Оффенбахер

Наталья Скуднова

Оффенбахер

– Хватит, я сказал! – огрызнулся на дочку Михаил Степанович. – Пока я жив, пианино не дам трогать.

– Пап… я… ну… ты просто дай договорить… нужно передвинуть пианино всего-то на другую сторону… – не скрывая взрослых слёз, сказала Лена.

– Ты сама хоть что-то заработала, чтобы такие советы давать?

– Причем тут это…

– Ещё раз тебе, дуре, объясняю: пианино боится сквозняков.

– Знаю! Я же не предлагаю его в коридор вынести или у батареи поставить…

– А почему у батареи нельзя? – С издёвкой сошедшего с ума, учителя, переспросил Михаил Степанович.

– Сто раз ты говорил: пианино боится батарей, сквозняков и перепадов температур.

– И потому?..

– И потому пианино должно стоять только у одной стены. – Лена сделала вид, что соглашается.

– Чего мы тогда обсуждаем? – победно заявил отец.

– Необходимо освободить место в комнате и тебе поставить специальную кровать! Для этого нужно передвинуть это проклятое пианино к другой стене! Не к окну или к батарее. Просто к другой стене! Если закрывать дверь, то сквозняка не будет и твоему драгоценному инструменту ничего не угрожает. Короче: или пианино переносим на другую сторону, или ты умираешь от пролежней на старой кровати! – Твердо, в тысячный раз, отчеканила дочка.

– К другой стене? Это – напротив окна. А там сквозняк. А сквозняк пианино вреден! – словно пропустив мимо ушей последнее предложение, произнёс Михаил Степанович.

– Давай я пианино накрою ковром и не будет сквозняков…

– Тогда будет пыль! А это ещё хуже. Дерево должно дышать!

– Пап, ну нельзя больше с этим тянуть. Маме тяжело тебя переворачивать со сломанной рукой. Меня ты к себе не подпускаешь. Сиделку нам нанять не на что. Я нашла хорошую кровать. Но она шире! Если пианино стоит там, где оно сейчас, специальная кровать просто не поместится!

– Дождись моей смерти и потом хоть на дрова пианино вывози. С твоими куриными мозгами, ты любой клад просрёшь! А пианино – это антиквариат! Его нужно беречь. Таких теперь не делают. Ты открой крышку и посмотри: сколько оно медалей завоевало! Я его купил за тысячу рублей у профессора консерватории еще при союзе. Деньги несколько лет копил. Тебя, суку неблагодарную, в музыкальной школе пытался выучить. По двадцадке каждый месяц платил. Меня, с абсолютным слухом, родители в музыкалке не обучали: денег на инструмент не было. Тебе же всё на блюде преподносили! А ты даже «Собачий вальс» сыграть не можешь! На детское пособие живёте с мужем и в долгах сидите. После моей смерти, хоть пианино продашь! Антиквариат всегда дорого стоил и со временем ещё вырастет в цене. Хотя… хм… хмм… – после непривычно долгого для него монолога, Михаил Степанович закашлялся. – Тебя, лохушку, всё равно облапошат, и ты задарма отдашь. Я сказал: пианино сдвигать никуда не позволю. Теперь пошла вон из моего дома! – тут Михаил Степанович ударил тяжёлым мужским кулачищем о прикроватный столик с такой силой, что лежащие пилюли разлетелись в разные стороны.

Дочка, смахивая слёзы, выбежала из квартиры. Начни она убирать с пола таблетки или продолжила бы говорить – в неё полетели бы уже предметы потяжелее. Зная характер отца, после сказанного им «нет», лучше сделать одно: в чем есть, бежать куда глаза глядят.

Только что очередная попытка полюбовно решить с отцом старые проблемы, снова наткнулись на черный ящик, под названием «Offenbacher». Это было пианино конца XIX века. Красивое, с резьбой и канделябрами. На этом его «плюсы» заканчивались.

Очистить комнату отца от этого беззвучного монстра – являлось в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. Михаил Степанович полгода назад перенёс инсульт. Его парализовало. Нужно было освободить место под специальную кровать, чтобы была возможность ухаживать за лежачим больным. Казалось бы: чего проще? Просто взять и заменить одно ложе на другое! Но новая кровать – на пару сантиметров шире, а в небольшой комнате, где вся жизнь подчинена служению испорченному и никому не нужному, инструменту, это не так легко сделать. Если поставить новую кровать, то пианино придётся передвинуть. Однако Михаил Степанович согласился освободить комнату от всего, даже от себя, но ни в коем случае не разрешил двигать с места чертов «Offenbacher»! Аргумент железобетонный: антикварное пианино – самое ценное, что он нажил за всю свою трудовую жизнь. Посему беречь его надо, как зеницу ока.

Парадокс заключался в том, что только один Михаил Степанович до сих пор свято верил, что пианино представляет собой уникальный экспонат. Однако для дочери, настройщика и немногих покупателей, которых тайком удалось приводить на просмотр, фортепиано представляло из себя лишь дрова с металлом. Ведь в нём треснула рама. Это такая чугунная «арфа», трещина в которой делала инструмент гарантированным обитателем ближайшей помойки. Причём за вынос пианино, весом около 200 кг нужно ещё и доплатить!

Все попытки сослаться на вердикт настройщиков в неизбежности утилизации инструмента, натыкалось на агрессию. Но чем чаще Михаил Степанович это слышал, тем больше уверялся, что все настройщики – мошенники. Они хотят сбить цену. Ведь его «Offenbacher» равен по стоимости скрипкам Страдивари. После инсульта эта убеждённость переросла в идею фикс и никакие уговоры жены и дочери хоть как-то передвинуть инструмент, не увенчались успехом. Михаил Степанович считал своим долгом всячески оберегать свой раритет и всё, что в его силах, сделать для его музейной сохранности. В его больном сознании это означало: не передвигать инструмент с места, чтобы обеспечить натянутым на дрова, струнам, идеальный микроклимат.

Прошла неделя с этого разговора. Михаилу Степановичу становилось хуже. Его супруга с больной рукой не могла обрабатывать раны. Пролежни увеличивались прямо на глазах. Лена, в очередной раз навещая отца, попыталась воззвать к остаткам разума. Всё напрасно! В квартире, слово в слово, повторился разговор отца и дочери недельной давности. В итоге, Лену опять выгнали из родительского гнезда, и она возвращалась к себе домой вся в слезах.

– Ленка, привет! Почему зареванная такая? Случилось чего? – знакомый голос вдруг окрикнул её.

– Петя, ты? – удивлённо произнесла она.

– Узнала-таки коллегу! Что стряслось?

– Да с отцом опять разосрались… А ты как здесь оказался?

– Ты же знаешь мою историю? – прищурился Петя.

– Чего-то слышала…– Лена старалась сделать лицо попроще.

– Да ладно, чего скрывать! Отсидел своё. Теперь грузчиком работаю. К вредным привычкам не возвращаюсь. Ну, колись, коллега! По какой причине асфальт слезами заливаешь?

То ли из-за невысказанных и накопившихся обид, то ли от усталости, Лена всё начистоту выложила своему бывшему сослуживцу.

После её рассказа Петя оживился и произнёс:

– Может и прав твой папашка? Вдруг пианино реальных денег стоит?

– Приводила я нескольких настройщиков и покупателей, пока отец не видел. Честно: никто даже за бесплатно не взял! Отца в своё время какой-то аспирант из консерватории просто обдурил, втюхав нерабочий инструмент стоимостью в половину Жигулей! Я и музыкалку не закончила, так как на пианино играть невозможно: постоянно клавиши западали, педаль не работала и из-за треснувшей рамы оно звучало фальшиво.

– А если настраивать? – уточнил Петя.

– Дак настройщик, которого каждый месяц отец вызывал, прицеп себе купил на наши деньги. Если в раме трещина – пианино хоть каждый день настраивай! Оно к утру снова будет звучать фальшиво. Я, когда взрослее стала, пыталась ему это объяснить и учительница лично его просила взять у нее бесплатно инструмент. Но отцу всё враги мерещатся: мол, хотят его редкое немецкое фортепиано обесценить. А если я не могу на таком великолепном резном инструменте хорошо играть, значит, вина моя.

– Ты бы сделала вид, что руки болят!

– Отца не обманешь! Ведь он хотел из меня вундеркинда сделать любой ценой. Может, свою мечту во мне хотел воплотить. А какой из меня вундеркинд? Слуха нет. Ритма тоже. Я только и умею детей растить и борщ варить. Сам помнишь: я из декрета и не вылезала…

– Погоди ты с декретами и борщами. Сделай мне фото вашего пианино. Я попробую его пристроить.

У Лены не оставалось сил спорить. Потому уже к вечеру фотографии старого Offenbacher Петя размещал на сайтах объявлений и, как минимум, предвкушал хорошие комиссионные.

Прошло недели две. По объявлению никто не звонил. Хотя Петя за антикварный и красивый инструмент попросил, как ему казалось, чисто символические деньги: всего 300 тысяч рублей. Ведь другие, не такие резные пианино и с меньшим количеством медалей, стоили ещё дороже! Пете не оставалось иного выхода, кроме как найти телефон мастерской по реставрации пианино и позвонить.

– Здравствуйте! У меня есть старинное немецкое резное пианино. Офенбэчер! – словно объявляя победителя Нобелевки, произнес Петя.

– Оффенбахер! – зло поправил мастер. – Дровами не занимаемся.

В трубке раздались гудки. Петя хоть и прифигел от такой наглости, но повторно набрал номер.

– Алло, мужик! Ты трубками-то не швыряйся. Я ещё с тобой ещё не закончил.

– Вы вначале правильно научитесь название выговаривать или в интернете об этом производителе прочитайте! – парировал мастер.

– Я ж немецкий не знаю!

– Здесь немцы не виноваты. Оффенбахер производился в Петербурге.

– Но написано же, что поставлялся императорам… Медалей много…

– Производитель водки «Смирнов» тоже являлся поставщиком алкоголя для императорского двора. И что? Вырос спрос на старые бутылки?

Чувствуя свой проигрыш в этом блиц-опросе: «Что? Где? Когда?», Петя включил «заднюю» и начал с извинений.

– Я может чего не знаю, за это простите. Но вы сами про дрова начали…

– Так знаете, сколько мне звонят и просят пристроить этих бывших императорских поставщиков?

– Но это же антиквариат…

– Карета тоже антиквариат. Стоят кареты около двух миллионов рублей. И подержанный Мерседес стоит столько же. Вот вы сами что купите, если вам нужно транспортное средство и у вас есть два миллиона? Антикварную резную карету или старый Мерс?

– Мерседес конечно!

– А почему?

– Ну куда на карете по нынешнем дорогам! Лошади тоже дорого стоят.

– То есть вы согласны, что антиквариат – это больше про музей, а не про реальную жизнь?

– Ну… – Петя замялся с очевидным ответом.

– Так почему, если вы видите красивый корпус и немецкое название, это значит, что вам выложат за одно это сто тысяч миллионов?

– Можно хотя бы фотографии вам выслать?

– А зачем?!

– Но вдруг…

– Что вдруг? Я увижу корпус из красного дерева, резьбу, бронзовые подсвечники и упаду в обморок от восторга?

– И вы считаете, это не стоит денег?

– Уф… – устало выдохнул мастер. – Вы просто наберите в интернете: как оценивать антикварные инструменты и сколько они сегодня стоят.

– Ну вот я вам и звоню это узнать!

– Три-четыре тысячи рублей стоит ваш инструмент! Если вы найдёте дураков, которые за самовывоз вынесут это, то вам повезет. Отнести пианино на помойку или разборку стоит минимум тысяч пять.

– То есть я ещё и доплатить должен? А подсвечники? – Петя взвыл, будто врач ему озвучил неизлечимый диагноз.

– Максимум три тысячи рублей стоят ваши подсвечники! Да и кому они сейчас нужны? Очередь выстраивается, чтоб место для втыкания свечей прикупить?

– А дерево? – не сдавался Петя.

– Если даже это карельская берёза или красное дерево, что из него можно сделать? Много вы знаете краснодеревщиков, которым старые деревяшки со сколами, следами кофе или чая, а иногда и клопами, нужны? Я знаю, что вы мне скажете! Мол металл ценный! Действительно, металла там около 100 кг. По 10 рублей за кило такой принимают. Так что за металл, включая ваши бронзовые подсвечники, вы выручите максимум 4 тысячи рублей. Но при этом вы должны на чем-то довести ваше пианино и попросить кого-то его разобрать. Эта процедура стоит минимум 5 тысяч. Математика ясна?

– То есть инструмент вообще не ценен?!

– Ценен только для продавца. Потому повторюсь: если найдете простачков, кто за самовывоз вашего питерского арийца утилизирует, считайте, в лотерею выиграли! – тут неожиданно мастер тяжело вздохнул и продолжил говорить тише и мягче. – Жалко мне вас, вот честно! От души жалко! Вы хоть на «Авито» посмотрите: какие инструменты и за сколько продаются! В интернете прочитайте: какие производители в цене, а какие на отопление идут. Сколько стоит реставрация и в принципе – сколько служит пианино. Если бы это был инструмент хоть с какой-то историей, поверьте, его бы давно разыскали и купили. Все фортепиано, представляющие какую-то историческую или музыкальную ценность, или в частных коллекциях, или в музеях. Чудеса случаются, но не с Офенбэчером или как там вы его назвали.

Но Петькин пытливый мозг не зря мариновался в местах заключения, чтобы вот так просто отступать. Потому он решил выложить все карты:

– Я вижу, вы человек прошаренный. Поможете продать инструмент? Назовите ваш процент? Договоримся!

– Легко ж вам жить! Везде лохи мерещатся. – чувствовалось, как мастер язвительно ухмыльнулся.

– Лох не мамонт!

– С точки зрения впаривания дров, то считайте, мамонты замерзли, вымерли и дрова им больше не нужны.

– Почему?

– Да это раньше в одном только Петербурге насчитывалось свыше двадцати фабрик по производству или сборке фортепиано! Играли и обучались на пианино почти все. Это – часть той культуры. Да и во времена СССР в музыкальную школу конкурс был, как сегодня в сборную по футболу. Потому спрос на пианино был огромен. А сейчас на одного покупателя с пятью сотнями долларов претендуют тысячи продавцов! Сам покупатель стал разборчив: открывает интернет, не находит Мюльбахов, Дидерихсов, Шрёдеров, Беккеров и прочих якобы «немцев» в списке мировых производителей фортепиано, и даже на просмотр не приезжает. Хотя объективно: среди этих брендов попадаются настоящие произведения искусства! Но чтобы это распознать, нужно полторы тысячи настройщику заплатить, чтобы тот оценил на месте пробег инструмента и его пригодность выполнять функцию не только кормушки для моли.

– Я ж не отказываюсь полторы тысячи заплатить…

– А я и не поеду за полторы тысячи Оффенбахер смотреть, потому как свое время ценю! Если бы это был производитель типа Стейнвея или Блютнера, тогда другое дело. Но если я знаю, что покупателя на ваш инструмент не найду, а если реставрировать, то вы, ваши вложенные сто-двести тысяч рублей, никогда не отобьёте, то смысл всего этого?

– То есть только эти Стенвеи и Блюнеры популярны?

– СтеЙнвей. БлюТнер. – поправил настройщик. – Есть еще Зейлер. Фёрстер, Бехштейн… Ещё о десятке других топовых производителях сами прочитайте. Но даже не в бренде дело. Изменился сам покупатель. Приобретают пианино чаще для обучения детей в музыкальной школе. Родители ещё сто раз подумают: а надо ли вся эта морока с настройкой раз в полгода? Куда ставить эту махину в 200 кг? Потому и берут музыкальные калькуляторы – так называемые цифровые пианино. Они и стоят дешевле. И места меньше занимают. И настраивать не надо. Ну а то, что звук похож, словно Моцарт писает в пластиковое ведёрко, так кто это заметит и оценит? Жмёт чадо на клавиши, ну и ладно! А если дитятко передумало, то продаются такие калькуляторы по сходной цене за неделю, когда как Стейнвей или Зейлер после капитального ремонта могут продаваться годами. Таковы реалии. Ещё вопросы есть?

– Спасибо, что время уделили. Я не думал, что оно вот так всё…

– Не тратьте вы своё время на этот инструмент. Поверьте: не весь антиквариат стоит спасения. Ваш Оффенбахер выработал свой ресурс полвека назад. В физике не бывает чудес. Дерево, металл, войлок имеют свой срок годности. Вашему инструменту уже больше 100 лет. Пианино делали из расчета службы в 50 лет. Если на нём не играли, то это иногда и хуже! Дайте ему достойно уйти на помойку, где сейчас вся наша культура и находится. Если совсем вам без пианино плохо: открутите канделябры на память. А остальное – ну вы поняли. До свидания!

После разговора с мастером по реставрации, Петькины шансы «срубить бабла по-быстрому» таяли на глазах. Но он не из тех, кто так просто сдается. Петя зашел на Авито. Изучив историю объявлений, он убедился: продаются бэушные поставщики его императорских величеств годами. Цена за это время снизилась от нескольких сотен тысяч до одного рубля. И, судя по тому, что объявления ещё висят, даже за самовывоз краснодеревный антиквариат с медальками и инкрустациями никто не берет.

Следующий план по заработку на бывшей коллеги, родился у Пети через пять минут.

– Лен, привет! – улыбаясь в телефонную трубку, произнёс он.

– Привет! – устало сказала Лена.

– Ты права была… даже за бесплатно никто не хочет забирать твой антиквариат. Есть другая идея. Но все расходы – на тебе.

– Не поняла… – удивилась Лена.

– У твоего отца зрение какое?

– После инсульта видит хуже, но…

– Отлично!

– Ты думаешь, он не поймет, как его пианино выносят? – предположила Лена.

– Я не об этом. За 15 тысяч рублей я выношу твое пианино и сделаю так, чтобы твой отец добровольно на это согласился.

– Это невозможно! – отрезала она.

– Спорим? С тебя 15 тысяч, с меня результат.

– А как ты всё провернешь?

– Покупаю деньги в банке приколов. Полмиллиона рублей в пятитысячных купюрах можно взять рублей за триста. Прихожу к твоему отцу под видом богатого покупателя и выкладываю ему пол «ляма» за инструмент. От такого предложения он точно не откажется.

– Блин… – Лена явно оживилась. – Давай попробуем. Только как это всё отцу сказать?

– У тебя учительница по музыке жива?

– Не знаю…

– Отец твой тем более не сможет это выяснить. Я скажу, что через учительницу в музыкальной школе вышел на вас и хочу для своего ребенка купить редкий и ценный инструмент, чтобы он удовольствие от обучения получал. Как тебе легенда?

– Отличная легенда!

– Тогда я за деньгами, а ты назначай мне встречу с отцом у вас дома. Я приеду, типа посмотреть пианино. Поохаю возле него и скажу: если отдадут инструмент прямо сейчас, то вызываю грузчиков и тут же увожу. Пока твой папаша от счастья дуба не дал, расплачиваюсь деньгами из банка приколов и вызываю машину. Как только отвозим инструмент на ближайшую помойку, ты мне передаёшь мои честно заработанные, пятнадцать косарей.

– Только ты отцу сразу все деньги не предлагай! Он поторговаться любитель.

– Обижаешь! Начну со ста тысяч. Ну а там посмотрим.

Через три дня Петя надел на себя всё самое лучшее и, как ему казалось, стал похож на бизнесмена средней руки. В назначенный день он позвонил в квартиру хозяина антикварного инструмента. Дверь ему открыла сияющая Лена.

– Здравствуйте, Пётр! – официально начала она. – Мы с отцом как раз вас ждём!

– Добрый день, Елена! – подхватил Петя. – Спасибо, что уделили время. Хотелось бы сразу инструмент ваш посмотреть, так как через 10 минут у меня совещание.

Тут Петя вошёл в зачуханную комнатку, пропахшую лекарствами. В углу он увидел насупившегося и недовольного старика.

– Здравствуйте! – Петр первым протянул старику руку. – Слышал о вашем уникальном инструменте. Можно посмотреть?

Старик прищурился и кивнул дочери. Лена сама пожала протянутую Петром, руку, и подвела его к пианино:

– Вот тот инструмент, насчёт которого вы мне звонили!

Пётр ахнул и сделал вид, что удивился. Старик в углу прокашлялся, но ничего не сказал.

– Ба-аа! Так это же знаменитый Оффенбахер! – вскинув театрально руки, произнёс Петя.

– Да-аа! – подхватила Лена. – Папа его покупал у профессора консерватории.

Петр кивнул в сторону старика, стараясь вовлечь того в разговор. Но старик, словно воды в рот набрал. Лишь его больной, острый взгляд, следил за каждым шагом гостя.

– А открою крышку?

– Конечно! – Лена сама открыла крышку и придвинула к пианино стул.

Петя брякнул пару раз по клавишам. После этого, зачем-то нагнулся и долго нажимал руками на педали. Потом резко выпрямился и стал внимательно осматривать пианино со всех сторон.

– Лупу дать? – вдруг прошипел старик.

От неожиданности, Петя громко захлопнул крышку пианино.

– Зачем лупу? Я и так вижу, инструмент достойный. Готов его прямо сейчас купить. За сто тысяч отдадите?

– Миллион! – вскинув голову набок, ехидно произнёс старик.

Петя присел на стул.

– Пап… – начала было Лена.

– Молчи, идиотина! Чего передо мной комедию ломаете?

– Я ничего не ломаю… – с обидой промямлил Петя.

– Ломаете! Думаете, я совсем из ума выжил? Ничего не вижу? Ладно, моя дочь – дура набитая. Но вам, взрослому лбу, неужели не понятно, что меня не обмануть?

– Вообще-то я себя не навязывал! – Петя зло оскалился. – Не хотите продавать, и не надо! За свои деньги я себя оскорблять не позволю!

Тут Петя резко развернулся и направился к выходу. Лена перегородила ему путь:

– Подождите, пожалуйста! Присядьте и пока не уходите. Пап! – она обратилась к отцу. – Ладно, ты привык над нами издеваться и хамить. Но незнакомый человек что тебе сделал?

– А этот незнакомый человек надеется антикварный инструмент задарма взять?

– Почему задарма? – возмутился Петя. – Я готов торговаться! Но вот так сразу и за миллион… Пианино много лет не настраивалось. Без чехла стояло!

– Ну а сколько вы готовы выложить за пианино? – спросил старик.

– Триста тысяч! – гордо заявил Петя. – Но с условием, что забираю его сегодня.

– Вы его за триста у меня возьмёте, а потом за миллион перепродадите! Сразу видно, вы в инструментах не разбираетесь!

– А мне это и не надо. Мне учительница музыки посоветовала ваш инструмент. Я и приехал. Могу сотку накинуть и взять за четыреста, идёт?

– Миллион! – не сдавался старик.

– И вы думаете, я вот так, прямо по улице, с миллионом в кармане хожу? – Петя ухмыльнулся.

– Но вы же знали, какой инструмент идёте покупать!

– Вот честно, у вас до фига покупателей, кто миллион готов выложить?

– Не ваше дело, сколько покупателей! Важно, что дешевле миллиона я его не продам.

– Да, дедушка. Вам бы рэкетом в девяностые заниматься, а не пианинами торговать. – искренне произнёс Петя.

– Это ж антиквариат! Он только в цене растёт. Потому вложив сейчас миллион, вы через пару лет его за полтора продадите!

– Я так наперёд думать не могу. Мне главное дитё на хорошем инструменте обучать уже сегодня. Но что говорить, инструмент ваш мне понравился! У меня с собой пятьсот тысяч рублей. Или я плачу эту сумму, или ждите покупателя хоть за миллиард!

– Миллион! – не унимался старик.

Петя устало посмотрел на Лену. Та решила взять ситуацию в свои руки.

– Пап, я поговорю с Петром сама. Можно вас на минутку попросить выйти?

Словно два заговорщика, Петя и Лена вышли на лестничную площадку и начали шептаться:

– Твой папашка даёт стране угля! – вытирая пот со лба, сказал Петя.

– У тебя с собой только полмиллиона фальшивых денег?

– Да! Я ж не знал, что папаня твой, кроме «миллиона», других цифр не знает.

– Тогда, боюсь, ничего не выйдет… – обречённо произнесла Лена.

– Боюсь, очень даже выйдет! – задорно подмигнул Петя.

– Как?

– Сейчас возвращаемся в комнату. Я заявляю твоему отцу, мол, ты меня на миллион уломала. Но так как у меня только пятьсот тысяч, я пока ему оставляю задаток полмиллиона и говорю, чтоб он никому за этот час, пока я вторую половину «ляма» везу, пианино не отдавал. Я же в магазин иду и докупаю ещё 500 тысяч из банка приколов. Параллельно вызываю машину. Через час прихожу с деньгами, отдаю твоему отцу оставшиеся полмиллиона и гружу пианино. Пошли быстрее, пока отец твой тепленький.

Бывшие коллеги вернулись в комнату.

– Пап, – осторожно начала Лена. – Петр согласился на миллион рублей.

– А сам он это сказать не может? – не скрывая пренебрежения, произнёс Михаил Степанович.

– Могу! – Петя по-хозяйски пододвинул стул к пианино и облокотился на Оффенбахер, будто это был уже его инструмент, – Ну, миллион так миллион. По рукам?

– Идёт! Когда деньги передадите? – неожиданно мягко спросил Михаил Степанович.

– Через час довезу. Но мне тоже гарантии нужны, что вы в последний момент цену не повысите. Я не мальчик – вот так туда-сюда мотаться. Потому пишите расписку в получении от меня задатка в полмиллиона рублей.

Тут Петя достаёт из внутреннего кармана заранее заготовленные, листок и ручку.

– Ленк, – Михаил Степанович бросил взгляд на дочь. – Садись и пиши расписку. Ну? Чего уставилась, корова!

Петр уступил ей место за пианино. Лена послушно села и, подчерком отличницы, начала писать.

– Написала в заголовке «Расписка». А дальше? – спросила Лена.

– Пишите, как есть, – ответил Петя. – Расписка в получении задатка за пианино такой-то марки.