Чёрные страницы:Восточный Ветер 88-го

Никита Сметанин

Чёрные страницы:Восточный Ветер 88-го

Восточная Пруссия, зима 1944 года. Секретная лаборатория «Аненербе».

Обер-лейтенант Карл Штраус ненавидел это место. Морозный воздух снаружи не мог проникнуть в подземный бункер, от которого пахло озоном, свежей землёй и чем-то сладковато-приторным, как запах разложения. Его команда, элита из наследия предков – «Аненербе», – неделями раскапывала курган, обещанный им как ключ к победе.

И они нашли его.

В литом ящике из чёрного, отливающего синевой металла, холодного как сама вечность. Он лежал на бархате, выцветшем до неузнаваемости.

– Лейтенант, – просипел унтер-офицер Хельмер, молодой учёный-археолог в солдатской форме. – Кажется, это оно. «Орудие Победы».

Он светил внутрь фонарём, но свет будто проваливался вглубь, не желая освещать находку. Это была книга. Её переплёт был сработан из кожи неведомого существа, от прикосновения к которой мурашки бежали по коже. Две костяные застёжки, острые, как когти, скрепляли толстые, потемневшие от времени страницы. На обложке не было ни букв, ни символов – лишь причудливый, пульсирующий в полумраке рельеф.

– Открыть! Немедленно! – скомандовал Штраус, заглушая внутреннюю тревогу. Приказы из Берлина не обсуждались.

Пальцы Хельмера дрожали от волнения и холода. Он потянулся к застёжке, но едва его кончики коснулись кости, та с тихим, похожим на вздох щелчком, отскочила сама собой.

Воздух в бункере сгустился, стал тягучим. Фонари померкли, а керосиновая лампа на столе погасла, словно её задули. Но тьма, что хлынула из распахнувшихся страниц, была гуще простого отсутствия света. Это была живая, плотная субстанция, клубящаяся и бесформенная. Из неё вырвался низкий гул, похожий на биение гигантского сердца, и тихий шёпот на забытом языке, сводящий с ума.

– Мой бог… – успел прошептать кто-то.

Одна из теней метнулась к ближайшему солдату, лишь на мгновение коснувшись его лица. Он не закричал. Он просто… испарился. Оставив после себя лишь облачко пепла, повисшее в леденящем воздухе.

И тогда закричали все остальные. Не от боли, а от чистого, первобытного ужаса.

Штраус в ужасе отпрянул, понимая лишь одно: это не орудие. Это дверь. И они только что распахнули её настежь. Они выпустили не смерть и не демона из сказок. Нечто гораздо, гораздо худшее.

И потребовалось девятнадцать долгих лет, невероятных жертв и новая, ещё более страшная цена, чтобы найти способ захлопнуть эту дверь обратно.

Глава 1 Страшный подарок

СССР, конец лета 1988 года. Тольятти.

Последний месяц перед началом учёбы самое время для безделья. Жара плавила асфальт, и воздух над ним колыхался маревым. Компания друзей – Игорь, Ира и Лена – брели по пыльным улицам в растерянности. Завтра – день рождения их друга Сашки, а идеи для подарка так и не было.

– Ну что ему подарить? Новый альбом «Кино»? Он и так его перепишет на кассету. Футболку? Скучно, – вздохнула Ира.

– Смотри, барахолка! – Игорь, самый азартный из них, ткнул пальцем в сторону замызганной таблички «Букинистический». – Может, найдём какую-нибудь крутую старую книгу? Он же у нас литератор, оценит.

Внутри пахло пылью, старыми страницами и временем. Хозяин, седой мужчина с невероятно усталыми глазами, дремал у кассы, и даже звон колокольчика над дверью не заставил его сразу подняться.

Именно Игорь нашёл её. Книга лежала в самом углу, на полу среди списанного фонда, будто её только что принесли и поспешно сунули подальше. Толстый том в кожаном переплёте странного, темно-багрового оттенка. На обложке не было ни названия, ни автора, лишь едва заметный, будто выдавленный изнутри, пульсирующий рельеф. Две костяные застёжки, похожие на сломанные когти, были стянуты, но одна из них, треснутая, болталась, готовая соскочить.

– Вот это вещь! – восхищённо прошептал Игорь, поднимая ее. Книга была на удивление тяжёлой. – Старинная. Чувствуется, с историей. Идеально для нашего будущего литератора!

– Мне она не нравится, – поморщилась Лена. – Какая-то… ледяная.

– Зато с характером! – возразил Игорь.

Он понёс находку к кассе. Старик проснулся, взглянул на книгу, и на его лице промелькнуло что-то странное – то ли недоумение, то ли лёгкий, знакомый страх. Он даже отшатнулся.

– Это не для продажи, – пробормотал он сиплым голосом.

– Да ладно вам, лишний рубль не будет в кассе! – начал торговаться Игорь.

– Берите даром, – неожиданно резко перебил его старик, делая судорожный жест рукой, словно отгоняя назойливую муху. – Уносите. И никогда не приносите обратно.

Ошеломлённые такой щедростью, друзья поспешно ретировались, заворачивая мрачный трофей в старую газету «Правда».

Дома у Саши, вечером следующего дня.

Вечеринка в честь дня рождения Саши была в самом разгаре. Пустые бутылки лимонада валялись под столом, со старого патефона «Граммофон» модели 1930-х годов, отполированного до блеска и прекрасно работающего, играла группа Воскресенье.

Сашка был известным среди друзей коллекционером. Его комната в городе напоминала лавку старьёвщика: на полках аккуратно стояли довоенные фотоаппараты «ФЭД», бинокли, офицерский планшет, а на стене висел отреставрированный им самим баян. Он обожал историю, которую можно было потрогать руками. Все эти вещи были для него безобидными, молчаливыми свидетелями эпох, и он приводил их в порядок, давая вторую жизнь. Патефон был его гордостью и главным гостем всех вечеринок.

– А теперь – церемония вручения главного подарка! – с торжественным видом объявила Ира, вынося завёрнутый в газету том. – Нашему имениннику – нечто уникальное!

Сашка, ничего не подозревающий виновник торжества, с улыбкой принялся разворачивать подарок. Газета «Правда» упала на стол, и все увидели книгу. В свете китайского фонарика она казалась древней и зловещей.

– Ого – растерянно прошептал Сашка, проводя рукой по кожаному переплету. От прикосновения по коже побежали мурашки. – Это же… антиквариат! Ребята, вы там не обобрали какой-нибудь музей? Откуда это?

– Секрет! – самодовольно улыбнулся Игорь. – Нашёл в одном букинистическом. Старик-продавец чуть ли не силой вручил, сказал, что она тут со времён войны, какие-то немцы её при отступлении бросили. Для красного словца, наверное. Но круто же, да?

– Жутковатая, – заметила Лена.

– Зато с историей! – парировал Игорь.

– Так открой, посмотрим, что внутри! – с лёгким хохотом сказала Лена, которой наскучила таинственность. Легким, почти невесомым движением она коснулась сломанной костяной застёжки, чтобы продемонстрировать, как она работает.

Щелчок прозвучал негромко, но на удивление чётко, заглушив на мгновение музыку и смех.

Застёжка отскочила сама собой.

Страницы книги сами распахнулись с тихим, влажным шелестом, будто она делала глубокий вдох после долгого сна. Воздух вокруг стола вдруг стал неподвижным и густым, сладковатый запах из далёкого бункера 1944 года смешался с ароматом шашлыка. На несколько секунд воцарилась абсолютная тишина, в которой было слышно, как где-то далеко трещит сверчок.

А потом с далёкой колокольни пробило полночь. И показалось, что не первый, а какой-то другой, тринадцатый удар колокола прозвучал странно, надтреснуто и зловеще.

Книга Дьявола обрела новых читателей. И на этот раз она была на свободе не в стерильном бункере, а в самом сердце беззаботной жизни, полной дружбы, любви и наивных надежд – идеальной почвы для древнего зла.

Тишина длилась всего несколько секунд, но показалась вечностью. Как по сигналу, патефон с хриплым щелчком доиграл пластинку, и стрекот сверчков снова заполнил ночь. Кто-то нервно рассмеялся.

– Фух, вот это эффект! – выдохнул Игорь, первым оправившись от оцепенения. Он щёлкнул пальцами. – Прямо как в том американском ужастике, про который Петька с мехмата рассказывал! Мощно. Надо будет ему описать, он обзавидуется.

– Да уж, сюрприз… – Сашка неуверенно улыбнулся, но его взгляд всё ещё был прикован к книге. Мурашки на спине не проходили. – Спасибо, ребят, подарок… незабываемый.

Но атмосфера уже не была прежней. Воздух казался густым и холодным, несмотря на летнюю ночь. Ира молча сидела, обхватив себя за плечи, и бесполезно потирала руки – странный, липкий холод, наступивший после того, как книга распахнулась, не проходил.

А Лена вскочила с места. Её лицо было пепельно-бледным, а в глазах стояла не детская обида, а холодная, собранная ярость.

– Всё, хватит! – её голос дрожал, но не от страха, а от чистой ненависти к объекту, лежавшему на столе. – Убери эту проклятую книгу, Сашка. Сейчас же. И никогда больше при мне её не открывай. Слышишь? Никогда.

– Лен, ты чего? – растерянно, почти шёпотом спросила Ира. – Да ладно, поплохело тебе… всем поплохело. Но нельзя же так бурно реагировать. Успокойся.

– Ты ничего не чувствуешь? – Лена посмотрела на подругу с отчаянием. – Воздух-то какой? Он до сих пор пахнет… могилой.

– Ладно, всем троим срочно нужно отвлечься! – поспешно сказал Сашка, чувствуя, как по коже ползут мурашки. Он подошёл к своему патефону, снял иглу с зацикленной пластинки и судорожно начал листать свою коробку с записями. – Сейчас поставлю «Кино», и мы продолжим веселье. Это просто самовнушение.

Но веселья не получилось.

Ночь тянулась медленно и уныло. Голос Виктора Цоя, обычно заставлявший их подпевать и притопывать, сегодня звучал чуждо и отстранённо, как из другого измерения. Алкоголь, который Игорь с трудом достал к празднику, не грел и не веселил. Он лишь затуманивал голову, делая окружающий мрак ещё более густым и тревожным.

Тягостное молчание стало невыносимым. Игорь, отчаянно пытаясь вернуть всё в нормальное русло, резко хлопнул ладонью по столу.

– Ладно, хватит хмуриться! Давайте о своём, о хоккейном. Вот тот матч в январе, наши молодые против канадцев. 2:3! Дома! Вы как считаете, на чём конкретно облажались? Ведь по броскам 40:16 – просто уничтожили их, а проиграли!

Сашка медленно поднял на него глаза, словно возвращаясь из далёких мыслей.

– На первом периоде. Полный провал. «Вышли на лёд в таком состоянии – недопустимо», – вот как в «Футболе-Хоккее» написали. Весь первый период – сплошное нервное дерьмо, а не игра. Щебланов дважды неуверенно сыграл, защита Малыхина (или Мухина, чёрт их разберет) дважды удалилась за глупости – они за десять минут дважды воспользовались и всё.

– Не в удалениях дело! – Игорь с азартом вскочил на наживку, его голос на мгновение ожил. – Вот смотри, был же второй период! Отыграли одну шайбу в большинстве, Зелепукин ещё одну вколотил – 2:3! Целый период времени было отыграться! И что? Могильный и Фёдоров – ноль результата! Лучшие – и ни одного гола в самом важном матче!

– При чём тут Могильный с Фёдоровым? – мрачно хмыкнул Сашка. – Им всю игру втроём на шестерых канадских защитников играть? Весь третий период штурмовали – 38 бросков за матч! – а их вратарь Уэйт просто встал в раж. 95% отражённых бросков! Это не провал атаки, это просто феноменальная игра голкипера. Нам не повезло.

– О, а вот это зря! – Игорь уже вовсю вошёл в роль. – «Не повезло» – это для слабаков. Весь первый период проспали – вот и получили два гола в свою же сетку. А потом сколько моментов упустили? Дали канадцам сесть в оборону – а они в ней, как крысы в норе, сидеть умеют. Это не невезение, это психологический слом после первых десяти минут.

– А в том и ошибка, – Саша уже жестикулировал, – что тренеры не смогли их после первого перерыва психологически перезагрузить. Вышли не собранные. Допустили эти два глупых удаления в начале – и поплыли. Это системная ошибка подготовки.

– Эх, Лен, ты же смотрела! – Игорь, чувствуя, что проигрывает, резко повернулся к девушкам. – Кто виноват, по-твоему: игроки, которые не реализовали 40 бросков, или тренеры, которые выпустили их неготовыми на первый период?

Лена, всё так же бледная, лишь медленно покачала головой, глядя в пустоту перед собой.

– Какая разница сейчас? – её голос был тихим и плоским. – Какая разница, кто виноват в матче прошлой зимой? Вы ничего не чувствуете? Воздух не изменился? Вам не кажется, что в комнате стало… холодно?

Спор умер, даже не успев по-настоящему разгореться.

Спор умер, даже не успев по-настоящему разгореться. Игорь беспомощно замолк, его наигранный азарт растворился в тяжёлом, холодном воздухе комнаты. Они снова пытались завести разговор – о музыке, об учёбе, – но он тут же угасал, натыкаясь на ледяную стену всеобщего безразличия и невысказанного страха. Любая попытка поговорить была лишь поводом нарушить давящую тишину, проверить: «Вы ещё здесь? Мы ещё вместе?».

Но ощущение общности исчезло. В комнате было не уютно. Давно знакомое помещение вдруг стало чужим и мрачным, как будто в его углах притаилась и ждала своего часа та самая тьма, что ненадолго вырвалась из древнего переплёта.

К трём часам ночи, так и не сумев вернуть прежнее веселье, ребята начали расходиться. Прощание было быстрым и натянутым. Лена, всё ещё бледная, лишь молча кивнула на прощальные слова, торопливо выходя за дверь.

Дверь закрылась. Сашка остался один. Его взгляд упёрся в книгу, лежавшую на столе. Он вздохнул и решительно подошёл к ней. Коллекционер в нём не мог устоять перед желанием изучить новый экспонат без лишних эмоций.

– Что же с тобой не так? – тихо пробормотал он, беря её в руки. – Чем ты так напугал Лену?

Он уселся в кресло, устроившись поудобнее, и открыл книгу. Страницы были исписаны причудливыми, угловатыми символами.

«Интересная работа, – профессионально оценил он. – Похоже на стилизацию под готический шрифт, но не совсем. Сделано с фантазией».

Он медленно листал страницу за страницей, любуясь сложностью узоров, пока не добрался до последнего листа. И тут он наткнулся на надпись.

Посреди хаоса непонятных символов, в самом низу страницы, чётким почерком было выведено по-русски:

«Тот, кто выпустил сию тварь, тот и обречёт себя на смерть.

Тот, кто выпустил сию тварь, тот и станет сей тварью.»

Сашка хмыкнул.

– Ну и драматизм, – покачал он головой. – Прямо как в дешёвом романе ужасов. Видимо, автор решил напугать потомков перед закрытием книги. Получилось жутко, надо признать.

Он закрыл том, положил его на журнальный столик и откинулся на спинку кресла.

– Ребята, конечно, купились на эту театральность, – размышлял он вслух. – Лена впечатлилась, Игорь пытался быть крутым… А всё потому, что тот старик в магазине нагнал жути. Явно он тут постарался, чтобы побыстрее всучить этот странный антиквариат.

Он посмотрел на книгу уже без тени тревоги, как на интересную диковину.

– Надо бы завтра сходить в ту барахолку. Разыскать того продавца и узнать наконец, откуда у него эта… диковинка. Может, история у неё занятная.

Решение было принято. Рациональный ум Сашки нашёл самое логичное объяснение: дурной вкус неизвестного автора и мастерское психологическое воздействие букиниста. Никакой магии. Только история. А к истории он испытывал лишь здоровый профессиональный интерес.

Сашка уснул быстро, что не сказать о Лене. Мало того, что всю дорогу домой она пугалась каждого шороха в тёмных переулках, каждого треска ветки под чьим-то невидимым шагом. Ей повсюду чудились взгляды из-за углов, и она оборачивалась, чтобы поймать пустоту и тишину спящего города.

Придя домой, она не могла уснуть ещё долго. Ворочалась с боку на бок, и в такт стуку собственного сердца в памяти всплывали то влажный шелест страниц, то леденящая тишина, наступившая после, то испуганные лица друзей. Мысли кружились по одному и тому же замкнутому кругу, накручивая и без того свинцовую тревогу.

После часа бесплодных попыток заснуть, она сдалась. Сбросила одеяло и босиком, крадучись, чтобы не разбудить родителей, прошла на кухню. Механически поставила на плиту чайник и насыпала в кружку щепотку сушёной ромашки – бабушкино средство от всех бед и тревог.

Пока чай заваривался, наполняя кухню уютным травяным ароматом, она взяла с полки первую попавшуюся книгу – потрёпанный том какого-то романа. Устроилась у окна и медленно пила горячий чай, пытаясь сосредоточиться на строчках, а не на навязчивых образах. Слова сначала прыгали перед глазами, но постепенно тёплая кружка в руках и монотонное чтение сделали своё дело – нервное напряжение начало отпускать.

Минут через двадцать, со свежей, успокоенной головой и тяжестью в веках, Лена наконец почувствовала, как её клонит в сон. Она вернулась в комнату, легла и на этот раз почти сразу провалилась в беспокойный, но глубокий сон, уносящий прочь кошмары яви.

Глава 2 Жуткая встреча

Саша проснулся рано утром, несмотря на то, что лёг поздно. Его разум был неестественно ясен, а тело – послушно и бодро. Он вышел из комнаты, поставил чайник, умылся ледяной водой, заварил себе крепкий чай. Сделав первый глоток, он почувствовал внезапную, непреодолимую тяжесть в веках.

Он не успел даже понять, как очутился в своей кровати, погружаясь в глубокий, неестественный сон. Это был не обычный сон – это было путешествие, управляемое кем-то другим.

Перед ним возникла дверь – массивная, из тёмного, испещрённого трещинами дерева. Он постучал – больше из любопытства, чем из вежливости. В ответ тишина. Он нажал на медную ручку и вошёл.

За дверью находился просторный кабинет, утопающий в полумраке. Воздух был густым и сладковатым, с примесью запаха старой бумаги, воска и чего-то металлического, напоминающего кровь. За массивным дубовым столом, освещённым лишь зелёным абажуром настольной лампы, сидел человек и что-то быстро-быстро писал пером, которое скрипело по пергаменту с противным, царапающим слух звуком.

– О, а вот и наш любознательный коллекционер, – раздался спокойный, бархатный голос. Человек не поднял головы, не прекратил писать. – Славно-славно. Обычно те, кто открывают мои книги, либо сходят с ума, не дойдя до этого момента, либо тратят годы, чтобы научиться… стучаться. Ты же проявил недюжинные способности. Или же просто глупость.

– Кто ты? И почему ты в моём сне? – спросил Саша, чувствуя, как холодок страха скользит по позвоночнику, но его рациональный ум всё ещё искал лазейку, объяснение.

Человек наконец оторвался от письма и поднял на него взгляд. Его глаза были слишком тёмными, казались абсолютно чёрными и пустыми, без единого отсвета.

– В твоём сне? – он усмехнулся, и в его усмешке не было ни капли веселья. – Милый мальчик, это не твой сон. Это моя обитель. Твой разум всего лишь получил приглашение. Или, если быть точнее… повестку.

– Ты не представился, – с вызовом сказал Саша, пытаясь сохранить хоть какую-то опору в этом безумии.

– У меня много имён. Тебе какое? То, которым меня называли жрецы Древнего Египта? Или то, что шептали на ветру легионеры в подземельях Рима? А может, то, что кричали в агонии те глупые немецкие солдаты, что нашли одну из моих записных книжек? – Он говорил мягко, но каждое слово било по ушам, как молот. – Для тебя я – Автор. Это единственное имя, которое имеет для тебя значение.

Взгляд Саши упал на стол, на исписанные листы. Символы те самые, что были в книге.

– Заинтересовался? – «Автор» проследил за его взглядом. – Ты же у нас ценитель истории. Хочешь взглянуть? Это не совсем то, что в твоём экземпляре. Видишь ли, я путешественник. Я был везде. В каждом прошлом, в каждом возможном будущем, в каждом миге настоящего. И везде я оставлял свои труды. Свою Библию. Не ту, что учат в ваших жалких воскресных школах. Моя – о мире. О настоящем мире. О страхе, что сводит кишки в тёмном переулке. О боли, что слаще любого наслаждения. О ненависти, что горит ярче любой любви. О том, что правит этим миром.

Он встал и сделал глоток красного вина из хрустального бокала.

– Каждая моя книга – это дверь. Кому-то везёт – и за ней он находит ангела-искусителя, который нашёптывает ему пути к славе и богатству. Кому-то меньше – и он выпускает демона-шутника, который портит ему жизнь, но не забирает её. А кому-то – он посмотрел прямо на Сашу, и в его взгляде заплясали холодные огоньки, – кому-то не везёт совсем. И он выпускает саму Смерть. Не метафору. А ту, что ходит за тобой по пятам, дыша в затылок.

– О чём ты говоришь? Я не понимаю ни слова! – Саша почувствовал, как его уверенность тает.

– Ты листал книгу. Ты держал её в руках. И ты ещё жив и стоишь передо мной, требуя ответов? – Голос Автор медленно стал повышаться. – Никто. Никто не был так слепо нагл со мной. Ни немецкие оккультисты, молившиеся на меня в своих бункерах. Ни американские миллиардеры, покупавшие мои творения за состояния. Ни французские алхимики, искавшие в них философский камень! Все они пали перед ликом истины, что я им открыл! А вы? Четверо жалких, ни о чём не мечтающих детей! Вы обсуждаете хоккей и глупые книжки, боясь подумать о завтрашнем дне! Вы живёте на деньги богатых родителей и не знаете, как пожарить себе яичницу! И ты, мальчик, коллекционирующий пыльные безделушки, считаешь, что имеешь право стоять здесь и что-то требовать? Ты считаешь, что твой жалкий разум может хоть что-то понять?!

Он почти кричал. Каждая фраза была ударом хлыста, обнажая самые уязвимые, тщательно скрываемые страхи Саши. Он подошёл так близко, что Саша почувствовал тот самый сладковато-металлический запах.

– Ты не гость в моём кабинете, мальчик. Ты – экспонат. И твоя судьба уже записана. Иди. Посмотрим, как долго продержится твоё наглое любопытство.

Он щёлкнул пальцами, и мир «рухнул».

Саша дёрнулся и открыл глаза. Он лежал в своей кровати. За окном только начинало светать.

Сердце бешено колотилось. Он с трудом отдышался и сел на кровати, пытаясь прийти в себя. Сон был настолько ярким и реальным, что сладковато-металлический привкус страха ещё долго стоял во рту.

«Просто нервы, – попытался убедить себя Саша. – Вчерашние события, Ленина истерика… Всё накопилось».

Он потянулся к стакану с водой на тумбочке и замер. На внутренней стороне его запястья, будто выжженная раскалённым железом, алела свежая метка. Она напоминала стилизованный глаз, от которого расходились три изломанные, как трещины, линии.

– Это был не сон – прошептал Саша, сжимая запястье, где горела странная метка. Боль была настоящей. – Если не сон, тогда что? Предупреждение? Или уже угроза? Что это за знак?

Он посмотрел в окно. Прямо через дорогу стояла знакомая библиотека. «Там должно быть что-то в старых книгах, в архивах», – подумал он.

Он быстро оделся и выбежал на улицу. Утро было серым, на тротуарах блестели лужи. Он подбежал к библиотеке, схватился за холодную ручку двери и дёрнул. Дверь не поддалась. Внутри было темно и пусто. На двери висел замок, а на табличке было написано: «Открытие в 9:00».

Саша беспомощно отступил. Всё его решительность исчезла.

– Дай угадаю, – раздался сзади сонный голос. – Приснилось что-то страшное. Появилась метка на руке. И какой-то «Автор» говорил непонятные вещи?

Саша резко обернулся. На скамейке у входа сидела Ира. Она была бледная, с тёмными кругами под глазами, будто не спала всю ночь. Она укуталась в свитер и смотрела на него не моргая.

Саша молча кивнул. Как она могла знать?

– Мне тоже снилось, – тихо сказала она. – Я не видела его, но слышала тот же шёпот, что и вчера, когда книга открылась. – Она закатала рукав. На её запястье был точно такой же знак из трёх линий.

«– Библиотека откроется только через час», – сказала Ира. – Можем прогуляться по парку. Просто посидим и подумаем, что делать дальше.

В её голосе не было страха, только тяжёлое понимание. Веселья не предвиделось. Впереди был трудный и страшный разговор.

Ребята шли по парку. Молчание между ними было густым, как утренний туман, но наконец Ира не выдержала.

– Знаешь, когда я вчера вернулась… я вырубилась почти сразу. Не как обычно, – она нервно теребила край рукава. – Обычно я часами ворочаюсь, а тут – бац, и нет меня. Как будто кто-то просто щёлкнул выключателем. И проснулась уже засветло. Часов в двенадцать, наверное. Может, даже в час.

Она замолчала, с трудом подбирая слова.

– И потом… я просто пошла на кухню. Понимаешь? Я даже зубы не почистила, лицо не умыла. Я никогда так не делаю. Ты же знаешь мои… ритуалы. А вчера было ощущение, что я не я. Как будто мной кто-то управлял.

Саша молча кивнул. Он знал. Ира всегда сначала приводила себя в порядок, а уже потом шла заваривать чай.

– Я заварила крепкий чай, – продолжила она, – сделала глоток и всё. Провалилась. И этот… Автор, так он назвался? Говорил, что мой разум получил повестку. Но самое жуткое было не это. – Голос её дрогнул. – Я не управляла сном. Я была как… как узник в чужом теле. Я слышала, как мой собственный голос задаёт вопросы, которые сама бы никогда не задала. И ещё… – она замолчала, пытаясь собраться с мыслями.