скачать книгу бесплатно
– Сперва дождемся реакции на наше появление на сцене, – сказал Лакомб. – Нельзя исключать, что они тоже пришли на помощь. Не хотим же мы развязать войну!
В этот момент с подлодки донесся сигнал тревоги.
– Сейчас пойдут на погружение, мерзавцы, – воскликнул старпом. – Чтоб мне пойти на корм акулам, это они утопили транспорт!
– Да, это они, – спокойно согласился Лакомб. – Приготовиться к атаке, огонь открыть с расстояния одиннадцать кабельтов, когда мы приведем подлодку на пеленг шестьдесят градусов.
Подойдя на нужную дистанцию, крейсер сделал плавный разворот влево, и капитан дал команду:
– Включить прожектора! Открыть огонь!
Цваргенштайн широко улыбнулся и скрылся в боевой рубке, откуда передал команду в микрофон. Шесть стопятидесятимиллиметровых орудий ахнули оглушительным залпом.
Лакомб отчетливо увидел в бинокль, как несколько человек, стоявших на палубе, спасаясь, бросились к рубке и скрылись в люке. Лишь одна фигура на секунду замешкалась, повернувшись в их сторону, как если бы человек хотел получше рассмотреть и запомнить своего врага. В это самое время залп накрыл субмарину. Четыре снаряда легли с небольшим недолетом, однако два поразили лодку, которая на мгновение исчезла в ослепительных вспышках разрывов. Ее рубку лизали языки пламени, и, охваченная огнем, она быстро погрузилась в океан.
Спустя час взошло солнце, осветив безмятежную водную гладь. Повеяло утренней свежестью, над волнами появились стайки летучих рыб, высоко выпрыгивающих из воды и красиво планирующих над ее поверхностью, время от времени отталкиваясь от нее хвостом и оставляя за собой четкий прерывистый след. Крейсер сделал широкий круг на месте ночной битвы, чтобы насладиться доказательствами своей победы. Но на воде не было заметно ни людей, ни масляных пятен, ни каких-либо иных предметов, которые обычно всплывают на поверхность после гибели подводной лодки.
– Наверное, от пробоин в борту подлодка сразу затонула, без разрушения корпуса. Ну не могла она выжить после двух прямых попаданий! – воскликнул старпом.
– Скорее всего, – после некоторого раздумья согласился Лакомб. – Хотя я предпочел бы увидеть, как на волнах болтается содержимое их гальюна.
– А что вы собираетесь написать в рапорте, господин капитан? – немного помолчав, спросил Цваргенштайн.
– Как что?! Именно то, что вы, Ламперт, видели своими глазами, не так ли? Неизвестная субмарина, объявила боевую тревогу, но после нескольких предупредительных выстрелов, погрузилась под воду и ушла, – со значением произнес капитан.
– А как же «Принцесса Елизавета»? Может, с нее кто-то спасся? Прикажете начать поисковую операцию?
– Но ведь у нас нет никаких прямых доказательств, что она тут побывала. На наших глазах никто никого не топил, явных военных действий не начинал, верно? Ну, и слава богу, так что и говорить не о чем.
* * *
Он очнулся оттого, что через закрытые веки в глаза пробивалось солнце. Кожу лица, покрытую высохшей морской солью, жгло немилосердно. Сначала он увидел Джейн, лежавшую на дне плота. На ней сохранялись обрывки схваченной матерчатым поясом белой шелковой туники, а плечи прикрывали лишь светлые волосы, успевшие полностью высохнуть.
В отличие от нее Ланселот на удивление сохранил всю свою экипировку. Он даже не успел отстегнуть от пояса парадную саблю, которую носили морские пехотинцы («Черт, как же я с ней не утонул?»). Первым делом он разбудил Джейн. Ночью, когда «Принцесса Елизавета» пошла ко дну, чуть не захватив их с собой, и он втащил женщину на плот, она, казалось, не подавала никаких признаков жизни. Делая ей интенсивное искусственное дыхание, он уже отчаялся и подумал, что опоздал, как вдруг вода фонтаном хлынула из ее рта, и она открыла глаза. После этого, обессиленные, оба впали в какое-то мертвое забытье, которое нельзя даже было назвать сном, настолько оно было черным и бездонным. Открыв глаза, Джейн с удивлением посмотрела на Ланселота, как бы пытаясь вспомнить, что случилось вчера, потом посмотрела на жалкие остатки своего бального одеяния, приютивший их плот, наконец, обвела взором окружающий пустынный пейзаж, и к ней вернулось понимание произошедшего. Тем не менее женщина полностью сохраняла самообладание, – видимо, ни слез, ни истерик от нее ожидать не приходилось, что несколько упрощало ситуацию. Более того, Ланселот с изумлением увидел, как она достала из обрывков своего платья каким-то чудом сохранившийся роскошный шелковый клатч, и он не удивился бы, если бы из него вдруг появились все необходимые принадлежности, дабы восстановить испорченный макияж. Однако Джейн лишь положила его просушиться. Поскольку солнце продолжало печь нещадно, Ланселот снял свой уже просохший китель и укрыл ей плечи. Джейн взглянула на него с благодарностью.
– Кажется, мы единственные, кто спасся? – сказала она.
– Не знаю про всех, но на этом плоту мы точно одни, что, может быть, даже и неплохо, – ответил он. – Будь здесь человек десять, воды хватило бы только на один день.
Плот оказался стандартным прямоугольным, восьмифутовым спасательным средством с заостренным носом, фанерным дном и круглыми надувными прорезиненными бортами. В углу, в фанерном ящике, обнаружились кусок брезента, две канистры с двадцатью или тридцатью литрами питьевой воды, шесть жестяных банок с печеньем, немного шоколада, сахар, несколько фальшфейеров, пара дымовых шашек, тонкий, но прочный трехпрядный пеньковый линь, короткий багор и электрический фонарь. Воды и съестного им должно было хватить максимум на неделю, если только помощь не подоспеет раньше. Имелись также два деревянных весла, которыми можно было худо-бедно направлять плот. Однако скоро Ланселот заметил, что их быстро сносит течением со скоростью около двух футов в секунду. Примерно сориентировавшись по солнцу, он понял, что они, скорее всего, движутся на восток. Вероятно, плот попал в межпассатное противотечение, несущее свои воды вдоль экватора через Микронезию и весь Тихий океан в сторону Южной Америки. Несколько раз им попадались плывущие куски какой-то деревянной обшивки, очевидно, с затонувшего корабля, спасательный жилет, которые Ланселот выловил из воды. На жилете сохранился сделанный черной краской штемпель: «Принцесса Елизавета». Из деревянного обломка Ланселот выдернул несколько торчавших длинных гвоздей, подумав, что они могут быть им полезны. Однажды они заметили в полумиле что-то красное, мелькавшее в волнах. Поработав некоторое время веслом, Ланселот сумел приблизиться к предмету, который оказался плотом, точно таким же, как их собственный, но полузатонувшим. Обследовав его, Ланселот не обнаружил ничего, что могло бы им пригодиться. На поверхности океана не было видно ни одного человека – ни живого, ни мертвого. Видимо, пассажиры, оказавшиеся в воде, погибли, будучи затянутыми в гигантский водоворот от уходящих на дно частей корабля, а те, кто успел взобраться на плоты, либо были разбросаны по океану течением, либо, как на этом поврежденном плоту, тоже утонули.
– Что вы обо всем этом думаете? – наконец спросила Джейн. – Откуда взялись торпеды? Это что, война? Но ведь мы были мирным пассажирским судном. Зачем нас надо было топить? И кому это могло прийти в голову?
– Судно, конечно, было гражданским, но вот на борту его находились пятьдесят американских военных. Нас же не случайно отправили на базу в Гуам – обстановка уже давно была напряженная. К тому же на борту были двое японцев, кстати тоже военных. И именно они, как утверждал Томпсон, возились с секстантом, определяли координаты. Торпеды с кислородным двигателем, оставляющие на воде такой яркий белый след, тоже есть только у японцев… Боюсь, я ошибся в прогнозах. Кажется, вчера или в крайнем случае сегодня у нас началась война с Японией.
– То есть нас никто специально спасать не будет, – подвела итог Джейн.
– Если только мы не спасем себя сами.
– Вы считаете, получится?
– Только бы не было большого шторма. К счастью, в это время года он тут редкость. Течение несет нас на восток вдоль экватора. В этой части океана полным-полно всяких островов: Каролинские, Маршалловы, Гилберта и многие другие. Правда, на них всех сейчас сидят японцы. Попади мы к ним, не знаю, что с нами станется, вряд ли что-нибудь приятное. Думаю, что миль через двести мы можем наткнуться на какой-нибудь остров.
– Двести миль, это же страшно подумать сколько!
– Течение в районе экватора, где мы и находимся, как мне помнится, имеет скорость около двух ярдов в секунду. Значит, в час это примерно треть морской мили, может быть, немного больше, то есть в сутки восемь-девять морских миль. Если повезет и мы не проскочим острова, за двадцать суток нас может пригнать к какому-нибудь берегу.
– Но без воды человек не может столько прожить, а той, что у нас есть в баке, хватит ненадолго. Да и еды на двадцать дней точно будет маловато.
– В это время года часто идут ливни, вон, видите, на горизонте видны кучевые облака. У нас есть брезент, в который можно собирать дождевую воду. Хотя… в океане нередко, даже если идет дождь, это сопровождается шквалистым ветром и брызгами морской воды, так что собрать питьевую воду может оказаться непросто. Но мы попытаемся. А пища… Вот здоровенный гвоздь, который был в деревяшке, что я недавно выловил. Готовый рыболовный крючок! А в этом океане, как я слышал, тоже водится кое-какая рыба. Так что с голоду мы, надеюсь, не умрем.
– А в качестве наживки вы используете меня?
– О, это лишь в самом крайнем случае.
– Спасибо и на этом. Но, честно говоря, я больше надеюсь, что на нас наткнется какой-нибудь пароход.
– Да, если он не окажется той самой подводной лодкой с японцами. Боюсь, что тогда не мы, а рыбы будут нас ловить и нами закусывать.
Так они разговаривали, пока жара не сделала свое дело. Расплавленный диск солнца да мерное раскачивание на волнах – вот все, что ожидает в океане потерпевшего кораблекрушение. Через час не хочется ни о чем говорить, через два – думать, через три вас охватывает страх и отчаяние, сродни клаустрофобии, несмотря на то что вокруг на сотни миль пустынный океан. Через сутки можно сойти с ума, через двое умереть. От чего гибнут многие и многие жертвы морских катастроф? Они умирают не от жажды, не от голода, они теряют разум и умирают от страха в первые же двое суток своего одиночества. Однако наши герои, кажется, были не из того теста. Из двух весел, используемых в качестве стоек, и куска брезента они соорудили некое подобие тента, под которым было уже не так жарко. Закусив печеньем и шоколадом, которые были запиты несколькими экономными глотками воды, обе жертвы кораблекрушения занялись делом. Провод, вынутый из фонарика, который напрочь отказался работать по причине окисления батареи, Ланселот превратил в небольшой рыболовный крючок. Джейн, заявив, что в детстве она была скаутом, быстро расплела линь, получив тонкий пеньковый трос, сошедший за леску. Ланселот, который, как оказалось, тоже когда-то состоял в юных разведчиках, немедленно ответил своей спутнице традиционным скаутским «Будь готов». Тут каждый в знак приветствия поднял до плеча правую руку, соединив вместе большой палец и мизинец как символ взаимопомощи. Так между соратниками по несчастью наладилось полное взаимопонимание.
Но тут возникло неожиданное затруднение. Первоначально планировалось использовать в качестве наживки то, что было найдено в неприкосновенном запасе, а именно сухое печенье. Однако скоро выяснилось, что скатанные из него шарики, даже слепленные слюной, быстро растворялись в соленой воде, а на голый крючок рыба клевать явно не торопилась. Но судьба иногда улыбается тем, кто нуждается в удаче. Внезапно на плот впорхнула летучая рыба, из тех, стайки которых все время резвились неподалеку. Она ударилась о борт изнутри и беспомощно лежала на днище, раскрывая рот, хлопая полупрозрачными пятнистыми крыльями-плавниками на расходящихся веером распорках и тараща черные глазищи, которые обеспечивали ей во время полета круговой обзор, совершенно не представляя, что ей выпала высокая честь спасения жертв кораблекрушения от голодной смерти. Почти сразу ее легкомысленному примеру последовала и другая крылатая ракета, которая, сверкнув своими расписанными серебристо-голубыми полосками боками, плюхнулась белым брюхом на дно плота. Разделывать летучую рыбу с помощью парадной сабли было неудобно, и Ланселот использовал самодельный нож, изготовленный из одной из жестяных банок с печеньем. Предварительно оглушив одну из рыб, он с помощью этого нехитрого приспособления порезал ее на куски, которые послужили в качестве отличной наживки. Где-то Ланселот слышал, что туземцы одного из полинезийских племен ловят рыбу, не полагаясь на милость природы, а ныряя со снастью под воду, чтобы самим высматривать там добычу. Хотя он хорошо плавал, но, помня о морском течении и превратностях судьбы, прежде чем прыгнуть за борт, привязал себя к плоту линем. Без водолазного снаряжения хорошо видеть под водой нельзя, но благодаря ее удивительной прозрачности различить рыбный косяк было все-таки можно. Через некоторое время он и появился. Это были довольно крупные макрели, чьи вытянутые тела, покрытые сверху темными ломаными полосками и ярко-серебристые снизу, сбившись в стаю из сотен особей, двигались как единое существо, синхронно останавливаясь, поворачивая в сторону и устремляясь вперед.
Вертикально погрузившись в воду с головой, Ланселот опустил леску с крючком и наживкой почти в самую гущу макрелей и почти сразу почувствовал поклевку. Дернув, он подсек попавшуюся рыбину и стал быстро подтягивать ее к себе. Было видно, как она отделилась от стаи и приближалась к поверхности, извиваясь на крючке и сверкая своей серебряной чешуей.
Вдруг внизу мелькнула быстрая тень. Леска внезапно сильно натянулась и сразу ослабла, а бившаяся на крючке макрель исчезла. Ланселот оглянулся и увидел метрах в десяти внизу и в сторону от себя настоящее морское чудище. Длинное, около двух метров, веретенообразное тело с черной спиной и коричневыми боками, разлинованными вертикальными голубыми полосками, завершалось острым мечевидным носом, сразу за головой начинался высокий горб, а грудные плавники были длиной чуть ли не в половину тела. Но самое удивительное высилось на его спине – огромный, напоминающий парус, ярко-голубой спинной плавник. Внешне чудище напоминало рыбу-меч или марлина, которых Ланселоту приходилось ловить в Мексиканском заливе. Утащив макрель, которую человек уже считал своей законной добычей, рыба-парус с быстротой молнии скрылась из виду, затем вновь появилась и принялась описывать круги вокруг их надувного плота, видимо привлекаемая его ярким оранжевым цветом, и даже пыталась тыкать его своим опасным носом, что уже совсем не понравилось Ланселоту и окончательно вывело его из себя. Он быстро забрался на плот, схватил багор и попытался достать им непрошеного гостя. Тот убрался от плота, но продолжал курсировать неподалеку, нахально демонстрируя над водой свое удивительное украшение.
– Ланс, что это за тварь? – спросила Джейн. – Она что, пытается нас слопать?
– Не знаю, возможно, но мне больше нравится идея позавтракать ею самим, – ответил Ланселот. С этими словами он взял гвозди, добытые им из обломков несчастной «Принцессы Елизаветы», согнул их в металлическом устье ножен своей сабли так, что получились три крупных крючка. Выдернув из спасательного жилета тонкую стальную проволоку длиной около метра, он сделал на обеих ее концах скрутки, получив подобие металлического поводка. Затем, отрезав еще один кусок проволоки, завязал ее в ступенчатый узел на соединенных вместе крючках, не считаясь с тем, что порезал ею пальцы, и таким образом соорудил тройник с проволочной петлей на конце, а затем присоединил его к поводку. В качестве приманки, и одновременно блесны-воблера и грузила сгодилась вторая летучая рыба, которую пришлось насквозь проткнуть вдоль всего туловища, пропустив через нее поводок и выведя его задний конец у нее изо рта. К противоположному концу Ланселот прикрепил тройник. Всю эту устрашающую конструкцию он привязал к смотанному в бухту линю, конец которого привязал к своему запястью, и, раскрутив над головой другой конец с увесистой наживкой, забросил далеко за борт, поближе к маячащему в воде плавнику. Линь стремительно размотался, и наживка погрузилась в воду рядом с тем местом, где только что был виден голубой плавник. Парусник не заставил себя долго ждать, он тут же схватил приманку и попытался уйти с ней в глубину, однако Ланселот, резко дернув за линь, подсек и начал выбирать. На том конце это явно не понравилось, вызвав бурное противодействие, которое, впрочем, приводило не к освобождению противника, а, напротив, к ее окончательному пленению, потому что крючки все глубже вонзались внутрь разинутой пасти.
Парусник отчаянно боролся за жизнь. Поняв обман, он на бешеной скорости начал метаться в разные стороны, высоко выпрыгивать из воды, делая свечи и высокие пируэты и пытаясь таким путем избавиться от ловушки. Вот он совсем выскочил на поверхность и, размахивая, словно флагом, своим впечатляющим плавником, принялся идти по воде на хвосте, как бы танцуя тарантеллу на самом гребне волны. Затем он снова и снова погружался в воду, делал мощные рывки, пытаясь вернуться в спасительную пучину, но тщетно. В выносливости парусник явно уступал своему старшему собрату – марлину, и после изматывающей череды прыжков он наконец сдался, позволив подвести себя к плоту. Ланселот, перегнувшись через борт, схватил рыбу прямо за ее длинный нос и стал вытягивать, что, учитывая немалый вес добычи и острые зазубрины на ее носу, ранящие в кровь ладони, оказалось совсем непростой задачей. Но тут на помощь внезапно пришла Джейн, которая, взяв багор, с размаху вонзила его крюк под жабры и стала тянуть добычу с неожиданной для этой хрупкой женщины силой. Скоро рыбина свалилась на дно плота, но оказалось, что это пиррова победа, потому что она продолжала биться, метя в своих победителей своим грозным носом-мечом и размахивая мощным хвостом, под удар которого попала Джейн и была тут же сметена за борт. Однако Ланселот воспользовался преимуществами морского пехотинца, а именно своей саблей, которая лежала на дне плота и которую он, изловчившись, сумел схватить, взяв за рукоять обеими руками, и с силой опустил острие на голову чудовища, пронзив ее насквозь, на чем вся рыбалка немедленно и закончилась.
Оглянувшись, Ланселот увидел направленный на него внимательный взгляд. Женщина, опершись локтями о борт плота и продолжая находиться по пояс в воде, глядела на него оценивающе и странно.
– Да, мистер Ланселот, впечатляет! C вами явно лучше не ссориться. Милая рыбка прочувствовала это буквально на собственной шкуре. Я начинаю верить, что мы с вами, даст бог, не пропадем.
– Ну, миссис, вы тоже орудуете багром прямо как китобой. Честно говоря, я испугался, когда вам досталось хвостом. Вы в порядке?
– Я, да. А вот вы весь в крови. Давайте руку, я перевяжу.
С этими словами, она перелезла через борт и, оторвав полосу ткани от остатков своей туники, перевязала Ланселоту порезанную руку.
– Теперь скорей надо заняться рыбой, – сказал он. – Иначе она пропадет на солнце. Я предлагаю разрезать мясо на тонкие куски, а потом мы попытаемся их высушить. Конечно, хорошо бы иметь немного соли, но где ее взять?
– Где взять соль? Но, по-моему, ее вокруг целый океан. Вот же, там, где вода высохла на дне плота, остался белый налет, думаю, это она. Сейчас я соберу осадок и налью на дно новую воду. На таком солнце она сохнет быстро.
Орудуя багром и своей опереточной, но тем не менее довольно острой саблей, Ланселот сначала отсек у туши хвост, брюшные и боковые плавники, а затем, отогнув жабры и просунув туда острие, довольно легко отделил и голову. Огромный спинной плавник он пока не тронул, так как отрезать его казалось просто невозможным. Затем, вскрыв брюхо, выкинул за борт потроха и, ведя лезвие вдоль позвоночника, разделил филейные части. Потом разрезал поперек на куски, а их, в свою очередь, вдоль на тонкие розовые ленты. Мясо рыбы-парусника внешне было похоже на свинину. Джейн натирала его собранным ею соляным осадком, насколько его хватало, и насаживала на веревку, натянутую между стойками, в качестве которых послужили два весла, укрепленные вертикально между бортами и днищем.
– Надеюсь, на ветру и солнце мясо быстро подвялится, – сказала она. – Мух здесь пока, к счастью, нет. Дождя тоже. А вы, Ланс, наверное, работали на Фултонском рыбном рынке, раз так ловко выпотрошили рыбу?
– Нет, на рынке, тем более Фултонском, я не работал, но вот на рыбалке мне доводилось бывать часто и разделывать крупных марлинов, фунтов под тысячу весом. А это было намного труднее.
– Расскажите мне о себе. Где вы росли, кто были ваши родители, почему вы отправились в армию?
– Я родом из штата Флорида, Ки-Уэст. Отец, его зовут Бэн, – тоже военный, майор в отставке, в войну командовал батальоном, с которым отличился в драке с немцами на Марне в 1918, за что даже получил Почетную медаль Конгресса. А вот моя мать, ее зовут Хелена, Элен, – этническая немка из Пенсильвании, работает учительницей географии в школе, так что я, можно сказать, родился с географической картой в руках и с детства хорошо знаю немецкий язык. Я рос на побережье, море было частью моего детства. У нас была небольшая яхта, и отец научил меня управляться с парусом, когда мне было двенадцать. Вот тогда-то я и познакомился близко с большими рыбами и всякими премудростями морской рыбалки. Я всегда хотел быть военным, как отец, но море манило меня. Вот и выбрал золотую середину – морскую пехоту. После школы благодаря заслугам отца меня сразу приняли в Военно-морскую академию в Аннаполисе. Четыре года – гардемарином, потом служил в Калифорнии, Южной Каролине, а последнее время в Вашингтоне, в столичном гарнизоне. Шагистика, парады, караульная служба, в общем – рутина и скукотища. Поэтому, когда нам объявили, что отправляют на Тихий океан, в район передового базирования, нашей радости не было конца. Кто же знал, что все так скверно обернется?
– А девушки? Они были в вашей жизни? Наверное, где-то вас ждут жена и дети?
– Нет, жениться я как-то не успел. В отличие от вас… баронесса.
– Ну, баронессой-то я стала чисто случайно. И потом, во Франции титул сейчас – это просто часть фамилии, не более того. Хотя Артур, конечно, потомок какого-то знатного рода, он гордится, что его дед был очень важной птицей, кажется, даже генерал-губернатором Камбоджи.
– Мне говорили, что вы выступали на сцене.
– О да, и еще как! Я начинала в шестнадцать лет в постановках Мэй Уэст. Вот кто действительно великая женщина! Имела бешеный успех у публики, а уж у мужчин… Хотя с ними она не особенно церемонилась.
Тут Джейн, сделав томное выражение лица, которое, очевидно, должно было изображать великую Мэй, чувственным голосом произнесла: «Вы говорите, десять мужчин ждут у моей двери? Одного отправьте домой, я сегодня утомлена». Весело рассмеявшись своей же шутке, она не без лукавства посмотрела на Ланселота:
– А вы, лейтенант, приударяли за актрисами? Там, у себя в Вашингтоне? Ладно, ничего не говорите, я вижу, и так вас смутила. – И уже серьезно продолжила: – Джоан Кроуфорд, Лоретта Янг, Джоанн Фонтейн, Энн Шеридан – все это мои кумиры, а с некоторыми я играла вместе. Но как-то так получалось, что они уезжали в Голливуд, а все интересные роли и предложения проходили мимо меня. И тут я поняла, что примой стану вряд ли, а роль вечной субретки… Это не для меня! А в один прекрасный день за кулисами появился Броссар. Вот с таким вот букетом роз. – Тут она широко развела руки, показывая необыкновенные размеры чудо-букета. – Барон. Француз. Дипломат. Не молод, но чертовски обаятелен и элегантен. В общем, он сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться…
Джейн немного помолчала, потом добавила с грустью:
– Странно, ведь все это было только вчера. Наш лайнер, блестящая публика, музыка, танго, шампанское. А мне кажется, все это случилось в какой-то другой жизни, не со мной, и сто лет назад…
– Не грустите, – произнес ее спутник. – Даст бог все обойдется.
С этими словами Ланселот, поддавшись внезапному порыву, обнял ее за плечи. Так они сидели некоторое время, а потом он попытался поцеловать ее в губы. Однако Джейн слегка отстранилась и, грустно улыбнувшись, прижала палец к его губам, как бы накладывая на них замок.
– Не надо, мистер Ланселот. Не забывайте, я замужняя дама, и мой супруг – достойный и благородный человек – полностью мне доверяет. Доверял… Не буду скрывать, вы мне нравитесь, но я не могу вот так, сразу. По крайней мере, дайте мне какое-то время…
Тем временем ночь спустилась на океан. Некоторое время только светлая полоска отделяла его от неба, но потом погасла и она. Море не терпит ни полного покоя, ни кромешной темноты. Вскоре на юге появился и встал низко над горизонтом величественный Южный Крест, похожий на сияющее копье с острием, устремленным на запад. А над ним, как огромная река без берегов, простирался широкий и светлый Млечный Путь. На севере же, на темной окраине небосвода, зажглись три показавшиеся из-за горизонта звезды из рукояти ковша Большой Медведицы.
Океан быстро смиряет оставшегося с ним один на один человека. Он бесстрастен и неумолим, равнодушен к человеческим надеждам и страданиям, его нельзя упросить, с ним бесполезно бороться, но если ты примешь его таким, каков он есть, сольешься с ним, растаяв каплей воды в его безбрежных далях, то он, возможно, станет с тобой заодно. И вот, вздымая жалкий обломок твоего корабля на своей могучей спине, он быстро понесет невольного путешественника по невидимым дорогам к неведомым берегам. Здесь все не случайно. Несмотря на свою внешнюю изменчивость, а может, и благодаря ей, океан послушно следует мощным импульсам, исходящим от звезд, планет и еще чего-то или кого-то, чье спокойное и властное присутствие не выразить словами, но которое, когда ты один в пустыне, всегда явственно ощущается за твоей спиной. Мужчина и женщина это отчетливо чувствовали. Торжественное великолепие тихой тропической ночи не располагало к разговорам, и они молча внимали звездам и плеску волн, пока сон не одолел их.
* * *
На рассвете погода ухудшилась. Поднялся сильный ветер, среди тяжелых, быстро несущихся облаков временами проглядывал болезненно желтый диск солнца, что, несомненно, предвещало ненастье. Скоро светило совсем скрылось за темные тучи, хотя его тусклый свет и продолжал мертвенно озарять поверхность океана, уже усеянную белыми барашками.
И вот грянул шторм. Короткие, крутые волны обрушивались на плот, бросая его из стороны в сторону. Ураганный ветер, достигавший временами, наверное, не менее пятидесяти пяти узлов, не прекращался ни на секунду, а его рев перекрывал все другие звуки. Начавшийся ливень хлестал в лицо, лишая способности видеть. Ланселот и Джейн сначала пытались найти защиту под куском брезента, но ветер тут же сорвал его и унес в океан. Плот немилосердно кидало из стороны в сторону, он мог перевернуться в любую минуту, и Ланселот счел за благо привязать к нему себя и свою спутницу куском линя. Другой кусок, подлиннее, он выбросил за борт, привязав к нему в качестве кранца пустую канистру, чтобы добавить сопротивление и не дать плоту перевернуться. Он отчаянно работал веслом, пытаясь привести суденышко к ветру. Наконец ему это удалось, и плот пошел в фордевинд. Однако останавливаться было нельзя. Когда проходил очередной вал, плот на мгновение останавливался, и всякий раз приходилось делать несколько сильных гребков, чтобы его не накрыло следующей волной. Так продолжалось весь день, и Ланселот совсем выбился из сил, несмотря на помощь, которую пыталась оказывать ему Джейн, вычерпывая воду и подгребая веслом с другого борта. Слава богу, к вечеру ураган стал немного стихать, и волны сделались не такими крутыми. Однако они по-прежнему шли полным ветром, и плот чудесным образом быстро продвигался вперед так, как будто над ним реял парус. Сколько времени продолжалась эта безумная регата – сутки или двое, – вконец измотанным путешественниками было невдомек, пока наконец шторм постепенно не угомонился. Последствия его были катастрофичны. Они лишились всех своих добытых с таким трудом запасов сушеной рыбы, почти всей пресной воды, брезента и одного из весел, которое Джейн не смогла удержать при очередном ударе волны. В фанерном ящике из провизии осталось лишь полканистры воды и одна жестянка с печеньем.
* * *
Однако их злоключения на этом не кончились. В полдень Ланселот услышал сначала какой-то комариный писк, который быстро усиливался, и скоро стало ясно, что это гул приближающегося самолета. И вот над горизонтом появилась крохотная точка, которая постепенно росла, обретая контуры аэроплана.
– Наконец-то! Долго же мы тебя ждали! – сердито крикнула Джейн в сторону провинившегося по причине своего опоздания самолета. – Скорее зажигай сигнальный факел, – скомандовала она, обратившись к своему спутнику.
– А вдруг это японцы? – с сомнением произнес он.
– Японцы, американцы, новозеландцы! По мне, хоть папуасы! Только бы выбраться из этой проклятой соленой водищи, как же она мне обрыдла! Молю, зажги же скорей этот чертов файер!
Ланселот сам уже держал его в руке.
– Ладно, рискнем, – сказал он и с этими словами дернул за бечевку сигнального устройства. Яркий белый огонь вырвался из поднятой над его головой картонной трубки, разгораясь все сильнее и сильнее в такт круговым взмахам руки. Пилот, видимо, сразу же его заметил, потому что самолет заложил крутой вираж и стал стремительно снижаться по направлению к плоту. Однако вместо дружелюбного покачивания крыльями раздалась длинная пулеметная очередь, прошедшаяся прерывистой дорожкой сначала по воде, а затем по борту и днищу плота, ровно между стоящими на нем людьми, каким-то чудом не зацепив их самих. Самолет оказался японским. Он пронесся над целью, но было очевидно, что в намерениях пилота было вернуться, чтобы убедиться в добросовестном выполнении работы.
– Падай, – заорал Ланселот, – видишь, мы убиты!
Джейн не надо было повторять дважды. Она рухнула как подкошенная, застыв на дне плота в картинной и даже несколько фривольной позе, которая, без сомнения, должна была понравиться японскому летчику. Тут Ланселот обнажил свою саблю и полоснул ею себя по руке. Брызнувшей кровью он щедро окропил дно плота, обрывки белого платья женщины и самого себя. После этого он также быстро упал на уже начавшее заполняться водой днище, приняв как можно более неестественную позу мертвеца. Картина жестокой расправы была полностью завершена. Прием сработал – аэроплан пронесся над гибнущим плотом еще и еще раз, сделав пару кругов, – это летчик разглядывал плоды своего на удивление точного и результативного огня и, вполне удовлетворившись увиденным, дал газу, и самолет-убийца быстро скрылся из виду.
За исключением того, что они остались живы, все остальное было отчаянно плохо. Плот оказался серьезно поврежден. Помимо трех довольно больших отверстий, пробитых в его днище, пулей был напрочь разорван задний поплавок, из которого вышел весь воздух, и плот осел назад в воду, залившую его почти на треть. И хотя благодаря остальным поплавкам он еще продолжал держаться на поверхности, нового серьезного шторма явно бы не выдержал. Из левой руки Ланселота продолжала сильно струиться кровь. Правда, вены себе он резать не догадался, поэтому в накладывании жгута надобности не было, и Джейн просто перетянула ему рану полоской ткани – очередной жертвой, принесенной ее когда-то роскошным бальным нарядом. Говорить ничего не хотелось, и остаток дня они провели в подавленном молчании. После того, что случилось, им ничего не оставалось, как предаться судьбе, уповая лишь на чудо.
Но чуда не произошло. Напротив, перед самым закатом на расстоянии ста футов из воды вдруг показался синеватый плавник, который по-хозяйски описал круг вокруг того, что осталось от плота, затем второй, третий, каждый раз сжимая кольцо. Вскоре к нему присоединились еще несколько таких же зловещих вестников смерти. Это привлеченные запахом крови, выпущенной из руки человека, вокруг плота со всей округи собирались серо-голубые акулы-мако – безжалостные стремительные убийцы, не пропускающие в море никакой добычи. По-видимому, они закончили свою рекогносцировку, убедившись, что то, что находится на полузатонувшем плоту, вполне годится в качестве закуски, потому что внезапно в борт был нанесен сильнейший удар, от которого двое людей неминуемо попадали бы в воду, если бы Ланселот, зная повадки серо-голубых, заранее не велел присесть и держаться как можно крепче. За первым толчком последовали и другие. Казалось, что мако решили поиграть плотом в водное поло.
– Ланс, они, что, хотят стряхнуть нас в воду? – испуганно произнесла Джейн.
– Кажется, да, – тихо ответил тот. – Но я уверен, этим они не ограничатся. Похоже на то, что придется драться всерьез.
Ланселот знал, о чем говорит. Мако – это одни из самых опасных противников для тех, кто в море. Они не ведают ни жалости, ни страха и не останавливаются ни перед чем. Как-то раз большая серо-голубая акула, подойдя вплотную к берегу, была подстрелена им из гарпунного ружья. А дальше было так. Она сначала рванулась обратно в море, легко порвав гарпунный линь, а затем неожиданно развернулась и бросилась на своего обидчика, несмотря на то, что тот стоял на берегу. Выпрыгнув из воды прямо на пляжный песок, мако клацнула своими острыми как бритвы зубами в каком-то футе от его ног, пытаясь лишить своего врага конечностей. Ей было плевать, что эта атака для нее последняя, к тому же форменное самоубийство, – главное было достичь цели. А цель у нее одна – расправиться с жертвой, а там будь что будет. Такая завидная целеустремленность вызывала уважение, и этот урок Ланселот запомнил навсегда.
Поэтому он приготовил свое единственное оружие – саблю, напряженно всматриваясь в воду и готовый ко всему. И не напрасно. Через несколько секунд вода с того края плота, который был в воде, разверзлась, и на палубу влетела на половину своего огромного тела злобная тварь длиной, наверное, не меньше двенадцати футов. Ее отвратительная розовая пасть была широко раскрыта, обнажив ряды ужасающих крючковатых зубов, загнутых внутрь, чтобы никогда не выпускать схваченную добычу. Передние же два зуба напоминали острые клинки, готовые мгновенно разорвать на части кого угодно. Акула, нетерпеливо подпрыгивая на животе, пыталась дотянуться до двух испуганных существ, жавшихся к другому краю плота, который от каждого из ее энергичных движений вставал к поверхности воды почти вертикально. Однако это упражнение сослужило ей плохую службу. В один из таких моментов Ланселот, который держал свое оружие наготове двумя руками лезвием вниз, сам того не желая, соскользнул со вставшего под углом к поверхности воды плота и уперся ногами прямо в плоскую и широкую акулью морду, между ее круглых черных, ничего не выражающих глаз. Еще мгновение, и он оказался бы в смертельных тисках чудовищных челюстей, однако предыдущий опыт не пропал для него даром: собрав все свои силы, он вложил их в один, но смертельный удар. Как молния мелькнул острый клинок, глубоко вонзившись в голову хищницы, пробив хрящ черепной коробки и крошечный мозг. Мотнув головой, акула отбросила Ланселота назад на палубу плота вместе с его саблей. Из глубокой раны на ее голове фонтаном хлестала кровь. Она еще продолжала беспорядочно биться, но было ясно, что запланированный ужин отменяется, по крайней мере для нее самой. Неожиданно для всех превратившись из охотника в жертву, она тут же пошла на корм своим недавним товаркам. Вода вокруг туши забурлила, сделавшись ярко-красной. Стая потеряла интерес к плоту и находившимся на нем людям, разрывая на части ту, которая еще недавно вселяла безграничный ужас, а теперь сделалась просто большим куском свежего мяса. Казалось, в лучах заходящего солнца кровью наполнился весь океан.
Вечерело. Несмотря на то что воздух за день был насквозь прогрет тропическим солнцем, Ланселота и Джейн бил озноб. Тесно прижавшись друг к другу телами, чтобы согреться, на краю наполовину погрузившегося в воду плота, мучимые голодом и жаждой, они впали в какое-то странное оцепенение, болезненный полусон, который единственный еще отделял их от той последней черты, за которой ждет подлинное отчаянье.
* * *
На рассвете им приснился один и тот же сон. Плот куда-то исчез, а их, совершенно обнаженных, качало на волнах, которые были красными, как кровь. И небо было таким же ярко-красным, а с него падали вниз самолеты с алыми дисками на крыльях, только вместо рева моторов они испускали резкие, отрывистые, скрипучие вопли, слышать которые было невыносимо. Джейн вскрикнула и открыла глаза. Небо и правда было алым – это над морем вставала утренняя заря. Разбудившие ее неприятные звуки были криками чаек, носившихся над почти скрывшимся под водой плотом. Зеленые волны поднимали и опускали его бренные останки, как бы взвешивая перед тем, как принять окончательное решение. Ее спутник тоже проснулся и, бросив взгляд за борт, вскрикнул, быстро вскочил на ноги, оказавшись по колено в воде, и указал на рукой на что-то за ее спиной. Женщина оглянулась, и, о чудо, – совсем рядом, буквально в полумиле из моря поднимался высокий, широко простиравшийся и вправо, и влево гористый остров. Острые пики темных скал, как акульи челюсти, вонзались в проносившиеся по небу подсвеченные солнцем розовые пассатные облака. Белые пенные фонтаны и каскады прибоя обозначали береговую линию, которой предшествовала протянувшаяся от берега обширная отмель. Встречаясь с ней, одна за другой вставали на дыбы высокие и крутые водяные валы. Со стороны океана были видны только их могучие зеленые спины, но легко было представить отвесные стены, обращенные к берегу. Они с ужасающей силой обрушивались на отмель, производя оглушительные громовые раскаты. Однако за линией прибоя, в редких промежутках между скалами, угадывались поистине райские кущи, яркие и нарядные, словно корзина свежих майских цветов.
Ланселот схватил весло и принялся править плот к берегу. Джейн пыталась помогать ему, отгребая воду руками. Даже опасность высадки не могла их остановить, ибо она была ничто по сравнению с тем, что им уже довелось пережить. И вот наконец волна зацепила их, мощно толкнула вперед и понесла к берегу с такой бешеной скоростью, что захватывало дух. Вокруг вода бурлила и пенилась, словно в кипящем котле. Казалось, что плот взлетел на гребне волны к самым облакам, а затем стремительно полетел вниз, встав вертикально и уйдя из-под ног. Они вылетели за борт в тот самый момент, когда волна обрушилась на береговой песок. Их закрутило и завертело в чудовищном водяном колесе так, что невозможно было понять, где верх, где низ, и внезапно бросило на отмель, обнажившуюся на миг между двумя очередными валами. Открыв глаза, Ланселот увидел, что с моря поднимается новая водяная стена, а откат от прежней волны властно тащит их ей навстречу. Попасть между ними – все равно что между молотом и наковальней. Кое-как, вставши на четвереньки, бешено работая руками и ногами, вязнущими в мокром песке и гальке, они бросились к берегу, отчаянно преодолевая сопротивление встречного пенного потока, когда наступающая волна все же настигла их и ударила сзади так, что ноги оторвались от земли, но она же и придала их телам спасительное ускорение, так что оба кубарем выкатились на сушу, оказавшись вдруг в относительной безопасности, хотя по инерции еще продолжали ползти прочь, подальше от этих страшных водяных таранов. Здесь они лишились сил и на некоторое время застыли, ничком уткнувшись в песок. Лишь через несколько минут Ланселот сумел заставить себя подняться и помог сделать то же самое Джейн. Она немало удивилась, что, несмотря на трудности, которыми сопровождалась их высадка, ее спутник каким-то загадочным образом сумел сохранить свой клинок, продолжавший висеть у него на поясе в ножнах. В свою очередь, она обнаружила у себя за пазухой и свой многострадальный клатч, который она положила туда перед тем, как устремиться на берег, и о котором совсем позабыла во время их сумасшедшего водного слалома.
Между тем открывшаяся их взгляду картина являла собой поразительный контраст с той, что им приходилось видеть в течение многих утомительных дней, проведенных посреди однообразного океана. Вдоль берега на целую милю протянулся великолепный пляж с ослепительно-белым песком, в который были вкраплены белоснежные глыбы коралла и груды больших и малых раковин самых различных форм и расцветок. Черные прибрежные скалы подступали к берегу почти вплотную, создавая грозный каменный вал на пути вглубь острова, и только один или два узких крутых прохода в виде каменистых осыпей оставляли такую возможность.
– Ну что же, придется осваивать остров, – сказал Ланселот.
– Почему ты уверен, что это именно остров? Может быть, это уже часть материка? – неуверенно возразила Джейн.
– Да, но только какого? Здесь нет никаких материков ближе чем на четыре тысячи миль. Думаю, что нам повезло и, возможно, мы наткнулись-таки на один из группы Маршалловых островов. Хотя до них должно быть еще далековато, да к тому же все они, насколько мне известно, коралловые, а этот остров явно вулканического происхождения. В любом случае мы достигли Микронезии. Многие из ее островов населены. Правда, у этого населения еще не очень давно была милая привычка к людоедству.
– О, я так их понимаю, я тоже сейчас бы кого-нибудь с удовольствием съела!
– Думаю, мы скоро найдем здесь чем поживиться. Вон сколько кокосовых пальм там, за этими скалами. Ты, надеюсь, любишь кокосы?
– Я сейчас люблю все, а кокосы в первую очередь!
Тем временем, идя вдоль берега, они достигли каменистой осыпи – вероятно образовавшейся в результате землетрясений и как бы открывающей на остров величественный каменный портал между двух высоких обрывистых скал. Вскарабкавшись по крупным валунам, они обнаружили, что за осыпью начинается зеленая долина, которая, будучи глубоко врезана в горный массив, поднималась к голым вершинам, высящимся в середине острова. На их красных отвесных стенах не могла найти себе пристанища никакая растительность, зато внизу расстилался пышный ковер тропической зелени, спускавшейся по крутым склонам к множеству пальм, растущих на дне светлой долины. По-видимому, здесь не должно было быть недостатка и в пресной воде, которая в виде пассатных облаков задерживалась высокими горными пиками, чтобы потом выпасть на землю свежей дождевой водой. И действительно, скоро взорам путешественников открылась небольшая речка, катившая в залив свои воды через намытую прибоем галечную полосу. Они бросились к ее берегу и, жадно припав к чистым струям прохладной пресной воды, смогли утолить давно мучившую их жажду.
На берегу ручья росли роскошные кокосовые пальмы, макушки которых возвышались над лесным пологом. Там в вышине были видны зеленые связки орехов, издали напоминавшие виноградные гроздья. Однако нечего было и думать, чтобы добраться до них, так они были далеко. Но только Ланселот и Джейн приблизились к пальмам, как что-то произошло. Раздался ужасный гул, сотни птиц разом сорвались с ветвей деревьев и взмыли в воздух. Земля под ногами вдруг резко сдвинулась сначала в одну, потом в другую сторону, затем все вокруг затряслось и заколебалось, да так, что невозможно было устоять на ногах. Со стороны прибрежных скал донесся грохот, словно гигантский самосвал с камнями разом сбросил весь свой груз. По поверхности реки со стороны океана прошла высокая волна, стволы пальм заколыхались, как будто на них налетел ураган. В этот момент, чуть не разбив им головы, что-то тяжелое пролетело совсем рядом и с силой ударилось о землю, произведя звук, который можно было принять за гром ружейного выстрела. Затем еще и еще. К ногам подкатился большущий кокосовый орех, напоминающий мяч для регби. И тут все успокоилось, как будто ничего и не было. Только поднятые в воздух птицы некоторое время продолжали с тревожными криками кружиться над деревьями, но вскоре и они угомонились, исчезнув среди густой листвы. Все происшествие заняло, наверное, не более двух минут, однако Джейн как упала на колени во время первого подземного толчка, так и продолжала сидеть с белым от ужаса лицом.
– Вот это, да! – только и смогла хрипло сказать она. – Нас никто не предупредил, что здесь еще и трясет!
