скачать книгу бесплатно
– Макс.
– Целый век особого положения… титулованные лентяи, проживающие деньги прошлых поколений…
– Макс!
– Интересно, что эти люди о себе возомнили…
– Хватит, Макс! – кричит ему Мэгги.
Макс сразу садится на место.
– Прости, Мэгз. По крайней мере, папа сказал им (цитирую): «Поцелуйте мой американский зад» – может быть, хоть это немного тебя утешит.
– Не удивляюсь, что он так сказал, – весело замечаю я, слизывая с пальцев черносмородиновый джем. – В смысле, я никогда в жизни не слышала большей чуши. Они всегда делают такие мерзкие выводы! Ха-ха-ха, не журна-листы, а журна-глисты, правда?
Победоносно смотрю на остальных, но все усердно заняты едой.
– Ну ладно, – спокойно продолжает Мэгги, протирая губкой плиту, – боюсь, сегодня вечером меня не будет. Бен приехал на каникулы, так что я взяла отгулы до конца недели.
Макс, Мерси и я сразу начинаем коситься на Фейт.
Бен – сын Мэгги, и он влюблен в Эффи с тех пор, как им обоим было по шесть лет: тогда он всюду ходил за ней по пятам и в знак безграничной преданности приносил ей на съедение гусениц. Мне это всегда казалось очень романтичным, но она никогда их не ела.
– Правда? – Фейт заливается краской и старается не смотреть на нас. – И как ему новая школа на севере? Наверное, вы очень по нему скучаете.
– Да, правда, – кивает Мэгги, вытирая руки кухонным полотенцем. – Но ему нравится жить с отцом в Эдинбурге, и я стараюсь этого не показывать. Знаю, я необъективна, но мне кажется, он становится ужасным сердцеедом. Все девушки в шахматном клубе приготовительного колледжа сходят по нему с ума.
Макс и Мерси хихикают.
– Как вы, должно быть, им гордитесь, – говорит Фейт, бросая на них испепеляющие взгляды.
– Как гордитесь, – хрюкая, соглашается Мерси. – А он все так же помешан на игре в «скрэббл»? Помните, какой запас слов у него был специально для игры: типа «благоухающий», «морока» и тому подобное? Помнишь, Эфф?
Наверное, здесь стоит добавить, что Бен – низкий и костлявый, с вьющимися мышино-серыми волосами на косой пробор. Когда я видела его в последний раз, он отпустил тонкие усики и постоянно поглаживал их, как будто, чтобы привлечь удачу.
– М-м-м, – говорит Фейт, играя ложечкой, – уже не очень помню. Это было так давно.
Мер и Макс начинают рисовать в воздухе усы и играть на воображаемых волынках, пока Мэгги наконец их не одергивает.
– Хотите сами готовить себе сегодня ужин, а, Аббатство Даунтон?
Они тут же успокаиваются, ведь никто из нас не умеет готовить.
– Как я уже хочу наконец стать знаменитой, – говорю я, глядя на заметки в газетах сияющими глазами. – Интересно, какую чушь они будут писать обо мне. Потому что пока, даже если на меня нападут зомби, в газетах появится только мой обглоданный локоть.
– Да ладно, – морщится Мер. – Если зомби когда-нибудь вторгнутся в Англию, ты обязательно влюбишься в самого мерзкого из них, Пудель.
– О Прекрасный Зомби! – кричит Макс, делая вид, что залезает себе в грудь и разбрасывает по столу невидимое содержимое. – Вот мое сердце, оно твое навеки! Делай с ним все что хочешь!
Мер начинает пускать слюни и изображать, что хватает и съедает мое сердце.
– Немного романтики никому не повредит, – строго говорит Мэгги, а мои брат и сестра снова хихикают. – В общем, молодежь, ведите себя прилично. Не хочу, чтобы здесь рыскали газетчики, пока я буду колдовать над суперсекретным рецептом пастушьего пирога.
С этими словами она надевает кардиган и выходит.
– Немного романтики не повредит, – выдавливает Макс, как только за ней закрывается дверь. – Только если в этом не замешана нежить, пожирающая людей.
– Я уверена, малышка, что зомби тоже полюбит тебя, всю, до кончиков ногтей, как люблю тебя я, – говорит Фейт, наклоняясь ко мне и целуя в щеку. – Как все мы.
– Ага, до кончиков ногтей и до кишочков.
– Знаете что? – говорю я, когда после очередного взрыва смеха мои сестры и брат встают наконец из-за стола. – Если б я действительно влюбилась в зомби, уверена, наша великая любовь преодолела бы все препятствия. Это был бы потрясающий блокбастер с шикарной любовной линией, и мои поклонники платили бы миллионы, чтобы его посмотреть, вот так.
– Не волнуйся, сестренка, – отвечает Мер с улыбкой, засовывая в рот остатки круассана. – Не сомневаюсь, однажды ты наконец встретишь парня, у которого будет отсутствовать добрая половина мозга.
Теперь они допивают напитки и проверяют телефоны. Поэтому я вскакиваю с места и начинаю делать то же самое.
– А теперь чем займемся? Давайте вместе посмотрим какой-нибудь фильм. Может быть, «Наше сердце»? Мы его сто лет не смотрели.
Именно на съемках этого фильма встретились мама с папой: эпическая, масштабная любовная история, которая разворачивается в Лондоне во время Второй мировой войны. Я, правда, посмотрела его вчера вечером, но если это сделал один, то не считается.
– Прости, Пудель, – говорит Макс, дожевывая тост и направляясь к лестнице, – но мне нужно выучить роль на целых три строчки. На всякий случай, если Второй посланник сломает ногу.
Я с надеждой смотрю на Эффи.
– Не сегодня. – Она вздрагивает, когда начинает вибрировать ее телефон. – Ноа на несколько недель уезжал в турне по Европе, значит, теперь он должен рассказать мне во всех подробностях обо всем, что он там ел.
Тогда я без особой надежды поворачиваюсь к Мерси.
– Ни за что на свете и ни за какие коврижки, – зевает Мер. – Это скучный фильм, ты прилипала, и я пойду еще посплю. Иди, поиграй со своим Зайчиком, или как там его зовут.
Когда я была маленькой, у меня был воображаемый щенок, и мои сестры и брат до сих пор думают, что напоминать мне о нем круто, хотя я уже много лет с ним не играю, что естественно.
– Его звали Лучик, – с возмущением отвечаю я. – И если вы подождете минутку, может быть, мы…
Нет, они все уже разошлись.
6
РИЧМОНД, СОЛНЕЧНОЕ УТРО ПОНЕДЕЛЬНИКА
Камера пролетает над огромным, массивным особняком из красного кирпича, с пятнадцатью спальнями и бассейном в середине большого сада. Он окружен деревьями и высокой стеной, длинная подъездная аллея, посыпанная гравием, ведет к входной двери, а в глубине сада змеятся веселые ручейки.
ХОУП, пятнадцать лет, смотрит в большое окно; на ней футболка с надписью I LOVE YOU A LATTE и светло-голубые джи…
Пауза.
Быстро (пока не исчез этот приятный свет) я бегу в прачечную, копаюсь там в куче одежды, отбракованной Мерси на прошлой неделе, и наконец нахожу потрясающий черный комбинезон Chloе; он немного мне великоват, и на груди у него пятно, но он гораздо лучше подходит для этой сцены.
В восторге натягиваю его, завязываю на талии поясом от пальто, цепляю в прихожей пару замшевых розовых туфель Prada на высоченном каблуке; под действием вдохновения нахожу в кармане пиджака Мер ярко-красную помаду Dior, мажу губы и быстро бегу обратно вверх по лестнице.
Итак, продолжаем.
Хоуп смотрит в большое окно, на ней комбинезон от Chloе, на губах красная помада. Она выглядит шикарной, при этом свободной и непринужденной, как будто в любой момент может просто сесть на диван. У нее идеальная осанка и задумчивое выражение лица.
КРАСИВЫЙ ЮНОША шагает по длинной подъездной дорожке.
ЮНОША
(поднимает голову)
Надо же, я столько раз ходил по этой дорожке и никогда раньше не видел эту девушку!
ХОУП
(с удивлением)
Надо же, я столько раз стояла у этого окна и никогда раньше не видела этого юношу!
ЮНОША
Прекрасная девушка, откройте мне окно, поговорите со мной!
ХОУП
Что?
ЮНОША
(делает жесты руками)
Откройте окно!
ХОУП
А!
Она открывает окно.
ХОУП
(продолжает)
Простите, я вас не слышала. Я была погружена в мысли о поэзии и сосредоточилась на чем-то очень далеком. Подождите!
Начинают играть скрипки. Она бежит вниз по лестнице и открывает дверь. Несколько секунд они смотрят друг на друга.
ЮНОША
Мне почему-то кажется, что мы с вами уже где-то встречались.
ХОУП
И все-таки в вас столько всего неизведанного.
Он наклоняется. Они це…
– Хоуп! – доносится сверху крик Мерси. – Сними немедленно мой комбинезон и прекрати прятаться у окна, ты не снимаешься в дурацком ужастике.
И она хлопает дверью.
Я вздыхаю (я снимаюсь в романтическом фильме, да будет тебе известно) и иду в свою комнату, чтобы переодеться. Ведь со дня на день здесь может неожиданно оказаться красивый разносчик газет или какой-нибудь потрясающий доставщик продуктов из «Хэрродс», но я не буду стоять у окна и не смогу его очаровать. И за эту роковую ошибку буду потом всю жизнь винить свою старшую сестру.
Снова оказавшись в своих джинсах, я роюсь в телефоне, чтобы прочитать более подробный гороскоп. Вдруг телефон пищит, и на экране всплывает кричащий заголовок: «Неужели любовь мертва?! Всеми любимая пара рассталась! Мы в слезах!», а рядом – фото моих родителей в их лучшую пору. Я сразу же закрываю этот бессовестный журна-глист-ский кликбейт.
Потом меняю местами постеры из фильмов на стенах так, чтобы огромный плакат с целующейся парой оказался как раз напротив моей кровати. У вселенной есть свои тайные пути, но, может быть, она реагирует на прозрачные намеки?
Я так же осторожно перебираю свои бесценные сокровища: «хлопушку» со съемок классического немого кино с моей прабабушкой в главной роли – «Это случилось не здесь!», бабушкины шелковые перчатки из «Вечернего дождя», длинный, украшенный драгоценными камнями меч, с которым мама была в фильме «Губительницы», и режиссерское кресло из папиного фильма «Волны времени», получившего Золотой глобус. (Но, честно говоря, я не особо понимаю, за что он получил эту премию: он о флоте, и там совершенно нет любовной линии.)
С улыбкой поправляю старую маленькую фотографию моих дедушки и бабушки по отцовской линии (они лучезарно улыбаются перед своим очаровательным ярким домиком в Новом Орлеане), чтобы они не чувствовали себя выброшенными за борт.
Включаю «Наше сердце», чтобы оно громко звучало на заднем плане, потом беру телефон и нажимаю кнопку быстрого набора.
– Привет! – звучит в трубке глубокий американский голос. – Это Майкл Риверс. Если вы звоните по рабочим вопросам, свяжитесь сначала с моим агентом в First Films. Если нет, не стесняйтесь и оставьте сообщение после сигнала.
Пи-и-и.
– Пап, привет, – начинаю трещать, увеличивая громкость фильма еще на два деления и выставляя вперед телефон, чтобы звуки начинающейся перестрелки были отчетливо слышны. – Как там твои съемки? Ты, наверное, уже почти закончил?
Тереблю его старое режиссерское кресло пальцем ноги.
– Ну, в любом случае, мне кажется, тебе пора все это сворачивать и скорее возвращаться домой, хорошо? Идеально было бы к пятнице. А еще: можешь привезти мне со съемок какой-нибудь дорогущий уникальный сувенир? Например, туфли главной героини. Шестого размера, но, думаю, при необходимости я сумею ужаться и до пятого.
Провожу пальцем по павлинам на обоях и бесцельно выхожу в коридор.
– Так, значит, увидимся в конце недели? Счастливого тебе пу…
И тут вижу в окно, что по подъездной дорожке ползет огромный серебристый «мерседес», а за ним следуют пять машин гораздо меньшего размера, синего, красного и черного цветов, и я совершенно точно их не узнаю. Святые гороскопы, это же сюрприз, посланный Сатурном! Приятный сюрприз! Слава богу, я всегда смело иду вперед.
– Мне пора, – говорю я и отключаюсь.
Затем (с заученным изяществом) встаю прямо у окна, смотрю вдаль и придаю своему лицу крайне задумчивое выражение.
Готовность через пять, четыре, три, две…
Потом, крепко держась за перила, слетаю вниз, все еще на высоченных розовых каблуках (Мер велела мне снять ее комбинезон, но она ни слова не сказала про обувь).
Оставшиеся несколько секунд использую для упражнений по тренировке драматического дыхания, которым меня обучила Эффи: вдыхать животом побольше воздуха, потом выдыхать его с громким «ш-ш-ш», следом «а-а-ах!» и «ха-ха-ха»…
