скачать книгу бесплатно
Толик угрюмо смотрел на него.
– Обознался…
– Построились в шеренгу! – закричал врач тонким голосом, и все засмеялись. – Вытянули руки перед собой!
Место его было у окна, на самом припеке, и к обеду становилось жарко.
Послюнив паяльник, он откинулся на стуле, вытянув ноги. Приемник орал ему прямо в ухо, мешаясь с голосами и музыкой включенных телевизоров.
По проходу шла Вера, диспетчер, и, щурясь от солнца, оглядывала цех. Он следил за ней краем глаза. Она прошла мимо и остановилась за спиной мастера, который копался в утробе “Темпа”.
– На вызовы все равно не пойду, – не оборачиваясь, сказал он.
– Гляди, у тебя в этот раз даже нормы не будет.
– Я не гордый, меня и так девки любят. Оськину дай, вон он зубами щелкает…
За окном в мареве текла толпа. Женщины повалили в магазин.
– Он и так скоро все ваши деньги заработает, – сказала Вера. – Хватит с него.
Она подошла к соседнему столу. Сосед уже снимал халат.
– А ты-то куда? У тебя же дети плачут.
– А у меня обед.
Толик взял паяльник и наклонился над панелью. Нагибаясь, он машинально придвигал приемник поближе.
– И главное, все в центре, четыре заказа всего…
Никто не откликался. Вера пошла обратно.
– Твое счастье, – сказала она с коротким смешком, бросив наряд ему на стол. – Хоть бы раз коробку конфет купил!
Толик засопел. Капелька олова, дрожавшая на конце паяльника, легла на место спайки. Он убрал канифоль в ящик, выдернул из розетки шнур.
За окном на улице прямо перед ним стояла Маша и легонько постукивала пальцем по стеклу.
Он так уставился на нее, что Маша невольно покосилась на блузку – все ли в порядке…
За бурыми кирпичными пакгаузами начался забор, который тут же обрывался, за ним тянулась из порта заросшая бурьяном железнодорожная колея.
В зарослях камыша на берегу Толик отыскал тропинку, и они спустились к реке.
Маша присела на корточки у воды, окунула руку.
– Уже, наверное, купаться можно. Жалко купальника нету.
– Ты что? Простудишься.
Он вытащил из сумки приемник. Загремела музыка.
На той стороне виднелся голубой домишко, лодки и катера покачивались у дощатого причала. Женщина с граблями ходила вдоль пустынного пляжа, сгребала мусор.
Оглядевшись вокруг, Маша пожала плечами:
– Чего тут хорошего?
Из приемника сквозь хрипы пробивался низкий рокочущий голос.
– Уиллис Коновер, – пробормотал Толик.
– Что?
– Не знаешь? – удивился он. – Виктора Татарского знаешь?
– Который музыкальные передачи ведет?
– Ну. А у штатников Уиллис Коновер.
– Лучше пойдем куда-нибудь поедим, – сказала Маша. – Есть хочется.
Он молча взял сумку и полез наверх.
– Куда ты?
– Поесть принесу.
– А меня бросаешь?
– Магазин рядом… – Он озадаченно взглянул на нее: – Не бойся, здесь никого нет.
– Я не боюсь, – засмеялась Маша.
Когда он вернулся, Маша купалась.
– Замерзнешь, – сказал он. – Лучше иди закусывать.
– Отвернись.
Он послушно отвернулся, сел, достал продукты из сумки с красной кошкой. Вытянув нож из заднего кармана штанов, вскрыл банку балтийской сардины, нарезал колбасу толстыми ломтями.
Маша одевалась у него за спиной.
– Господи, на маланьину свадьбу натащил! А стакан где взял?
– В газировке свистнул.
Он расстелил на песке куртку, откупорил и налил густое, почти черное вино.
– А здесь правда неплохо, – сказала Маша, усаживаясь. – Вода даже чище, чем на пляже.
Он подал ей полный стакан.
– За что пьем? – спросила Маша.
– Не знаю.
– И я не знаю.
Он усмехнулся и сказал:
– Тогда – за вторник.
– Почему за вторник?
Толик замялся, но она ждала с любопытством.
– Это мужик один. Знакомый… Ну, он, когда выпивает, спрашивает: что у нас сегодня? Ему говорят: понедельник. А он: тогда за вторник выпьем, ох и тяжелый будет денек!
После холодной воды все было особенно вкусным – и колбаса, и черный хлеб, и пахнущие бочкой соленые огурцы.
– Когда я была маленькая, мама еще жива была, – рассказывала Маша, – один раз у нас воду выключили. Ночью просыпаемся – все залило, бумажки по комнате плавают и кукла. А потом приезжаем мы с отцом в Гагры, я спрашиваю: папа, откуда столько воды натекло? Это я море первый раз увидела. А он говорит: это мама опять забыла кран завернуть…
Он надорвал зубами пакет молока и слушал ее внимательно, с какой-то детской серьезностью, как будто боялся что-нибудь пропустить.
– Вино отличное, – объявила Маша.
– Восемнадцать градусов. Хорошее, говорят.
– Чего же ты не выпил?
– Неохота.
– Так не годится. Чего же я – одна буду?
– Ну, не люблю.
– Ты что, вообще не пьешь?
Он кивнул.
– Врешь! Никогда?
– Никогда.
– Тебе нельзя, что ли?
– Почему? Можно.
Он стал пить молоко из пакета большими торопливыми глотками.
– У меня отец – алкоголик, – сказал он просто.
Маша слегка смутилась:
– Может, тебе неприятно, что я пью?
– Жалко, что ли? Пей на здоровье.
Некоторое время они молча ели. Рябь бежала по желтой реке. В камышах булькало.
Он пододвинул к ней вино.
– Я больше не хочу, – сказала Маша.
Она словно боялась смотреть в его сторону. Толик дотронулся до ее руки.
– Это все – веники, – улыбнулся он.
– Я правда не хочу. Мне и так в голову ударило. Господи, как здесь хорошо! – вздохнула она. – Наелась, надышалась… Разморило меня.
– Ну и спи.
Она с сомнением глянула на песок:
– Может, правда?
Через минуту Маша уже спала, завернувшись в куртку.
Проснувшись, Маша увидела, что он сидит все в той же лягушачьей позе, задрав к небу острые колени и уставясь на реку. От воды шел горький удушливый запах.
– Чем это пахнет?
– Буксир надымил. Он тебя и разбудил.
– Который час? Домой, наверное, пора?
– Не знаю. Часов пять.
Она села и сладко зевнула.
– Как провалилась! – сказала она, встряхиваясь. – О чем это ты тут думаешь?
Смутная улыбка проскользнула в его глазах.
– Ну, скажи, – попросила Маша.
