Узоры и узорчики военной лямки

Блоки обычно подвешиваются под плоскости и находятся в метре от бетонки. Полностью на учебные стрельбы по 16 или 32 снаряда в них не заряжают. По 4-6 в каждый, для оценки точности попадания на полигоне хватает. Когда снаряд вылетает из блока, у него еще недостаточная скорость (ведь самолет в данном случае стоит), и он дает просадку на 40-60 см., затем разгоняется и летит, пока не встретит препятствие – цель. Конструкторы полагали, что целями будут служить: танки, автотехника или артиллерия противника, но в данном случае все 8 снарядов в пыль разнесли некое нужное бытовое строение на 3 очка, стоящее на газоне в 100 м от самолетов.

Руководящий состав полка только начал выходить с постановки задачи. И открылась картина… Из-под самолета с негромкими хлопками выпрыгивают на уровень колена блестящие метровые сигары, с лязгом распускают лопасти и, оставляя дымный след, устремляются к такому знакомому и всеми посещаемому строению. Взрывы слились в один продолжительный ба-а-а-а-а-а-а-ах. Присутствующие – народ опытный – все лежат, где стояли: осколки ловить никто не хочет. Демченко побоялся спуститься из кабины по стремянке. В блоке мог остаться снаряд и сойти позже, попав в него. Поэтому «проверяльщик» пробежал по хребту фюзеляжа, спрыгнул с хвостовой плоскости и убежал со стоянки.

ЧП. Полеты не состоялись. Начали считать личный состав, поскольку от туалета ничего не осталось крупнее спичечного коробка, даже яму присыпало. Выяснилось: все живы, а последним туда за 5 минут до распыления сходил благополучно солдатик из метеогруппы. Начальнику штаба надо писать официальную телеграмму о ЧП. Вся переписка о происшествиях велась под кодом «секретно» или «совершенно секретно». А как обозвать сортир в серьезном документе? Подсказали: назовем «аэродромный спецобъект».

В ответ сразу получают вопросы:

Какого ведомства или службы спецобъект?

Если пострадавших нет, то почему на спецобъекте никто не работает и не охраняет?

Сообщите название спецобъекта. Пример: аккумуляторная станция. Если объект сов.секретного назаначения, сообщите порядковый номер согласно секретному перечню №…

Мозги полкового начальства перенапряглись, закипели. Одно чувстительное место организма начало пульсировать и подсказывать – это полный аут – ищи вазелин. Сообщили: «спецобъект» военного функционального назначения не имеет, а ходят туда только по большой нужде. Правильно: по малому на аэродроме везде можно.

Очередные вопросы:

Вы что на спецобъекты только срать ходите?!

А если и так, то по телефону не могли об этом признаться? Обязательно официальный документ послать?

Пришлось объяснять по телефону.

Во всех авиаполках бывшего СССР смеялись после информационной телеграммы от Главкома ВВС:

– 

Молодцы эти ребята из Грузии! Лень старый сортир утилизировать – разбабахали, и строй новый!

Героя точной стрельбы поощрили понижением в звании и должности, вместо простого выговора за опоздание.

Но не всегда такие случаи вспоминаются со смехом. В соседнем полку сошедший на стоянке С-5 разрезал оперением живот майора – зам. по ИАС эскадрильи и унес на себе его внутренности.

А когда мы засели «по погоде» на одном из промежуточных аэродромов при полковом перелете в Мары, то сошла ракета с самолета местного полка со 125-килограммовой начинкой. Она прошла между ПУ ИАС, где нас было 12 инженеров 2-х полков, и уазиком, в котором спал водитель. Промежуток составлял чуть больше метра. Ракету потом местный полк искал 2-ое суток. Нашли в 9 км, где она, не взорвавшись, воткнулась в землю и торчала столбиком с небольшим наклоном.

Лейтенант и маршал

В конце второй смены полетов не всем летчикам хватило воды помыться в душе. И это был не первый случай, и не второй. Даже зимой после полета у летчика-истребителя часто спина комбинезона мокрая от пота. А было лето, ночью на улице +30 градусов. И дома горячую воду уже не застать, ее дают 2 часа с утра и три часа вечером. Водопроводная вода тонкой струйкой доходила в конец аэродрома к высотному домику летного состава, поэтому баки для душа наполнялись привозной водой из автоцистерн. Ее и не хватило. Летчики привычно ворчали и вытирались полотенцем без воды. У лейтенанта Рябова наступил катарсис, и лейтенант «буром попер» на комбата обеспечения майора Неклюдова:

– Где мне мыться после полета, скажите? Вы отвечаете за эту проблему! Мне что – командующему армией жаловаться, раз в полку и дивизии об этом знают?

– Жалуйся, жалуйся. Командующий тебе спинку потрет! – у комбата столько нерешенных проблем, что из равновесия взбесившийся лейтенант его вывести не может.

– А вот и пожалуюсь! Посмотрю – как запоете!

– А вон телефон дальней связи – звони – командующий тебе рад в 2 часа ночи будет, – и комбат засмеялся.

Рябов закусил губу, подошел к телефону. В комнате было офицеров 10-12, все перестали разговаривать и внимательно смотрели на лейтенанта. Тот размышлял, куда звонить. Если до коммутатора армии дозвонишься, то кабинет лучше не просить соединить – телефонистка соединит с дежурным. На квартиру лучше не звонить: командующий наверняка там, спит и в порошок сотрет лейтенанта, обратившегося к нему «через голову» двух десятков начальников. На военной службе положено обращаться к своему непосредственному начальнику за разрешением – обратиться к начальнику твоего начальника. Сколько таких ступенек от лейтенанта до генерал-полковника?

А позвоню я в домик командующего, – решил Рябов. В два часа ночи ему там делать нечего, и все увидят – я звонил. На «придворном» аэродроме каждой армии у командующего есть свой отдельный домик. Там он готовится к полетам и отдыхает между ними. А если командующий уже самостоятельно не летает, то домик является люкс-гостиницей для приема высокопоставленных проверяющих и гостей. О последнем обстоятельстве лейтенант не подумал или не знал.

Он просит у коммутатора дивизию – дают. Там просит армейский коммутатор, – соединяют. Вот, когда надо, то по полчаса линию ждешь, а тут отмазка не проходит.

– Мне, пожалуйста, домик командующего, – голос внезапно стал хриплым.

– Пожалуйста, соединяю, – телефонистка приветлива. Нет, чтобы спросить: кто звонит? И сказать: Вас нет в списках на этот телефон. И все бы нормально закончилось.

На том конце линии сняли трубку:

– Маршал Пстыго, – представился собеседник.

Накануне известнейший в авиации летчик, Иван Пстыго, приехал то ли в гости, то ли с проверкой от министра обороны в воздушную армию, которой когда-то давно командовал. Поселили его в знакомом месте, да он бы и не поехал никуда больше. И видно не спал еще, или, может, застолье у них там было. Лейтенант решил, что его разыгрывает обслуга домика, – думают – знакомые звонят. Поэтому он без экивоков громко и решительно начал:

– Это лейтенант Рябов, товарищ маршал авиации. Никто в нашем полку не может решить проблему: как помыться летчику после второй смены. А комбат говорит: жалуйтесь кому угодно. Вот я и жалуюсь.

Сначала, при упоминании столь редкого звания, присутствующие напряглись, а комбат вздрогнул. Но потом начали недоверчиво улыбаться – вот Рябов дает, комбат начал смеяться. В трубке спросили уже жестким командным голосом:

– Ты с какого полка, сокол ясный?

Лейтенант назвал номер полка и название гарнизона.

– Ты вот что, Рябов, приедь-ка завтра к 15 часам в штаб армии. Очень хочу на тебя посмотреть. Как понял?

– Есть прибыть к 15 часам к Вам в штаб армии, – деревянным голосом доложил Рябов.

– Спокойной ночи, сокол ясный, – и положили трубку.

Рябову стало не до мнения присутствующих. Он бросился искать комэску или командира полка – признаваться в своем воинском проступке и отпрашиваться в Тбилиси. Спать уже было некогда, рано с утра ехать, чтобы успеть за 400 км к 15 часам. Командиру полка уже позвонил оперативный дежурный армии и обязал отправить лейтенанта. Он выслушал Рябова. Помолчал, сочувствующе покивал головой и сказал:

– Отлетался ты, наверное, Рябов. Ох, и далеко тебя сошлют. Будешь теперь на земле служить, – на КП, скорее всего. Езжай, приедешь – доложишь.

В 15 часов лейтенант Рябов постучал в дверь кабинета, к которой сопроводил его дежурный по управлению.

– Войдите!

Рябов мысленно попросил защиты неизвестно у кого (атеист, партийный) и вошел:

– Лейтенант Рябов по Вашему приказанию прибыл, товарищ маршал авиации! – слово «авиации» к воинскому званию добавлять без надобности, но от желания задобрить начальство – само вылетает.

Маршал сидел за столом и минуты две внимательно рассматривал лейтенанта. Примерно так смотрит энтомолог на пойманного для гербария жучка. У Рябова по спине потек холодный пот.

– Что, ясный сокол, тебе все понятно стало! – жесткий голос не оставлял надежды.

– Так точно, товарищ маршал авиации!

– Ну, тогда иди и больше так не делай! – маршал сказал это устало и даже как-то по-домашнему.

– Есть, не делать, – Рябов, не веря ушам, по-уставному развернулся и собрался открыть дверь.

– Ты хоть понял, почему я тебя не стал наказывать? – догнал вопрос в спину.

Лейтенант снова развернулся:

– Никак нет, товарищ маршал авиации!

И тут маршал захохотал. Он смеялся секунд 15 и сквозь смех проговорил:

– Да я такой же, как ты, нахальный, в лейтенантах был! А тебя сразу со мной соединили, или ждать какую линию пришлось?

– Сразу.

– Я так и думал, что ты всех телефонисток перетрахать успел. Мне, маршалу, и то минут 5 ждать приходится. Все, иди, – и Пстыго махнул рукой, засмеявшись снова.

Лейтенанта и в части не стали наказывать. А комбата через три дня сняли с должности. Но тыловиков обычно снимают, чтобы повысить. Так и этого. Помариновали за штатом месяц, пронеслась гроза, и назначили куда-то руководить армейскими складами. Новый комбат в первую очередь начал прокладывать еще одну линию водопровода к стартовой позиции.

Сходил налево

Куда деваться холостяку в провинциальном гарнизоне, когда гормоны начинают сочиться из ушей? Город, полный домов отдыха, Кобулети недалеко – напрямую – километров 10. Но прямых дорог нет. Приходится ехать по большому кругу электричкой или автобусами с пересадкой. Как гласила устная инструкция в общежитии военного городка: ехать надо на второй день нового заезда отдыхающих. И вечером появиться на дискотеке в военной форме. Отдыхающие одинокие женщины подразделяются на три типа. Первые пускаются во «все тяжкие» сразу, охотно и с любым мужчиной. Они достаются местной грузинской молодежи. Вторые – хранят верность кому-то и весь отпуск неприступны. Третьи хотели бы завести романчик, но опасаются кавказского темперамента и непредсказуемости. Вот они и рады увидеть мужчину в форме. То есть становятся объектом охоты гарнизонных холостяков.

Кроме холостяков к охотникам относятся «ходоки». Эти содержатся на семейной диете, но не только в чужое меню заглядывают, но и попробовать не пропускают. Наш герой, старший лейтенант Шевляков Слава, уже не был холостяком, но и в ходоки еще не записался. Просто его жене надоела жизнь в гарнизоне, и она улетела в Москву пожить месяца 2-3 у родителей. Когда игра гормонов перекрыла все остальные желания, поехал Слава в Кобулети. И повезло ему: на дискотеке в первый же вечер познакомился с очень привлекательной женщиной лет 24. Назвалась Мариной. Она пригласила Шевлякова в гости к себе в одноместный номер, но Слава был в форме и не пошел, рассудив, что в гражданский дом отдыха его на вахте не пропустят, а 10 рублей на взятку было жалко, да и привлекать внимание нельзя. Вахта отсекала местных жителей, а Шевляков только в цивильном платье может сойти за отдыхающего. Поэтому Слава сослался на занятость и пообещал приехать через три дня – вечером в субботу.

Приехал. Одет был по последнему писку 80-х годов. Джинсы, бежевый батник (это рубашка с накладными карманами и на кнопках вместо пуговиц) и бежевые туфли в дырочках. Марина предложила сначала повеселиться на дискотеке: хотелось ей потанцевать с кавалером, а местных, горячих парней, она боялась. Под музыку одолели по паре крепких коктейлей, разогрелись – лето – жарко, и пошли к Марине в номер принять душ. Времени уже было около полуночи. На вахте вопросов не возникло. В номере на 7 этаже был накрыт роскошный стол. Коньяк двух наименований, шампанское в холодильнике, икра красная в баночке, копченое мясо, виноград, минералка, шоколад, растворимый дефицитный кофе. Оказалась – Марина работала снабженцем крупного гастронома в Ленинграде, поэтому могла себе такое позволить.

Пару раз выпили коньячку, закусили, покурили. И пошла Марина в душ. Слава разделся до плавок и, ожидая, отщипывал по ягодке и кушал виноград. В дверь постучали. Шевляков глянул на часы: полпервого ночи.

– 

Ты ждешь кого-нибудь? – крикнул он в направлении душа.

– 

Нет. – Марина появилась кружевных трусиках и обтягивающей маечке.

Стук повторился.

– 

Кто же это стучит?

– 

Не знаю. Я здесь ни с кем пока не знакомилась, кроме соседей по столу в столовой. Но они – муж, жена и дочка – не знают моего номера.

Шевляков, как единственный рыцарь, пошел разбираться. У двери он спросил:

– 

Кто там?

Ответа не получил, но постучали снова. Открыл дверь. Ничего увидеть не успел. Получил удар кулаком в переносицу. Кто-то схватил его за волосы и выдернул в коридор. Дверь в номер захлопнулась. Удар был резким, но не сильным. Разлепив глаза, Слава обнаружил себя на корточках у стены напротив двери в номер. Коридор был освещен, по нему ходили люди. В его конце, у открытого окна, курила группа мужчин. Босиком и в одних плавках было как-то неловко. Ситуация требовала осмысления. Шевляков прижался ухом к двери: в номере было тихо. Понимая, что неизвестный ему сразу не откроет, Слава пошел к окну и стрельнул сигарету. На отсутствие одежды на нем не обратили внимания.

И так – одежда, удостоверение личности и деньги остались в номере. В таком виде и без документов его сразу задержит милиция. Будет скандал с долгими разбирательствами на службе, партийным взысканием, строгачом за утерю удостоверения и возможный развод с женой в финале. Погулял! Получил удовольствие. Шевляков попросил еще сигарету, выкурил, ничего не придумал и пошел к номеру. Постучал по привычке: три коротких, один длинный. Раздались шаги, щелкнул замок, дверь распахнулась. Слава не стал раздумывать. Грузину лет 30, одетому, в отличие от него, он засветил в крупный нос и, дернув за волосы, выкинул из номера. Заскочил, закрыл дверь. Марина сидела в кресле, поджав ноги и накрывшись покрывалом с кровати. Вид у нее был испуганный.

– 

Ты что, так долго?

– 

А кто это был?

– 

Не знаю, клеился ко мне вчера днем, я отшила…

В дверь забарабанили.

– 

Он тебе ничего не сделал? – Шевляков судорожно одевался.

– 

Нет. Уговаривал подружиться с ним.

Дверь тряслась от ударов ногой. Грузин начал кричать:

– 

Открывай, сука! Хуже будет! Друзья придут – дверь вынесем!

– 

У тебя телефон внутренний есть в номере?

– 

Вон там.

– 

Звони на вахту! Скажи: в дверь ломятся!

Ну вот. Теперь попал в свидетели скандала. На службу сообщат. Уехал из гарнизона, не отпросившись у начальства, а положено. Строгача не миновать. До жены дойдет. Ну и погулял!

Марина позвонила. Через минут пять раздался топот по коридору, стук прекратился. Из-за двери спросили:

– 

У вас все нормально? Мы его забрали.

Марина посмотрела на Шевлякова. Тот кивком головы показал на дверь, чтобы ответила.

– Да, нормально.

– 

Наша помощь нужна? Откроете?

Шевляков отрицающе замотал головой.

– 

Нет, спасибо. Я уже спала и не одета.

– 

Хорошо, если что, звоните, – шаги по коридору удалились.

Слава налил в большие фужеры коньяку грамм по 150.

– 

Давай, а то протрезвел.

Выпили. Зажевали бутербродами с икрой.

– 

Я пойду, пожалуй.

– 

Куда ночью – то?

– 

На автовокзал. Ты извини, но всю лирику сломало. Пока.

И Шевляков ушел. Пока шел по коридору к лифту пообещал обязательно в церкви свечку поставить за благополучный исход. Так в ходоки и не записался.

Комендант Затирыч

В Черниговском летном училище был одно время комендантом капитан (а потом и майор) Затирыч (фамилия немного изменена). В коменданты обычно назначают «насквозь деревянных» и исполнительных. Все четыре устава они знают назубок. Отличаются отсутствием юмора и садистским отношением к нижним чинам. Затирыч обладал крестьянским юмором возможно потому, что в военном училище никогда не учился. Был солдатом, сверхсрочником, закончил краткосрочные полугодовые курсы и получил младшего лейтенанта. На должностях типа «подай-принеси» дослужился до капитана и был назначен комендантом. Тут и проявился его талант.

Солдаты и курсанты боялись его до судорог и потери речи. Голосом он обладал визгливым, почти преходящим в ультразвук. Для охоты на нарушителей после обеда сидел в засаде где-нибудь в кустах возле курсантских казарм и отслеживал одиночек. Одиночный солдат или курсант должен был передвигаться по территории училища только бегом – видно, что по делу спешит. А если идет – отлынивает от самоподготовки или работ. Вот передвигается какой-нибудь курсантик в сторону буфета и вдруг слышит отраженный эхом от зданий оглушающий визг:

–Курсант! Стойте! Я вас узнал! Бегом ко мне! – и поднимается из кустов. При этом в ужасе останавливается не только этот курсант, но и многие метров на 300 в радиусе.

У жертвы обычно отказывают ноги, хотя, как впоследствии выясняется, – убежать было бы можно без последствий. Затирыч сам подходит и уже издалека тем же визгом командует:

–Стоять смирно! Как ваша фамилия? Какой роты? Почему не на занятиях? У Вас пуговка расстегнута! Поздно хвататься – я уже срисовал! Объявляю Вам трое суток гауптвахты за нарушение распорядка дня и формы одежды! Дайте мне Ваш военный билет! Бегом в подразделение – доложите командиру об аресте и под конвоем вашего сержанта через 30 минут быть на гауптвахте! Как поняли? Повторить!

–Ме…му… аа…

–Молодец, сокол! Выполнять! – и Затирыч, забрав документ, опять исчезает в листве.

Гауптвахта училища была рассчитана на содержание 30 арестованных максимум. Сидело обычно не меньше 35-37 солдат и курсантов. Как правило, тремя сутками сидельцы не отделывались, просто Затирыч больше не имел права объявлять согласно уставу. На третьи сутки выпускнику доставалась «выпускная работа», которую один человек сделать за 12-14 часов не в состоянии. После чего за лень и невыполнение указания коменданта объявлялись еще 3 суток. Если сидельцу помогали выполнить работу сокамерники, то у него был шанс вырваться с гауптвахты. Наконец генерал – начальник училища, внимая жалобам преподавателей и инструкторов, вызвал Затирыча и запретил ему арестовывать курсантов за все мелочи, кроме самоволок и употребления спиртных напитков. Объяснил ему: сколько стоит обучение одного летчика и как трудно восполнять пропущенные дни. Затирыч стал выходить на охоту в город. Там ловил находящихся в увольнении солдат других воинских частей и оформлял их через комендатуру к себе на гауптвахту.

Территория училища во времена его службы была более, чем идеальной. Дорожки всегда без выбоин асфальта, поребрики сверкают свежей побелкой. Кустарники подстрижены ровненько, травка на газонах не выше 10 см. Клумбы правильных геометрических форм и поливаются 2 раза в сутки. Все столбики и заборы блестят свежей краской и помыты от пыли. Губари даже с гружеными носилками передвигаются только бегом.

Утро гауптвахты после завтрака начиналось с развода на работы. Послушать выступление Затирыча старались все в окрестных зданиях, открывая широко окна и прячась за шторами. Губари стоят по команде «смирно», а комендант держит речь на 30-40 минут. Начинается с приветствия.

– 

Здравствуйте, товарищи губари!

– 

Здра-та-та-та!

– 

Старшина! – старшина, помощник коменданта, громко орет:

– 

Я!

– 

Не слышу приветствия! Потренируйте, пожалуйста! Нерадивых я поощрю 3 сутками по Вашему представлению!

– 

Есть!

И минут 10 раздается: «здравия желаем товарищ капитан». После чего состоится новое приветствие Затирыча, выслушивается ответ правым ухом с наклоненной к строю головой.

– 

Молодцы!

– 

Рады стараться!

– 

А вот ты, сокол, не рад! – палец упирается в кого-нибудь в строю. – Старшина!

– 

Я!

– 

Может – он заболел? Отправить его на отдельные оздоровительные мероприятия с облегченным оборудованием. Пусть поправит здоровье!

– 

Есть, товарищ капитан!

Облегченное оборудование – это кувалда. Далее начинается вступительное слово.

– 

Товарищи губари! Родина надеется, что вы, применяя ум и труд, облагородите место своей службы. Солдат – это маленький трак

тор, он ворчит, но пашет! И при этом ни бензину, ни масел не требует! Только энтузиазм и размышления о допущенном вами упущении в службе, за которое вы зачислены в мой санаторий. Если вам доверили лопату – бери на нее больше, кидай дальше, пока летит – отдыхай! Е

сли вам поручили кисть, краску и забор до обеда, – чтоб выглядел как дембельский альбом! Чтоб я мог по слою краски прочитать всю вашу жизнь и мое на нее влияние!

Спустя какое-то время начинается распределение работ. Надо сделать то, то, это и еще там. Затирыч спохватывается.

– 

А, может быть, среди вас есть художники или оформители? Кто умеет хорошо рисовать?

Старички и местные не отзываются. Но обычно находятся 3-4 добровольца из числа пойманных в городе, надеясь оформлять какой-нибудь плакат или боевой листок вместо тяжелой работы.

– 

О, есть художники! Старшина!

– 

Я!

– 

Выдай им карандашики!

– 

Есть! – и художникам выдают по длинному тяжелому лому.

– 

Сынок! Вот тебе карандашик! Рисуй им так, чтоб плавился!

Однажды Затирыч поймал за отсутствие головного убора в вокзальном буфете матросика, ехавшего в отпуск. Он ссадил его с поезда и определил на свою губу. Матросик там провел три раза по трое суток от своего 10-суточного отпуска. Вот он и назвался в первый день художником. Приходит Затирыч спустя часа два после развода на проверку работ и видит: сидит матросик на травке и курит, а лома и рядом нигде не наблюдается. Матросик его сразу за внешний забор перебросил, старшину послал далеко и стал горевать о потерянном времени отпуска. Старшина, чтоб не нарваться на замечание, с докладом не побежал, будто не заметил. Затирыч так удивился отсутствию лома, что не объявил сразу 3 суток ДП (добавочная порция) за курение.

– 

Сынок!

Тот сидя:

– 

А?

– 

Где карандашик?

– 

Расплавился!

– 

Сынок!

– 

У?

– 

Ты дяденьке капитану сидя не отвечай! Поднимись и напузырься, как на параде! А то до конца твоих трех лет службы меня каждый день видеть будешь! Старшина! – голос охватил весь микрорайон города. Через секунд 15:

– 

Я!

– 

Выдай сынку карандашик. Найди остаток предыдущего. И оформи ему в журнале еще 3 суток за курение в неположенном месте и без разрешения.

Жена Затирыча работала бухгалтером в финчасти училища. Как-то утром она забыла дома пропуск, и солдатик на КПП не пустил ее на территорию училища. А кабинет Затирыча из двух комнат находился на этом КПП. Она потребовала позвать коменданта. Позвали.

– 

Коля! Меня из-за пропуска не пускают на работу! Скажи им!

– 

Гражданка Затирыч! Это я Вам дома – Коля! А здесь – комендант и товарищ капитан! Потрудитесь съездить домой за пропуском! И пусть вам запишут опоздание на работу без уважительной причины, я прослежу!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.