Неправильный ангел

Даша думала, королева ждёт её в одном из огромных залов, величественном и гулком. Обычно же так принимают во дворцах гостей. Но Лала привела её в небольшую комнату, довольно скромно обставленную по сравнению с другими помещениями зáмка.

Стоило девочкам войти, королева поднялась с кресла, посмотрела на Дашу долгим внимательным взглядом. Глаза у неё были большие, выразительные, невероятного фиолетового цвета, а лицо – такое же, как у Лалы, только ещё красивее и нежнее.

– Здравствуй, Дарина!

Возмущенно заорать, как на Лалу, услышав ненавистную форму своего имени, Даша не смогла. Что уж она, совсем?

– Я королева Ригании – Магнолия, – голос показался Даше низковат, но все равно очень приятен. – Моя дочь объяснила тебе, зачем ты здесь?

– Нет, – Даша почему-то почувствовала неуверенность и робость, хотя со взрослыми в последнее время общалась гораздо больше, чем с ровесниками, и никогда не испытывала смущения. – Она только сказала, что вам нужна моя помощь.

Королева утвердительно качнула головой.

– Так и есть. Но я ещё добавлю: «Очень нужна!»

– А что я могу сделать?

Обычно в книжках, которых Даша перечитала предостаточно, за помощью обращались к благородному рыцарю, бесстрашному воину, искусному волшебнику, великому мудрецу или храброму принцу. В крайнем случае к какому-нибудь супервыдающемуся крестьянскому сыну. А вот чтобы к девочке-подростку с ограниченными возможностями… Хм.

А королева Магнолия уже приступила к рассказу.

– Все началось с гибели моего мужа – короля Ригании, – прозвучало негромко и сдержанно, но Даша заметила, как напряглась королева, произнеся эти слова, как с силой стиснула пальцами подлокотники кресла, как отвернулась Лала, пряча потемневшие глаза.

Наверное, надо что-то сказать, поддержать, выразить соболезнования, но Даша не знала, что и как. А от неё и не ждали речей.

– Во дворец пробралась мантикора. Не понимаю, как ей удалось сделать это! И откуда она вообще взялась? Но теперь ‒ всё равно – ничего уже не исправить. Она напала на короля, когда он спал. И, конечно, Велмир не смог ей противостоять.

Кто такая мантикора, Даша понятия не имела, но желания немедленно восполнить пробел в знаниях у неё даже не возникло. Скорее всего, какое-нибудь чудовище. Да разве важно?

– А дальше… – грустно продолжила королева, но вдруг встрепенулась, поманила за собой. – Пойдем. Ты должна увидеть.

Магнолия вывела Дашу на балкон и указала рукой вдаль.

Даша растерянно замерла.

Безоблачное синее небо, не сливалось с землей на протяжении всего горизонта. Там, где прямую линию ломали острые вершины гор, клубилась огромная тёмная туча, на вид живая, подвижная. Мрак перетекал внутри неё с место на место, то сгущался, то чуть бледнел, выбрасывал длинные языки черной мглы, будто пытался слизнуть яркую синеву небес, заполнить собою все пространство.

– Что это?

– Тёмная сила. Никто не знает, откуда она взялась. Но она надвигается. С каждым днем. И там, куда уже добралась эта туча, не остается ничего: трава выгорает, деревья засыхают, животные бегут в испуге. Хорошо, что пока она не достигла людских поселений.

– Что ей надо?

– Я думаю, она ищет сердце Ригании.

– Сердце Ригании? – Даша пораженно уставилась на королеву.

Ну, ясно, у человека есть сердце, у некоторых животных. Но чтобы у страны…

Иногда, конечно, говорят, например: «Москва – сердце России». Но это же фигурально!

– Не понимаю.

– У каждого мира есть своё сердце, – заявила королева убеждённо, словно повторяла хорошо известную истину. – Источник сил, поддерживающий его существование.

– Река что ли? – неуверенно предположила Даша.

Королева улыбнулась чуть снисходительно.

– Нет. Сердце гораздо меньше. Оно может воплотиться во что угодно: в предмет, в растение, в животное. В придорожный камень или в древний талисман. Поэтому и захватить его не так уж трудно. А кто владеет источником сил, тот и управляет миром. Так представь, что случится с Риганией, если её сердце поглотит злая тьма!

Представлять Даша категорически отказалась.

– Надо же что-то делать!

– Безусловно, – подтвердила королева. – Мы должны отыскать сердце Ригании первыми. И тогда мы справимся с этой тьмой. – Она приблизилась к Даше, доверительно положила ладонь девочке на плечо. – Затем мы и позвали тебя. Ты поможешь нам его найти.

– Почему я? – в который раз изумилась Даша. – А вы сами?

– Мы? – королева печально вздохнула. – Для нас сердце Ригании – нечто само собой разумеющееся. Мы живём под его влиянием всю свою жизнь, и нам не выделить его среди обычных вещей. Чтобы узнать сердце, нужен человек из другого мира.

– Я? – в голосе Даши помимо изумления прозвучала ирония.

Всё-таки, необъяснимо странный выбор! При определенном старании и на современной Земле несложно отыскать персонажей, по качествам характера соответствующих и благородному рыцарю, и бесстрашному воину, и искусному волшебнику, и великому мудрецу, и храброму принцу, и даже супервыдающемуся крестьянскому сыну. Они что, ухватились за первого попавшегося?

Впрочем, это классно, что они ухватились за первого попавшегося. Классно, что случайный выбор пал именно на неё, на Дашу. Только… будет ли прок?

Даша ещё раз посмотрела на далёкую тёмную тучу, и ей показалось, что та немного выросла, заклубилась ещё сильней, налилась ещё большей чернотой. И уже не получалось оторвать взгляд, тот словно сам по себе, пытался пробиться сквозь мрак, узнать, что там, в непроглядной глубине.

Или ‒ наоборот? Это темнота пыталась проникнуть в Дашу? Заполнить, перетянуть на свою сторону, заставить работать на себя. Если она действительно способна найти то, что нужно. И Даша не удержалась, словно заворожённая, помимо воли сделала шаг ей навстречу. Но упёрлась в перила балкона, очнулась, вцепилась в них, замотала головой.

Магнолия наклонилась к ней, произнесла взволнованно:

‒ Ты что-то увидела?

‒ Не знаю, ‒ растерянно пробормотала Даша.

Сердце бешено стучало, и почему-то стыдно было признаваться, что поддалась очарованию тьмы. Это же, наверное, плохо. Совершенно не то, что от неё ожидали. Она ведь должна помочь, а не предать.

‒ Попробуй, расскажи, ‒ придвинувшись ближе, осторожно предложила до сих пор молчавшая Лала. ‒ Может, что-то особенное? Чего не видим мы.

‒ Нет, ‒ Даша опять замотала головой. ‒ Просто, когда я смотрела… на тучу… мне показалось, что она стала ещё больше.

Услышав её слова, Магнолия задумчиво сжала губы.

Неужели сейчас скажет, что они просчитались с выбором, что Даше для них вовсе не спасение, а ещё большая опасность?

А королева пристально глянула на неё и вдруг улыбнулась уголками рта.

‒ Похоже, мы не ошиблись. Ты именно та, кто нам нужна. Раз даже туча среагировала на тебя. Всё совпадает. В сражении с тьмой нам поможет девочка, благословлённая солнцем.

‒ Благословлённая солнцем? ‒ повторила Даша в полном недоумении.

‒ Ну да. ‒ Магнолия коснулась непослушной рыжей прядки. ‒ Волосы солнечного цвета, солнечные метки на щеках и носу.

‒ Это вы про веснушки?

Зимой и осенью их было почти незаметно, зато весной они становились крупнее и ярче и потом держались почти всё лето.

Королева опять улыбнулась.

‒ А Мартин сказал, рыжий ‒ это цвет неприятностей, ‒ внезапно вспомнила Даша.

‒ Мартин? ‒ Магнолия нахмурилась, вздохнула устало. ‒ Он всегда слишком много болтает. Не обращай внимания.

‒ Я же говорила, ‒ тихонько ввернула Лала.

Глава 4

о том, что часто, ища одно, находишь совсем другое

Все вместе втроём они вернулись с балкона в комнату, Магнолия посмотрела вопросительно:

‒ Так ты нам поможешь?

– Я сделаю, все что смогу, ‒ решительно пообещала Даша, но тут же растерянно пожала плечами: ‒ Но я не знаю, что.

– А ты не ощутила ничего необычного, когда только попала сюда? – поинтересовалась королева. ‒ Или вот прямо сейчас ничего не ощущаешь?

В ответ Даша потупилась и смущённо пробормотала:

– Здесь всё необычно. Я столько всего ощущаю.

– Конечно, конечно, – с пониманием откликнулась Магнолия. – Но мы что-нибудь придумаем. Вместе.

– Может, для начала попробуем манящие чары? – опять неожиданно вклинилась Лала.

Наверное, Даша так и не перестанет здесь удивляться.

– Чары? Но я же не волшебница!

Лала невозмутимо хмыкнула, вскинула брови.

– А для этого и не надо быть волшебницей.

Мать поддержала ее.

– Да-да! Попробуйте. Очень хорошая идея, доченька. И такая простая.

‒ Можно даже прямо сейчас, ‒ воодушевлённо её похвалой, воскликнула принцесса. ‒ Мы пойдём, мама?

Королева кивнула, а Даша уточнила удивлённо:

‒ Прямо сейчас?

‒ Ага, ‒ подтвердила Лала, ухватила её за руку, потянула за собой. ‒ Зачем откладывать? Ты не волнуйся. Это несложно. ‒ Опять ведя за собой Дашу, но уже в другую сторону, по бесконечным залам, переходам и галереям, она объясняла: – Здесь, во дворце, очень богатая библиотека. Чего там только не найдешь. Даже книги по волшебству есть со всякими там заклинаниями. А манящие чары, они и правда простые. Ими многие пользуются, когда надо что-нибудь найти. Например, вещь потерявшуюся.

Даша засомневалась.

– Но мы ведь ищем не просто вещь. Сердце.

– А оно, кстати, вполне может быть вещью. Мама же говорила.

Девочки спустились вниз по длинной крутой лестнице и очутились в очередной комнате, ещё более отличающейся от всех остальных.

Ни одного окна, дверь тяжёлая и мощная, а на ней – прочный засов, и никакой мебели. Пустые стены, ровный каменный пол, и полная тишина, в которой даже лёгкое движение начинает звучать, шорохом, шелестом. Но Лала чувствовала себя спокойно и уверенно.

Она повесила на стену светильник, который прихватила у начала лестницы. Его огонь чуть разогнал царивший в комнате мрак. А принцесса вынула из складок своего платья мелок, начертила на полу неведомый символ, указала в его центр.

– Вставай вот сюда. А я прочитаю заклинание.

Даша вступила внутрь знака с опаской и нерешительностью.

Раньше она ни с чем подобным не сталкивалась, разве только в кино видела всякие спиритические сеансы и вызов существ из другого мира и сейчас ощущала себя не в своей тарелке. И вовсе не от страха. Просто Даша относилась к происходящему не слишком серьёзно. Не верила она в свои способности к волшебству, и все приготовления показались ей какими-то чересчур киношными.

– Мне просто стоять или что-нибудь говорить? Ну, там: «Приди ко мне! Приди!»

Услышав собственные слова, Даша с трудом сдержала улыбку, а Лала не вынесла, хихикнула.

– Не надо ничего говорить. Просто стой. – Она посерьезнела. – И думай о себе. Ты сразу поймешь, если оно откликнется.

– Ага, – послушно кивнула Даша и на всякий случай закрыла глаза. Так гораздо таинственней и легче сосредоточиться.

Она услышала, как зашептала Лала, быстро, без пауз, будто выговаривала одно бесконечное слово.

Язык абсолютно незнакомый, ничего не понятно. Звуки сливаются в бессмысленный гул, и Даша думает совсем не о том, о чём нужно.

Лала велела: «О себе!» О-о-очень интересно.

Дашина жизнь не отличается разнообразием, думать о ней скучно. Дни похожи один на другой, и родители пытаются как-то их заполнить.

Поначалу, чтобы основательно сократить часы вынужденного ничегонеделания, чтобы максимально урезать время, которое дочь может потратить на безнадежные и печальные мысли, решили обучать её музыке. Ведь для игры на большинстве инструментов ноги ни к чему. Взять, например, гитару. Но приглашенный педагог, проверив предполагаемую ученицу на наличие музыкального слуха и чувства ритма, предложил: «Может вашей дочери лучше заняться рисованием? Или каким-нибудь рукоделием», – и виновато отвёл глаза.

Атмосфера в их квартире, вообще, вся насквозь пропитана этой всеобщей виноватостью.

Папа винит себя за то, что не доглядел за Дашей. Ведь это он гулял с ней, когда случилось несчастье. Заболтался по телефону, забыв про родную дочь, своей безответственностью сломал ребёнку жизнь.

Даша чувствует вину за то, что никогда не оправдает ожидания родителей. Не смогут они ею гордиться, не смогут хвастаться перед другими, не найдут в чужих лицах и словах ничего, кроме сочувствия и жалости. И имя это – Дарина – напрасно они для неё выбрали. Никакой она ни дар. Она – обуза, разочарование.

У мамы своя вина. Даша в её происхождении не сразу разобралась.

Однажды поинтересовалась, откопав в интернете несколько счастливых фактов, как люди после тяжелой травмы позвоночника вновь вставали на ноги: «Мам! А мой случай совсем безнадежный? Есть же такие методы, которые вылечивают. Особенно, если вовремя взяться».

Мама долго молчала, а потом всё-таки рассказала.

Дашу тоже взялись лечить вовремя, и таблетками, и уколами, и разными упражнениями, тренажёрами, процедурами. Хотя надежда на восстановление была слишком призрачной, каких-то пять процентов из ста, а сама Даша оказалась ещё слишком маленькой, чтобы терпеть бесконечную боль, чтобы преодолевать и бороться.

При виде белого халата она начинала отчаянно реветь: «Мама! Не надо! Я не хочу! Унеси меня!» И мама унесла. Подальше от всяких больниц. А после того, как призналась, долго твердила: «Дариночка! Прости меня! Я больше не могла терпеть, не могла слышать, как ты кричишь!»

Наверное, и Даша бы на её месте не вытерпела, а тогда, конечно, была рада, что мама её спасла. Это только сейчас появилось сожаление об упущенном шансе, и пять процентов перестали казаться такими ничтожно маленькими. А общая виноватость от осознания этого только возросла, и её концентрация в воздухе ещё больше повысилась, когда мама вышла на работу. Хотя, фактически, именно Даша заставила её сделать это.

«Мам! Ну чего ты со мной носишься, как наседка, – с нарочитой бравадой заявила Даша. – Я уже не младенец. Разогреть для себя еду – я в состоянии. Если надо, и приготовить смогу. Ты же знаешь! Ну и в остальном. – А напоследок воскликнула резко и вызывающе, не оставляя маме выбора: – Или ты меня считаешь абсолютно беспомощной, немощной инвалидкой?»

Мама легко и быстро нашла работу. В благотворительном фонде, который занимался поддержкой семей с детьми-инвалидами. Слишком быстро. Словно уже давным-давно присмотрела и застолбила для себя это место. Даша догадалась: маму, как и её, тоже тяготила определённая жизненными обстоятельствами строгая ограниченность личного пространства, ей тоже хотелось свободы, широты и безудержности желаний, пусть даже глупых и несвоевременных.

Мама ходила на работу с удовольствием, но оттого ещё сильнее ощущала свою вину. И никуда от неё не деться. Никому из них, все втроём угодили в её ловчую яму, которая с каждым годом становилась всё глубже и темнее. Совсем как та туча.

Даша опять её увидела. Или, скорее, почувствовала. Они же находились не на улице, в комнате, в которой даже окон нет.

Туча стремительно надвигалась, и для неё не существовало преград. Мрак просачивался прямо сквозь стены, заполнял пространство, менял очертания окружающих предметов, лишая их не только цвета, но и чёткой формы, преображал, уродовал.

Даже пламя в светильнике стало зловеще-багряным, зашипело, защёлкало, как неведомый зверь, а Лала исчезла. Даша её не видела, хотела оглянуться по сторонам, но не смогла. Уши заложило, и в висках застучало, словно она услышала собственный пульс. И какое-то таинственное странное существо, больше похожее на мрачную бесформенную тень возникло чуть позади неё, наклонилось к плечу, отрывисто зашептало в ухо:

‒ Ты же знаешь, что сейчас случится? Ты же помнишь?

Голос резкий, шелестящий, незнакомый. От него мурашки по спине, и дыхание перехватывает, и в груди разрастается холодная, тревожно дрожащая пустота.

Неужели это то самое сердце? Почему тогда так жутко и темно, и с каждым мгновением становится всё темнее? Оно настолько чёрное?

‒ Ты знаешь, что произойдёт. Прямо здесь, прямо сейчас. Ты точно знаешь.

А это что ещё за шум? Похоже на рычание мотора. Стремительно приближается, накрывает. И что дальше? Резкий скрежет тормозов, крик, глухой удар?

Даша вскинула руки, зажала уши, зажмурилась. И вдруг…

Тишина, полная, словно Даша провалилась в никуда, а мир исчез. Внезапный звук, насыщенный и гулкий, будто вдали кто-то ударил в колокол, а сразу следом… короткий язвительный смешок. Настолько неожиданный и неуместный!

– Мартин! – тут же раздался сердитый вопль Лалы. – Ну почему тебе всегда надо всё испортить?

Ясно.

Даша открыла глаза.

Кто ещё способен беспрепятственно проникнуть в любое место и бессовестно посмеяться над любой затеей?

– А что тут портить? – хохотнул Мартин, в непонятного цвета глазах под длинной чёлкой блеснул отражённый огонёк светильника. – Вы бы ещё приворотное зелье попробовали!

Лала проигнорировала обидное замечание, обратилась к Даше:

– Услышала что-нибудь?

Услышала. Но вряд ли недобрый шёпот главного Дашиного страха и рёв мотора неотвратимо приближающейся машины были как раз тем, что требовалось, и Даша отрицательно замотала головой. Ещё и под насмешливым взглядом Мартина она чувствовала себя полной дурой.

Даша и чары? Какая нелепость!

– Хватит ерундой заниматься. Всё равно вы ничего умного не придумаете, ‒ словно подслушав её мысли, выдал Мартин и неожиданно предложил, вполне миролюбиво: ‒ Пойдёмте лучше на праздник. – Но тут же добавил: – Хотя там в этот раз не так весело, как в прошлые годы. Но всё-таки. В любом случае интересней, чем эти ваши глупости.

Глава 5

о том, что искренняя благодарность всегда уместна

Праздник урожая отмечали в Ригании каждый год. Устраивали большую ярмарку, хвалились тем, что смогли вырастить, приготовить и создать. Гуляли, играли, пели и танцевали. Особенно веселились дети: ни в какой другой день в году не удавалось им попробовать сразу столько сладостей и вкусностей. Угостить бесплатно своим товаром хотя бы одного ребёнка – непременное условие того, что и дальше будут с тобой и благополучие, и достаток.

Хотя недавняя гибель правителя не располагала к восторгам и ликованию, хотя неизвестная угроза нависла над страной, отменить праздник урожая не решились. Отменить – значит проявить свою неблагодарность по отношению к щедрой земле Ригании, к её природе, к источнику питающих её сил. Просто вели себя более сдержанно: меньше было криков и хохота, музыка звучала не столь развеселая. Только дети, радовались от души, как обычно. Не умели они ещё ограничивать захлёстывающие их эмоции.

– На твоем месте, – заявил Мартин, оценивающе оглядев Дашу, – я бы переоделся. И накинул что-нибудь на голову. Чтобы скрыть эту рыжую копну.

Долго ещё он собирается цепляться к её внешнему виду?

– На твоем месте, – передразнила Даша Мартина, – я бы укоротила челочку. Во-первых, не модно. Во-вторых, из-за неё ты ничего не видишь дальше собственного носа. А заодно и язык.

Но переодеться она всё-таки переоделась – Лала подарила ей один из своих нарядов.

Вниз надевалась длинная белая сорочка, сшитая из тонкой чуть прозрачной ткани, с рукавами-фонариками и пышными оборками по подолу, а сверху что-то типа сарафана, более плотного и яркого. Даше достался изумрудно-зелёный. И напоследок ‒ широкий пояс с вышивкой и шнуровкой сзади. Лала сама помогла его завязать. А вот накрывать голову Даша ничем не стала.

Подумаешь, какие-то древние предрассудки! Её волосы ‒ её и невезение. Других-то не касается.

Однако, попав в шумную веселую толпу, Даша непроизвольно отметила: а ведь, действительно, ни одной рыжей шевелюры! И люди её немного сторонятся, бояться прикоснуться, словно она способна передать другим свою несчастливость. Но это только взрослые, а дети не обращают внимания на цвет её волос.

Младшим выделили на празднике свой уголок. Его местоположение определишь издалека, по неумолкаемому шуму, смеху, озорным закличкам.

Стоило им появиться, воздух прорезал восторженный звонкий голос:

– Мартин!

Из веселой кучи-малы выскочил черноволосый мальчик лет семи, бросился в их сторону, подлетел к Мартину, подпрыгнул и повис на нем, обвив руками и ногами.

Мартинового лица Даша не видела (а очень бы хотелось посмотреть!), спина же выражала обычную ироничную невозмутимость.

Мартин стряхнул с себя малыша, и тот, наконец-то, обратил внимание на девочек. По Лале он просто скользнул взглядом, а на Дашу уставился с любопытством и заинтересованностью.

– А я – Листик, – без стеснения сообщил мальчик, наклонив голову сначала к одному плечу, потом к другому.

Не ответить ему оказалось делом невозможным.

– А я – Даша.

– Необычное имя, – прозвучало немного по-взрослому.

– Да и у тебя, надо сказать, тоже.

– Что ты! – рассмеялся Листик. – Это не имя. Но все меня так называют. Говорят, что я, как осенний лист на ветру. Куда дунет, туда и лечу. А зачем? почему? – не знаю.

– Интересно! – Даша не нашлась, что сказать. А Листик подошел к ней, потянул за рукав и, когда Даша нагнулась, заговорщицки прошептал в ухо:

– Я – тоже рыжий. Только мама мне волосы покрасила. Чтобы отогнать несчастья.

И Даша сразу заметила, что и ресницы, и брови у Листика золотистые. У черноволосых такого не бывает.

– О-о-о! – раздалось возле другого уха, громкое и саркастичное. – Даша себе уже кавалера нашла. Быстро ты!

Нет, ну что ему вечно от неё надо? Почему он обязательно комментирует всё, что с ней происходит? Да ещё столь язвительно и насмешливо.

Даша с тревогой посмотрела на Листика: не обидела ли того ехидная тирада Мартина? Но малыш улыбался.

– Ты лучше сыграй, Мартин! Хорошо?

Мартин – удивительно! – ломаться не стал, запустил руку за пазуху, вытянул оттуда свою флейту, поднес к губам.

Те, кто заметили его движение, возбужденно зашумели, задвигались, берясь за руки и образуя широкий круг.

Каплей дождя прозвенела одна нота, маленькой птичкой выпорхнула другая. Флейта ожила, пробуя голос, и, наконец, запела, радостно и звонко, зовя за собой. Хоровод закружился, замелькали ребячьи пятки.

Листик снова потянул Дашу.

– Пойдем!

Даша смешалась.

Танцевать она не умела. Теоретически знала, как это делается, а вот практически последний раз занималась танцами ещё в детском саду, то есть жутко давно. Хороводы ей водить приходилось – на ёлке, естественно – но замкнутая в кольцо ребячья цепь уже распалась. Теперь танцевали маленькими группами, парами и даже поодиночке.

Даша так сможет?

– Пойдем! – настойчиво звал Листик.

Мартин, не отрываясь от инструмента, глазами спросил: «Трусишь? Да?» и даже сумел ухмыльнуться уголком рта. Даша поскорее отвернулась от него, позволила Листику утащить себя в гущу танцующих.

Малыш ухватился за Дашины ладони, запрыгал по кругу, размахивая руками.

На танец не слишком похоже, зато свободно и проказливо, под стать музыке Мартина.

Создавалось такое впечатление, будто он играл не какое-то заученное произведение, а придумывал на лету. Или флейта в его руках пела сама? То, что ей хотелось, то, что она ощущала в данный момент, превращая в мелодию яркие краски летнего дня и настроение веселящихся вокруг ребят. И Даша под её наполненные жизнью трели кружилась, скакала, смеялась, дурачилась и даже пыталась подпевать: «Та-та-тата-там-татам!» А ещё она иногда поглядывала на Мартина. Не верилось в эти его удивительные музыкальные способности.

Лицо у Мартина не выглядело ни вдохновенным, ни просветленным, глаза озорно и ехидно поблёскивали из-под чёлки, невольно вызывая ассоциации с гамельнским крысоловом. Даша была уверена: юный флейтист, если захочет, запросто сможет, зачаровав своей музыкой всех детей, увести их куда угодно. Даже без причины. Просто из вредности.

Мартин прервал игру внезапно, ни с кем не считаясь.

– Все! – заявил категорично и своевольно. – Во мне весь воздух закончился.

– Тогда пойдем играть, – предложил неугомонный Листик, а Даша удивленно подумала: «Почему малыш так привязан к Мартину? Почему легко прощает ему и резкость, и несносность?»

Мартин скривился.

– Вон пусть лучше Даша с тобой идет.

– Нет-нет-нет! – Даша протестующе замахала руками. – Я устала. Мне отдохнуть надо. Я не привыкла так много двигаться.

– Почему? – вопросительно глянул Листик.

Даша не стала вдаваться в подробности.

– Я болела.

Листик изогнул золотистые брови.

– А я тоже болел, – доложил довольно. – Очень-очень долго. Так долго, что даже когда поправился, говорили, я всё равно умру. Потому что у меня все силы кончились. Но потом пришел…

Мартин, стоявший чуть поодаль, внимательно наблюдал за резвящимися детьми и, видимо, тоже заразился их весёлым озорством.

– Ты, кажется, играть хотел! – не дал он закончить Листику фразу, дёрнул за собой, увлекая в толпу.