скачать книгу бесплатно
На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921
Владимир Алексеевич Слюсаренко
Живая история (Кучково поле)
Воспоминания генерала от инфантерии В. А. Слюсаренко посвящены трагическим страницам истории России. Он прошел практически всю Мировую войну, причем с первого до последнего дня на германском фронте. В Гражданскую войну ему довелось послужить и в армии гетмана Украинской державы П. П. Скоропадского, и в Вооруженных силах Юга России у А. И. Деникина и барона П. Н. Врангеля, после чего пришлось начинать фактически заново жизнь в шестьдесят с лишним лет на чужбине. Издание подготовлено по рукописи, хранящейся в Государственном архиве РФ.
В. А. Слюсаренко
На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921
© Государственный архив РФ, 2016
© Залесский К. А., вступ. ст., коммент., 2016
© ООО «Кучково поле», 2016
* * *
Записки боевого генерала
Когда речь заходит о мемуарах или теоретических работах русских генералов, посвященных Первой мировой войне, сложно отделаться от двойственного чувства. С одной стороны, в межвоенный период появилось довольно большое количество исследований, а почти каждый генерал, оказавшийся в эмиграции, не говоря уже о генштабистах всех званий, считал своим долгом оставить после себя даже небольшие записки о войне. С другой, в Советской России Первая мировая война сразу была объявлена «империалистической», а следовательно, изучать надо было прежде всего опыт Гражданской войны. При этом, естественно, читать эмигрантскую литературу было запрещено, а то, что все же доходило до СССР, оседало в отделах специального хранения. И хотя исследователю получить доступ к этим хранениям было достаточно просто, подобная литература исследовалась лишь узкими специалистами. Чтобы исторические пробелы стали, наконец, заполняться, пришлось ждать почти целый век – уже было отмечено 100-летие со дня начала Первой мировой войны и не за горами 100-летие ее окончания.
Воспоминания генерала Владимира Алексеевича Слюсаренко относятся к одним из лучших образцов эмигрантской мемуаристики конца 1920 – начала 1930 года. Автор, профессиональный военный, служивший во время войны на достаточно высоких постах, имеет полное право – и широко им пользуется – дать свой вариант описания и оценки военных действий, в которых он принимал участие. Свидетельства Слюсаренко, полученные из первых уст, очень интересны и важны для понимания развития событий войны. Также генерал, как человек образованный, имеет возможность описать свое видение событий 1917 и последующего годов. В то же время воспоминания Слюсаренко страдают всеми традиционными недостатками, характерными для подобного вида литературы. Это и предельный субъективизм, и стремление во что бы то ни стало оправдать собственные действия, воз ложив ответственность за просчеты и провалы на свое непосредственное командование. (Так, например, Слюсаренко излишне эмоционально и явно необъективно критикует решения генерала П. К. фон Ренненкампфа, с которым у него, судя по всему, совершенно не складывались отношения.) Это и чрезвычайно небрежное отношение к написанию названий населенных пунктов и фамилий участников событий: когда речь идет о событиях 5–10-летней давности, память очень часто подводит Слюсаренко, которому к этому моменту уже перевалило за 60 лет. Впрочем, автора можно в чем-то оправдать: находясь в эмиграции за границей, он не мог уточнить детали событий – не было доступа к приказам, запискам, статьям и так далее и был вынужден полагаться лишь на память. Наконец, практически все мемуаристы-эмигранты старались в своих воспоминаниях уже постфактум найти объяснение событиям революции и Гражданской войны. В большинстве случаев у них это получалось довольно слабо, поскольку они не имели возможности узнать все перипетии «высокой политики» и интриги в политической жизни страны. Не стал исключением и Слюсаренко, хотя в этом вопросе он скорее высказывал общую точку зрения, чем выдвигал какую-либо новую, экстравагантную теорию.
Тем не менее воспоминания Слюсаренко, несмотря на их субъективизм, будут любопытны как профессиональным исследователям Первой мировой войны, так и тем, кто интересуется этим периодом русской истории. В пользу Слюсаренко говорит многое: он прошел практически всю войну с первого до последнего дня, после чего ему довелось послужить и в армии гетмана Украинской державы П. П. Скоропадского, и в Вооруженных силах Юга России у А. И. Деникина и барона П. Н. Врангеля. Это был путь русского офицера, аполитичного, трезво мыслящего, хорошего профессионала, скажем так, «крепкого» командира корпуса. Судьба Слюсаренко – прекрасный пример трагического пути русского офицерства, которое в феврале 1917 года посчитало, что главное – это «защита страны от внешнего врага», и фактически ничего не предприняло для противодействия захвату власти общественными кругами. Генералам, подобным Слюсаренко, было важно остаться лично честными, и за эту ошибку они заплатили дорого: тому же Слюсаренко пришлось расстаться с семьей, пережить трудное путешествие по охваченному Гражданской войной Югу России, после чего фактически начинать заново жизнь в 60 с лишним лет на чужбине.
Владимир Алексеевич Слюсаренко происходил из малоросской дворянской семьи, к началу ХХ века уже давно утратившей свою связь с малой родиной – ни он сам, ни его братья на «украинской мове» не говорили, хотя и продолжали считать себя малороссами. Это была дворянская семья, представители которой из поколения в поколение служили в российской армии; подобных случаев было немало в Российской империи. Известность же получили лишь представители двух последних поколений офицеров Слюсаренко. Это прежде всего глава семьи – полковник Алексей Андреевич Слюсаренко, который практически всю службу провел на Кавказе в боях с горцами, где последовательно командовал 16-м и 7-м Кавказскими линейными батальонами. В декабре 1876 года, накануне Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, он принял командование в Тифлисе 73-м пехотным Крымским полком. Сражаясь в составе Эриванского отряда, принял участие в военных действиях и был смертельно ранен в тяжелейшем сражении под Даяром 9 июня 1877 года, где он командовал левым флангом русских войск и внес большой вклад в победу.
Все трое сыновей Алексея Андреевича избрали военную карьеру – в этом не было ничего удивительного: в большинстве случаев дети офицеров шли по стопам отцов, тем более они имели всевозможные льготы по учебе, что в условиях не слишком высокого жалования было важным подспорьем. Двое братьев Слюсаренко, в том числе наш герой, дослужились до генеральских чинов, третий же погиб во время Русско-японской войны 1904–1905 годов.
Владимир Слюсаренко родился 2 мая 1857 года и был крещен в православную веру. Как и братья, он выбрал военную карьеру и первичное военное образование получил в 1-й Санкт-Петербургской военной гимназии. Ее он окончил в 1873 году и 18 августа того же года был зачислен на военную службу юнкером очень престижного 1-го военного Павловского училища, располагавшегося в Санкт-Петербурге, в доме № 21 по Большой Спасской улице. В принципе, Павловское училище готовило офицеров пехоты, однако для учащихся оставалась возможность выпуститься в артиллерию, что считалось более престижным. Слюсаренко выбрал именно артиллерию и в 1875 году был зачислен прапорщиком (со старшинством в чине с 4 августа 1875) в 21-ю полевую пешую артиллерийскую бригаду, дислоцированную в Темир-Хан-Шуре. (Выбор места службы был не слишком оригинальным – именно в этом дагестанском городе служил отец Владимира Слюсаренко.) Уже в следующем году (9 декабря 1876) был произведен в подпоручики.
Карьера Владимира Слюсаренко имела ряд специфических особенностей. Он показал себя храбрым, распорядительным и думающим строевым офицером, великолепным артиллеристом. Но при этом его карьера двигалась вперед прежде всего благодаря заслугам, проявленным на поле боя, в то время как обычно для этого было также необходимо повышать уровень своего образования – чаще всего артиллерист не мог сделать сколько-нибудь успешную карьеру, не окончив Михайловскую артиллерийскую академию. Однако в случае со Слюсаренко ситуация была другой.
Первой войной, в которой автор воспоминаний принял участие, стала Русско-турецкая, в ней же он лишился отца. Уже сам список наград, полученных молодым офицером, впечатляет: ордена Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом (все в 1878), а также производство в поручики (со старшинством с 26 декабря 1877). Затем последовала Ахал-текинская экспедиция 1880–1881 годов, в ходе которой русские войска разгромили текинцев, взяли штурмом крепость Геок-Тепе и присоединили к Российской империи Закаспий. И если 18 декабря 1880 года Слюсаренко получил звание штабс-капитана, то по результатам экспедиции в 1882 году, за отличие, – уже звание капитана (со старшинством с 29 января 1882). Кроме того, он был награжден орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом (1882). Всего за семь лет Слюсаренко прошел путь от прапорщика до капитана, что было нехарактерным для карьеры русского офицера, не имевшего академического образования.
В этом же, 1882 году Владимир Слюсаренко женился. Как часто бывало, его супруга также происходила из военной семьи: В. П. Прасолова была дочерью капитана саперных частей. В браке у генерала родилась дочь. Забегая вперед, упомянем, что в годы Гражданской войны супруги оказались по разные стороны фронта и потеряли связь друг с другом. Мать и дочь, оставшиеся в Советской России, ничего о судьбе генерала не знали; более того, они были уверены, что он погиб где-то на Юге России…
12 марта 1895 года Слюсаренко был произведен в подполковники и назначен командиром 3-й батареи 9-й артиллерийской бригады, дислоцированной в Полтаве. Здесь он пробыл немногим менее семи лет и 27 февраля 1902 года был переведен в Вильну командиром 3-го дивизиона 27-й артиллерийской бригады, одновременно по лучил очередное воинское звание полковника. 21 августа 1903 года Слюсаренко вернулся в Полтаву, где возглавил 1-й дивизион 9-й артиллерийской бригады. Вскоре после начала Русско-японской войны 1904–1905 годов бригада Слюсаренко вместе со всей 9-й пехотной дивизией генерал-лейтенанта С. К. Гершельмана в июне 1904 года отбыла на Дальний Восток. Здесь он проявил себя хорошим специалистом. Особо стоит отметить бой под Дашичао 10–11 июля 1904 года. Здесь он вместе со своим командиром 2-й батареи 9-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады подполковником А. Г. Пащенко впервые использовал метод стрельбы с закрытых позиций и подавил японскую артиллерию. (Пащенко за этот бой получил орден Св. Георгия 4-й степени.) Сражение под Ляояном принесло Слюсаренко заветный белый крест – орден Св. Георгия 4-й степени. В приказе о награждении от 13 февраля 1905 года отмечалось, что его он получил «…благодаря искусной стрельбе из орудий своего диви зиона, заставил замолчать большую неприятельскую батарею, подавлявшую своим огнем огонь трех наших батарей, и тем дал возможность, оправившись, нашим батареям продолжать действовать». Кроме того, за от личия, проявленные на полях боев в Маньчжурии, Слюсаренко был награжден золотым оружием с надписью «За храбрость» (Высочайший приказ от 3 ноября 1906) и орденом Св. Владимира 3-й степени с мечами (1905). По результатам войны он был 29 июня 1906 года за от личия произведен в генерал-майоры (с установлением старшинства с 25 февраля 1905).
После завершения военных действий в армии началась серьезная чистка. Слюсаренко, как прекрасно зарекомендовавший себя герой войны, вскоре получил повышение: 23 августа 1905 года он стал командующим 45-й артиллерийской бригадой, а 20 мая 1906 года переведен в Москву командующим 2-й гренадерской артиллерийской бригадой (с производством в чин генерал-майора он был утвержден в должности командира бригады). Карьера шла быстро, и присвоение званий не поспевало за новыми назначениями. Так, 12 сентября 1907 года Слюсаренко стал и. д. начальника артиллерии XIX армейского корпуса со штаб-квартирой в Бресте Гродненской губернии, а 21 марта 1908 года переведен на аналогичный пост на Кавказ во II Кавказский армейский корпус. Только 29 марта 1909 года он был произведен в генерал-лейтенанты и утвержден в занимаемой должности. Годом ранее Слюсаренко получил очередную награду – орден Св. Станислава 1-й степени. Наконец, 15 мая 1910 года состоялось назначение Слюсаренко начальником дислоцированной в Вильне 43-й пехотной дивизии. Само по себе подобное назначение было показателем того, что начальство крайне высоко ценило Слюсаренко: во главе пехотной дивизии очень редко ставили человека, имевшего лишь опыт руководства артиллерийскими частями.
В этом качестве Слюсаренко встретил начало Пер вой мировой войны, когда выступил на фронт в сос таве II армейского корпуса 2-й армии. С этого момен та начинаются предлагаемые Вашему вниманию воспо минания, в связи с чем подробно останавливаться на деятельности Слюсаренко после августа 1914 года вряд ли стоит. Поэтому далее лишь приведены даты его новых назначений и наград. Итак, 24 октября 1915 года он получил назначение на пост командира XXVIII армейского корпуса и 6 декабря того же года был произведен в генералы от инфантерии. Корпус Слюсаренко возглавлял до 9 сентября 1917 года. За боевые отличия он был награжден орденами Св. Анны 1-й степени (Высочайший приказ от 16 ноября 1914), Св. Владимира 2-й степени с мечами (2 марта 1915), Белого орла с мечами (26 мая 1915), а также мечами к ордену Св. Станислава 1-й степени (29 ноября 1915).
В Гражданскую войну Слюсаренко служил на Украине и Юге России, а затем вместе с белой армией уехал в эмиграцию. Скончался генерал Слюсаренко в возрасте 76 лет 22 мая 1933 года в Бела-Црква, что в Банате в Югославии.
Собственно воспоминания В. А. Слюсаренко состоят из десяти разрозненных очерков, которые были им написаны с апреля 1924 по 27 июня 1930 года в деревне Ковачица, в югославском Банате; большая часть написана в 1927–1928 годах. Для удобства читателя при подготовке к публикации очерки были расположены в хронологическом порядке, скомпонованы в части, а их названия несколько изменены (в примечаниях к тексту указаны оригинальные названия и даты написания очерков).
Константин Залесский,
Москва
2016 год
От издательства
Текст мемуаров публикуется в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации. Сделанные автором подчеркивания и выделения даны курсивом, раскрыты общепринятые сокращения.
Написание имен собственных унифицировано.
Некоторые фамилии автор не указывает, отмечая их символами «(?)» или «N».
Примечания В. А. Слюсаренко даны постранично без указания авторства. Примечания редактора помечены сокращением Примеч. ред. в круглых скобках. Примечания комментатора даны либо постранично и помечены литерами К. З. в круглых скобках, либо вынесены в конец издания.
Слова, пропущенные или не дописанные автором, рас крытые сокращения восстанавливаются в тексте в квадратных скобках: «170-го пехотного [Молодечненского] полка полковник Кондратьев». Неразборчиво написанные слова обозначаются сокращением в угловых скобках – <нрзб>; в случае, когда расшифровка слова сомнительна, оно приводится в угловых скобках.
Упоминаемые в основном тексте схемы и карты в настоящем издании не публикуются.
В конце издания помещен аннотированный именной указатель, в котором приведены биографические сведения об упоминаемых в тексте мемуаров личностях. В именной указатель не были вынесены фамилии, упоминаемые в комментариях.
Часть I. Во главе 43-й пехотной дивизии
Глава 1. Сражение у Мазурских озер 1914 года[1 - Оригинальное название очерка: «Участие 43-й пехотной дивизии и II армейского корпуса в 1914 году в операции 1-й армии у Мазурских озер». Он датирован (в конце рукописи): «2 февраля 1927 года Ковачица (Банат)».]
К 28 июля старого стиля[2 - В дальнейшем изложении все числа даны по старому стилю.] 1914 года II армейский корпус[3 - В состав II армейского корпуса входили 26-я и 43-я пехотные дивизии, а также 2-й мортирно-артиллерийский дивизион, 4-й саперный и 3-й понтонный батальоны. Командиром корпуса являлся генерал от кавалерии Сергей Михайлович Шейдеман (с 15 мая 1912 года), начальником штаба – генерал-майор Константин Константинович фон Колен (с 10 ноября 1911 года), инспектором артиллерии – генерал-лейтенант Константин Иванович Тихонравов (с 13 июня 1914 года).] закончил свое сосредоточение за рекой Бобром западнее Гродно. 43-я пехотная дивизия[4 - Штаб 43-й пехотной дивизии в мирное время находился в Вильне. В ее состав входили полки: 169-й пехотный Ново-Трокский (Олита), 170-й пехотный Молодечненский (Вильна), 171-й пехотный Кобринский (Гродно), 172-й пехотный Лидский (Лида). Первые два полка составляли 1-ю бригаду, остальные – 2-ю. С началом военных действий пост одного бригадного командира был упразднен. Таким образом, к началу войны командный состав дивизии был следующим: начальник дивизии – генерал-лейтенант Владимир Алексеевич Слюсаренко (он занимал этот пост с 15 мая 1910 года); начальник штаба – полковник Николай Николаевич Десино (с 28 марта 1914 года); командир бригады – генерал-майор Леонид Прокопович Тернавский (с 17 ноября 1912 года); командир 43-й артиллерийской бригады – генерал-майор Владимир Александрович Ватаци (с 28 марта 1912 года); командир 169-го пехотного Ново-Трокского полка – полковник Николай Николаевич Якимовский (с 2 ноября 1912 года); командир 170-го пехотного Молодечненского полка – полковник Иван Егорович Кондратьев (с 9 ноября 1913 года); командир 171-го пехотного Кобринского полка – полковник Владимир Карлович Сегеркранц (с 3 сентября 1913 года); командир 172-го пехотного Лидского полка – полковник Владимир Романович Романов (с 24 ноября 1908 года).], начальником которой я тогда был, заняла район Голынка – Липен и получила приказание от командира корпуса генерала от кавалерии Шейдемана подготовить укрепленную позицию для обороны против выходов из Августовского леса на фронте тех же селений. На полевых поездках, на маневрах войск в мирное время мы хорошо изучили эти места, равно как и все пути, пролегавшие через лес от Августово[5 - Имеется в виду Августов – уездный город Сувалкской губернии; ныне Аугустув (Augustоw), центр гмины и повята Подляского воеводства Польши.] на Гродна[6 - До реформы 1918 года было распространено написание названия города Гродно как Гродна; ныне центр Гродненской области Белоруссии.]. Легко ориентировались на местности; каждый из четырех полков получил свой участок и с усердием принялися копать. Нужно заметить, что 43-я пехотная дивизия в мирное время выходила в лагерный сбор в Оране[7 - Имеется в виду местечко Ораны Трокского уезда Виленской губернии, расположенное при впадении речки Оранки в речку Меречанку. Близ него располагался крупный военный лагерь.], где кроме нас собирались все саперные батареи Виленского военного округа, Ковенская крепостная артиллерия для прохождения курса стрельбы и Виленское военное училище. Таким образом, совместное нахождение с саперами и крепостной артиллерией, иногда совместные с ними занятия: закладка параллелей, атака укрепленных узлов позиции, опыты стрельбы полевыми скорострельными пушками и полевыми 48-дюймовыми гаубицами[8 - В русской армии на вооружении состояли 48-линейные полевые гаубицы образца 1909 (Круппа) и 1910 (Шнейдера) годов; они имели калибр 121,9 мм.] по фортификационным постройкам и блиндажам много способствовали расширению наших знаний в этом отношении, и можно было только пожалеть о том, что по недостатку средств, времени и места никогда не приходилось возводить целого укрепленного участка, хотя бы на полк. А также пожалеть и о том, что опыт войны с Японией недостаточно был использован саперами, несколько консервативными в своей специальности; чему также способствовало и отрицательное отношение к окопному делу в верхах, особенно военного министра Сухомлинова, сторонника подвижных действий войск и врага «закапывания в землю». По этому поводу я могу рассказать следующее: в 1907 году в Комитете по образованию войск (я состоял тогда временным членом от войск) между прочим обсуждался составленный проект «окопного дела в войсках» и был поднят вопрос о том, кому должно быть предоставлено право отдачи приказа: приступить в бою к самоокапыванию? Высказываемые мнения были различны: одни находили, что право это должно принадлежать начальнику отряда, другие – начальнику дивизии, третьи – командиру полка, командиру батальона и роты и даже попросту каждому стрелку, носящему лопату. Много по этому вопросу говорилось и, наконец, закрытой баллотировкой решено право это дать командиру полка. Председатель комитета генерал Скугаревский с мнением большинства не согласился и представил протокол заседания военному министру. Генерал Сухомлинов от такого решения комитета пришел в негодование и приказал генералу Скугаревскому представить ему список членов комитета, голосовавших за командира полка и ниже, чтобы взять их на учет как «закапывателей в землю». Об этом председатель доложил комитету, и так как баллотировочных записок прошлого заседания не сохранилось, то просил повторить эту баллотировку и записки подать за своей подписью. Что и было исполнено. На этот раз, к общему нашему удовольствию, вопрос о предоставлении права командиру полка был принят единогласно. Не знаю, были ли мы все взяты на учет генералом Сухомлиновым или он понял свою бестактность, только больше об этом в комитете не говорилось.
Опыты стрельбы 48-дюймовыми гаубицами по возведенным саперами блиндажам указали, что все их постройки прежнего типа, хотя и усиленные толщиной всякого рода покрытий, не выдерживали сотрясения разрыва бомб, сцепления деревянных стоек и рам нарушались – блиндажи заваливались. Опытная стрельба из 3-футовой скорострельной пушки гранатой[9 - Имеется в виду 3-фунтовая скорострельная пушка Гочкиса (калибра 47 мм), которая имела дальнобойность до 4,6 км и довольно высокую скорострельность – 15 выстрелов в минуту. В качестве боеприпаса использовалась чугунная или стальная граната (1,5 кг; взрывчатое вещество – около 0,02 кг). Стальная граната пробивала у среза ствола по нормали 88-миллиметрового котельного железа.] по укрепленному узлу, сверх ожидания, дала также указания на то, что вследствие значительного бокового разлета осколков защитники несут большие потери и траверсы необходимы. Гнездные окопы по системе инженера Модраха, получившие такое широкое применение в мировой войне, на оранском полигоне не практиковались.
Теперь под Гродна командиры полков явились действительными руководителями укрепления своих полковых участков, и каждый по-своему проявил свои знания. Лучшими по своему очертанию
оказались окопы 171-го пехотного Кобринского полка. В 172-м Лидском полку, командир которого был участником Японской войны, был применен тип узких глубоких окопов, то же и в 169-м пехотном Ново-Трокском полку. Во всяком случае, это был первый наш опыт, и теперь, через 12 лет, должен сказать, и горчайший, так как позиции эти нами не были использованы и сослужили роковую помощь нашему врагу в феврале 1915 года при окружении в Августовском лесу XX русского корпуса, когда он тщетно пробивался через эту позицию к Гродна.
Здесь уместно вспомнить относительно воспитания и обучения войск Виленского военного округа.
Порядок и дисциплина в войсках были хороши, воинский дух на надлежащей высоте. На стрельбу в пехоте было обращено большое внимание, и результаты были блестящие. Этому способствовали требования свыше и инспекция стрельбы.
В артиллерийском деле, как и во всех остальных округах, под руководством великого князя Сергея Михайловича[10 - Великий князь Сергей Михайлович с 1905 года занимал пост генерал-инспектора артиллерии. Он руководил перевооружением русской армии скорострельной артиллерией после Русско-японской войны, а также организацией боевой подготовки личного состава артиллерийских частей.] в полной мере использован опыт войны с Японией; стрельба с закрытых позиций и управление огнем с наблюдательных пунктов, удаленных от батареи, считались за норму. В 1906 году под моим председательством в комиссии из членов Главного артиллерийского управления, Офицерской артиллерийской школы и участников Японской войны было выработано «Наставление для боя полевой артиллерии»[11 - Имеется в виду принятое в 1912 году Наставление для действий полевой артиллерии в бою Е. З. Барсукова. Согласно ему, «артиллерия в наступательном бою „должна поддержать пехоту с самого начала ее развертывания, почему удаление первых позиций не может быть очень мало“, – это, во-первых, а во-вторых, „артиллерия атакующего должна использовать выгоды закрытых позиций“, что „особенно выгодно ввиду неясности обстановки и опасности от огня батарей обороны“, и только по мере „развития боя и достижения боевого перевеса обстановка разъясняется, элемент времени приобретает первостепенную важность, а закрытия получают для артиллерии меньшее значение, и ей придется действовать также с полузакрытых и открытых позиций“, допускающих более быстрое открытие огня артиллерии и в меньшей степени требующих применения искусственной связи». См.: Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900–1917). М., 1948. Т. 4. С. 24.], впитавшее в себя принципы французского наставления, исправленного нами на основании опыта Японской войны. За тактическую артиллерийскую единицу принято считать дивизион, огневая единица – батарея. Стрельба через головы своих войск нормальна. Генерал Владимир Драгомиров в своих статьях «Военного сборника» о подготовке р[усских] войск к мировой войне указывает, что это наставление не самобытно и не национально, не видно в нем «русской доктрины». В то время когда это наставление писалось, «доктрина» была утрачена; в аудиториях Академии Генерального штаба ее разыскивали. Но мы на это не обращали внимания и, оценив вполне французское наставление, переработали его на основании собственного опыта в Японской войне. И вышло недурно: полевая наша артиллерия вышла на войну вполне подготовленной и заслужила общие похвалы как друзей, так и недруговнемцев. Правила стрельбы, выработанные в Офицерской артиллерийской школе, оказались отличными.
Относительно обучения и подготовки к войне нашей кавалерии всем нам известно, что великий князь Николай Николаевич в бытность свою, еще до войны с Японией, инспектором кавалерии[12 - Великий князь Николай Николаевич занимал пост генерал-инспектора кавалерии с 6 мая 1885 по 8 июня 1905 года. Преемником великого князя стал генерал от кавалерии Всеволод Матвеевич Остроградский, который являлся генерал-инспектором кавалерии (с 15 июня 1905 до 19 января 1917 года).], высоко поднял это дело, причем особое внимание обращено было на маневрирование кавалерийских масс и втянутость людского и конского состава в работу на быстрых аллюрах. Все говорило о том, что кавалерия и в мировой войне окажет армии громадную помощь. Однако этого не случилось: отнятая от корпусов и собранная в армейские массы, она не нашла себе надлежащих начальников, да и в верхах нашего командования не оказалось лиц, могущих ставить этим массам правильные и посильные для них задачи. Это повело к взаимному недоверию между старшими кавалерийскими начальниками и высшим командованием, что особенно неблагоприятно для общей работы проявилось в 1-й армии, где, к слову сказать, командующий армией генерал-адъютант Ренненкампф, еще со времени боксерского в Китае восстания[13 - Во время подавления Ихэтуаньского восстания в 1901 году в Китае П. К. фон Ренненкампф, будучи начальником штаба войск Забайкальской области, возглавил кавалерийские рейды, зарекомендовав себя выдающимся кавалерийским командиром. Его подвиги в Китае были отмечены высокими наградами: орденом Св. Георгия 4-й (приказ от 12 августа 1900 года) и 3-й (приказ от 22 декабря 1900 года) степеней. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов он с 1 февраля 1904 по 31 августа 1905 года командовал Забайкальской казачьей дивизией. За боевые отличия он был награжден золотым оружием, украшенным бриллиантами (приказ от 30 января 1906 года) и золотым оружием с надписью «За храбрость» (12 февраля 1906 года).] и знаменитых своих многосотенных пробегов с забайкальскими казаками на монголках[14 - Имеются в виду монгольские лошади. Эта порода, по ряду источников, осталась почти без изменений со времен походов Чингисхана – коренастые лошади (высотой 122–142 см), с относительно короткими ногами и большой головой, очень длинными гривой и хвостом, с очень устойчивыми копытами. Чаще встречаются гнедые и рыжие монгольские лошади.] считавший себя знатоком и практиком кавалерийского дела, не сумел заставить подчиненные ему пять с половиной кавалерийских дивизий[15 - Кавалерия 1-й армии в августе 1914 года состояла из следующих подразделений: 1-я гвардейская кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Николай Николаевич Казнаков; 2-я гвардейская кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Георгий Оттович Раух; 1-я кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Василий Иосифович Гурко; 2-я кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант хан Гуссейн Нахичеванский; 3-я кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Владимир Карлович Бельгард; 1-я отдельная кавалерийская бригада: генерал-майор Николай Алоизиевич Орановский.] исполнить те особые задачи по разрушению железнодорожной сети в Восточной Пруссии, на которой основывался успех всего маневрирования и обороны немцами.
Тактические занятия, полевые поездки и маневры войск, производившиеся преимущественно в районах предполагаемых военных действий, принесли всем нам громадную пользу, особенно когда во главе округа стояло такое авторитетное лицо, каким был генерал от инфантерии Мартсон[16 - Генерал от инфантерии Федор Владимирович Мартсон занимал пост командующего войсками Виленского военного округа с 23 ноября 1910 по 17 января 1913 года.], придававший этим занятиям особо важное значение, и лиц высшего командования, не проявлявших надлежащей инициативы и знаний, аттестовывал «не соответствующими» на занимаемых ими должностях. Так были отчислены после больших маневров на реке Дитве два командира корпусов.
Авиация и воздухоплавание были в зачаточном состоянии, и даже высшее начальство не знало, как его можно и должно использовать в будущих боях. Помню, на тактических занятиях в Гродна, при штабе II армейского корпуса, когда я для разведки противника выслал аэроплан, мне на разборе командир корпуса генерал Шейдеман в шутливом тоне сказал: «Аэроплан не голубок, которого можно возить с собой, выпускать полетать и принимать опять в свой штаб!» Точно этому голубку нужно было непременно вылетать из места нахождения штаба, а не со своего аэродрома, связанного со штабом телефоном, по которому получить приказ о вылете и, вернувшись с разведки, донести тем же способом о результатах ее.
Многие войска аэропланов не видели и понятия о них не имели, а потому генералу Ренненкампфу нельзя было так сурово отнестись к начальнику 72-й пехотной дивизии[17 - Имеется в виду генерал-майор Дмитрий Дмитриевич Орлов.], прибывшей на театр военных действий из Пензы за то, что подчиненная ему дивизия 24 августа, подходя к Бенгхейму[18 - Имеется в виду деревня Бенкхейм (Benkheim) в округе Хейльсбурге в Восточной Пруссии; ныне деревня и гмина Бане-Мазурске (Banie Mazurskie) в Голдапском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] и увидев над походной колонной два планирующих к своему аэродрому аэроплана, открыла по ним огонь и свалила их на землю.
II армейский корпус по мобилизационному плану вошел в состав 2-й армии под команду генерала от кавалерии Самсонова, известного всем нам по Вафангоу в Японской войне и по приказам о зимних занятиях в войсках Варшавского военного округа, где он после того был на должности начальника штаба[19 - Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов генерал А. В. Самсонов с 15 марта 1904 года командовал Уссурийской конной бригадой, а с 20 июля 1904 года – Сибирской казачьей дивизией. В сражении при Вафангоу его дивизия произвела обходное движение 4-й японской дивизии, решившее тем самым исход боя. Пост начальника штаба Варшавского военного округа он занимал с 24 сентября 1905 по 3 апреля 1907 года.], и с легкой руки которого перед наступлением зимнего периода каждый округ старался перещеголять другие округа своими указаниями, иногда даже идущими в нарушение существующих уставов и наставлений. Тут уместно вспомнить и о том случае, когда на докладе начальника штаба Виленского военного округа генерала Преженцева бывшему командующему войск округа генералу Гершельману об указаниях с его стороны для такого приказа, тот сказал: «Никаких приказов, есть уставы, пусть и учатся!» Так и обошлось без зимнего приказа.
Да! Генерал Гершельман был настоящий начальник – «железный генерал», как его называли во время войны с Японией, и без всяких фокусов! Жаль, что смерть не пощадила его и унесла в могилу до всемирной войны. Но и в короткое время своего командования Виленским военным округом он сразу дал тон честному и прямому направлению в воспитании и обучении войск. Генерал от инфантерии Мартсон, следовавший за ним на посту командующего войсками, это направление поддержал, и если войска Виленского округа во всемирной войне оказались хорошо подготовленными и на высоте своего призвания, то в этом совершенно не повинен генерал Ренненкампф с его бутафорией, интриганством и отсутствием рыцарской порядочности, без которой немыслим полководец! Я не говорю также о теоретическом багаже и талантливости, которых он не имел, но и боевая его деятельность, в Китае при усмирении боксерского восстания и в войне с японцами, носила скорее отрицательный, чем положительный характер. Насколько мне известно, Высшее аттестационное совещание не удостаивало его к повышению на должность помощника командующего войсками, и каким образом случилось, что во время болезни генерала Мартсона этот последний был уволен со своей должности, а генерал Ренненкампф получил назначение на его место, остается для меня и многих совершенно непонятным!
…Таким образом, переход нашего II корпуса из-под власти генерала Ренненкампфа под власть генерала Самсонова ни радостей, ни печалей нам не принес, а те высшие мобилизационные соображения, на основании которых это делалось, нам, смертным, не были известны и понятны.
Впереди нас в Августове находился, в авангарде корпуса, 104-й пехотный Устюжский полк. Левее нас – 26-я пехотная дивизия. Что делалось правее нас, мы не знали.
1 августа получен приказ о наступлении к границе 43-й пехотной дивизии колоннами: правой по шоссе Липск[20 - Липск – посад Августовского уезда Сувалкской губернии, на реке Бобр; ныне гмина Липск (Lipsk) входит в Аугустовский повят Подляского воеводства Польши.] – Августов, левой – на Штабин[21 - Штабин – посад Августовского уезда Сувалкской губернии; ныне гмина Штабин (Sztabin) входит в Аугустовский повят Подляского воеводства Польши.]. Ночлег в районе Августово – озеро Кольно.
4 августа мы благополучно переходили границу, противника не встречали. Сама граница ничего из себя не представляла: хорошо пробитая объездчиками тропа, обозначенная белыми камнями, никакой проволоки не оказалось. В некотором от нее отдалении – постройка с мезонином, по всей вероятности, пост.
С 4 по 5 августа ночлег в Калиновене[22 - Калиновен (Kallinowen) – центра района в округе Лик в Восточной Пруссии; ныне деревня и гмина Калиново (Kalinowo) Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] и Гронскене[23 - Гронскен (Gronsken) – деревня в районе Боршимен в округе Лик в Восточной Пруссии; ныне деревня Грондзке-Элцке (Gradzkie Elckie) в гмине Калиново.].
5 августа корпусу приказано занять Лык[24 - Лик (Lyck); ныне город Элк (Elk), центр гмины и повята в Варминьско-Мазурском воеводстве Польши.], для чего 43-я пехотная дивизия следует севернее озера Гозельчент[25 - Имеется в виду озеро Гроссен-Цельментзее (Gro?en Zelment-See), которое ныне именуется Элкским озером.] и охватывает город с севера и запада, а 26-я пехотная дивизия следует южнее этого озера и занимает город с юга со стороны Граева[26 - Граево (Grajewo) – еврейское местечко в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне центр гмины и повята в Подляском воеводстве Польши.].
Для исполнения этой задачи 43-я пехотная дивизия направляет 1-ю свою бригаду по шоссе на Леген[27 - Правильно Лееген (Leegen) – населенный пункт в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне деревня Лега (Lega) в гмине Элк Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – Лык и 2-ю бригаду в обход с севера на Хельхен[28 - Хельхен (Chelchen) – деревня в районе Ковален Олецкого округа Восточной Пруссии; ныне деревня Хелхы (Chelchy) в гмине Ковале-Олецке Олецкого повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – Пржикопкен[29 - Пржикопкен (Przykopken) – деревня в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне деревня Пржикопка (Przykopka) в гмине Элк Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – Лык. Я со штабом дивизии находился при левой колонне и, дойдя до Легена, остановился, чтобы от этого места тянуть телефонные провода за обеими колоннами. Путь для 2-й бригады был кружный, и для согласования движения бригад пришлось 1-ю бригаду задерживать; тем не менее часа в 4 дня авангард этой колонны, пройдя лес у Будзекена[30 - Имеется в виду Бучкен (Buczken) – деревня в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне Бучки (Buczki), деревня в гмине Элк Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.], встречен был ружейным огнем противника, расположившегося за шоссейным мостом через протекавшую здесь глубокую речку. Головной 169-й пехотный Ново-Трокский полк развернулся в боевой порядок и, заняв опушку леса, завязал перестрелку. С возвышенности к северу от Лыка неприятельская батарея открыла огонь шрапнелью, на который тотчас же ответила наша батарея и после нескольких удачных очередей по ней замолкла. Командир полка полковник Якимовский, желая оттеснить неприятельскую пехоту от моста, приказал своей пулеметной команде, стоявшей тут же невдалеке в выемке шоссе, выдвинуться к самому мосту и обстрелять противника. Начальник пулеметной команды, вместо того чтобы снять пулеметы и продвинуться туда с ними на руках, двинулся на двуколках, лошади перепугались и несколько двуколок понесли прямо на мост. Мост оказался сожженным, мостовая настилка провалилась, и пулеметы с двуколками и лошадьми попадали в воду. Через несколько времени противник отступил, но новотрокцы преследовать его не могли, так как речка оказалась так глубока, что вброд перейти ее нельзя было. Нужно было вызывать мостовое отделение саперного батальона. Наступила ночь, и только к рассвету следующего дня 1-я бригада заняла город с запада. В то же время туда вошли части 26-й пехотной дивизии со стороны Граева. 2-я бригада 43-й пехотной дивизии дошла до Пржикопкена, где приказано было ей остановиться и прикрывать корпус со стороны крепости Лётцен[31 - Лётцен (L?tzen) – город и центр округа в Восточной Пруссии. Здесь в XIV веке был возведен орденсбург Германского ордена. Расположенная здесь крепость, о которой пишет Слюсаренко, именовалась не Лётцен, а Бойен (Feste Boyen) – по имени инициатора ее строительства, военного министра короля Фридриха Вильгельма IV Германа фон Бойена. Она была возведена в 1847–1855 годах между озером Киссайн, южной частью Мазурских озер и озером Левентин и занимала площадь около 100 гектар. Крепость имеет форму семиконечной звезды, окружена системой земляных валов и рвов. В ней четверо ворот, главные – двойные Лётценские ворота – имеют подъемный мост. Крепость никогда не была взята. После Второй мировой войны Лётцен перешел к Польше и был переименован в Лучаны. В марте 1946 года в честь польского писателя Густава Гизевиуша он получил название Гижицко (Gizycko); ныне город является центром гмины и повята Варминьско-Мазурского воеводства.].
Город бомбардировке не подвергался. Войска в него введены не были, оставаясь за городом. В городе дозволено было разместиться штабам корпуса и дивизий, госпиталям и интендантским складам.
Для штаба 43-й пехотной дивизии отведены офицерские квартиры в казармах местного немецкого пехотного полка и манеж этого полка для интендантского склада.
На мою долю досталась квартира адъютанта полка, помещавшаяся во втором этаже, рядом с полковой канцелярией. Квартира состояла из двух комнат, кухни и прихожей, хорошо меблирована, постель застлана прекрасным шелковым одеялом; тут же туалетный стол с разного рода косметикой, гардероб, полный белья, одежды и щегольских сапог; особый стол с охотничьим ружьем в особом ящике и охотничьими принадлежностями. И в довершение всего в гостиной на столе перед диваном – кофейный сервиз с недопитым кофе… Видимо, наш приход был большой неожиданностью для местного гарнизона, а адъютант – большой франт и дамский кавалер. Осмотревшись в квартире и отдав своему вестовому строжайшее приказание ничего чужого не трогать, я тотчас же направился в полковую канцелярию, дверь в которую была не заперта; там был полнейший порядок, какой только может быть у немцев: все дела и книги на своих местах и особо целая стопа планов и карт, к которым я тотчас же и потянулся. Тут во многих экземплярах оказались планы Восточной Пруссии, знакомые нам, в масштабе 3? версты в одном дюйме; в крупном масштабе – планы крепости Кёнигсберг[32 - Кёнигсберг (K?nigsberg) – столица прусской провинции Восточная Пруссия. В 1945 году перешел к СССР; ныне город Калининград, административный центр Калининградской области России.] со всеми ее фортами и фортификационными постройками; несколько более мелкого масштаба планов крепости Лётцен и много планов нашей пограничной полосы вместе со сборными к ним планами, расчерченными на квадраты с номерами. По этим сборным планам можно было видеть, что аппетиты немцев по части захвата территорий других держав простирались на Европейском фронте в России – до Западной Двины и Днепра; на всю Румынию и Болгарию, Европейскую Турцию с Адрианополем[33 - Город в европейской части Турции, в 1920–1922 годах входил в состав Греции; ныне город Эдирне, административный центр одноименного ила.] и Константинополем[34 - До революции в России было распространено именно это, греческое название Стамбула.]; а также на все наше Закавказье. Несколько планов Восточной Пруссии были наклеены на холст и предназначались для пользования ими в поле, я их забрал себе. С помощью позванного адъютанта мы рассортировали все эти планы: те, которые годились для нас и полков, оставили у себя, а все остальные отправили в штаб корпуса вместе со знаменем одного из французских пионерных батальонов, захваченным немцами в войну 1870 года и найденным адъютантом капитаном Новицким в зале брошенного со всей обстановкой офицерского собрания.
Благодаря задержке нашей у сожженного моста немцам удалось угнать с вокзала весь подвижной состав и паровозы.
6 августа приказано было выдвинуть от 43-й пехотной дивизии один полк пехоты с батареей и сотней казаков в авангард к Арису[35 - Арис (Arys) – город в округе Йоханнисбург в Восточной Пруссии; ныне город Ожиш (Orzysz), центр гмины в Пишском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.]. Назначены мною: 169-й пехотный полк, 6-я батарея 43-й артиллерийской бригады и сотня казаков – все под командой полковника Якимовского.
7 августа II корпус оставался на месте. В полдень я на автомобиле отправился в Арис к авангарду, чтобы осмотреть позицию и вместе с командиром полка обсудить порядок занятия ее. От Лыка туда шло прекрасное шоссе, а с севера от крепости Лётцен через Арис проходит и железная дорога на Иоганенгсбург[36 - Имеется в виду Йоханнисбург (Johannisburg) – окружной центр в правительственном районе Алленштейн прусской провинции Восточная Пруссия; ныне город Пиш (Pisz), центр повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.]. Как известно, в Арисе был немецкий артиллерийский полигон[37 - Полигон и учебный военный лагерь Арис (Truppen?bungsplatz Arys) был устроен в 1891 году, а через пять лет в городе был размещен гарнизон. Вскоре полигон был расширен и стал играть важную роль в регионе. В 1905 году он был связан железной дорогой с Йоханнисбургом. В начале Второй мировой войны размеры полигона и лагеря были доведены до почти 20 тысяч гектар. После освобождения этой территории советскими войсками в 1945 году здесь был размещен лагерь для интернированных. Затем он был передан Войску Польскому и до наших дней используется как военный лагерь и полигон.]. Самый город расположен в озерном узле, и выбор позиции для обороны его при наступлении противника с запада и с юго-запада со стороны Иоганенгсбурга был одинаково затруднителен, так как и в том и другом случаях в тылу позиции оказывались озера, не только мешавшие маневрированию, но и преграждавшие путь отступлению. Стрельбищное полигонное поле простиралось на юг от города, совершенно ровное и открытое, и на горизонте к стороне Иоганенгсбурга обрамлено большим лесом. На поле – всюду наблюдательные вышки и телефонные провода. У самого города небольшой бруствер долговременного укрепления со рвом и проволочными заграждениями, по-видимому, служил для установки крепостных орудий, и с него производилась практическая стрельба. Большое число бараков для жилья из гофрированного железа в форме поваленных на землю полуцилиндров с небольшими окнами на их боках, производило удручающее впечатление тесноты и неудобства жилья в них и полным отсутствием эстетики. В точно таких же сараях было свалено разного рода артиллерийское и лагерное имущество и между прочим змейковый воздушный шар. Судя по числу бараков и телефонных проводов на поле, можно было думать, что здесь собиралось на практику большое число батарей.
Меня, старого артиллериста, все это очень интересовало, а ровное и открытое как скатерть стрельбищное поле и радовало, так как служило доказательством того, что все практические стрельбы производились немцами с открытых позиций по открыто стоящим целям. В ближайшем на юго-востоке от Ариса лесу горел громадный костер, и густой столб дыма был далеко виден. На мой вопрос, что это, мне доложено, что горит большая куча хвороста, неизвестно кем подожженная, что это, вероятно, зажжен лесником «немецкий маяк» для обозначения прихода сюда русских войск. В дальнейшем я убедился, что это предположение было правильно и всюду в лесах наблюдались сложенные кучи хвороста и дров, которые при приближении наших войск поджигались лесниками.
После долгого объезда местности вопрос об обороне Ариса нами вырешен, и я возвратился в Лык.
8 августа получен приказ по фронту о передаче II армейского корпуса из 2-й армии в 1-ю. Чем это вызывалось, нам совершенно не было известно, так как мы совершенно не были осведомлены о том, что делается в 1-й армии, а также и в соседних слева корпусах 2-й армии.
II армейский корпус получает приказ о передвижении на север усиленными переходами, а для связи со 2-й армией у Ариса остается отряд под командой полковника Якимовского в составе 169-го пехотного Ново-Трокского полка, 6-й батареи 43-й артиллерийской бригады и одной сотни донских казаков.
2-й бригаде 43-й пехотной дивизии приказано занять Юху[38 - Юха (Jucha) – деревня в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне деревня Старе-Юхи, центр гмины Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] и обеспечить движение корпуса от удара со стороны крепости Лётцен.
9 августа корпус переходит на ночлег в район Круглянкин – Орловен – Регуловкин[39 - Автор несколько неточно передает названия населенных пунктов. Они все – деревни в округе Лётцен в Восточной Пруссии, а ныне входят в состав Гижицкого повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши. Кругланкен (Kruglanken), ныне деревня Круклянки (Kruklanki), центр гмины. Орловен (Orlowen) в 1938 году был переименован в Адлерсдорф (Adlersdorf); ныне деревня Орлово (Orlowo) в гмине Выдмины. Регуловкен (Regulowken), ныне деревня Можджаны (Mozdzany) в гмине Круклянки.]. К Видминен[40 - Видминен (Widminnen) – деревня в округе Лётцен в Восточной Пруссии; ныне деревня Выдмины (Wydminy), центр гмины в Гижицком повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] от 43-й пехотной дивизии приказано выслать один батальон в заслон со стороны крепости Лётцен, которому и оставаться здесь впредь до особого распоряжения штаба 1-й армии (назначен 1-й батальон 170-го пехотного Молодечненского полка под командой полковника Булюбаша).
В ночь с 9 на 10 августа штаб корпуса о своем месте нахождения нам ничего не сообщил и приказа на следующий день не прислал. Приходилось принимать самостоятельно решение и, нужно сказать, на основании очень скудных сведений. Говорю об этом, так как на протяжении всех трех лет этой войны явление это повторялось неоднократно, и из последующих моих описаний будет видно, насколько тяжело и ответственно положение начальника, принимающего самостоятельное решение в таких случаях.
Получив сведение от местных жителей Орлова[41 - Имеется в виду Орловен.] (поляков) о том, что несколько дней тому назад немцы выгоняли их в лес Боркен[42 - Ныне Борецкая пуща.] заваливать дороги деревьями, и не имея в своем распоряжении дивизионной конницы (оставленной с полком пехоты у Ариса) для разведки и проверки полученных сведений, принимаю решение 10 августа утром продолжать движение на север для соединения с 1-й армией, следуя в одной колонне по дороге от Круглянкина на Гассевен[43 - Гассевен (Gass?wen) – деревня в округе Ангербург в Восточной Пруссии; в 1938 году объединена с соседней деревней Шлоссберг в единое поселение Хейденберг (Heidenberg), которое ныне носит название Гродзиско (Grodzisko).] между лесом Боркен и озером Долбонар[44 - Автор путает название. Имеется в виду озеро Гольдапгар, которое ныне именуется Голдопиво.]. Это решение оказалось в общем правильным и не отвечало только полученному мною уже во время марша приказу по корпусу в том отношении, что для своего движения на Гассевен я избрал дорогу западнее леса, а не пошел через лес.
Лишенный дивизионной конницы и с помощью одних лишь полковых средств связи и разведки, я никаких сведений о противнике и о соседних частях войск 1-й армии, к которой мы стремились на соединение, не получал, не осведомлял нас о них штаб корпуса. Придя в Гассевен, штаб дивизии расположился на ночлег в господском доме, брошенном хозяевами; в доме все было разбросано, видно было, что хозяева впопыхах не знали, что увозить с собою. На обширном дворе – стога сена и не обмолоченного еще хлеба; множество живности – гусей, уток, кур – наполняло его. Большой балкон выходил во фруктовый сад, с деревьями, отягощенными спелыми яблоками и грушами, которые так к себе и манили! Но на беду, отъезжавшие хозяева загнали в сад громаднейшего племенного быка, который ревом своим при виде людей наводил на всех такой страх, что на фуражировку за яблоками решались только смельчаки. К вечеру пастух пригнал на двор стадо прекрасных черно-белых «немецких» коров и с ведром воды направился в сад поить быка, который после того совершенно успокоился: ларчик просто открывался – бык ревел потому, что хотел пить! Ужинали мы на балконе. Стена дома, выходившая на него, была украшена большой картиной-пейзажем, разделенным речкой, протекающей в неглубокой долине на две части: правая, представляющая из себя зимний пейзаж, под снежным покровом, с еловым лесом, убранным инеем, и с седовласым старцем в шубе, валенках и бараньей шапке с посохом в руке, зорко смотрящим на противоположный берег речки, и левая – летний зеленый пейзаж, с желтеющими нивами, голубым небом и цветами, и на нем здоровый молодой немец, в рубахе с засученными рукавами и заступом в руках, с негодованием смотрящий на белого грозного старика. Эта аллегорическая картина имела дату: 1912 год. Под ней мы красным карандашом написали: «1914 год»!
За ночь приказа от командира корпуса получено не было. Решил продолжать дальнейшее движение на север двумя колоннами: левой (полк пехоты и две батареи) на Гродзиско[45 - Гродзиско (Grodzisko) – деревня, административный центр округа в правительственном районе Гумбиннен в Восточной Пруссии. Ныне находится в Гольдапском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – Домбравкен[46 - Имеется в виду Польниш-Домбровкен (Polnisch Dombrowken) – деревня в округе Бенкхейм в правительственном районе Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне деревня Домбрувка-Польска (Dabrоwka Polska) в Гольдапском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] (боковой авангард) и правой (главными силами два полка пехоты, три батареи) на Лиссен[47 - Лиссен (Lissen) – деревня, административный центр округа в правительственном районе Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне деревня Лисы (Lisy) в Бане-Мазурском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – Бенгхейм. Штаб при главных силах. В то время когда обе колонны уже вытянулись по своим дорогам, приезжает на автомобиле командир корпуса.
– Вы получили мой приказ?
– Никак нет!
– Ночью выслал вам с казаками!
– Никаких казаков не приезжало! Решил двигаться на север до шоссе, идущего из Голдапа[48 - Голдап (нем. Goldap, польск. Goldap) – город, центр земельного района в Восточной Пруссии; ныне центр повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] на Бенгхейм – Домбравкен – Ангербург[49 - Ангербург (Angerburg) – город, центр земельного округа в правительственном районе Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне Венгожево (Wegorzewo), центр повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.], и, сделав там привал, выждать вашего приказа.
– Это ваше решение соответствует моему приказу, но только вам незачем было двигать главные силы на Лиссен – Бенгхейм, а можно было вести их за авангардом на Домбравкен, так как дальше вы должны всей дивизией двигаться на Ангербург!
Таким образом, главным силам пришлось сделать напрасный крюк в восемь верст, а привал назначить по достижении авангардом Грондена[50 - Гронден (Gronden) – деревня в округе Ангербург в Восточ ной Пруссии; ныне деревня Гронду-Венгожевске (Grady Wegorzewskie) Венгожевского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.].
Левее нас по проселочным дорогам на Гембалкен[51 - Гембалкен (Gembalken) – деревня в земельном округе Ангербург правительственного района Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне деревня Гембалка (Gebalka) в Позезджской гмине Венгожевского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – Крживинкен[52 - Крживинкен (Krzywinsken) – деревня в округе Ангербург в Восточной Пруссии; ныне Кжывиньске (Krzywinskie) – деревня в Венгожевском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – Ангербург двигалась 1-я бригада 26-й пехотной дивизии под командой генерал-майора Ларионова[53 - В состав 1-й бригады 26-й дивизии входили 101-й пехотный Пермский и 102-й пехотный Вятский полки (оба до войны дислоцировались в Гродно). После начала войны в дивизии остался только один бригадный командир – генерал-майор Я. М. Ларионов, который формально числился командиром 2-й бригады дивизии.], с которой мы и сошлись на шоссе за Гронденом.
На привале у Грондена мы встретили перегораживавшую нам дорогу, укрепленную и брошенную немцами позицию, идущую от слияния рек Голдапа и Ангерана в направлении на юг на Бросовкен[54 - Бросовкен (Brosowken) – деревня в округе Ангербург в Восточной Пруссии; ныне Бжозувко (Brzozоwko) – деревня в гмине Будры в Венгожевском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.]. Поинтересовались, конечно, ее устройством. Окопы углубленного профиля, узкие, глубокие, с большим разбросом земли на бруствере, без траверсов и козырьков. Проволочные заграждения в два ряда кольев, с гладкой проволокой вынесены шагов на сто вперед, а в промежутке между ними и бруствером селки[55 - Имеются в виду силки.] из медной проволоки. Бруствер маскирован разбросанной по нему соломой. В общем, окопы ничего особенного из себя не представляли, а препятствия оказались легко преодолимыми, и никто из нас в селок не попался. В Ангербург пришли поздно ночью. В город полки введены не были.
На другой день, 12 августа, дана была дневка[56 - Дневка предполагала остановку войск на отдых на целый день, причем в отличие от полудневки во время дневки войска ночуют две ночи подряд на одном месте.]. С наступлением дня жители стали появляться на улицах, но магазины были закрыты. Приказано было их открыть. Появился в продаже хлеб, разбираемый нарасхват! Отдан через магистрат приказ все велосипеды и мотоциклеты собрать в одно место и затем раздать их в полки. Казалось бы, что при тех прекрасных шоссейных дорогах, какие оказались у немцев в Восточной Пруссии, и велосипеды, и мотоциклеты должны были бы найти себе применение в войсках, но этого не случилось, в дальнейшем нашем марше всюду по пути нашего следования валялись поломанные велосипеды и мотоциклеты – их побросали.
Сведений ни о противнике, ни о своих соседях по-прежнему мы не имели. О том, что во 2-й армии идут жестокие и неудачные для нас бои, также ничего не было известно.
13 августа 43-й дивизии приказано было двигаться в северо-западном направлении на Домбравкен и через лес, что к юго-западу от озера Норденбургского, в Вольфсгаген[57 - Имеется в виду Вольфсхаген (Wolfshagen) – деревня в округе Растенбург в Восточной Пруссии; ныне Вильчины (Wilczyny), деревня в гмине Сроково в Кентшинском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.], где и заночевать.
Марш этот дивизия должна была совершать одной колонной, так как через этот густой, большой сосновый лес имелась одна лишь дорога. В авангард назначен 172-й пехотный Лидский полк с батареей; я верхом со штабом ехал в голове колонны главных сил и, очарованный прекрасным осенним днем и полной тишиной в природе, незаметно для себя отделился от колонны и вслед за цепочкой от авангарда втянулся в лес, где также была полная тишина. Вдруг среди самого леса в непосредственной близости от нашей группы, затрещали ружейные выстрелы и над головами засвистали пули, наша цепочка и отставшие от авангарда нижние чины тотчас же начали отвечать на этот огонь, кто-то закричал «немцы!». Начальник конвоя спешил свой конвой, крикнул «ура!», все бросились в сторону стрелявших и через несколько минут привели ко мне 17 человек немецких солдат, а потом принесли еще одного раненого и одного убитого. Раненный в живот, умирая, все время показывал на грудь, я приказал осмотреть, оказалась под рубахой большая ладанка, данная ему католичкой-матерью с молитвой и просьбой к тем, кто найдет убитым ее сына, прислать эту молитву по указанному ею адресу. Я приказал эту ладанку забрать и сдать в первом же селе старосте для отсылки матери.
В числе пленных оказалось несколько поляков, от которых мы узнали, что они принадлежат XVII немецкому корпусу[58 - XVII германский армейский корпус (командир – генерал кавалерии Август фон Макензен, начальник штаба – подполковник Карл фон Дункер) состоял из следующих частей и соединений.35-я пехотная дивизия – генерал-лейтенант Отто Хенниг: – 70-я пехотная бригада (генерал-майор Генрих Шмидт фон Кнобельсдорф) – 21-й (4-й Померанский) пехотный фон Борке полк; 61-й (8-й Померанский) пехотный фон дер Марвица полк;– 87-я пехотная бригада (генерал-майор Йоханнес фон Хан) – 141-й Кульмский пехотный полк; 176-й (9-й Западно-Прусский) пехотный полк; 2-й (Померанский) егерский князя Бисмарка батальон;– 35-я полевая артиллерийская бригада (генерал-майор Фридрих Уден) – 71-й полевой артиллерийский Великого комтура полк; 81-й Торнский полевой артиллерийский полк;– 4-й конно-егерский полк;– 1-я рота 17-го (1-го Западно-Прусского) саперного батальона;– 35-й мостостроительный поезд;– 1-я и 3-я санитарные роты.36-я пехотная дивизия – генерал-лейтенант Констанц фон Хейнеккиус:– 69-я пехотная бригада (генерал-майор Георг фон Энгельбрехт) – 129-й (3-й Западно-Прусский) пехотный полк; 175-й (8-й Западно-Прусский) пехотный полк;– 71-я пехотная бригада (полковник Лутц фон Девиц) – 5-й (4-й Восточно-Прусский) гренадерский короля Фридриха I полк; 128-й Данцигский пехотный полк;– 36-я полевая артиллерийская бригада (генерал-майор Виктор Хандорф) – 36-й (2-й Западно-Прусский) полевой артиллерийский полк; 72-й полевой артиллерийский Хозмейстера полк;– 5-й (Померанский) гусарский князя Блюхера фон Вальштатта полк;– 3-я рота 17-го (1-го Западно-Прусского) саперного батальона;– 36-й мостостроительный поезд;– 2-я санитарная рота. 4-й пулеметный батальон11-й (1-й Западно-Прусский) пеший артиллерийский полк17-й (2-й Западно-Прусский) пеший артиллерийский полк17-й (1-й Западно-Прусский) саперный батальон5-й телеграфный батальон1-я крепостная радиорота (Торн)2-я крепостная радиорота (Грауденц)17-й Западно-Прусский обозный батальон.] и два дня тому назад, находясь в сторожевом охранении у восточной опушки этого леса, отбились от своего полка и заблудились. Заметив движение русских войск, они попрятались за штабели дров, сложенных на прогалине леса, правее дороги, и не знали, на что решиться, но были замечены нашим солдатом, который по ним выстрелил и закричал: «Немцы!», невольно начали отстреливаться, а потом, заметив русского офицера, сдались в плен.
От стрельбы наделался переполох, прискакали из колонны узнать, в чем дело. Казаки уже успели снять чехлы с касок немцев и торжественно демонстрировали их как первых своих пленных!
Левее нас в этот день двигалась 26-я пехотная дивизия двумя бригадными колоннами, причем левой 2-й бригаде 26-й пехотной дивизии[59 - В состав 2-й бригады 26-й пехотной дивизии входили 103-й пехотный Петрозаводский и 104-й пехотный Устюжский генерала князя Багратиона полки.] дано было направление с таким расчетом, чтобы она в дальнейшем своем движении могла отрезать крепость Лётцен с запада.
14 августа – небольшой переход в Бартен[60 - Бартен (Barten) – деревня в округе Растенбург в Восточной Пруссии; ныне деревня Барчаны (Barciany) в одноименной гмине Кентшинского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.]. Около этого городка – имение императора Вильгельма II, из которого доставлено интендантом продовольствие для людей и лошадей [для] дивизии.
15 августа 43-й пехотной дивизии приказано из западного направления перейти прямо на север и по прекрасному шоссе двигаться на Гердауэн[61 - Гердауэн (Gerdauen) – деревня, центр округа в правительственном районе Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне поселок городского типа Железнодорожный в Правдинском районе Калининградской области России.]. Там мы встретились впервой с войсками 1-й армии – со штабом и полками 5-й стрелковой бригады[62 - Дислоцированная в мирное время в Сувалках 5-я стрелковая бригада включала в себя 17, 18, 19 и 20-й стрелковые полки.]. Я тотчас же направился в «шлосс»[63 - Имеется в виду орденский замок Гердауэн, руины которого – объект культурного наследия регионального значения; ныне находится в поселке городского типа Железнодорожный по адресу: улица Черняховского, 27. Он был заложен в 1315 году комтуром Тевтонского ордена Йоханнесом фон Виннунгеном. Строительство окончено в 1325 году. Во второй половине XVII века замок был заброшен, а в середине XIX века был куплен баронами фон Ромбергами, которые его снесли (остались от замка только подвалы) и построили здесь усадьбу. С 1882 года она перешла в род фон Янсонов. После окончания Второй мировой войны усадьба была заброшена, разграблена и фактически уничтожена; до наших дней дошли ворота в неоготическом стиле с частью стены, руины западного флигеля, перестроенные конюшни с каретной (где в советское время находилась ветеринарная лечебница) и колодец.], где расположился штаб, чтобы условиться с начальником бригады относительно совместного квартирования и охранения. Жаждал получить от него сведения о всей боевой обстановке и о наших задачах на будущие дни, но, увы, он знал не больше моего! «Шлосс», дворец, в котором расположился начальник 5-й стрелковой бригады[64 - Имеется в виду начальник 5-й стрелковой бригады генерал-майор Петр Дмитриевич Шрейдер.], вполне заслуживал этого названия, как по грандиозности и красоте своей постройки так и по высоте, отделке и убранству внутренних апартаментов; все в нем было в целости и полном порядке. Город небольшой, но торговый, теперь переполненный русскими войсками, с трудом мог вместить в себя еще целую дивизию. Жители на улицу не показывались, магазины были закрыты.
Я со штабом расположился в доме бежавшего ксендза в непосредственной близости от костела[65 - Имеется в виду приходская церковь в Гердауэне, которая была возведена в первой половине XV века на месте костела, существовавшего еще в XIII веке. В 1913–1914 годах церковь перенесла несколько пожаров, но была восстановлена. Она также благополучно пережила и Вторую мировую войну. Однако в 1948 году в ней разместили дом культуры, а в 1957 году забросили. Церковь постепенно разрушалась и только в 1992 году ее начали неспешно восстанавливать.], кругом ограды которого были разбиты коновязи. Появившийся после полудня немецкий аэроплан, безрезультатно обстреливаемый из сотни винтовок, сбросил две бомбы, упавшие вблизи коновязи, убил и поранил несколько лошадей.
На следующий день, 16 августа, 43-й пехотной дивизии приказано перейти в Галинген[66 - Имеется в виду Галлинген (Gallingen) – деревня, центр округа в земельном округе Зенсбург правительственного района Алленштейн в Восточной Пруссии; ныне деревня Галины (Galiny) в гмине Бартошице Бартошицкого повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.], а 5-й стрелковой бригаде – в Бартенштейн[67 - Бартенштейн (Bartenstein) – город в округе Фридланд правительственного района Кенигсберг в Восточной Пруссии; ныне город Бартошице (Bartoszyce), центр гмины и повята в Варминьско-Мазурском воеводстве Польши.]. Двигались почти параллельно, а от Шипенбейля[68 - Шипенбейль (Schippenbeil) – город в округе Фридланд в Восточной Пруссии; ныне город Семпополь (Sepopol), центр гмины в Бартошицком повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] – разделенные верховьями реки Алле и все время в связи. 26-я пехотная дивизия двумя бригадными колоннами, по каким дорогам – не помню, направлялась с большим уклоном на юго-запад, с ней связи не удалось установить, так как посланный разъезд из казачьего конвоя никаких сведений не сообщил.
До Галингена переход по обыкновенным дорогам, сильно разбитым проходившими здесь немецкими войсками, в 35 верст, был очень труден, в особенности через лес между Шипенбейлем и Галингеном. Противника не встречали, но в 5-й стрелковой бригаде при занятии ею Бартенштейна произошла перестрелка, как оказалось потом, с ландштурмистами[69 - Ландштурм (Landsturm) – ополчение, формировавшееся во время войны; в ландштурм 1-го разряда входили лица, ранее не проходившие службы, в возрасте с 17 до 39 лет; в ландштурм 2-го разряда – с 40 до 42 лет.], быстро отступившими. О месте остановки штаба корпуса, по обыкновению, сведений не имелось. Заняв поздно вечером без боя Галинген, я выдвинул авангард (в составе 171-го пехотного Кобринского полка и двух батарей 43-й артиллерийской бригады) по ту сторону леса у Креколеша[70 - Имеется в виду Креколен (Krekollen) – деревня в земельном округе Хейльсберг правительственного района Кенигсберг в Восточной Пруссии; ныне деревня Креколе (Krekole) в гмине Квиты Лидзбаркского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] и заночевал.
Галинген – небольшое местечко, около которого расположено имение г[ерцогов] Ольденбургов[71 - Автор допускает ошибку. На самом деле в Галлингене расположен дворцовый комплекс не герцогов Ольденбургов (каковых вообще не существовало), а богатых восточно-прусских помещиков – графов цу Ойленбург (Eulenburg). Дворец был построен в 1589 году бароном Бото цу Ойленбургом, однако в XVIII–XIX веках он неоднократно перестраивался, и только в 1921 году ему был возвращен первоначальный вид. Огромный парк был разбит в XIX веке. После Второй мировой войны комплекс был заброшен, а восстановление началось в 1995 году, когда он был приобретен частными лицами.]. В прекрасном парке – небольшое озеро, на нем – остров со средневековым замком. Встретила нас, в сопровождении лакея и горничных, почтенная особа[72 - На тот момент поместьем Галлинген владели граф Бото-Вендт цу Ойленбург (27.3.1883–1945) и его супруга Эмили, урожденная баронесса Штэль фон Хольштейн (9.8.1890–?). Однако встретившую русских офицеров «хозяйку» Слюсаренко называет «почтенной дамой», что не подходит для 24-летней женщины. Скорее всего, это была тетушка хозяина – Мария (9.8.1847–5.2.1917), в замужестве фон Ольденбург, которая к 1914 году уже 26 лет как была вдовой. Поэтому автор и ошибся с фамилией владельцев.], по-видимому, с некоторым страхом, но и любопытством, и провела во внутренние покои, указав каждому из нас его комнату и постель. Поляк лакей справился, не желает ли кто-либо из нас получить ванну, подал нам умыться и исчез. Усталые, мы погрузились в мягкую мебель и, созерцая обстановку, выжидали прибытия наших вещей и вестовых, без которых офицер в походе чувствует себя как без рук. Наконец они явились и со свойственной им способностью быстро ориентироваться в обстановке тотчас же доложили, что здесь, в замке, находится большая артель русских рабочих, нанятых для уборки хлеба, что для нас готовят на кухне ужин, что для артели рабочих готовит харчи и печет черный хлеб русская баба, которая берется к завтрашнему дню спечь хлеб и на весь штаб… и, в конце концов, между прочим, сообщают о том, что, по словам этих русских рабочих, несколько дней тому назад через Галинген прошло много немецких войск и все направлялись по шоссе на юг… Признаюсь, это были первые сведения о противнике, которые мы получили, и о направлении, по которому отходил противник; и нужно думать, правдивые, так как исходили от русских людей! Начальник штаба[73 - Имеется в виду полковник Николай Николаевич Десино.] тотчас же распорядился сведения эти проверить и дополнить их расспросом в артели, а относительно выпечки хлеба, в котором была такая большая нужда для штаба, испросил разрешения почтенной дамы, встретившей нас, и получил разрешение. При помощи наших вестовых мы привели себя в порядок и были позваны к обеду. Стол был сервирован в большой <нрзб> столовой, освещаемой большими канделябрами. Хозяйка, не проявлявшая более страха, любезно предлагала нам яства, пиво и кофе и, узнав о том, что среди нас имеется «казак» (начальник конвоя), подозвала к себе одну из служанок и, указывая на него, что-то ей сказала. Ужас и изумление выразились на лице служанки, но через минуту она успокоилась и засмеялась. Оказалось, что эта служанка страшно боялась появления русских казаков, но когда увидела за столом невзрачного маленького хорунжего с красными лампасами[74 - Конвой при штабе дивизии обычно формировался из донских казаков, элементом формы которых были шаровары с широкими красными лампасами. Звание хорунжего в казачьих войсках соответствует подпоручику в пехоте и корнету в кавалерии.], пришла в веселое настроение. Этот эпизод вызвал веселое также настроение и в нашем обществе.
Отблагодарив за обед, мы отправились по своим апартаментам. Меня беспокоило, конечно, отсутствие приказаний от штаба корпуса и то обстоятельство, что авангард наш выдвинут на запад, в то время когда противник отошел на юг.
Рано утром 17 августа из Бартенштейна получаем известие о том, что 5-й стрелковой бригаде приказано спешно отходить назад в Гердауэн, по каким причинам – неизвестно.
Сведений о левом соседе, 26-й пехотной дивизии, не имеем; молчит и штаб корпуса! Приказываю адъютанту[75 - Имеется в виду старший адъютант штаба 43-й пехотной дивизии, то есть офицер, ведавший в штабе вопросами личного состава и являвшийся ближайшим помощником начальника штаба.] Генерального штаба капитану Скворцову в сопровождении вооруженного конвоя произвести на автомобиле разведку по шоссе на Бишовштейн – Сантопен[76 - Имеются в виду город Бишофштейн (Bischofstein) и деревня Сантоппен (Santoppen) в округе Рессель правительственного района Кенигсберг в Восточной Пруссии; ныне город Биштынек (Bisztynek) и деревня Сантопы (Satopy), последняя входит в гмину Биштынек в Бартошицком повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] и постараться войти в связь с 26-й пехотной дивизией. Час, другой мучительного ожидания; возвращается капитан Скворцов и докладывает, что на всем пробеге его до Сантопена ни одного русского и немецкого солдата не встретил, шоссе совершенно пустынно, и только невдалеке от Бишовштейна на поле видны валяющиеся трупы лошадей, по-видимому, после произошедшего здесь столкновения конницы.
Решаю следовать примеру правого соседа и отдаю приказ об отходе в Гердауэн. Поднимаются суета, нагрузка и отправка обоза. Артель русских рабочих, узнав о нашем отходе, решает присоединиться к нашему обозу и идти с нами. Выкатывают из экипажного сарая громадный немецкий фургон, запрягают парой рослых коней и до верха нагружают его вещами. Почтенная дама, домоправительница, тоже приходит в волнение, обращаясь ко мне с щекотливым вопросом: куда мы идем дальше? – и просит меня дать ей бумагу, которая бы избавила замок от разграбления. Отвечаю, что, куда мы пойдем, нам еще неизвестно – приказано только приготовиться к выступлению, а бумагу дать могу.
Ведет меня через громадный белый зал, увешанный прекрасными портретами августейших особ Российского императорского дома, в кабинет герцога и дает лист. Пишу, что «в этом замке русским войскам оказано гостеприимство и потому воспрещается всякое насилие и грабеж, за которые виновные будут привлечены к ответственности. Генерал N». Тут же в кабинете на особом столике под стеклянным футляром лежит толстая книга в старинном кожаном переплете. Домоправительница достает ее и раскрывает передо мной, с пояснением, что это книга для росписи в ней всех посетителей этого замка, в числе которых указывает на имена императорской фамилии, графов, князей и прочих, и на одной из первых страниц в 1814 году – расписка командира одного из русских пехотных полков, возвращавшихся из-под Парижа в Россию и здесь нашедшего с полком приют и отдых. По-видимому, почтенная особа желала, чтобы в книге появилась и моя расписка, через сто лет после вышеуказанной, но я постарался ее не понять и своей расписки не оставил.
Поблагодарив за гостеприимство, мы сели на коней и, выехав за замковые ворота и мост, повернули, к своему стыду и огорчению, на восток.
Лесная дорога, которая накануне доставила нам так много неприятностей, за ночь саперами была исправлена, и главные силы прошли через лес без задержки, после чего им приказано было остановиться и подтянуться. В это время подъезжает на автомобиле офицер штаба корпуса и вручает приказ об отходе дивизии, только не на Гердауэн, а через Коршен[77 - Коршен (Korschen) – город в округе Растенбург правительственного района Кенигсберг в Восточной Пруссии; ныне город Корше (Korsze), центр гмины в Кентшинском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.] на Бартен. Спрашиваю о причинах к отходу и почему с таким опозданием доставляется приказ. Отвечает, что причины ему не известны, отходит вся 1-я армия, а опоздал, потому что сбился с дороги и потерял много времени; добавил, кроме того, что командир корпуса в большой тревоге за 43-ю пехотную дивизию.
