скачать книгу бесплатно
А потом я увидела Марека прямо перед собой. Высокий и широкоплечий, огромный, как снежный медведь. Свет ослепил меня, внезапно ударив в лицо, а в следующий миг, рука в перчатке, сомкнулась на моей лодыжке и рванула с такой силой, что я вылетела из вентиляции и распласталась на спине у ног человека.
Луч пистолета скользнул по моему телу и снова метнулся к лицу.
– Что за чёрт? – прошипел Марек. – Женщина?
Он сгрёб в горсть воротник моего платья и рывком подтянул вверх, так что я оказалась с ним лицом к лицу. Я увидела его тёмные глаза, густые чёрные брови, бороду и усы, посеребрённые сединой и инеем.
– Пожалуйста, – прошептала я на их языке, – прошу, пощадите. Я всего лишь…
Его рот чуть приоткрылся, как будто он хотел спросить что-то, но я не позволила. Ударила его в горло ножницами, которые сжимала в кулаке. Засадила их по самую рукоятку, и горячая кровь, хлынувшая из раны, обожгла мою руку. Он разжал пальцы, инстинктивно хватаясь за горло, и я упала на пол. Зашарила в поисках пистолета, который он выронил. Рукоятка, каким-то чудом, будто бы сама ткнулась мне в руку, и я сжала её и выстрелила пирату в грудь.
Второй человек, Ли, уже спешил, спотыкаясь об завалы.
– Марек? – завопил он.
Пригнувшись, я метнулась к укрытию. Как раз вовремя. Он был уже совсем рядом. Тело Марка лежало в свете прожектора, как на сцене.
– Эй ты! А ну выходи, тварь, – крикнул Ли. Его сапоги грохотали по металлическим панелям. – Мы перестреляли твоих братьев, как собак. Каково, а?
Он выстрелил, и огненный луч опалил подол моего платья. Я плотней сомкнула пальцы на гладкой рукоятке пистолета, и в тот же миг, уловила движение на периферии зрения. Прицелилась и выстрелила, затем ещё раз и ещё.
Ли рухнул. Мои колени тоже подкосились, накатившая волна головокружения сбила меня с ног. Оружие стало слишком тяжелым, и мне пришлось опустить его. Спотыкаясь и поскальзываясь на растекшейся крови, я поползла прочь от побоища, туда, где в дыру просачивался ледяной холод. Рваные края Инженерного отсека уже остыли, уже покрылись инеем. Я опустилась на колени на границе, между холодом и теплом. На меня смотрело бескрайнее тёмное небо, и две бледные луны – одна величиной с мою ладонь, другая – с ноготь мизинца.
Не думай. Просто не думай. Ты успеешь подумать об этом, когда будешь в безопасности. Но мысли были как пауки. Они заползали под кожу, и мне никак не удавалось выцарапать их оттуда.
Это был не первый раз, когда я сделала это – убила…
Первый раз был сразу после военного училища, куда нас с Трипом отправили в тринадцать лет. В шестнадцать мы служили на границе, и с оружием в руках охраняли пленных пиратов. Само собой работа пограничника – не для королевских деток, и все знали, что мы на ней не задержимся. Однако таков был закон – все выпускники военных учебных заведений должны были отслужить хотя бы месяц. Королевские дети – не исключение. Ну а потом дядя-Император с чистой совестью подберёт для нас какое-нибудь чистенькое местечко. И всё-таки тот месяц показался мне самым длинным в моей жизни. Я никогда не видела столько людей: чёрные, сильные, как чудовища из нирских сказок. Моё лицо всегда было скрыто, но они, разумеется, догадались, что я человек. Сперва они не верили, потом удивлялись, затем приходили в бешенство.
Как же я их боялась! Так боялась, что ночью не могла сомкнуть глаз.
«Они просто чувствуют твой страх», – слышала я со всех сторон.
Отлично, и что я могла поделать? К тому же дело было не только в этом. В глазах людей я была не просто врагом, а гораздо хуже – предателем. Одной из них, но на стороне лягушек! Ещё бы они не бесились.
Одного пирата я боялась больше всех других. Он не был самым сильным, пожалуй, но самым злым и задиристым. Никогда не опускал глаз, и даже если стражники били его, ухмылялся. У него были странные надписи по всему телу – от шеи и до лодыжек, я такого никогда прежде не видела.
Сначала, он просто смотрел на меня. Затем, однажды, он сказал что-то, чего я не поняла, но Трип понял и ударил его прикладом по щеке, выбив зуб.
– Ещё одно слово, – сказал Трип на их нижнем наречии, – и я пристрелю тебя за попытку бежать.
– Так я ведь никуда не бегу, головастик, – ухмыльнулся он, сплевывая кровь и осколки зуба.
– Да что ты, – Трип прижал дуло винтовки к тому месту, куда полминуты назад пришелся его удар. Пират поморщился от боли.
– Как-то не по-нирски, головастик, – только и сказал он.
Тем же вечером, когда прибыл конвой, пират набросился на одного охранника и сбил его с ног, и тогда я выстрелила ему в спину.
Тогда я удивилась тому, как просто это оказалось. Забрать жизнь – всё равно, что выстрелить в мишень на полигоне. И тем не менее, прошло уже два года, а я все никак не могу забыть того пирата. Он приходит в мои сны, и смотрит мне в лицо с презрительной усмешкой, и каждый раз, я просыпаюсь в холодном поту.
Что ж, Марек и Ли, возможно, тоже будут мне сниться…
Я позволила себе пару минут, несколько глубоких вдохов и выдохов, но как только мои ноги снова смогли меня держать, поднялась и вернулась к телам людей. Я принялась обыскивать их, быстро и методично, стараясь не пускать в голову ни единой лишней мысли.
Пистолет, который я забрала у Марека, оказался старой моделью, выпущенной ещё до того, как на стволах стали делать маркировку Нира, но дизайн был наш. МН-88, или, если по простому, то «Полночь».
Заряд в нём почти закончился, но тащить одновременно две винтовки тяжело, так что его я тоже прихватила, в качестве запасного оружия.
В кармане Марека обнаружился портативный коммуникатор. Я повертела прибор в руках. Допотопная модель. Если Нир и делал что-то подобное, то это было ещё до моего рождения. Голосовое управление. Отлично.
Всё во мне восставало против использования человечьего языка. К тому же я боялась, что мой акцент помешает прибору понять меня.
– Включить, – произнесла я, поднеся коммуникатор к губам. Ничего. Ладно…
– Включить, – повторила я, уже громче, уверенней, – включить.
Экран загорелся светло-голубым светом. Хм, значит, эта штука меня всё ж таки понимает.
– Покажи… ээ, вывести на экран последнее сообщение.
Коммуникатор мигнул, и по его поверхности побежали ряды цифры – координаты. Передо мной начала вырисовываться картина того, что произошло. Люди ударили по нам из импульсной пушки. Это – самый лучший способ сбить корабль, не повредив при этом драгоценное содержимое, как например, сердце. Питание «Колыбельной» отключилось, но, не выдержав нагрузки, корпус развалился в воздухе на части, которые затем упали на землю на некотором расстоянии друг от друга. Пираты зафиксировали местоположение основного отсека корабля и отправили туда отряд…
Я взглянула на двух людей. Тот, которого звали Ли, сказал, что они перестреляли моих «братьев». Была ли это уловка, просто попытка запугать? Или он сказал правду? Они вели себя очень уверено – уверенность людей, выигравших битву. Пока я была без сознания и приходила в себя – кто знает, как долго? – они вполне могли атаковать основной отсек. Команда и наш отряд из десяти нирян дали бой… и были убиты…
Я прикусила губу.
– Показать карту, – сказала я коммуникатору. – Отметить координаты основного отсека на карте. Вывести в трёхмерную плоскость.
Прибор снова мигнул. В воздухе передо мной появилась карта, разделённая вертикальными и горизонтальными линиями. Цифры координат превратились в точку на этой клетчатой поверхности.
– Отметить нынешнее местоположение. Проложить маршрут до указанного места.
Готово.
Пунктирная линия обозначила маршрут. Довольно далеко, но если взять пиратский челнок, доберусь за полчаса.
Больше ничего полезного у людей я не нашла. В кармане куртки Ли лежала пластиковая карточка – такие штуки обычно носят солдаты. Краем глаза я заметила на ней изображение женщины с маленьким ребёнком на руках. Я отбросила фотографию, как будто она обожгла мне пальцы.
Одежда была непомерно велика, но это было лучше, чем ничего. Я натолкала в ботинки бинтов и как можно туже затянула шнурки, подвернула рукава, разложила по карманам содержимое аптечки.
Я вышла из-под защиты корабля. Пейзаж, простиравшийся передо мной, был однообразным и пустым, если не считать глубокую колею, оставленную кормой. Лилайская равнина – далеко не лучшее место для кораблекрушения, и «далеко» – это ещё мягко сказано.
Но у меня остался пиратский челнок, и это несколько упрощало дело. Недолго думая, я забралась в него, села за штурвал и, немного помаявшись, таки разобралась, как поднять машину в воздух. Сверившись ещё раз с коммуникатором, я осторожно последовала проложенным курсом.
Глава 3
Колыбельная
Дорога успокоила мои мысли. Они больше не метались, как летучие мыши. Где-то недалеко раздался вой, и несколько протяжных голосов откликнулись на него, слились в единую гармоничную ноту. Не дикие звери – просто миражи, ветер, играющий со слухом. Ни одно живое существо не обитало больше на Лилайской равнине. Холод изгнал отсюда всех. Так что я не прислушивалась. Вместо этого, я думала о своей матери. О том, что она сказала бы, если бы увидела меня сейчас.
У нашей семьи был небольшой дом, стоявший на отшибе. Он назывался Зимний светоч, и венчал, подобно короне, вершину горы Меньшая. Воздух здесь, даже летом, был холодным и свежим. Казалось, вдохнешь его, и горести забудутся, дурные мысли рассеются, и все болезни исцеляться. В надежде на это, отец и поселил здесь мою мать, чьё здоровье было непоправимо искалечено за годы жизни на гибнущей Земле.
Дом был окружён садом. Несчастные деревья! Лето в этих краях было таким недолговечным, что не успевали они сбросить снег да распрямиться, радуясь теплу, как морозы снова подкрадывались на мягких лапах и принимались точить когти о хрупкую кору.
Сам дом был красивым. Он стоял тут с тех времен, когда в моде были природные материалы – камень и дерево. Рамы из светлого ореха, а по обе стороны от крыльца – тонкие, как молодые деревца, колонны из голубого нефрита. Комнаты были светлые и просторные, и ветру было свободно, влетать в открытые окна, раздувать занавески и теребить лепестки цветов в горшках, выманивая их сладкий аромат.
Когда я была совсем маленькой, я жила в этом доме с мамой. То время я помню плохо, оно – как вереница кадров, которые я пытаюсь связать в единый фильм, заполняя пробелы своими неумелыми детскими рисунками. Я помню, как мы с мамой спускались к озеру у подножия горы. Оно никогда не оттаивало до конца, но летом дыхание теплого ветра немного растапливало лёд, так что он становился прозрачным, и тогда, если смотреть с возвышенности, под поверхностью проступали очертания затонувшего старого здания.
– Это – дворец? – спрашивала я у матери.
– Нет. Когда-то – ещё до оледенения – это был цех по обработке овечьей шерсти».
– Пусть лучше дворец, – говорила я, потому что «затонувший дворец» звучало, по моему мнению, гораздо более захватывающе, чем «затонувший цех по обработке шерсти».
А мать закатывала глаза:
– Называй, как хочешь. Дворцом он от этого не станет.
Мать не была романтичной особой. Хотя кто-то мог бы посчитать её решение бросить мужа и родную планету, чтобы сбежать с существом иной расы чем-то вроде романтического безумства, на которые решаются лишь героини любовных романов. Тут уж, как посмотреть.
Я мало знала о жизни матери до Нира. Ещё меньше – о её муже, который был моим «родным отцом». Я видела его лишь на экране. В первый раз, когда мне было четыре. Мать здорово напугала меня тогда. Помню, как она схватила меня в охапку, подтащила к монитору и чуть ли не ткнула меня лицом в изображение.
– Это – он, это твой отец, – сказала она взволнованно. – Вот он, гляди!
На экране какой-то человечек – маленький и рыжий, с красноватым крупным носом – яростно кричал что-то с трибуны, размахивая рукой, а целая толпа людей внимала, окружив его, как дети любимого учителя.
Мама тоже смотрела на него c завороженным вниманием, и тогда я стукнула по консоли телевизора кулаком, и изображение заморгало.
– Это не мой папа, – сказала я ей. – Мой папа – принц.
Мать посмотрела на меня так, как будто я безгранично разочаровала её, помолчала немного, но потом кивнула:
– Да, пожалуй, ты ещё слишком мала, – сказала она и выключила трансляцию.
Больше она со мной о том человечке не говорила – ни о чем не говорила, если уж на то пошло. Вышло так, что я знаю её в основном из рассказов отца и видео-дневника, который она вела от случая к случаю.
Записи в дневнике были глупыми. О погоде, о том, что она ела на обед. О том, что у неё, кажется, кончается мёд. Как же я злилась, просматривая их! Из трёх сотен бессмысленных записей эта женщина посвятила своей единственной дочери лишь одну, самую короткую – меньше минуты.
Мне бы стереть их все и забыть, а не просматривать, снова и снова и снова, пока не выучу весь этот бред наизусть. Каждый раз приезжая в «Светоч», я запускала голограмму, и бледный призрак матери появлялся передо мной. Она сидела в призрачном кресле и пила призрачный чай. Не травяной, а настоящий, черный.
– Дорогие вкусы! – фыркала мачеха Веру Лан. Привыкшая с детства, как любая нирянка, к аскетичному образу жизни, она не принимала любовь к роскоши. Что ж, моя мать была такой. Отец рассказывал, что когда впервые увидел её, то подумал, что перед ним сама императрица, не меньше.
Женщина на голограмме не походила на императрицу. Скорее на птицу, экзотическую, но растерявшую яркое оперение, запертую в клетке.
«Каким, интересно, станет первое столкновение Майи с миром людей? – размышляла она вслух, накручивая вьющуюся прядь на палец. – Надеюсь, не слишком жестоким. Надеюсь, оно не разобьёт ей сердце».
– Ох, мать, – думала я, приближалась к дымящим останкам основного корпуса моей «Колыбельной». – Как в воду глядела!
Я оставила челнок, и оставшийся путь прошла пешком. Корабль стоял почти прямо, лишь чуть-чуть завалившись на правый бок. В темноте не было видно, но его внешняя обшивка была цвета старой бронзы. Добавить хоть капельку блеска – нет, это слишком. Императорской семье не пристало следовать за модами…
Ветер дул мне в спину, подгоняя, и все же я не торопилась. Мой палец прилип к курку. Руки и плечи саднили от напряжения.
Сначала, я увидела кровь на снегу. Не человеческая кровь – хотя кто-то может поспорить со мной, дескать, на глаз её не отличить. Зовите это тогда моим особым талантом – каким-то образом я всегда знаю. Всегда отличу кровь нирянина.
Каждый шаг открывал для меня всё новые детали. Нет, Ли не лгал. Люди были здесь. Перед моим взором предстало поле битвы – тела нирян, моих «братьев», как сказал Ли. Большинство из них – не солдаты, просто мужчины и женщины, невидимая команда, приводившая в действие огромный механизм корабля. Будто бы сцена из прошлого, во времена кровавых баталий, когда две армии сталкивались в рукопашном бою. Как глупо! Я вспомнила наш с отцом спор перед вылетом. Почему я отказалась взять больше солдат? Я думала, что поступаю так, как нужно – солдатам место на постах, а не в свите принцессы… что за идиотка! Будь с нами больше солдат, эти ниряне были бы живы.
Корабль возвышался надо мной, как скелет гигантского кита, выброшенный из морской пучины на берег. Металл был выгнут и опален. Снег вокруг подтаял, и был усеян обломками кресел, полок, панелей, труб. В корпусе была пробита дыра – чёрная разинутая пасть. Кто-то стащил обломки панелей вместе, и воздвиг из них импровизированное укрепление.
Человеческая кровь мешалась на снегу с кровью нирян, но людских тел видно не было. Возможно, они отделались лишь раненными. Возможно, унесли павших собратьев.
Я пробралась к дыре. Прислушалась, прежде чем шагнуть внутрь. Темный обесточенный коридор уходил направо и налево, и был пуст. Корабль-призрак. Даже в худшем из кошмаров мне не могло представиться, что судно, на котором я играла ребенком, станет для меня таким чужим и незнакомым. Разве это мог быть мой корабль?
Нужно добраться до кабины пилота. Там должна быть рация, чтобы послать сигнал бедствия, выйти на связь с Ниром.
Шаг за шагом, замирая и прислушиваясь, как кролик, оказавшийся вблизи волчьего логова, я двигалась вперед. Ветер вздыхал и гудел в трубах и шлюзах, стремясь обмануть мой слух и напустить страху. Что ж, ему не было нужды особенно стараться. И все же, каких бы монстров ни рисовало мне воображение, корабль был, по всей видимости, пуст.
Я поднялась в пассажирский отсек. Там царил хаос. Ящики были перевернуты – при падении корабля или при тщательном обыске, трудно сказать. Каюта, в которой ехали мы – Тир Мелу Вис и я – была пуста, чему я была несказанно рада. При всем моём раздражении по отношению к этой женщине, я всё ж таки не хотела бы наткнуться на её окровавленные останки. У меня не было иллюзий насчет её судьбы. Люди не брали пленных. Они не торговались с нирянами.
Я добралась до кабины пилота. Импульсная пушка. До чего умно. Вырубить всю технику, чтобы мы даже послать сигнал бедствия не могли! Нас хватятся лишь через десять-двенадцать часов. К тому времени пиратов и след простынет, а «Колыбельную», если буря разыграется, похоронит под снегом.
Корабль стремительно остывал. Я попробовала включить питание. Проверила резервную батарею. Нет, ничего, будто бы передо мной был не центр управления всем кораблем, а муляж из музея летной техники.
В гневе я обрушила приклад винтовки на приборную панель. Тонкая белая трещина побежала по её поверхности. Я смотрела на эту неровную линию, зажав рот рукой, сдерживая рвущийся наружу крик.
Моя рука нащупала коммуникатор, лежащий в кармане. Такие штуки охватывали лишь небольшую площадь, но я все же вытащила его, подержала в руке, включила.
– Ручная настройка.
Подтверждена.
Я провела пальцем по экрану, настраивая частоту.
Ошибка. Невозможно настроить частоту.
Знаю, слишком далеко. Всем, что доносилось до меня из динамика, был шум помех. Пару раз мне послышались голоса, реплики на родном языке, но это были всего лишь миражи.
– Корабль, – я назвала номер и класс нашего корабля, – потерпел крушение на Лилайской равнине. Наши координаты…
Ничего, тишина. Никто меня не слышал. Без толку даже пытаться.
Я опустилась на пол, уже холодный, растерявший всё тепло, и обхватила руками колени, спрятав лицо в рукавах куртки.
Ничего не оставалось, кроме как ждать. Надеяться, что меня найдут до того, как я отморожу задницу.
Шорох в дверном проеме заставил меня поднять голову.
Там, в зеленоватых отблесках резервных ламп, стоял призрак. Его кровавое одеяние спадало до пола. На снежном лице – огромные глаза, светлые и почти прозрачные.
