скачать книгу бесплатно
Но разговор через дверь действительно уже напрягает. Рискнуть?
Опять приникаю к двери и громко интересуюсь:
– А если не отвернуться, если уйти? – повторяю с надеждой: – Уйти ты можешь?
– Хорошо, – мгновенно прилетает в ответ. – Уйду.
Да ладно! Вот так просто, стоило только попросить. И я уже почти выдыхаю с облегчением, но тут вдогонку предыдущим фразам раздаётся:
– На кухне подожду.
А я-то обрадовалась, что он уйдёт совсем. Ну да, чудес точно не бывает. В особенности в моём случае.
– Всё, считай, я уже ушёл, – звучит более приглушённо и определённо удаляется. – Можешь выходить. Я не смотрю.
Да что ж такое? Обязательно ему снова и снова напоминать? Я и так в курсе, а из одежды у меня по-прежнему только трусы и несколько полотенец – два поменьше и одно большое, банное. Заворачиваюсь в него как можно плотнее, беру с полки над раковиной ополаскиватель для полости рта. Он совсем жидкий, в отличие от шампуня и геля для душа, и супермятный. Думаю, если плеснуть им в глаза, эффект будет не хуже, чем от перцового баллончика.
Я на несколько секунд замираю перед дверью, прихватываю пальцами такую круглую фигнюшку на шпингалете, за которую держатся, когда его закрывают и открывают. Стараюсь сделать это совершенно бесшумно. А сердце, между прочим, то слегка обмирает, то опять слишком разгоняется.
А вдруг, как только я отопрусь, дверь мгновенно распахнётся и…
На всякий случай отвинчиваю крышку с ополаскивателя.
Шпингалет всё-таки негромко щёлкает, будто он сообщник и специально подаёт знак. Дверь не распахивается, но это ничего не значит. Тот человек мог притаиться за ней и ждать, когда я выйду. Осторожно приоткрываю её сама, напряжённо пялясь в увеличивающийся просвет, но ничего особенно так и не происходит. Тогда я посильнее толкаю дверь рукой, чтобы она до конца открылась, и я смогла увидеть пространство перед собой.
Ополаскиватель наготове!
Пусто. То есть вещи на месте, а никого постороннего нет.
Медленно выхожу, слышу, как на кухне начинает шуметь электрический чайник.
Ну ничего себе! Мало того, что припёрся незваным гостем, наплёл какой-то бредовой ерунды, ещё и распоряжается моими приборами. Хотя, опять же, не совсем моими. Чайник в квартире тоже уже был, хозяйский.
Взгляд натыкается на совершенно незнакомую мне огромную сумку, стоящую в прихожей. В такой запросто уместится расчленённый и плотно уложенный труп не слишком крупного человека. Мой, например. Но, похоже, сумка и так до предела набита. Надеюсь, не тем, о чём я подумала.
Проскакиваю в свою комнату, захлопываю дверь, приваливаюсь к ней спиной. Забываюсь и едва не роняю флакон с ополаскивателем. Кажется, из него всё-таки выплёскивается несколько капель, и комната наполняется освежающим мятным ароматом. Наверное, мне лучше побыстрее одеться.
Отбросив полотенце, я торопливо натягиваю шорты и футболку, и сразу становится немного легче – чувствую себя уверенней. И телефон теперь под рукой.
Позвонить в полицию? Или хозяйке Людмиле Алексеевна? Пусть объяснит, как такое могло случится. Неужели она сдала квартиру одновременно двум людям? Получила предоплату за три месяца и теперь…
А что теперь? Не скроется же она бесследно с нею, бросив квартиру? В чём выгода?
Или лучше всё узнать напрямую из первых уст, глядя в глаза. Кому? Действительно, кому?
Я знаю только голос. И пол – мужской. И больше ничего. Я ведь его совсем не разглядела.
Так может, выйти и посмотреть? Но, конечно, не только за этим. Поговорить по-нормальному, спросить, наконец-то разобраться, что происходит. С каждой минутой я всё больше уверяюсь, никакое это не ограбление, и не насильник-маньяк, а похоже, просто недоразумение.
Ладно-ладно-ладно. Сосредотачиваюсь, делаю несколько глубоких вдохов. Ополаскиватель, пожалуй, всё-таки опять прихвачу. Говорю себе «Женя, всё нормально! Вперёд!», резко разворачиваюсь, распахиваю дверь и решительно шагаю в коридор.
Да чтоб тебя! Опять чуть не натыкаюсь на него и опять вздрагиваю.
– Ты… ты… Да хватит уже меня пугать! – ору, не сдерживаясь.
Но на этот раз я успеваю его хорошо рассмотреть. Не совсем мужчина, в смысле – по возрасту, молодой парень. Наверное, мой ровесник, плюс-минус. Не сказать, что красавец, но вполне ничего. Если оценивать объективно. Но сейчас я далека от объективности.
4
Женя
– Ты же сказал, что будешь ждать на кухне, – с негодованием напоминаю я парню.
Он невозмутимо пожимает плечами. Серые, хотя может, и голубые – свет в прихожей не горит, поэтому здесь достаточно сумрачно, и толком не рассмотреть – глаза чисты и прозрачны.
– Ну, я просто… услышал, что ты уже в комнату ушла. Дверь хлопнула. Вот и решил пока перенести сумку.
– Куда?
Он опять дёргает плечами и спокойно поясняет.
– К себе. В комнату.
А вот у меня совершенно не получается быть спокойной.
– В какую комнату? «К себе». Какое «к тебе», если я здесь живу? Это моя комната.
– Ага, эта твоя, – кивает парень, легко соглашаясь, но тут же поводит рукой в сторону угла, указывает на соседнюю стену. – А моя та, другая.
Ну да, там есть ещё одна дверь, а за ней вторая комната, но она заперта, потому что в ней никто не живёт. И так всё и останется в ближайшее время, как клятвенно заверяла меня Людмила Алексеевна. Иначе я бы и снимать эту квартиру не стала – нафига мне ещё одно общежитие? Я бы тогда подыскала что-нибудь другое, пусть и чуть-чуть подороже. Или, по крайней мере, нашла бы себе в компанию девушку, знакомую и меня устраивающую, но уж никак не парня, которого увидела в первый раз.
Между прочим, в другой руке он держит ключи, и дверь во вторую комнату чуть приоткрыта, и сумки в прихожей уже нет. Успел – подсуетился? И его вообще ничего не смущает?
– То есть ты действительно собираешься здесь жить? – уточняю недовольно, взмахиваю руками. – А я? Ничего, что я здесь?
– Неожиданно, конечно, – вскинув брови, сообщает он. – И я не в восторге.
Он – не в восторге. С ума сойти! А я, можно подумать, нарадоваться не могу? Да я в бешенстве.
Почему у меня всё всегда складывается настолько отстойно? Вот вроде бы порадуешься, вздохнёшь с облегчением, и тут… А главное, ничто даже не предвещает заранее.
– Мне хозяин сказал, – многозначительно продолжает мой собеседник, – что вторая комната пустая, в ней никого нет. И не будет. Потому что его тётка живёт в другом месте.
– Ага! А мне эта его, судя по всему, тётка, сказала то же самое. Что вторая комната брата. Но он вообще в другом городе, а у его сына есть своё жильё. Поэтому вся остальная квартира исключительно в моём распоряжении.
Мы напряжённо пялимся друг на друга и, мне кажется, думаем примерно об одном. Что сейчас другой скажет «Хорошо. Тогда я ухожу», развернётся и отвалит. Усиленно транслирую взглядом это самое «Сейчас развернётся и отвалит», плюс ещё «И больше здесь не появится. Ни-ког-да».
– А зачем… – неожиданно интересуется парень и теперь указывает на меня, точнее на мою руку, в которой я по-прежнему держу флакон с ополаскивателем, – тебе эта штука?
Мне продемонстрировать? Если честно, очень хочется. Может, тогда он поймёт, что я чокнутая, со мной опасно связываться, а уж жить в одной квартире и подавно, и не просто отвалит, а сбежит, сверкая пятками.
Но подобное, скорее, из репертуара тупых-претупых комедий, и, похоже, я реально выгляжу очень странно с этим флакончиком, благоухающим мятой.
– Утром случайно унесла его в комнату, – объясняю сердито. – А теперь хочу поставить на место. Или надеешься, что я уже вещи пакую? Не дождёшься. Я здесь живу. Уже три дня, между прочим. Даже…
Его взгляд промеряет меня от макушки до ног, и уголки рта едва заметно изгибаются вверх, обозначая ехидную улыбку. А я… кажется, я понимаю, отчего ему вдруг становится весело.
Ну и что это? Просто свинство. Неужели теперь всегда, сколько бы времени ни прошло, сколько бы слоёв одежды я на себя ни напялила, я всё равно перед ним буду чувствовать себя голой? И смущаться.
Неосознанно провожу рукой чуть пониже шеи, сминаю ворот футболки, убеждаясь, что она действительно на месте. А уголки его рта, кажется, приподнимаются чуть выше.
Да какого лешего? Тем более я не смогу с ним жить в одной квартире, если он каждый раз, глядя на меня, будет видеть совсем другое, а не то, что на самом деле. И вообще! А пойду я и позвоню Людмиле Алексеевне. Это ведь она обязана улаживать подобное недоразумение? Ну и наконец-то избавлюсь от дурацкого флакона.
– Женечка, – отозвавшись на мой звонок, с нежностью выдыхает хозяйка, и, судя по кротким, даже слегка заискивающим интонациям, она прекрасно понимает, зачем вдруг мне понадобилась.
– Добрый день, Людмила Алексеевна! – стараясь унять прорывающее раздражение, вежливо произношу я. – Вы ведь говорили, что я буду жить в квартире одна, а во вторую комнату никто не въедет? Так?
– Ну-у, понимаешь, Женечка, – тянет хозяйка.
Не знаю, почему, но она с первого момента встречи называет меня вот так – уменьшительно, будто я её родственница. Не иначе моё невероятное обаяние тому причиной. Хотя – кого я обманываю? По-моему, она со всеми так общается. Она и выглядит подходяще, практически бабушка «божий одуванчик» – невысокая, полненькая, круглолицая. Волосы не длинные, но лежат пышными белыми локонами, усиливая ассоциации с пушистым цветком. Однако за простоватой добродушной внешностью и за вроде бы ласковыми интонациями определённо скрывается нечто непробиваемо-твёрдое. Это про таких говорят «мягко стелет, но жёстко спать». Смутить и напугать Людмилу Алексеевну тоже не так-то просто.
5
Женя
– Ну, вот кто ж знал, деточка, что так получится? – вкрадчиво выговаривает хозяйка, не забывая при каждом удобном случае вставлять в слова любимые уменьшительно-ласкательный суффиксы. – Что Лёшеньке вдруг тоже в голову идея придёт комнатку сдать. Я и сама только сегодня узнала. А иначе, конечно, всё бы по-честному рассказала и вводить тебя в заблуждение не стала. И, может, всё не настолько уж и страшно, а? Ну, сама подумай. Где ты ещё за такую денежку отдельную квартиру найдёшь?
Тут она безусловно права, именно на скромную оплату я и купилась, хотя жилище так себе. Дом старый, помещения маленькие, что комната, что прихожая, что кухня. Но в целом вполне прилично и терпимо: штукатурка с потолка не сыплется, обои со стен не отваливаются, сантехника не ржавая, из батарей не капает (правда про последние точно не знаю, летом отопление не работает), но видно же, что капитальный ремонт достаточно давно делали, а перед тем, как сдать, просто навели порядок. Кто здесь раньше жил, я выяснять не стала, по крайней мере, призраки усопших родственников по ночам не бродят, и ладно.
– Да и Лёшенька сказал, – не дожидаясь моего ответа, продолжает Людмила Алексеевна, – жилец очень даже порядочный. А ты девушка пока одинокая, – невинно добавляет она, прежде чем я успеваю вставить своё негодующее-правильное «Вот именно – жилец! Совершенно незнакомый мне парень», и приготовленные фразы застревают у меня в горле.
И что это значит? Теперь она ещё тысячу к оплате накинет? А то как же: отдельная квартира, газ, горячая вода, все удобства, да ещё и мужчина под боком, и даже никуда специально идти и искать не надо.
– Вы это к чему, Людмила Алексеевна? – строго интересуюсь у хозяйки.
– А что? – игриво восклицает она. – Лёшенька сказал, мальчик молодой и вполне симпатичный. – Потом разражается коротким тоненьким смешком. – Да шучу я, шучу. – И опять становится серьёзной, досадливо цокает языком: – Только вот… вторая-то комнатка брата, а Лёшенька его сын, имеет право распоряжаться. Ну, как я его заставлю? Женечка, может, вы там сами договоритесь? Или… уж ладно, так поживёте.
Ну, круто. Хозяйка по доброй воле что-то предпринимать не собирается, вообще не видит ничего страшного. А если я начну скандалить и права качать, ещё и заявит: «Не устраивает, отваливай. Попробуй найти что-нибудь получше». Да я и скандалить не умею.
– Ладно, Людмила Алексеевна, – смиренно выдыхаю в телефон. – До свидания.
Убираю его от уха, отключаю.
Возможно, договориться и правда вариант? Неужели он сам не понимает. Как его, кстати, зовут?
Выхожу из комнаты. И он из другой, почти одновременно. Почему мы опять совпадаем? Он тоже притормаживает озадаченно, спрашивает:
– Чай будешь? Или, хочешь, кофе сварю?
– Чего это вдруг?
– Да я в баре работаю. Мне не трудно. Даже привычно.
– А! Ты поэтому так и распоряжаешься? Как у себя за стойкой. Чужими вещами.
– Вообще-то, чайник мой, – спокойно сообщает парень. – Я кое-что ещё неделю назад перевёз. – Добавляет многозначительно: – И тогда тебя здесь не было.
– И что?
А теперь есть. Вот она – я. Здесь.
– Так будешь чай?
– Ну, давай.
Всё равно же я с ним серьёзно поговорить собиралась. Может, освободит жилплощадь, поищет себе что-нибудь другое?
Я первой захожу на кухню. Обслуживать меня не надо, сама справлюсь. Наливаю кипяток в свою чашку. Действительно свою – я её с собой привезла. Она достаточно большая, чтобы десять раз за водой из-за стола не бегать. Я из неё и кофе пью, не свежесваренный правда, растворимый, некрепкий, почти без сахара, но с молоком. Потом достаю из упаковки и окунаю в кипяток заварочный пакетик, беру чашку в руки, разворачиваюсь.
Парень в задумчивости стоит перед холодильником и сосредоточенно на него пялится, но, заметив моё движение, вскидывается и без всякого смущения спрашивает:
– А у тебя есть, чего поесть? Неохота в магазин тащиться. – И, поймав мой негодующий взгляд, торопливо добавляет: – А я тебе отдам. Потом. Продуктами. Но могу сейчас деньгами.
– Да ладно, – равнодушно машу рукой. – Бери, чего хочешь.
Наверное, если я его накормлю, он с большим пониманием отнесётся к моему предложению. Хотя поживиться у меня тоже особенно нечем, я и сама в магазин только собиралась, но хлеб ещё точно оставался, и немного колбасы, и чуть-чуть сыра. А в шкафу есть конфеты и печенье.
Он по-прежнему по-хозяйски распоряжается, и у него лихо получается, не только кофе варить (поверю на слово), но и делать бутерброды.
– А ты будешь? – интересуется он у меня.
Так кто кого угощает?
– Ну, можно.
– Тебя, кстати, как зовут?
Смысл знакомиться перед прощанием? Но я всё равно вежливо отвечаю:
– Женя.
– А меня Роман. Рома.
– Ясно.
Он приносит тарелку с бутербродами и свою чашку – она, надо сказать, тоже не маленькая – устраивается за столом напротив, ест и смотрит в окно. Глаза у него всё-таки голубые, волосы светло-каштановые и брови с ресницами тоже не слишком тёмные. Подбородок чуть выступающий, твёрдо очерченный, посередине нижней губы глубокая бороздка. Наверное, в холода трескается.
Господи, о чём это я? Да не всё ли мне равно, как он выглядит? Даже не хочется называть его по имени, и нет смысла откладывать.
