Эмоции современного общества. Трудности, нарушения, расстройства. Помощь психолога

В России самым известным примером «Стокгольмского синдрома» послужил Теракт на Дубровке «Норд Ост» – захват заложников в Москве, начавшийся 23 октября и продолжавшийся до 26 октября 2002 года. В ходе него группа из 40 вооружённых чеченских боевиков во главе с Мовсаром Бараевым в течение трёх дней захватила и удерживала заложников из числа работников, зрителей и актёрского состава мюзикла «Норд-Ост» – 916 человек – в здании Театрального центра.

Многие люди, находящиеся в захваченном здании, звонили и говорили, что террористов можно и нужно понять, а также просили президента В. В. Путина прекратить войну в Чечне и вывести оттуда федеральные войска, сделав это ради спасения их жизней. Даже когда расстреливали кого-то из заложников, психологический рефлекс самосохранения доминировал над остальными. Люди, оказавшиеся в живых, при стрессе, как правило, отворачиваются от обреченных. Как заявила одна из заложниц Норд-оста: если террористы убьют несколько заложников, все равно надо выполнять их требования, так как у них в Чечне идет война, а власти России должны осознавать, что это их вина. Некоторые говорили о том, что террористы очень корректны, не только не избивают заложников, но даже не кричат на них, дают детям воду и шоколад. Эти заложники и после освобождения сочувствовали захватчикам, защищали и оправдывали их.

Как это работает: Психологические механизмы

«Стокгольмский синдром» не возникает просто так. Он развивается в определенных условиях, когда жертва:

– Чувствует угрозу своей жизни. Это ключевой фактор. Жертва осознает, что ее жизнь полностью зависит от действий агрессора.

– Изолирована от внешнего мира. Отсутствие контакта с семьей, друзьями и правоохранительными органами усиливает зависимость от агрессора.

– Видит проявления «доброты» со стороны агрессора. Даже небольшие акты милосердия, такие как предоставление еды или воды, могут восприниматься как проявление заботы и вызывать благодарность.

– Не видит возможности сбежать. Отсутствие надежды на спасение заставляет жертву искать способы выжить и адаптироваться к ситуации.

В этих условиях жертва начинает идентифицировать себя с агрессором, чтобы:

– Снизить уровень стресса и тревоги. Сочувствие к агрессору помогает жертве чувствовать себя в большей безопасности и контролировать ситуацию.

– Угодить агрессору и избежать насилия. Жертва пытается предвидеть действия агрессора и вести себя так, чтобы не спровоцировать его на агрессию.

– Сохранить надежду на выживание. Вера в то, что агрессор не причинит вреда, помогает жертве сохранять оптимизм и бороться за свою жизнь.

Важно понимать:

«Стокгольмский синдром» – это не проявление слабости или глупости жертвы. Это сложный механизм психологической защиты, который помогает выжить в экстремальных условиях.

Он не возникает во всех случаях похищения или насилия. Вероятность его развития зависит от множества факторов, включая продолжительность пребывания в заложниках, степень изоляции и характер взаимоотношений между жертвой и агрессором.

Анализ более чем 4700 случаев захвата заложников с баррикадированием, проведенный специалистами ФБР (FBI Law Enforcement Bulletin, №7, 2007), показал, что у 27% жертв в той или иной степени проявляется «Стокгольмский синдром». В то же время, многие криминалистические психологи считают, что на самом деле этот синдром проявляется намного реже и встречается, как правило, в ситуациях, когда заложники и преступники были ранее незнакомы.

«Стокгольмский синдром» возникает не только в экстремальных ситуациях, например при похищении, террористических актах, военных действиях, но и в обычной жизни. Он может проявляться в различных формах абьюза, включая секты и домашнее насилие. Существует даже такой феномен, как «корпоративный Стокгольмский синдром»: человек становится жертвой для своего начальника или коллег и испытывает к ним симпатию, несмотря на несправедливое и неуважительное отношение к себе.

При бытовом «Стокгольмском синдроме» жертва:

– Пытается оправдывать агрессора, выгораживает его и защищает;

– Не до конца осознаёт, что происходит и как это выглядит в глазах других;

– Убеждает тех, кто пытается помочь, что они не знают всей картины и на самом деле всё в порядке;

– Иногда скрывает следы побоев, мучений, замыкается в себе.

Зачастую эти признаки можно проследить у детей или подростков, длительное время подвергавшихся сексуальным домогательствам со стороны близких людей. Жертвы пытаются оправдать подобные поступки, аргументируя тем, что зачастую насильники были добры к ним, да и остальные члены семьи их уважают и любят.

В 1991 году 11-летняя Джейси Ли Дугард была похищена на автобусной остановке ранее судимым за похищение и изнасилование Филиппом Гарридо и его женой Ненси. Они 18 лет скрывали девочку на заднем дворе своего дома. За это время она родила от насильника двух дочерей, первую – в 14 лет.

Уже после ареста Гарридо и освобождения Джейси Ли многие свидетели вспоминали, что неоднократно видели девочку – она свободно открывала дверь дома курьерам, помогала Гарридо в принадлежащей ему типографии, напрямую общалась с клиентами, но никогда не подавала признаков подозрительного поведения и не просила о помощи.

Даже во время задержания своего похитителя она долго не рассказывала полицейским свою настоящую историю, пыталась выгородить Гарридо и придумывала различные версии их взаимоотношений.

Опасность «Стокгольмского синдрома» заключается в том, что человек, оказавшийся в роли жертвы, действует против своих собственных интересов, не осознавая этого, что сильно затрудняет помощь со стороны.

Последствия и лечение

После освобождения жертвы, пережившие «Стокгольмский синдром», могут испытывать:

– Чувство вины и стыда. За то, что испытывали симпатию к агрессору. Или, например, женщина долгое время была в отношениях с абьюзером и теперь испытывает чувство вины за то, что нашла силы развестись с ним и разрушить семью;

– Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), включая кошмары, тревогу и флешбэки;

– Трудности в установлении доверительных отношений из-за пережитого предательства и насилия.

Для терапии «Стокгольмского синдрома» используют традиционные методы работы с жертвами насилия, например когнитивную психотерапию, работу с чувством вины, нормализацию пройденного опыта.

Официально «Стокгольмский синдром» не признан болезнью. Это скорее термин, который используют для обозначения привязанности жертвы к агрессору.

Устранение «Стокгольмского синдрома» требует профессиональной помощи психолога или психотерапевта. Терапия направлена на:

– Обработку травматического опыта. Помощь жертве в осознании и принятии произошедшего, а также в преодолении чувства вины и стыда. Большинство людей, столкнувшихся с насилием, считают, что оно произошло по их вине, что они каким-то образом могли спровоцировать абьюзера. Первостепенная задача психотерапевта – помочь пациенту осознать его невиновность в произошедшем и признать тот факт, что агрессор может и должен нести ответственность за содеянное.

– Восстановление чувства контроля и безопасности. Обучение техникам саморегуляции и стратегиям преодоления стресса.

– Развитие здоровых межличностных отношений. Помощь в восстановлении доверия к другим людям и в построении здоровых, безопасных отношений.

– Работа с ПТСР и другими сопутствующими расстройствами. Использование методов когнитивно-поведенческой терапии (КПТ), десенсибилизации и переработки движениями глаз (ДПДГ) и других эффективных методов лечения.

Критика концепции

Несмотря на широкую известность, концепция «Стокгольмского синдрома» подвергается критике со стороны некоторых психологов и исследователей. Они утверждают, что:

– Не существует четких диагностических критериев. Это затрудняет определение и изучение феномена.

– Он часто используется для дискредитации жертв насилия. Их обвиняют в «симпатии» к агрессору, вместо того чтобы оказывать им поддержку и помощь.

– Он может быть результатом рационального поведения жертвы. Жертва пытается выжить в экстремальной ситуации, а это не является проявлением психологического расстройства.

Несмотря на критику, «Стокгольмский синдром» остается важным понятием в психологии, которое помогает понять сложные механизмы адаптации и выживания в условиях насилия и угрозы. Он напоминает нам о том, что человеческая психика способна на удивительные вещи, и что даже в самых тяжелых ситуациях люди находят способы сохранить надежду и бороться за свою жизнь. Дальнейшие исследования необходимы для более глубокого понимания этого феномена и разработки эффективных методов помощи жертвам насилия. Важно помнить, что каждая ситуация уникальна, подход к помощи должен быть индивидуальным, и учитывать все обстоятельства произошедшего.

Дифференциальная диагностика: Отличия от других психологических состояний

Важно отличать «Стокгольмский синдром» от других психологических состояний, которые могут проявляться схожим образом, но имеют иную природу. Например, от травматической связи. Травматическая связь формируется в длительных отношениях, характеризующихся циклическим насилием и периодами «медового месяца». Жертва в таких отношениях может испытывать сильную привязанность к агрессору, но, в отличие от «Стокгольмского синдрома», эта привязанность формируется постепенно, на основе чередования позитивных и негативных стимулов.

Также необходимо отличать «Стокгольмский синдром» от синдрома приобретенной беспомощности. В этом состоянии жертва, подвергаясь постоянному негативному воздействию, приходит к выводу, что не может контролировать ситуацию, и перестает предпринимать попытки изменить ее. Хотя и в «Стокгольмском синдроме» жертва может чувствовать себя беспомощной, ключевым отличием является наличие симпатии и идентификации с агрессором, что не характерно для синдрома приобретенной беспомощности.

Еще одним важным аспектом является разграничение «Стокгольмского синдрома» и рационального поведения жертвы. В некоторых случаях поведение, которое кажется проявлением симпатии к агрессору, может быть просто стратегией выживания. Жертва может притворяться, что сочувствует агрессору, чтобы избежать насилия или получить какие-то преимущества. В таких случаях речь идет не о психологическом синдроме, а о сознательном выборе, направленном на сохранение жизни и здоровья.

Этические аспекты и ответственность.

Понимание «Стокгольмского синдрома» поднимает важные этические вопросы. Как следует относиться к жертвам, которые проявляют симпатию к своим агрессорам? Как обеспечить им необходимую помощь и поддержку, не осуждая и не обвиняя их? Важно помнить, что жертвы «Стокгольмского синдрома» нуждаются в сочувствии и понимании, а не в критике и осуждении.

Общество и правоохранительные органы должны быть осведомлены о существовании этого феномена и учитывать его при расследовании преступлений, связанных с похищением, насилием и терроризмом. Необходимо разрабатывать специальные программы реабилитации для жертв «Стокгольмского синдрома», которые учитывают их специфические потребности и помогают им преодолеть травматический опыт.

Кроме того, важно помнить об ответственности агрессоров. «Стокгольмский синдром» не оправдывает их действия и не снимает с них вины за совершенные преступления. Напротив, понимание психологических механизмов, которые приводят к развитию этого синдрома, может помочь в разработке более эффективных стратегий предотвращения насилия и защиты потенциальных жертв.

Перспективы исследований

Несмотря на то, что «Стокгольмский синдром» изучается уже несколько десятилетий, многие вопросы остаются открытыми. Необходимы дальнейшие исследования, направленные на:

– Разработку более четких диагностических критериев. Это позволит более точно определять и изучать феномен.

– Изучение нейробиологических механизмов. Исследование активности мозга жертв «Стокгольмского синдрома» может помочь понять, как формируется симпатия к агрессору.

– Разработку эффективных методов профилактики. Необходимо выявлять факторы риска развития «Стокгольмского синдрома» и разрабатывать стратегии, направленные на их снижение.

– Изучение влияния культурных факторов. Культурные нормы и ценности могут оказывать влияние на проявление и восприятие «Стокгольмского синдрома». Сравнение различных культурных контекстов может помочь выявить универсальные и специфические аспекты этого феномена.

– Разработку более эффективных методов реабилитации. Необходимо разрабатывать индивидуализированные программы реабилитации, учитывающие специфические потребности каждой жертвы. Это может включать в себя использование различных терапевтических подходов, таких как когнитивно-поведенческая терапия, EMDR, терапия искусством и групповая терапия.

Роль СМИ и общества в формировании представлений о «Стокгольмском синдроме»

СМИ играют важную роль в формировании общественного мнения о «Стокгольмском синдроме». Часто в фильмах и книгах этот феномен изображается упрощенно и романтизировано, что может привести к неправильному пониманию его сути. Важно, чтобы СМИ представляли «Стокгольмский синдром» как сложный психологический феномен, возникающий в результате травматического опыта, а не как проявление слабости или глупости жертвы.

Общество также должно быть более осведомлено о «Стокгольмском синдроме» и о том, как он может проявляться в различных формах насилия. Необходимо создавать безопасное и поддерживающее окружение для жертв, чтобы они могли обратиться за помощью и получить необходимую поддержку. Важно бороться со стигмой, связанной с этим феноменом, и создавать культуру сочувствия и понимания.

«Стокгольмский синдром» и современные технологии

В эпоху цифровых технологий «Стокгольмский синдром» может проявляться и в онлайн-среде. Например, жертвы кибербуллинга или онлайн-преследования могут начать испытывать симпатию к своим обидчикам, особенно если те проявляют какие-то признаки «раскаяния» или «доброты». Также – в онлайн-играх, где существует иерархия и власть, игроки, находящиеся в подчиненном положении, могут начать испытывать привязанность к лидерам, даже если те проявляют признаки абьюзивного поведения.

Необходимо проводить исследования, посвященные проявлению «Стокгольмского синдрома» в онлайн-среде, и разрабатывать стратегии профилактики и помощи жертвам онлайн-насилия. Это может включать в себя обучение пользователей безопасному поведению в интернете, создание механизмов защиты от кибербуллинга и онлайн-преследования, а также предоставление психологической помощи жертвам онлайн-насилия.

Заключение

Внимательно рассмотрев и проанализировав приведённые выше случаи (и многие другие, изученные мной в рамках ознакомления с материалами по криминалистике и криминалистической психологии), я выявила одну парадоксальную закономерность: «Стокгольмскому синдрому» в большей степени подвержены женщины-заложники (видимо, в силу их более слабой психики и эмоциональной реакции при экстремально опасных ситуациях, угрожающих их жизни), пережившие во время захвата разные виды насилия (иногда одновременно): физическое, психологическое, сексуальное и пр. Психика ломается, происходит переоценка ценностей, после чего эмоции становятся прямо противоположными – от ненависти до симпатии и даже чуть ли не до любви. Помните, в первом случае жертва, которую душили, впоследствии стала сама звонить премьер-министру и защищать своих обидчиков? А истории Патрисии Херст и Джейси Ли Дугард?

«Стокгольмский синдром» в военных действиях и в сексуальном поведении (например, БДСМ) – темы отдельных материалов, в этот раз я их особо не затрагивала, но они тоже интересны для исследования.

Также я заметила, что в феномене «Стокгольмского синдрома» можно проследить черты Треугольника Карпмана (или «драматического треугольника») – модели созависимых отношений, где участники бессознательно принимают на себя определённые роли, чтобы сохранить привычный сценарий взаимодействия. В основе треугольника лежат три роли: Жертва, Преследователь и Спасатель. Главная особенность треугольника – динамичность: участники могут менять роли, но сама структура остаётся неизменной. Так, Жертва под воздействием «Стокгольмского синдрома» берёт на себя роль Спасателя и защищает Преследователя, который в её глазах сам превращается в Жертву. Роль же Преследователя исполняют полиция либо близкие люди, которые видят ситуацию совсем другими глазами, чем человек со «Стокгольмским синдромом», и пытаются помочь ему.

«Стокгольмский синдром» – это сложный и многогранный психологический феномен, который требует дальнейшего изучения и понимания. Он является напоминанием о том, что человеческая психика способна на удивительные вещи, и что даже в самых тяжелых ситуациях люди находят способы выжить и адаптироваться. Важно помнить, что жертвы «Стокгольмского синдрома» нуждаются в сочувствии, понимании и профессиональной помощи. Общество должно быть более осведомлено об этом феномене и создавать безопасное и поддерживающее окружение для жертв насилия. Дальнейшие исследования и разработки в этой области помогут нам лучше понимать механизмы адаптации и выживания в условиях насилия и угрозы, а также разрабатывать более эффективные методы профилактики и помощи жертвам. Только так мы сможем создать мир, в котором насилие будет сведено к минимуму, а жертвы будут получать необходимую психологическую поддержку и возможность восстановить свою жизнь.

Арина Александровна МУРЖАК, 35 лет.

Магистр психологии, журналист. Специалист по межличностным взаимоотношениям. Оказывает услуги по психологическому консультированию в области питания, стиля и профориентации. Работает с депрессиями, тревожностью и страхами, а также суицидальными наклонностями. В психологической практике по необходимости пользуется методами арт-терапии и сказкотерапии. Сомнолог. Сертифицированный специалист по психологической рунологии.

В последние годы проводила групповую и индивидуальную работу по оказанию психологической помощи детям и подросткам с ДНР, ЛНР и с Белгородской области. Работает также и с «особыми» детками и взрослыми.

Как психолог в последние годы принимала участие в следственных действиях Следственного комитета по Смоленской области. Окончила курс по судебной психиатрической экспертизе.

Контакты: [phone] (На звонки с незнакомых номеров отвечает не всегда, лучше сначала писать, можно на Ватсап или в Телеграм)

Список используемой литературы:

Асямов С. В. Стокгольмский синдром: история появления и содержание термина.

Бартол К. Психология криминального поведения. – М.: Олма-пресс, 2004. -352с.

Власова Н. В. Психическая травма: ретроспективный обзор теоретических обоснований, феноменология и психотерапия // II Международная конференция по консультативной психологии и психотерапии, посвящённая памяти Федора Ефимовича Василюка: сборник материалов. – 2020. – № 1.

Гончаренко Е. В., Гераськов В. С., Тайсаева С. Б., Полякова Е. В. Стокгольмский синдром в криминологической практике // Вестник КГУ. – 2022. – № 4.

Решетников М. М. Особенности состояния, поведения и деятельности людей в экстремальных ситуациях с витальной угрозой.

Стокгольмский синдром: как и почему мы начинаем любить своих мучителей. РБК Стиль

FBI Law Enforcement Bulletin, №7, 2007

Как эмоциональная привязанность влияет на наши отношения с противоположным полом. Практическое руководство для тех, кто хочет понять себя и партнёра

Алиева Екатерина Сергеевна

Практический, семейный и кризисный психолог, психолог-консультант, сексолог

Представьте, что вы впервые садитесь за руль машины. Вы знаете, как нажимать педали и поворачивать руль, но без понимания правил дорожного движения далеко не уедете. Точно так же эмоциональная привязанность – это невидимый «кодекс», который управляет нашими отношениями. Она формируется ещё в детстве, но продолжает влиять на то, как мы любим, ссоримся, строим карьеру, доверяем и даже расстаёмся во взрослой жизни. Давайте разберёмся, как это работает и почему одни пары «едут» как по маслу, а другие постоянно «буксуют».

Что такое эмоциональная привязанность и откуда она берётся?

Эмоциональная привязанность – это глубокая потребность чувствовать связь с другим человеком. Её корни уходят в младенчество: если ребёнок знает, что родитель всегда откликнется на его плач, обнимет и утешит, он вырастает с уверенностью: «Меня любят, я в безопасности». Если же близкие были холодны или непредсказуемы, эта уверенность рушится.

На основе теории привязанности Джона Боулби и Мэри Эйнсворт выделяются три основных типа привязанности:

1. Надёжная привязанность: «Я могу доверять людям, а они – мне».

2. Тревожная привязанность: «Боюсь, что меня бросят, поэтому цепляюсь или требую внимания».

3. Избегающая привязанность: «Лучше ни от кого не зависеть – так надёжнее».

Несмотря на то, что основных типа привязанности выделяются в психологии всего три, в практике же встречаются и смешанный тип – амбивалентный/тревожно-избегающий.

Эти шаблоны, как невидимые очки, через которые мы смотрим на партнёров. Например, девушка с тревожной привязанностью может десять раз перечитать сообщение от молодого человека, ища скрытый смысл: «Он написал „хорошего дня“ вместо „люблю тебя“ – точно охладел!», эта же девушка, будь она с надёжным типом привязанности в то время не заискивала повода для беспокойства в сообщениях, а спокойно ответив: «И тебе!» занималась собой и своими делами. А мужчина с избегающей привязанностью, услышав «нам нужно поговорить», сразу мысленно собирает чемодан: «Всё, конец близости, пора бежать», в свою очередь мужчина с надежным типом привязанности откликнется на данное предложение партнерши с интересом, с уважением к ее потребности поговорить, при этом без невидимых защитных барьеров: «Что бы ты хотела обсудить?»

Как привязанность проявляется в отношениях?

1. Стадия знакомства: почему одни «залипают», а другие бегут?

Рассмотрим на примерах молодых людей:

– Анна (надёжная привязанность) спокойно соглашается на свидание, не играет в «кошки-мышки» и не боится показаться «слишком доступной». Если парень не пишет день, она не паникует: «Наверное, занят».

– Мария (тревожная привязанность) после первого же свидания пишет подруге: «Он идеален! Если он сейчас исчезнет, я умру!». Каждое его сообщение она разбирает на цитаты, а паузу в переписке воспринимает как катастрофу.

– Олег (избегающая привязанность) после трёх удачных встреч вдруг перестаёт звонить: «Стало слишком серьёзно. Лучше я найду кого-то менее… требовательного».

2. Конфликты: от ссор из-за немытой чашки до «мы расстаёмся»

Пара с надёжной привязанностью ссорится иначе. Они говорят: «Мне обидно, когда ты забываешь о наших планах», вместо «Ты эгоист! Ты меня не любишь!». Они верят, что конфликт – это не конец, а повод понять друг друга.

А вот классический сценарий для тревожной и избегающей привязанности:

– Она: «Почему ты не ответил на звонок? Ты с другой?» (тревога: «Меня бросят»).

– Он: «Да отстань! Ты душишь меня!» (избегание: «Надо защитить свою свободу»).

– Результат: она плачет, он хлопает дверью, оба чувствуют себя несчастными, но не могут остановить этот цикл.

3. Долгосрочные отношения: брак, дети, кризисы

Надёжная привязанность становится опорой в сложные моменты. Например, после рождения ребёнка, когда оба партнёра устали, они говорят: «Давай поддержим друг друга», а не «Ты перестал(а) меня замечать!».

Избегающие же часто «закрываются» в стрессовых ситуациях. Мужчина, потерявший работу, может неделями молчать, отвергая попытки жены поговорить: «Сам разберусь». А тревожная партнёрша, чувствуя дистанцию, усиливает давление: «Ты меня разлюбил? Скажи что-нибудь!», что только усугубляет конфликт. Такие отношения похожи на мультфильм «Том и Джерри», где один бесконечно убегает – другой догоняет.

Почему важно различать и учитывать тип привязанности?

Люди с разной привязанностью часто притягиваются, как магниты, но затем сталкиваются. Тревожные ищут «стабильности» в избегающих, а те бегут от их «навязчивости». Это как танго: один шаг вперёд, два назад. Понимание причины своего поведения в паре и поведения партнера даёт возможность отделять конкретного объекта от конкретной его потребности, а значит открывается возможность иначе взаимодействовать, находить другие пути «сближения» и «комфортной дистанции», укрепляя пару, а не разрушая её.