скачать книгу бесплатно
Дуся постояла и вышла.
Вскоре послышался топот, смех и сердитый Дусин голос. В комнату ворвался Илья, грязный, промокший, с бутылками в руках.
– Старушка, ты погляди, чего мы раздобыли!
– Господи, живой! Чего мне только в голову не лезло!
– Это же вобла! Погляди какая! Я такой сроду не видел! Целая акула! И пива привезли…
– Илюша, ну разве можно так? Мы что, пьянствовать приехали? Бросил меня одну, в чужом доме… Я чуть с ума не сошла.
– Да все нормально, чего ты суетишься? Ну, в чайной погрелись немного, переждать хотели… И тут же назад.
Саша посмотрела на воблу, которой размахивал Илья, и разрыдалась.
– Что с тобой? Сашенька, что ты? Не надо, милая, успокойся! Случилось чего-нибудь?
Ночью Илья разговаривал во сне.
Саша поднялась на локте, встряхнула его. Илья пожевал губами и успокоился.
В окне виднелся край луны. Иногда он скрывался за облаком, и по стене плыли медленные тени.
Саша долго смотрела на побледневшее, чужое лицо Ильи.
День второй
Илья проснулся хмурый и сел, озираясь. Не найдя Саши, он вскочил с кровати и выбежал за дверь. На кухне никого не было. Саша, чумазая, на корточках хлопотала у плиты посреди двора.
Она подкладывала щепы, ворошила, но огонь плохо ее слушался. Заметив Илью в окне, она невольно выпрямилась и поправила платок, оставляя на лбу полоску сажи.
Сковородка поминутно соскальзывала с плиты, осевшей одним боком, и Саша, чертыхаясь, водворяла ее на место. Она налила в жестянку керосину из полиэтиленовой канистры, плеснула в топку.
Илья стоял у окна. Высоко в неярком голубом небе висело осеннее солнце. Скворец прыгал в траве у крыльца, склевывал и быстро, тревожно оглядывался.
Завтракали под березой, за дощатым колченогим столом. Они накинулись на еду, будто не ели неделю.
Саше хотелось побыть вдвоем, но подошла девочка и стояла, глядя на них.
Илья запивал молоком глазунью и мычал блаженно.
– Куда торопишься? Гонятся за тобой?
Он выбрал метелку зеленого лука покрепче, ткнул в соль и спросил:
– Лук есть будешь?
– Буду, буду, – усмехнулась Саша.
Дуся, вернувшись из магазина, зашумела на девочку:
– Ишь устроилась, ну! Людям дай покушать…
– Не мешает она, – сказал Илья.
Таня заплакала, но мать все же утащила ее.
– А кроме яичницы ты что-нибудь готовишь? – ехидно спросил Илья.
– Женись – узнаешь, – ответила Саша.
Вскоре Дуся уже мыла крыльцо и бегала к плите присмотреть за варевом.
Илья и Саша сидели за столом, сонные, разомлевшие от еды, от солнца и воздуха. Илья курил. Саша поглядывала на сигареты с завистью, но при Дусе курить стеснялась.
В лесу они изредка перебрасывались двумя словами, а больше – молчали. Принюхивались, глазели по сторонам.
Лес стоял полуголый, светлый, редко слышался птичий голос. У Саши подмерзали ступни в резиновых сапожках. Земля под палым листом остывала.
Когда Илья пропадал за деревьями, Саша останавливалась, сдерживая дыхание, и скоро в тишине долетал к ней его тяжелый, размеренный шаг. Свербила его какая-то мысль, не давала отвлечься. Увидев Сашу, он улыбался, лицо его смяг- чалось.
Она нашла старую сыроежку с бурой подсохшей шляпкой. В ельнике, выстланном мертвой хвоей, Саша бежала на каждое пятнышко, но грибов не было.
Она исчезала, появлялась, а он все шагал как заведенный.
Ни о чем его спрашивать Саша не стала.
Вернулись засветло. В доме было натоплено, и Илья открыл окна. Пока чистили зубы, комната остыла.
Саша тихо скулила, когда, голые, они забрались на ледяную простыню.
День третий
Проснулись они одновременно.
– Я что-то раскисла… – Голос ее был хрипловат со сна. – Который час?
Илья взял со стула часы и закинул под кровать.
– Ты мой любимый… – шептала, улыбаясь, Саша.
Запах сырого песка проникал в комнату.
В распахнутое окно смотрел пасмурный светлый день, и дождик редко сеялся с прозрачного неба. Листья вразнобой потрескивали под каплями.
– Не сердись на меня, Илюша, – вздохнула она. – Кто ж знал?
Илья засмеялся:
– А может, и разошлись бы, если б тогда поженились…
– Глупости, – сказала она с обидой. – Ничего бы не разошлись. Ты меня любил, а это главное. Господи, какая я дура была, Илюша! – Глаза ее вдруг наполнились слезами. – Ведь ты мне давно нравился, с каких пор! Только я этого не сознавала. А вот что-то такое… – Она запнулась на мгновение. – И торопился ты… – Саша улыбнулась. – Целоваться с тобой мне не хотелось.
– А теперь?
– Да ну тебя! Семнадцать лет было, Илюша, что же ты хочешь? Я себе бог знает чего воображала, а все вдруг кончится Илюшкой, которого я знаю-перезнаю? И больше ничего не будет? Обидно казалось… А когда узнала, что женился, – от злости чуть не повесилась… Всё по-дурацки, всё! И романы какие-то нелепые, и замужество это… Профуфыкала я свою жизнь, милый!
И она сладко, взахлеб заплакала. Илья прижал ее к себе и рассмеялся:
– А ты все такая же плакса, Сашка.
– Угу…
– Ну, не реви… Все-таки встретились. Хорошо хоть в тридцать, а не в семьдесят.
– Мне еще только будет, нечего прибавлять.
– Тем более. Хватит реветь. Погода вон какая…
– Мне так с тобой легко, Илюша, просто… Я с тобой ничего не боюсь, мне ничего не стыдно, абсолютно ничего! Даже жутко… Мне с тобой притворяться не надо, я такая, какая есть.
– Что ж с Олегом – пять лет притворялась?
– Да ну… – Она вздохнула прерывисто и шморгнула носом. – Пусть я плохая, злая, но неужели любить меня не за что? Я-то ведь знаю, что я многих получше, а мне все время внушали, что я просто взбалмошная баба, истеричка, что мне надо какой-то другой стать, как будто я больная… Да я к нему в кровать лишний раз лечь боялась, честное слово! Боялась развратной показаться, это мужу-то! Все за свободу свою держался. Освободила я его, пускай радуется!
Дуся хоть и посмеивалась, но видно было, что помощникам рада.
– И охота корячиться! – говорила она лукаво. – Маникюр загубите…
Саша встряхивала выдернутый куст и ударяла о край корзины так, чтобы все клубни разом свалились внутрь. С ботвы летела в лицо вода, и жирные тяжелые комья отрывались от корней. Парная земля приятно дробилась в ладони.
Дусино ведро звенело беспрерывно: дзинь, дзинь-дзинь. Иногда Саша ловила на себе ее взгляд и усмехалась в ответ.
Девочка грызла капустный лист, переминаясь возле Ильи. Он корчил ей рожи, и Таня смущалась.
С непривычки заныла поясница. Саша выпрямилась передохнуть.
– Соседи скажут, Пронюшкины обладились, батраков привели… – усмехнулась Дуся. – Гулять ступайте, без вас управлюсь!
– В первый раз, что ли? – Саша махнула рукой. – Каждый год возят, то на картошку, то еще на что-нибудь. В прошлом году на свеклу в самые дожди угодили… А тут одно удовольствие. Земля какая теплая…
Дуся засмеялась:
– Дак я думала, у вас огород свой.
– Я и на целине была. Давно, еще студенткой… – Саша улыбнулась. – Даже грамота где-то валяется…
– Когда? – поднял голову Илья. – В Казахстане?
– В шестьдесят первом, под Акмолинском. Ты был?
– Я раньше был. Разминулись.
– И докторов возят? – спросила Дуся.
– Слава богу, нет. Лекарям, Дуся, положено на месте сидеть. А в институте возили, а как же…
– Кто Таню обещал посмотреть, лекарь?
– Верно. А ну, Татьяна, пошли на расправу! И перекурим заодно…
Сашина корзина наполнилась доверху. Дуся помогла стащить ее в сторону, где высилась груда картошки, и опорожнить.
У крыльца Илья отмывал руки, Таня поливала ему из ковша.
– Я на вас смотрю, – сказала Саша, переводя дух, – и как у вас сил на все хватает? Сколько вам лет, Дуся. Если не секрет?
– Чего ж таиться? Сорок пятого я, двадцать семь стукнуло. А с виду-то небось с лишком тридцать?
– Что вы! – Саша смутилась. – Вы очень молодо выглядите.
– Ладно, знаем… – с усмешкой сказала она. – Нынче что! Танюшка когда грудная была – вот уж взаправду хлебнула. Другой раз заплачет ночью, оручая была, а худая – былиночка… Дак я и сама в рев, лежу, как корова разливаюсь, а встать – нету сил, каждая косточка гудит. Наскачешься за день-то… Чуть с Эдуардом не разошлись.
Саша покачала головой:
– И никто не помогал?
– Кому ж помочь? Мама-то живая покуда была, да она водянкой хворала, что с нее проку? От водянки и померла… А свекровь далеко – они за Повенцом живут, он не с наших мест, Эдуард-то… Как раз укрупнили нас тот год, а зима такая бестолковая – нету снега, хоть плачь! Померзло все, пересеяли весной, и опять не слава богу – льет, поливает. По самый по август солнышка не видали… Дак разве ж уродит, когда ералаш такой? Ну, он и заладил: в город да в город, одно знает. Дядя у него там, у Эдуарда, механиком на автобазу устроить обещался…
На ступеньках крыльца перед Ильей стояла Таня и, замирая от любопытства, трогала его горло.
– Не здесь, – поправлял Илья. – Вот, выше… Смотри – я глотаю. Чувствуешь?
Она кивнула и расплылась в улыбке, открыв редкие зубки с застрявшими зеленоватыми волокнами капусты.
– Теперь я.
Он прощупал железы у нее под подбородком и слегка надавил на ухо. Девочка вскрикнула и сморщила лицо.
– Погоди реветь-то… А ну-ка, мне надави. Сильней! Думаешь, мне не больно? А я терплю. Ты льва когда-нибудь видела? Живого?
– Только он добрый, лев, – сказала Таня.
– Разумеется, добрый. Все равно иногда он рычит. Когда что-нибудь не в порядке. Или он хочет есть. Правда?
– Только он детей не ест, – убежденно сказала Таня. – Он на веревке пляшет.
Илья засмеялся:
