Эра Водолея

– Откуда вы знаете?

– Видел в записи. Здесь установлены камеры.

– Тогда зачем мы пришли? – удивилась Ядвига. – Просмотрите отснятые материалы.

– Но мы же не можем расставить видеооборудование по всему городу в каждой из трёх тысяч комнат. За пределами канатов съёмка не ведётся. А сейчас покажите, где вы ходили.

– Тогда днём… как бы объяснить… – замялась девушка. – Ну, я не контролировала себя. Честное слово. Я даже не знаю, что подвигло меня отстать от группы и переступить канат. А когда начал кричать солдат, я словно очнулась и с удивлением осмотрелась. Позже меня куда-то вели и ругали. Ну, примерно так.

– Ядвига, вы говорили, что не слушали экскурсовода. Отвлеклась?

– Наверное, – вздохнула девушка. – Я не могу объяснить. Не наказывайте меня строго. Ладно? А то мне влетит в редакции. Я сама оплачу штраф, лишь бы о нём не узнали на работе. Скажите, лейтенант, это можно устроить? – закончила Ядвига умоляющим тоном.

– Решение суда вам придёт на домашний адрес. А сейчас я хочу увидеть комнату, где вас нашли солдаты.

Девушка тяжело вздохнула.

– Я не знаю, почему, но мне здесь не по себе, – заикаясь, произнесла Ядвига. – Это большое преступление с моей стороны?

– Нет. Так мы идём?

Девушка колебалась, и на её лице отразилась целая гамма эмоций. То ли боялась, то ли ей стыдно признаться, что совершила неправильный поступок. Впрочем, личности с такими комплексами долго не протянут в журналистике. А если за Малиновски ходатайствовали, как говорил Бренер, из министерства, значит, с психикой у девушки всё в порядке. Так что за комедию она ломала?

А если допустить, что Ядвига убийца? Тогда проявления страха объяснимы. Или эмоции можно истолковать по-другому? Но такое поведение наталкивало на определённые подозрения.

Девушка, наконец, решилась. Гордо подняв голову и став выше едва не на пол метра (что не удивительно с её ростом), переступив канат, Малиновски направилась в башню. Я молча следовал за ней. По винтовой лестнице мы поднялись на этаж, свернули в правое крыло и прошли в боковую комнату.

– Я стояла здесь, – девушка остановилась у стены, расположенной напротив единственного окна. Из него открывался вид на Седьмую магистраль перед входом в здание.

– И на что вы смотрели?

– Не помню. Но когда солдат начал орать на меня, я рассматривала линию на стене. Наверное, это деталь трансформера. Для трещины слишком ровная.

По рассказам бойцов службы безопасности, задержавших девушек, я сделал несколько схем. И теперь, достав планшет, убедился: Ядвига говорила правду. Виталий Гаврилов, арестовавший Малиновски, упоминал, что та рассматривала стену. Показания сошлись.

Но почему журналистка нервничает? Что значит удивительная метаморфоза, произошедшая с ней? Из-за чего девушка замкнулась и поникла? Я слышал – у людей творческих профессий случаются нервные срывы. Помню, Ядвига говорила, что хотела понять душу ковчега. Может, этим и объясняются странности в её поведении? Но, как с остальными девушками? У них тоже кратковременное помрачение рассудка?

А если здесь подготовленный теракт, и Малиновски одна из добровольных или случайных участников? Или какой-нибудь флеш-моб? Но пока у меня нет улик. А чтобы строить гипотезы, нужно время.

– Пойдём. Я увидел, что хотел.

– Да-да, – произнесла Ядвига, но не сдвинулась с места. Вот и пойми женщин. То не желают входить, то не выгонишь.

– Скажите, лейтенант, – робко спросила девушка. – Сегодня, в здании произошло какое-то преступление?

– О чём вы? – насторожился я.

– Сама не знаю, – замялась Ядвига. – Но… у меня странное предчувствие. Здесь случилось что-то ужасное. Но я не знаю, почему так думаю.

– Хватит брать меня на мушку и проводить спиритические сеансы в надежде выманить информацию, – поддел я журналистку. – Идём. Вас ожидает возвращение на Землю, а меня ещё пять девушек.

– Нет, лейтенант, вы не понимаете, – выдавила Ядвига с осунувшимся, побледневшим лицом. – Здесь произошло страшное преступление. Я знаю.

А дальнейшие события развивались непредсказуемо. Будто сорвавшись с цепи, Ядвига устремилась к выходу. К своему удивлению, я увидел, как та перебежала мостик, связывавший левое и правое крылья дворца, и по лестнице заспешила наверх. Поднявшись ещё на этаж, журналистка свернула влево и вошла в ту самую комнату, где обнаружили мёртвое тело.

– Здесь произошло убийство! – воскликнула девушка, и подошла к углу, где недавно лежал труп. «Хм. А я считал журналистку непричастной».

– Ядвига, вы, случаем, не телепат? Или ясновидящая?

– Нет, – покачала та головой. – Даже не знаю, что на меня нашло. Может, так действует сам город. Или космос. Я словно вспоминаю, но не могу… Я уверена: здесь случилось что-то ужасное. Но… очень давно. Нет, всё! Больше я ничего не знаю. Простите, лейтенант. Я наговорила лишнего. Я больше не хочу и не могу здесь оставаться.

И тут девушка побежала к выходу. Конские хвостики в ушах так смешно болтались, когда Ядвига прыгала по ступенькам. Я устремился за ней в полном недоумении. А догнал уже на улице. Малиновски выглядела расстроенной. Глаза красные, а щёки мокрые от слёз.

Ядвига не позволила заговорить с собой, и не приняла слова поддержки. Девушка будто отгородилась от мира стеной из мыслей и эмоций. Она успокоилась, её глаза высохли, а лицо обрело прежний вид. Но больше я не услышал от неё ни слова. Мы в полном молчании прошли по экскурсионному маршруту. Так что, отстав от группы, журналистка ничего не потеряла. Но сейчас, по-моему, ей не до окружавших красот.

Я пытался расспрашивать Ядвигу об упомянутом ею преступлении, желая как-то связать с произошедшим сегодня убийством. Но девушка замкнулась и лишь просила прощение за вырвавшиеся слова.

Я быстро довёл Малиновски до шлюза. А там поручил дежурившему у входа рядовому Строеву перевести девушку на корабль, пристыкованный к ковчегу. Ядвигу разместят в каюте и накормят. А завтра с первым же челноком отправят на Землю.

Распоряжение начальства выполнено – журналистка отпущена. У меня к ней больше нет вопросов, хотя поведение озадачило. Честно, расставшись с Ядвигой, я вздохнул с облегчением. Но меня ожидали ещё пять девушек.

Глава 5

Книга Ника Уралова

16 марта

– Лейтенант! – кликнул дежурный сержант. У переходного шлюза со стороны Атлантиды установлен пост: стол, два стула и красный шнур на стойках. Здесь бойцы службы безопасности встречали экскурсионные группы.

– Привет, – кивнул я, подойдя к ребятам.

– Капитан Бренер оставил для вас бумаги, – сержант Егоров протянул распечатку.

– Благодарю, – кивнул я, и тут же впился глазами в текст.

Убитого мужчину из шестого корпуса звали Артур Григорьевич Новак. Тридцать два года. Уроженец Самары. По удивительному стечению обстоятельств, мы с ним во многих отношениях коллеги. Так же, как и я, после увольнения из армии он окончил полицейскую школу, и затем подал заявку в корпорацию «Древний ковчег». Но выбрали меня. В досье указано: Новак проявлял странную настойчивость, что и насторожило членов жюри. Личная заинтересованность может навредить делу, и кандидатура Николая Уралова оказалась предпочтительней.

Артур прилетел на первом челноке в девять часов утра. Курировавший группу экскурсовод заметил отсутствие человека лишь перед возвращением на корабль, и поднял тревогу.

«Удивительно, почему служба безопасности не известила меня?» Видимо, капитан решил, как обычно, разобраться самостоятельно. А мне поручил девушек. Но я благодарен Бренеру за помощь. У него в подчинении тридцать солдат. Мне же одному потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы обойти здания музея в поисках исчезнувшего экскурсанта. А у моего напарника Ферреро сегодня выходной. «Наверное, отсыпается, как обычно» – подумал я не без зависти.

Далее в тексте значилось: задержанные девушки прилетели на разных кораблях, и позже Новака. Это снимало с них подозрения. Человек, планировавший убийство, не мог рассчитывать, что Артур отстанет от группы. Впрочем, если заранее ему не назначили встречу.

«Стоп. Я лезу в дебри. Всякие „может быть“ имеют право на существование, если собрано достаточное количество улик».

Итак, жертва прибыла в Атлантиду в девять утра. Когда в тринадцать часов к ковчегу пристыковался космолёт с Ядвигой Малиновски, группа Новака возвращалась на Землю, а сам Артур лежал мёртвый. Кстати, журналистка прилетела в музей первой из задержанных.

Доктор Рино осмотрел жертву, но не обнаружил причины гибели. На теле никаких следов насильственных действий. Но подполковник считал, что перед смертью Новак испытал шок.

В конце записки Бренер сообщил, что с последним челноком под номером шестьдесят четыре труп отправлен на Землю.

Окончив чтение, я поспешил в операторскую. В прошлый раз удалось посмотреть видео лишь с Ядвигой Малиновски. Отыскать нужную информацию с множества камер нелегко. А сейчас лейтенант Грин вручил мне инфокристалл, подготовленный им по распоряжению капитана.

– Здесь все материалы, – сказал Бил. Худощавый и долговязый, парень держался высокомерно, и не стремился вступать в беседу. Ни с кем на ковчеге он не завёл дружеских отношений. А может, Билу и не надо. Зато ему нет равных, как специалисту.

– Благодарю, – кивнул я, и подключил инфокристалл к планшету.

На ожившем экране возник Новак. Дождавшись, когда экскурсанты повернулись к выходу из холла шестого корпуса, с хмуро – задумчивым видом Артур переступил музейный канат и направился к лестнице. Время на табло: десять часов две минуты.

– Больше нет записей? – уточнил я.

– Здесь всё, – сказал Грин, не отрываясь от экрана.

– Тогда счастливо оставаться, – кивнул я и направился в штаб. День закончился, и теперь мне надлежало передать отчёт на Землю. А сегодня произошло много событий, так что быстро не управлюсь.

***

Когда я снова подошёл к камере, девушки ужинали. Подчинённые Бренера принесли им еду из кафе. И хотя красавицы получили небольшой перечень блюд, остальное компенсировали горячие мужские глаза, истосковавшиеся по женскому обществу. И я отлично понимал ребят.

Кстати, я увидел тут солдат, выручавших меня из девичьего плена. Молодцы вели с дамами беседу обо всём и ни о чём. Но, едва появившись, я стал центром внимания. И женщины явно отдавали предпочтение мне, а не кормившим их ребятам. Вопрошающие глазки красавиц так и впились в меня.

Наверное, девушки заключили пари, кого я возьму следующей, поскольку внимательно следили за каждым моим шагом. «Ну, и кого мне выбрать?» В раздумье я прошёлся перед решёткой туда-сюда.

– Лейтенант, не томите. Кто идёт? – не выдержала интеллектуалка.

– Вы будете последней, – злорадно произнёс я, памятуя, кто поставил мне болючую шишку возле левого глаза. Каким же взглядом опалила меня Патриция. И что я ей сделал плохого?

– Альберта Таскани, – назвал я подругу интеллектуалки. Художница значилась второй в моём списке, кто не вызывал подозрений и антипатий. Есть люди, с кем не ассоциируются преступления. И Альберта из таких. А ещё, не скрою, мне хотелось досадить Патриции.

Таскани воспрянула духом. Тут же встав, оправила платье, сумочку повесила на плечо, а сверху на неё белую накидку. Затем неторопливо прошла по камере и величественным жестом, присущим дамам высшего света, через специальное окошко отдала солдатам поднос с опорожнёнными пакетами. И, поблагодарив за ужин, направилась к двери. «О, боже, какая у неё походка!» Вновь моё разыгравшееся воображение начало рисовать эротические картинки…«Стоп!!!»

Чтобы настроиться на рабочую волну, я вывел на экран планшета анкету Таскани. Итак, Альберта художник. Место проживания: яхта. Вдова. Есть пятилетняя дочь. Женщина путешествует по миру и живёт там, где бросит якорь. Имеется счёт в банке. Довольна жизнью. В графе о здоровье рукой написано: тонкие капиллярные сосуды, носовые кровотечения. «И как с таким диагнозом Альберту допустили к космическому полёту? То ли врачи халатно отнеслись к анкете, то ли не посчитали её недуг серьёзным» – заключил я.

Закрывая дверь камеры, я бросил взгляд на оставшихся девушек. Сколько же эмоций бурлило в душах красавиц. Глаза Патриции обжигали ненавистью, а Гетти Квин обволакивали меня чем-то пушистым и вязким, в чём я боялся утонуть. Фотомодель Лесиль Файертрап казалась равнодушной, и с привычным терпением ожидала своей участи. И чем-то напоминала воина, который постоянно держится начеку и скупо расходует силы. А Стефания Кельни – Снежная королева, прямым твёрдым взглядом словно бросала мне вызов.

***

– Куда идём? – поинтересовалась Таскани, когда мы покинули здание. Голос у неё сильный, с низкими тембрами. Но звучал приятно, и напоминал мягкий песок на пляже. Не знаю, откуда пришло сравнение, но Альберта у меня ассоциировалась с морем, яхтами и размеренной счастливой жизнью. А ещё с некими тайнами океанских глубин и высшего света.

– Покажете, где вас задержали, и я решу, как поступить дальше. Надеюсь, вы не против?

– Лейтенант, неужели что-то изменится, если я буду возражать?

– В общем, нет, – ответил я. И мы рассмеялись.

Начало беседы оказалось приятным. Мне нравилась Альберта. И я не сомневался: Таскани знала о моём отношении к ней. Женщины хорошо чувствуют мужчин. И по мелочам, на какие сильный пол не обращает внимания, они читают нас, как открытую книгу. Где-то я прочитал, что слабый пол может различить до сотен различных эмоциональных оттенков собеседника. И нам, мужчинам, ой как далеко до них. Мы то способны от силы на какой-то десяток.

– Всё так неожиданно свалилось на меня, – сказала Альберта, когда мы шли по набережной Гихона к центру города.

– Вы имеете в виду арест? – поинтересовался я, стараясь нагнать красавицу, державшуюся впереди. Так, наверное, шествуют королевы, на ходу разговаривая с придворными, следующими за ними. Но ведь Таскани художница.

– И арест, – задумчиво ответила Альберта. – Но я имела в виду иное. Полёт сюда – идея Патриции. Моя подруга женщина яркая, решительная, настоящий ураган эмоций. И если загорелась чем-то, её не остановить. Пепе ведущий продавец в компании, и умеет околдовывать покупателей, готовых заплатить любые деньги за предлагаемое жильё.

– Хм. Не заметил у неё таких качеств, – сказал я, поглаживая зудевшую шишку у левого глаза.

Обернувшись, Альберта посмотрела на меня и улыбнулась.

– Да, я вас понимаю. Если Патриция захочет, вы её возненавидите. Но я хорошо знаю подругу. Девушка оказалась в положении, когда от неё ничего не зависит. Что для сильной личности невыносимо. Вот и бесится. И срывает злость на вас, поскольку вы являетесь препятствием. Но Патриция разумная женщина и весьма проницательна. Заверяю, едва изменятся обстоятельства, девочка попросит у вас прощение.

– Скажите, Альберта, а почему вы заговорили о случайности?

– Понимаете, лейтенант, жизнь вполне устраивает меня. Я с дочуркой путешествую на яхте. Мне нравится спокойная обстановка, когда можно расслабиться и заниматься любимым делом.

Творчество – процесс, требующий ухода из реальности. Образы ловишь в потустороннем мире, в иллюзиях и мечтах. А пригрезившееся нужно быстро написать, иначе порвётся нить, связывающая тебя с замыслом. Иногда я не успеваю закончить холст – то отвлекли, то ещё что. И незавершённая работа продолжает мучить, как не рождённое дитя. Я выражаюсь странно?

– Нет. Хотя я и не занимаюсь творчеством, но подобное случалось и со мной. А что с…

– Я расскажу, – властно перебила Альберта. – Я порой долго объясняю. Но такой подход часто помогает лучше понять себя.

Так вот, однажды я прочла статью о космическом музее. О ковчеге вообще много говорят и пишут. Не скрою, тема заинтересовала, хотя и далека от моей жизни. А ночью мне приснилось, будто я живу на древнем корабле. И сон захватил меня.

Помню, встала среди ночи и принялась работать. Я нервничала, психовала. Не те краски, не ложились мазки. Я сломала три кисти и измазалась. Но когда утром посмотрела на собственное творение, я… как бы лучше сказать… изумилась. Не заметив, я полностью зарисовала прежнюю картину. Но я не жалела. Морских пейзажей я написала сотню. А то, что предстало с моего собственного холста, потрясло меня.

Альберта, казалось, ушла в себя, но я не осмеливался вставить хоть слово, и молча следовал за ней.

– В таком стиле я ещё не работала, – продолжила художница погодя. – Я впервые изобразила себя, к тому же в удивительном наряде. Тело обёрнуто разноцветной тканью, напоминавшей сари, какие носят женщины Индии. Но я никогда не видела город, выписанный на заднем плане. Бледно-жёлтое небо, огромные здания в виде геометрических фигур, удивительные деревья. Полотно вышло настолько ярким и наполненным жизнью, будто я фотографировала с натуры.

Обернувшись, Альберта бросила на меня взгляд.

– Вы знаете, как делают постеры? Берётся цифровой снимок высокого разрешения. Затем меняют цвета, тона, где-то приукрашивают либо убирают лишнее. Получается нечто ирреально – сказочное. Вот такой вышла первая картина из того цикла.

Мы приблизились к мосту, где я беседовал с Ядвигой. Но Альберта направилась дальше. Женщина шла быстро, и я едва поспевал за ней. А остановилась она лишь у следующего моста.

– Вот что я написала! – воскликнула художница, водя рукой. – У перил люди. Слева парк. Здания частично увиты плющом. Я стою на том берегу и гляжу сюда. А на заднем плане тот дворец.

Таскани показала на шестой корпус музея, куда мы направлялись. Чудеса продолжались. Сперва меня удивила Ядвига, а теперь и Альберта.

– И что дальше? – спросил я, нарушив тишину.

– Э-э-э? – художницу явно захватил пейзаж.

– Вы нарисовали картину…

– А утром прилетела моя подруга. – Таскани не могла оторваться от созерцания панорамы. Казалось, говорили лишь её губы, а сознание было занято иным. – Я тогда бросила якорь на Корсике возле Каржеза. Оказываясь на яхте, первым делом Патриция заходит в мастерскую и смотрит, над чем я работаю. И тут вдруг спрашивает: где я взяла постер Атлантиды? Я даже не поняла, о чём речь. А подруга указала на холст, стоявший на мольберте.

Альберта усмехнулась.

– Видели бы, как удивилась Патриция, узнав, что я написала полотно за одну ночь. Обычно на картину уходит от недели до месяца. Причём, я работала без эскизов. Помню, так устала, что пожелала гостье расслабиться, а сама завалилась на кровать и проспала до ночи.

– А где сейчас картина?

– Патриция увезла нё в Гонконг, и продала.

– Вы не жалели, что расстались с полотном?

– Нет! – отрезала Альберта. И я вздрогнул от резкого тона. А художница, смягчив голос, добавила: – Я сама попросила забрать её.

– Но, почему?

– Какое вам дело?! – опять вспылила женщина.

Я заметил: порой выходки Альберты соответствовали особе, привыкшей командовать. И странно выглядели в исполнении молодой художницы, одиноко жившей на яхте. Интересно, кем она могла повелевать? В краткой биографии Таскани нет и намёка на высокородное происхождение, либо принадлежность к высшему обществу. Впрочем, тайны великих мира надёжно сокрыты от любопытных обывателей.

– Простите, если зацепил вас. Меня заинтриговал ваш рассказ. И я чувствую, есть… Должно быть продолжение.

Я коснулся локтя Альберты, приглашая идти дальше, и мы, сохраняя молчание, перешли мостик.

– Извините за резкость, – отрешённо произнесла Таскани.

Мне показалось, Альберта на время отключилась. А опомнившись, вернулась к прежней роли:

– Я не люблю неожиданностей. Вот и нервничаю. Та картина… Да, я попросила Патрицию увезти холст, поскольку следующей ночью мне приснился тот же сон. Я шла по городу, но улицы выглядели иначе. Тут гуляли люди. Много зелени. А в небе вимана.

– Простите, что вы сказали?

– Ну, такие летательные аппараты. Слово как-то само пришло. Так вот, я хотела, но не могла найти в себе мужества, чтобы вернуться домой, поскольку там случилась беда…

– Что вы имеете в виду? – спросил я, пытаясь увязать сон Альберты, слова Ядвиги и убийство Новака.

– Не важно, – отрезала Таскани.

– И вы решили прилететь сюда?

– Нет. Я рассказала о снах подруге. На следующий день Патриция отправилась в Гонконг и увезла картину. А я перебралась в Марсель. Думала, наваждение пройдёт, и я вернусь к прежней жизни. Но ошиблась.

Мы немного прошли в молчании.

– Патриция снова появилась у меня где-то через неделю, – продолжила Альберта, – и привезла кучу снимков ковчега. На них я узнала написанные виды. Но современный город выглядел скелетом. Отсутствовали парки, не гуляли люди в просторных белых одеяниях. Впрочем, не важно.

– Альберта, вы продолжали рисовать Атлантиду?

– Я написала ещё несколько полотен.

– В том же стиле?

– Не хочу говорить о них, – отмахнулась художница, и сменила тему. – Мы с Патрицией улетели в Гонконг. Но кошмары не оставляли. Я опять не спала ночами. Подруга однажды предложила слетать на ковчег. Я не собиралась подвергаться таким перегрузкам. Но… с самого начала знала – надо. И позволила уговорить себя. Требовалось увидеть город своими глазами, чтобы избавиться, наконец, от бессонницы.

– Так вам до сих пор снится Атлантида?

– К счастью, нет. А на Земле каждую ночь, – едва слышно произнесла Альберта. – Из-за тех снов я и согласилась на космический тур. Хотя не верила, что мне разрешат полёт.

До шестого корпуса осталось несколько кварталов. Мы неспешно шли по улице между великолепными дворцами. Но, погрузившись в мысли, Альберта не замечала окружающего.

– Вы довольны, что прилетели сюда? – поинтересовался я, желая побольше узнать о девушке.

– Проснувшись сегодня утром, – задумчиво сказала Таскани, – я чувствовала себя отлично. Первое небо мне не снилось, пока летела по космосу, и я хорошо отдохнула.

– А что такое первое небо?

– Так в древности называлась Атлантида, – ответила Альберта, как нечто само собой разумеющееся.

– А есть и другие небеса?

– Конечно. Здесь семь городов. Мы находимся в верхнем. Но больше я вам ничего не расскажу. Так вот, когда попала сюда, мне казалось, будто я вернулась домой. Я ходила и удивлялась, почему тут всё не так, как помню.

– Вы имеете в виду по снам?

– Ммм… Да. Но, когда мы приблизились к моему до… Ммм. Я хотела сказать, к дворцу, то почувствовала себя так, словно… даже не знаю, как назвать… В общем, мне стало плохо. Странные воспоминания и кошмары снова вернулись. И я сказала подруге, чтобы вывела меня из холла. Но покинуть здание нам не разрешили. Снаружи находилась другая экскурсионная группа. И тогда мы незаметно прошли к лестнице.

Я видел в записи описываемые события. Поведение женщин со стороны казалось подозрительным. Но, услышав рассказ, я склонялся поверить Альберте. Детали многое объясняют. Внутри холла шестого корпуса группа должна находиться до десяти минут, чтобы согласовывалось передвижение с другими. Иначе начинается толчея. Вот им и не разрешили выйти. Но к тому времени, когда, переступив канат, подруги направились вверх, труп Новака уже окоченел. Поэтому я их обеих исключил из списка подозреваемых.

Мы остановились перед центральным входом шестого корпуса. Размеры и монументальность дворца производили сильное впечатление. На пятиметровых колоннах покоилось массивное перекрытие галереи. По центру портал, смыкавшийся вверху полукруглой аркой. По бокам расходящиеся полые цветники.

– Скажите, Альберта, а как здание называлось в ваших снах?

– Просто дом. А официально – дворец Эа, моего супруга.

– Вы здесь долго жили?

– Наверное. А какая разница? Я ведь пересказала вам сон.

– Я сомневаюсь. А что ещё вы помните?

– Гуляя по городу, я многое вспоминаю, даю названия дворцам. Чему-то не могу найти объяснения. И, тем не менее, серьёзно воспринимаю приснившееся. Кажется, те события происходили со мной, но давно. Возможно, в прошлой жизни.

Альберта обвела взглядом улицу, и печально добавила:

– Прилетев сюда, я хотела найти успокоение. Но вышло наоборот. Я нашла подтверждение…

Женщина снова замолчала.

– Чему? – не удержался я.

– Что жила здесь, – выдохнула Таскани.

Пройдя несколько шагов по холлу, Альберта остановилась и взглядом обвела помещение. На её лице я уловил выражение сожаления, и даже разочарования.

– От прежнего великолепия не осталось и следа, – с тоской произнесла художница. – На одной из картин я изобразила холл, каким помню из прошлого. Красивые гобелены. Пол устилал ковёр. Вдоль стен мебель, привезённая с далёкой родины.

– Откуда? – удивился я.

– Мы же на звездолёте, – пояснила Альберта, погружаясь в воспоминания. – Корабль построили далеко отсюда. Моему супругу Эа, как сыну царя Ану, даровалась привилегия иметь настоящую мебель, изготовленную на родине. Многие предметы стояли здесь, и в других помещениях дворца. Но…