Сказки времён и народов. Библиотека Дедушки Эля

– Позволяю, мой верный Абдрахман, спрашивай, – ответил халиф.

Тут дервиш руку в мешок засунул и кота за хвост дернул. Кот как заорет на весь дворец. А дервиш мешок снова завязал и говорит халифу:

– Видит мой джин человека роста невысокого, в розовых шароварах, синем шелковом поясе, халате персидской работы и белой чалме с павлиньим пером и большим изумрудом. А всё наворованное он в подвале дома своего хранит, в сундуках.

Смотрит халиф – а это точь-в-точь его визирь главный, рядом с ним стоящий. Испугался визирь, руками замахал. – Не брал я ничего себе! – кричит.

Да куда там. Осерчал халиф сильно, стражу кликнул:

– Возьмите его и на цепь посадите. Он лицо свое предо мной уронил. Я его потом судить буду. А сейчас все его сундуки сюда несите.

Принесли сундуки – а там золотых динаров больше, чем в казне. Видит халиф, что дервиш правду сказал. – Проси, чего хочешь, – говорит.

Не стал дервиш денег просить. – Хочу, – говорит – служить тебе, о достойнейший из достойных.

Халиф его и сделал визирем.

Вот, служит дервиш во дворце. По правую руку самого халифа сидит. А Зара, это девушка, что с ним приехала, в его доме живет. Он ей служанок дал, отдельные покои, а сам туда не заходит. Только подарки всякие шлет. То сладкий шербет, то ожерелье, то покрывало птицами расшитое.

И чувствует он, что ничего ему не надо, кроме любви этой девушки.

А силой взять её не хочет. Да только надежды мало. Стольким женихам она уже отказала в руке своей!

А тут однажды приходит к нему служанка в тёмной накидке и говорит:

– Приходи после заката на дворцовую башню. Моя госпожа хочет с тобой встретиться.

Дервиш удивился, но не очень. С тех пор, как он визирем стал, многие невесты пытались его внимание привлечь. Да не лежала душа его ни к одной из них. Всем он отказывал. Всех свах обратно отсылал.

Однако, вечером пришел он к тёмной башне и наверх поднялся, туда, откуда звездочеты звезды считали.

И видит он знакомое белое покрывало. Бросился он к Заре, подхватил её на руки, и полетели они к небесам, туда, где на черном бархате рисуют свои узоры падающие звёзды.

А потом посадил дервиш Зару свою на ишака, взяла она в руки мешок с котом, и пошли они по дороге прочь от города. По длинной дороге между полями, деревнями и реками. Ишак – впереди, дервиш – сзади. А больше они ничего с собой не взяли. Потому, что слава, вещи и деньги – это дым от костра. А любовь, мудрость и верность – это костёр.

Умный Цапель. Корейская сказка

У одного крестьянина был цапель очень умный.

Больше всего этот цапель любил стоять на одной ноге на краю рисового поля и размышлять о смысле жизни. И в этом деле он очень даже преуспел.

Но вот однажды, на закате дня, его съел лисиц.

Крестьянин сильно расстроился – он очень любил цапля. Взял крестьянин несколько верёевок и дощечек, смастерил ловушку да и изловил хитрого лисица.

С тех пор, много уже лет, на стене бедного крестьянского дома висит рыжая лисья шкура, напоминая о том, что смысл жизни постичь – это только начало пути, и что не всегда, скушавши просветлённого, продлеваешь свою жизнь…

И ещё… Только это уже между нами…

Иногда, на закате, закончив дневную работу, крестьянин идёт на край своего рисового поля, становится на одну ногу, закрывает глаза и стоит так в тишине.

Но смысл жизни ему почему-то не открывается.

Предсказание цыганки. Трансильванская сказка

Жил один человек возле замка Рагоши, что на западном склоне Карпатских гор. Жил он бедно, еле еле концы с концами сводил.

А проходили мимо как-то раз цыгане, и вот старая цыганка ему и говорит: – Петру, – так звали того человека, – давай, Петру я тебе погадаю.

А Петру не хочет, ему денег жалко цыганке отдавать. А та – давай да давай. В общем, согласился он за самую маленькую денежку. Руку протянул, та на ладонь его взглянула, что-то там на наречии своем цыганском прошептала, да и прочь пошла. Даже денежку не взяла.

Петру за ней. Что такое. Почему ты уходишь и мне ничего не говоришь. А цыганка: – Я бы тебе, мил человек, сказала, да ты знать это не захочешь. Потому, не надо мне денег твоих, живи так.

И ушёл табор дальше по дороге.

Ну, Петру эту историю забыл почти, а тут вдруг раз, мимо его дома богатый австриец, на белом ландо с откидным верхом едет. Остановился, рукой машет, иди сюда, крестьянин.

А Петру в это время поле свое мотыжил. Земля сухая, каменистая, каждый год камни убирать приходилось.

Петру как есть, с мотыгой на плече к австрийцу подошел, шляпу снял, и стоит. А тот ему: – Не продашь ли ты мне мотыгу? – И бумажник достает.

Петру удивился, подумал, и согласился. Вроде, мотыга ему нужна, но, вроде, и деньги сами в руки идут. Поторговался немного, и продал. Тому, видать, очень купить хотелось. Петру это быстро понял. А зачем – понять не может.

Потом, когда австриец дальше поехал, Петру по тропинке за ним. А тот – прямо к замку. Погудел клаксоном своим, ворота открылись, он внутрь и заехал.

Петру подождал, никого нет, и домой пошел. Но, чует, дело тут не чистое. Зачем богатому австрийцу моя мотыга, когда у него там, в замке, небось, лопат и прочего инструмента полно. Да еще – экскаватор вон стоит, от прошлого ремонта остался.

И вот ночью, спит он и слышит, как ворота замка открываются, и вроде как машина едет. Он вскочил, штаны натянул и к замку.

Так и есть, выезжает ландо это, а в нем австриец в каком-то белом плаще, и едет вниз, к реке. А река в это время совсем обмелела, одни лужи остались.

Вот австриец машину на берегу, около моста, оставил, а сам в реку лезет. Не в реку, конечно, а вниз, с берега, на обсохшее дно, и – под мост. И мотыгу на плече несет.

Ночь лунная – луна – как тарелка, а под мостом – темно. Петру за кустом спрятался, а что там – не видит. Слышит только, мотыга по камням цок-цок. А потом, вроде, стонет кто, жалобно так.

И тут из-под моста австриец выходит, и на руках несет девушку. Волосы у той длинные, лицо – белое, как луна, а губы – красные. Стонет, и руку к груди прижимает. А из груди – кол осиновый, острый, как раз между красой ее, девичьей.

Австриец на берег вылез, и – к ландо. Вытащил из него что-то вроде ковра персидского, расстелил на траве, и девушку положил. А потом – ногами в тело ее уперся, а руками за кол – раз, и вытащил его.

Девушка сразу стонать перестала, и цвет лица у нее поменялся. А рана меж грудями сама закрылась.

Петру все это хорошо видел, он совсем близко сидел. А только нехорошо ему что-то стало. Он рот себе руками зажал, шевельнуться боится.

Тут девушка с ковра вскочила, и австрийцу на шею. Целует его, смеется, руками обвивает. А потом как в шею его зубами своими жемчужными вопьется. И давай кровь пить. Пьёт – не напьётся. Оголодала, видать сильно, под мостом лежучи.

Австриец бледнеет, но тоже её обнимает, так они на ковре и стоят.

Петру смотрел на это, смотрел, а потом как бросится прочь. Да куда там. Те двое его враз догнали и кровь выпили.

С той ночи сгинул Петру, будто не было человека. А участок его какой-то австриец купил. Там, говорят, нефть нашли, скоро вышку поставят.

Колючая Карма. Тибетская сказка

Ёжик Шы с самого детства тяготился своими колючками. Уж сколько его не уговаривали сначала родители, потом – соседи – ничего не помогало.

Все яблоки, что ему удавалось утащить из соседнего сада, все сушеные грибы и ягоды – всё он отдавал стрижу Жу, Мастеру, главному в лесу парикмахеру и брадобрею.

Все перепробовал Мастер Жу. И медовую завивку, и отмачивание в муравьином уксусе, и лягушачью слизь пополам с оленьими шариками – ничего не помогало. Колючки прилягут на день, другой – а там и снова врастопырку.

И сказал Мастер Жу ёжику Шы:

– Не помогут тебе, друг мой Шы, никакие мои приемы и примочки. А надо тебе пойти к Учителю Ли. Пусть он скажет, что тебе делать. А если он не скажет – никто тебе не поможет.

– А где же найти мне его, о Мастер Жу? – спросил ёжик.

Ничего не ответил Мастер, только помахал крыльями да и полетел в свой домик над обрывом.

Задумался Шы. Еще больше загрустил, мыться – завиваться совсем перестал и колючки его стали вроде шипов на дикой розе, что растет в долине Желтой реки.

Однако, делать нечего. Собрал Шы еды немного, закинул её на спину, на колючки свои, и пошёл по тропе искать Учителя.

Идёт он день, идёт два. Нет Учителя Ли нигде. И не слышал никто. На третий день устал Шы. Сел на поляне, под большим деревом, ест гриб сухой, что на спине принес.

Вдруг на поляну выбежал заяц У. Еле дышит, лапками пот со лба вытирает. Дрожит, озирается.

– Ты не видал ли тут кого? – спрашивает он ёжика. Странной показалась речь зайца ёжику Шы. Но он отнес это на счет заячьей усталости и спешки.

– Нет, Ли я не видал. Я его сам ищу. Давай искать вместе.

Посмотрел на него заяц У с испугом, да как задаст стрекача по кустам. Только его и видели.

А ещё чуть погодя на поляну неторопливой трусцой выбежал незнакомый зверь. Ох, как был он прекрасен! Прекраснее, чем осенние листья в саду. Прекраснее, чем рябина после первых морозов. Прекраснее зрелого шиповника на кустах в долине Желтой реки. Но прекраснее всего был хвост его – мягкий, длинный и гибкий, как молодой тростник на Желтой реке.

Увидев ёжика Шы, зверь остановился, потом подошел ближе и спросил, и голос его был нежен, как шелест травы и силён, как гул водопада после дождя.

– Друг мой, покрытый колючками. Не видал ли ты ученика моего любимого, зайца У. Уже много дней как ищу я его днём и ночью, но злые демоны не дают нам встретиться. Полно печали и беспокойства о нём сердце мое, и пуст живот мой без него.

Сказал так зверь огненно – прекрасный, и ближе подошел к ёжику, и облизнул языком своим влажным зубы рта своего.

И понял тут ёжик Шы, что сам Великий Учитель Ли стоит перед ним, и просит его о помощи.

Исполнился он радости и гордости, что может помочь Великому. И рассказал он, что видел зайца У только что, и что тот тоже ищет Учителя своего, но найти не может, по кустам бегая. Наверное, его тоже демоны околдовали чарами своими чёрными.

Понравилась речь ёжика огненнохвостому. Подошел он ещё ближе, носом колючки пробует.

– Вижу, что и ты зверь, достойный стать моим учеником. Но должен я убедиться, что сильна твоя Карма, и сможешь ты пройти через все испытания на Алмазном пути.

И со словами этими протянул Учитель свою правую переднюю лапу к ёжику и нежно, но сильно направил его в воду ручья, рядом как раз протекавшего.

Упал ёжик Шы в воду, но не испугался, а наоборот, заколотил лапками по воде и поплыл назад, ближе к прекрасному Учителю своему. И тут… О, счастье! Почувствовал он, как Светломудрый наклоняется к нему, и ласково, будто мать дитя, берёт его зубами за мягкое брюшко его, и несёт по Алмазному пути…

И тут вдруг из кустов вылетело что-то серое и ушастое, и прямо Учителю под ноги. Наверное, демоны, подумал ёжик Шы и свернулся в шар и прижался теснее к несущему его, чтобы защитить и оберечь от опасности тому грозящей.

Взвыл тут рыжий Ли от боли, и бросил колючую добычу свою, и умчался прочь, дороги не разбирая.

А заяц У собрал разбросаные там и тут грибы и яблоки и нанизал их обратно, ёжику на колючую спинку. Собирает, а сам все ёжиковы колючки нахваливает. Вот это наряд – всем нарядам наряд, с таким хоть по Алмазному пути, хоть по лесной тропе – нигде не страшно. А уж рыжему Ли – нипочем такие колючки не одолеть.

И понял тогда ёжик Шы, что не важно, в колючках ты рожден, или с ушами лопоухими – главное, идти своей дорогой, а не чужой, и тогда непременно встретишь друзей. А с друзьями – демоны не страшны, и Алмазный путь короче…

Путь к звёздам. Индийская сказка

Вырастет из сына Свин, Если сын – свинёнок.

Ма Я Ко, из наставлений пытливым поросятам «Что такое ХО»

Поросенок Зю родился на самом самом востоке Хрюндии, в маленькой бедной деревне на берегу быстрой реки Нирванга. Его родители, папа Чавдар и мама Свиндра, с утра до ночи копались носом в речном иле, чтобы накормить своего единственного сына.

И рос Зю быстрее всех своих друзей – поросят, так, что уже к своей десятой луне стал размером почти с отца.

Ничего не любил Зю больше, чем смотреть, не отрываясь, на звёзды. Но ведь всем известно, что не дали великие боги свиньям умения поднимать глаза свои к небесам. И придумал Зю способ, как преодолеть себя и добиться желаемого. Научился он с высокого берега Нирванги смотреть вниз, на бег речной воды, волшебным зеркалом отражающей в чистоте своей небо со всеми его обитателями. Так проводил он долгие часы в тишине, жуя корень лотоса, в то время, как его товарищи бегали и возились в речной грязи с громким хрюканьем и визгом.

И вот однажды, когда лунный свет уже покрыл дальние вершины Захрючных гор, и звезда Бекон показалась в свите своих товарок, увидел Зю, как Светлый Будда Хрюкопандра идет по лунной дорожке через реку.

Понял тогда Зю, что настал и его черед перейти предел Сущего. И встал он на свои ноги и пошел по воде вслед за Буддой.

Но налетел тут злой Ветер Немогу, и зарябила гладкая вода Нирванги, и серый туман скрыл дальние горы. Испугался Зю, и стал тонуть в темной реке. И совсем уже почти утонул, но раздался тут голос Учителя, будто тридцать серебряных поросят захрюкали разом:

– Не бойся, мой маленький Зю. Ничего никогда не бойся и ни в чем никогда не сомневайся. Не по воде ты идешь, а по Алмазному Пути к звезде Самнахал. Там найдешь ты то, что ищешь, и карма твоя обретет новую форму.

Сказал так Хрюкопандра и растворился в Сиянии.

И отбросил Зю страх свой и сомнения, и слетела к нему с дерева Дай могучая птица Хальва, и стала вода твердой, как лед в горах ЗамерзнУ, и побежал он вперёд, и осталась далеко внизу его маленькая деревня и река и страна Хрюндия, и увидел он Великий Чертог Самого Великого Будды Боровишны.

Захрюкал тут Зю от восторга, и хрюкал так тридцать три луны и еще тридцать три. И стал он большой свиньей. И Дхарма открылась ему, и сам Великий Будда обратил пятачок свой к нему, и протянул все шестьдесят и шестьдесят своих рук, и сделал Зю Четырехзведным Генералом.

И воздух наполнился нежным звоном колокольчиков, семь зонтиков всех цветов радуги и семь барабанов, издающих звуки разной высоты, опустились с небес, чтобы сопровождать Просветлённого. Перед ним возникла сверкающая Алмазная дорога, уходящая в небо – и он покинул прежнее тело исчерпанной кармы, сбросив его, как ветхую одежду, и взошёл по сияющему пути туда, где нет сансары и заблуждений, уводящих во тьму. Там его ждали боги…

Все три тысячи других поросят, и папа Чавдар и мама Свиндра наблюдали это по телевизору.

Кошка и пирамида. Древнеегипетская сказка

Я, писец Самех из рода Мехлета, записал эту историю на свитке папируса по повелению жреца Амхета для сына его.

О, великий Озирис, благословенный и благосклонный! Да пребудет благоволение твое с нами и оросятся поля наши плодородным илом.

Расскажу я историю эту, поучительную и удивительную, что случилась во времена славного фараона Хуфу, чей голос правдив, который построил себе пирамиду, всех других выше, облака вершиной достающую.

Жил человек один по имени Харед в городе Гиза, что в долине великой реки Нил, дающей жизнь всему. Был человек тот купцом и возил товары на больших лодках и на юг, в земли воинственных нубийцев, черных, как ночь, и на восток, финикиянам, в мореплаваньи искуссным, и на запад, в земли Сирийские. И была у него в доме кошка, товары от мышей охранявшая и радость в дом приносящая, подобно богине своей, лучеокой Баст.

И велел тогда фараон Хуфу построить пирамиду такую, чтобы никто её превзойти не мог, чтобы все люди и в Египте и в странах соседних и в странах дальних славу его, самому Ра подобному, увидели и пали, пораженные, на животы свои.

И послал он мастера своего, в строительном искусстве умелого, славного Хемиуна с рабами и помошниками для строительства место выбирать. И пришли они в долину, где древние фараоны свои пирамиды поставили, и нашли место ровное, для стоительсва подходящее лучше других. И велел тогда мастер Хемиун место это знаками заметными окружить и путь оттуда к реке кратчайший разметить тоже, потому, что много камней для стройки той будет нужно.

Побежали помошники, помошники их, и рабы их, к реке побежали они.  И встал на пути их дом того человека. Между рекой и пирамидой дом того человека встал, посреди пути.

Пришли помошники к мастеру Хемиуну. Нельзя эту дорогу тут провести, дом не разрушив. А Хемиун разгневался, что этот простолюдин ему мешает поручение фараона исполнить. А сделать сам ничего по закону не может. Ничем тот простолюдин-купец не провинился, чтобы дом его ломать.

И ещё хотел тот мастер, в строительстве искусный, скорее дело свое начать, чтобы и боги и фараон, чей голос правдив, его уменье увидели и славу ему воздали, и серебро ему воздали по умению и искусству его.

А была у Хемиуна наложница одна, в хитрости любую другую женщину превосходящая. И сказала она господину своему, Хемиуну сказала она так:

– Нельзя, господин мой дом сломать, честному человеку принадлежащий. Сделай же тогда так, чтобы сам фараон и жрецы его, и судьи его назвали человека того преступником и дом его, и богатство его и рабов его отобрали. И не будет тебе тогда ничего мешать стать самым великим строителем на берегах реки Нил, жизнь приносящей.

Сказала она так, женщина эта, как змеиным ядом в сердце мастера протекли речи ее. Позвал он тогда слугу, и другого слугу, и велел им ночью в дом купца проникнуть, и свитки папирусов со списками товаров его, и доходов его, и долгов его, тайно все свитки эти унести ночью, и другие на место их положить.

Сказал он так слугам тем, так и сделали. Не видел их никто, и ночью они дело свое сделали.

Тогда гонца послал, быстрого гонца на ладье с тридцатью гребцами послал к фараону мастер Хемиун. И папирус послал мастер Хемиун фараону своему, Хуфу, чей голос правдив. И написал он там, наложницей своей наученный, что купец тот Харед, простолюдин, законы великого фараона нарушающий. И не платит он налогов в казну фараона своего, а наоборот, прячет благовония и броши золотые с камнем оникс, и яшму, и слитки серебряные, что утаил от писцов в гордости своей и жадности.

Очень разгневался фараон, чей голос правдив, и потемнел он лицом своим, и пали слуги его в страхе на живот свой и глаза поднять боялись, пока гнев его не остынет. И велел тогда он воинам своим, и судьям своим, и писарям своим к дому того человека плыть скорее, и взять его со всем домом его и убить их, и сжечь их и пепел их в пустыне развеять, чтобы никто так больше сделать не посмел, наказать он велел так того купца по имени Харед. А все, что в доме том найдут, все это отнести в храм Ра и жрецам его отдать, чтобы слава фараона, ещё выше была, жрецам богатства отдать велел он.

И было так. Пришли люди к дому купца того, по имени Харед, и взяли его, и жену его, и детей его, а слуг его и рабов его в цепи заковали. И увидели солдаты там кошку, и захотели они кошку ту поймать, и себе взять, чтобы она их жилище от злых духов ночью охраняла. Так хотели они эту кошку, радость в дом приносящую, себе взять.

И бросились тогда три и три и еще три солдата за кошкой этой. И не могли ее поймать. И еще три и три солдата с ними. И не могли поймать. Не могли они поймать эту кошку. И тогда сказал командир их, в битвах закалённый:

– Эта кошка – не простая, раз не могут её столько солдат поймать. Надо просить жрецов, самому могучему Ра служащих, нам помочь тут.

И пришли жрецы могучего Ра, и не смогли они помочь солдатам тем, кошку поймать не смогли они все вместе.

Рассердился тогда мастер Хемиун, и приказал командиру взять лучших лучников и убить эту кошку, стрелами ее убить. И сделали так. И не попала ни одна стрела в кошку эту.

Тогда приказал мастер Хемиун в гневе своем, сжечь дом тот, вместе с кошкой и купцом по имени Харед, и женой его, и детьми его, и всем, что в доме том, сжечь его он приказал.

И сделали солдаты так. И принесли они вязанки хвороста, сухого хвороста вокруг дома они положили, и зажгли они огонь, и произнёс жрец Ра слова священные, древними знаками на камнях записанные. Но не горели стены дома того. И затих тут огонь и появилась тут сама богиня лучеокая, на женщину похожая, с головой кошки, богиня Баст явилась им. И пали все, кто был там, на живот свой, и даже жрец бога Ра, самого великого Ра жрец пал на живот свой.

И сказала лучеокая с головой кошки, сказала им, чтобы оставили они этот дом, так, как бы они оставили храм её, храм священный. И будет так всегда, пока Ра в колеснице своей небо пересекает, и пока Озирис хранит покой мертвых, и пока река Нил несёт жизнь живым.

Так сказала она, и кошка вышла к солдатам тем и жрецам тем. И оставили они дом тот, и умаслили они купца того благовониями, и на лодках своих назад уплыли они, фараону весть об этом чуде рассказать.

И велел тогда фараон Хуфу, чей голос правдив, своему мастеру самому лучшему, Хемиуну, оставить место то, прежнее, и перенести пирамиду его на десять тысяч локтей в сторону. И так и сделали. И стоит теперь пирамида фараона Хуфу, всех пирамид выше, и помнят люди о фараоне великом. И ещё помнят люди о кошке, дом хранящей, маленькой кошке, великую пирамиду передвинувшей.

Да хранит нас Озирис, благословенный и благосклонный.

Написал это я, писец Самех из рода Мехлета, рукой своей написал.

Франц и его мечта. Швейцарская сказка

Франц Вундербар живёт в Нойшателле, в своём маленьком домике на склоне, с окнами на озеро. По утрам, перед работой, он поливает из лейки свои розы. Он любит поливать розы из лейки, не доверяя это удовольствие поливочному автомату.

Выпив чашечку не очень крепкого ароматного кофе с кусочком сыра, он целует спящую жену Марту, и детей, девочку Анни и мальчика  Бонни, садится в машину и едет десять минут по гладкому, ещё пустому в это время шоссе, на работу. Утренний туман начинает рассеиваться и вид с дороги на озеро и долину просто великолепен. Франц включает радио и слушает утренние новости. Швейцарский франк чуть-чуть подрос. Это хорошо, думает Франц, отпуск на Лазурном берегу обойдётся чуть дешевле. Но и тревожится немного. Дорогой франк может повредить швейцарскому бизнесу.

Но беспокойство быстро уходит, Франц включает свой любимый французский канал и ещё успевает прослушать две-три песни Азнавура.

Франц работает в офисе на втором этаже. Небольшом аккуратном офисе с окном на далёкие горы и близкое шоссе. Франц любит свой оффис и всегда сам поливает цветы. Это может сделать хорват-уборщик, но Франц любит свои цветы поливать сам. Раньше он работал на первом этаже, в большом зале, принимая заказы клиентов, но в прошлом году его продвинули в должности, и теперь он руководит пятью приёмщиками заказов. Это очень серьёзная ответственная работа, более ответственная, чем раньше, и Франц относится к ней очень серьезно. Он не позволяет себе отвлекаться во время работы ни на минуту, и любуется видом далёких вершин и близкого шоссе только во время коротких перерывов для кофе – с десяти часов до десяти часов и пяти минут, и с трёх до трёх и пяти.

Франц знает, что если он будет так работать ещё три года и два месяца, то его повысят до третьего этажа, и он сможет купить себе новый Ситроён взамен теперешнего Фольксвагена.

А через двенадцать лет и восемь месяцев Франц выйдет на пенсию и сможет посвятить всё своё время любимым розам.

А ещё у Франца есть мечта. Только он о ней никому не говорит, даже жене. Франц мечтает купить себе большой ревущий мотоцикл, одеться в кожу и цепи, не бриться два месяца и в таком виде проехать по самым диким местам Польши. Более диких мест он просто не знает.

Собственно, к чему это я все?

Ах, сказка! Ну, сказку как-нибудь в другой раз.

Сказка про сказку

Жила-была сказка…

Вот вот, я знаю, тут уже кто-то готов возразить, что так не бывает. Вот драконы говорящие – бывают. Или – бывали. Или – могли быть. Или…

А вот сказки просто так не живут. Их рассказывают сказочники и бабушки, что гораздо приятнее, потому что бабушка – своя, а сказочник – общий. Но тут я отвлекся. Речь ведь не о бабушках, а об одной сказке.

Итак, снова. Жила-была Сказка. Я специально написал её с заглавной буквы, потому, что это её так звали. Сказка. Там, в этом месте, где она жила, много ещё всякого народу жило. И довольно странного, скажу я вам.

Жил там, например, один очень серьезный субъект по имени Рапорт. Всегда в сюртуке, застёгнутом на все пуговицы, он ходил строго по прямой, отбивая шаги. Левой – правой. Ать – два.

Был у него братец двоюродный – Донос. Этот одевался в накидку с капюшоном, надвинутым до самых глаз. И ходил всегда вдоль стенки, ночью, крадучись. Рапорт его недолюбливал, но нередко пользовался его услугами. Считалось, что это так, семейное дело. И для общей пользы опять же.