предприняло немало усилий, включая военно-политический шантаж, для установления дипломатических отношений с Китаем и восстановления совместного управления КВЖД [Переписка Сталина, 2008, с. 74, 77]. В мае 1924 г. было подписано долгожданное соглашение между Москвой и Пекином, подкрепленное сентябрьским договором с Мукденом. Согласно договору 1924 г. в Китае учреждались советские консульства, сменившие существовавшие с 1920 г. в местах наиболее массового расселения русских эмигрантов русские представительства, отстаивавшие права эмигрантов. «Вселение» советских дипломатических представительств на территории бывших консульств Российской империи не обошлось без инцидентов. В Шанхае более тридцати офицеров и солдат группы генерала Глебова ночью 13 июля 1924 г. захватили здание бывшего Российского консульства, протестуя против его передачи советской стороне. Пришлось использовать для их выдворения полицию [Ван, 2008, с. 156].

С приходом в руководство КВЖД советских представителей был поставлен вопрос об увольнении с железной дороги белоэмигрантов [Переписка Сталина, 2008, с. 179–181]. С 1925 г. в составе Управления и различных служб КВЖД разрешалось работать только лицам, имевшим советское или китайское подданство. Начались увольнения. В частности, были уволены все русские сотрудники внутренней охраны железнодорожной полиции [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 153, л. 171].

Желая сохранить свое стабильное положение, обеспечивавшееся службой на КВЖД, многие военные эмигранты приняли китайское[219 - Нередко китайское подданство брали совсем не потому, что принципиально не желали иметь дело с Советами, хотя было не мало и таких, а по причине того, что белым офицерам в советском подданстве часто отказывали.], а в отдельных случаях и советское гражданство. Эта ситуация хорошо представлена в дневнике полковника И.С. Ильина: «Боже, как изменились вокруг лица! Глаза бегают, вид напуганный, разговаривать боятся, некоторые сторонятся! Говорят, что у многих давным-давно припасены совпаспорта. И, главным образом, среди тех, кто больше всего кричал о “непримиримости”… Берут паспорта генерал Касаткин, Бутов, Богданов, Зефиров – все омичи… Китайских подданных, дай Бог, чтобы набралось до двух тысяч, вся же масса спешит осоветится» [Там же, ф. Р-6599, оп. 1, д. 8, л. 226, 237]. Кстати, сам Ильин, не желая становиться ни китайским, ни советским гражданином, был вынужден оставить Службу сборов Управления КВЖД, где в это время работал. Из предложенной нами классификации типов военных эмигрантов на компромисс с советской властью шли главным образом «перерожденцы» и «шкурники», имея при этом различную мотивацию.

Начиная с 1925 г., русские в Китае разделились на советских и эмигрантов (ко второй категории нужно отнести и русских, принявших китайское подданство), борьба между которыми, особенно в среде молодежи, имела порой ожесточенный характер. Противодействуя разложению эмиграции, антибольшевистские круги организовывали антисоветские акции, клеймили «перелетов» – бывших белых, перешедших в советское подданство, преследовали «ренегатов» – эмигрантов, в той или иной мере контактировавших с советскими учреждениями или советскими гражданами. На страницах «белых» газет, как, например, «Русское слово» в Харбине или «Мукденский вестник» в Мукдене, регулярно давалась информация о подрывной деятельности «перелетов» и неблаговидных поступках отдельных эмигрантов, имевших связи с советскими. В «Мукденском вестнике» существовал специальный отдел «Галерея предателей», где размещались фамилии неустойчивых эмигрантов [Мукденский вестник, 1928]. С большим недоверием эмиграция относилась к бывшим белым, оставшимся в России после Гражданской войны или репатриировавшимся из Китая, а позднее возвратившимся обратно с намерением продолжить борьбу против советской власти[220 - Ярким примером здесь являлась судьба генерала И.М. Зайцева, выехавшего в СССР в 1924 г. В начале 1929 г. он возвратился в Китай, отбыв заключение в Соловецком лагере и бежав с пересыльного пункта Усть-Сысольска. В Шанхае многие считали Зайцева большевистским агентом и сторонились общения с ним. Не выдержав недоверия и изоляции, генерал покончил жизнь самоубийством в ноябре 1934 г.].

Усилилось советское давление на организации бывших военных. Даже такие безобидные мероприятия, как увеселительные вечеринки, организуемые военными объединениями, подвергались нападкам и бойкотам со стороны служащих ресторанов, являвшихся членами профсоюзов. По воспоминаниям лейтенанта Д.П. Жемчужина известно, что первый открытый Морской вечер, организованный Харбинской Кают-компанией по случаю Пасхи в мае 1926 г. в зале гостиницы «Новый мир», едва не был сорван отказом работников ресторана, имевших санкцию со стороны профсоюзов, обслуживать данное мероприятие. Морякам пришлось все обеспечивать самим [Жемчужин, 2005, с. 153].

«Советизация» бывшей полосы отчуждения КВЖД, а также части русских колоний в городах Южной Маньчжурии, Северного и Восточного Китая способствовала дальнейшему разложению военной эмиграции. Значительная часть бывших военнослужащих Белой армии, особенно из прибывших в Маньчжурию до 1922 г., сторонились организаций, объединявших бывших военных, старались скрыть свое прошлое и даже внутренне отказывались от своей прежней идентичности в качестве военных и участников Белого движения.

Вместе с тем, на протяжении 1924 года возникли условия для консолидации военной эмиграции в Китае на антисоветской основе. Анализируя сам процесс консолидации, необходимо отметить два важных обстоятельства. Во-первых, инициатива объединения во многом принадлежала европейским центрам военной эмиграции. В 1924 г. в Европе сформировались две крупнейшие организации, претендовавшие на объединение бывших военнослужащих Русской армии и флота за рубежом, – Корпус офицеров Императорской Армии и Флота (позднее Корпус Императорской Армии и Флота – КИАФ) и Русский Обще-Воинский Союз. Эти организации втянули в свою орбиту большинство военных объединений, практически лишив влияния на военных эмигрантов Высший Монархический Совет, ранее претендовавший на руководство Русской армией в изгнании. КИАФ был создан по приказу объявившего себя Императором Всероссийским в. кн. Кирилла Владимировича для возглавления им Русской армии и флота, оказавшихся за рубежом. РОВС, руководимый генералом П.Н. Врангелем, признавал в качестве главы русского воинства в эмиграции в. кн. Николая Николаевича-младшего, бывшего Главнокомандующего Русской Императорской армии. На Николая Николаевича ориентировалось и большинство монархических организаций, руководимых ВМС и стоявших на позициях непредрешенчества. С самого начала появления КИАФ и РОВС между ними разгорелась ожесточенная борьба [Подробнее см.: Серегин, 2014].

Во-вторых, в отличие от Европы, где военные организации пытались держаться в стороне от общественных и политических объединений, в Китае организации бывших военных сразу оказались тесно связанными с общественно-политической жизнью эмиграции. Тем самым нарушался принцип «армия вне политики», которого особенно последовательно старался придерживаться РОВС. Как писал в начале 1930 г. генерал Дитерихс, офицерство во многом и стало той «общественностью», которая погрязла в бесплодной политической борьбе [BAR. ROVS Papers, box 69, f. Far East to Central Office (1932–1937)].

В Харбине представители военной эмиграции активно участвовали в организации и работе Беженского комитета, претендовавшего на общеэмигранскую роль. В середине 1920-х гг. в составе Правления ХКПРБ работали генералы Бордзиловский, Шильников, Андогский, Вишневский, Крамаренко, полковник Аргунов [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 2. Отчет о деятельности ХКПРБ с 1923 по 1938 г., с. 32об – 34об. ][221 - Позднее, в 1930-е гг., в агентурных сведениях японского Жандармского управления в Харбине Аргунов, бывший эсер, будет представлен главной фигурой в руководстве ХКПРБ, определявшей всю политику этой организации [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 31786, т. 2, л. 29].], и др. Отдельные генералы и офицеры, входившие в состав Правления Беженского комитета, выступали представителями возглавляемых ими военных организаций, что давало объединениям военных некоторую «законность» своего существования в условиях запрета со стороны китайских властей Маньчжурии на работу «белых» политических организаций, в то время как Беженский комитет имел официальную регистрацию. У некоторых членов Правления ХКПРБ, в частности, генерала Шильникова, несколько раз являвшегося председателем Правления, даже возникал соблазн использовать часть его сумм для организации работы по политической линии, что вызывало недовольство у гражданской части руководителей Беженского комитета [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 309].

В Шанхае, также как в Харбине, организации военных приняли активное участие в работе объединений, претендовавших на положение общеэмигрантских. Это касалось, в частности, созданного в 1924 г. Комитета защиты прав и интересов русских в Шанхае, который возглавлял бывший российский консул В.Ф. Гроссе. В руководство Комитета входили представители ССАРФ и Казачьего союза, а также Дальневосточной казачьей группы генерала Глебова. Однако вскоре после создания комитета начались трения между военными и Гроссе, который стремился держать организацию вне политики и к тому же сотрудничал с Комитетом по репатриации русских из Шанхая. Особенно жестким было противостояние между Гроссе и генералом Глебовым. В ноябре 1925 г. Гроссе сложил с себя полномочия председателя Комитета защиты прав. Новым председателем организации был избран Н.А. Иванов, бывший асессор Смешанного суда в Шанхае, вице-председателем – генерал Вальтер, глава ССРАФ. В состав Правления вошли Шендриков и генерал Глебов [Ван, 2008, с. 355, 356]. Конфликт этим не был исчерпан. В противовес Комитету защиты прав Гроссе создал общество «Помощь», на базе которого в июне 1926 г. был сформирован Русский эмигрантский комитет (РЭК). Наличие двух противоборствующих организаций, претендовавших на защиту прав и интересов русского эмигрантского населения в Шанхае, мало способствовало делу объединения эмиграции. В этом противостоянии был заметен и политический подтекст – в состав Комитета защиты прав входили в основном «николаевцы», а в работе РЭК участвовало несколько «кирилловцев».

Отдельные организации бывших военных были представлены в составе некоторых политических объединений. Например, Комитет Монархических организаций Дальнего Востока в 1925 г. включал в себя целый ряд организаций бывших военных, в том числе казаков. В Шанхае в Комитете состояли Общество Забайкальский и Амурских казаков, Союз пограничников Приамурского края, Союз бывших военнослужащих Приволжья и Урала, Союз бывших питомцев Российских кадетских корпусов, а также Союз Архистратига Михаила, якобы имевший отделения в Тяньцзине, Мукдене и на ст. Пограничная[222 - Союз Архистратига Михаила заявлял о том, что в его состав входят офицеры, солдаты и казаки, общей численностью на 1 сентября 1925 г. в 97 человек. Председателем Союза являлся некий ротмистр Попов, секретарем – корнет Пермяков-Шалыгин [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 137, л. 90, 90 об].]. В руководящие структуры Комитета входили полковник П.П. Унтербергер, заместитель председателя Общества Кадровых Офицеров Императорских Гвардии, Армии и Флота, генерал-майор А.М. Хрущев, Генерального штаба полковник И.А. Бафталовский, полковник Г.Н. Еременко [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 137, л. 109]. В дальнейшем, с созданием в конце 1926 г. подчиненного ВМС Дальневосточного отдела Русского Зарубежного Патриотического Объединения под руководством М.Я. Домрачева[223 - Домрачев Михаил Яковлевич, 1890 г. р., юрист. В годы Гражданской войны являлся делопроизводителем у генерала Дитерихса на Дальнем Востоке. В 1930–1936 гг. начальник канцелярии генерала Хорвата.], отдельные организации бывших военных вошли в его состав. К таким организациям в Шанхае относились учрежденный в середине 1926 г. Союз Георгиевских кавалеров (председатель – полковник К.Н. Арцыбашев), Общество офицеров 8-го Камского полка (председатель – полковник Арцыбашев), Русское Военно-Научное общество «Армия и Флот» (председатель – полковник Колесников), Казачье Объединение (председатель – генерал-майор П.П. Оглоблин) [Там же, д. 146, л. 85].