скачать книгу бесплатно
Любая еда начала вызывать у девушки отвращение, и она больше не пыталась ни завтракать, ни ужинать.
Вопреки не проходящей усталости по утрам Аня собиралась в «Галактику» с мыслями, что лучше было бы умереть. В один из таких моментов ей позвонила мать. Они с Катериной разговаривали редко, коротко и ни о чем, чтобы не задеть друг друга и не вызвать бурю никому не нужных эмоций. Мать изображала интерес к жизни дочери, ограничиваясь поверхностными вопросами. Аня деланно улыбалась и нехотя, односложно отвечала, притворяясь успешной леди. Она знала: Катерина желает слышать лишь о достижениях дочери, а всё остальное считает не стоящей внимания чепухой, мусором, не имеющим права на существование. «Для чего тогда жить? – всегда хотелось спросить Анчутке. – Жизнь должна быть интересной и радостной. Нам нужны самые разные чувства и события, падения и взлеты, ошибки и открытия. Я тебе что, баран? Мне нужно долбиться головой о стену ради каких-то модных, не интересных мне успехов? Чтобы ты хвалилась ими перед знакомыми?» Но Анна молчала, понимая, что, кроме упреков, ничего от матери не услышит. Раздражая друг друга, они, однако поддерживали видимость родственной связи, не готовые разорвать ее окончательно.
Тем утром Анюта не сумела скрыть от матери свое истинное настроение, а Катерина, наперекор привычке не замечать переживаний дочери, не пренебрегла ими и спросила:
– Что с тобой, Анчутка? Почему ты такая мрачная?
– Мне всё надоело, – безразлично бросила Аннушка. – Какое-то мертвецки холодное равнодушие к жизни. Я даже не ем, давно тошнит от еды. Вот в некоторых странах разрешена эвтаназия, жаль, что не у нас. Я бы… Какая разница, увечный человек страдает физически, или телесно здоровый – душевно?
– Ишь ты, неженка! – в изумлении ахнула Катерина. – Я и то, при моей прошлой собачьей жизни, не пыталась покончить с собой. Думала о смерти, да, правда, но все-таки не пыталась. А ты, анчутка, – с какой стати? У тебя же всё хорошо! Ты здоровая и молодая. Ты должна работать, наживать добро и рожать детей.
– Ты ничего, никогда обо мне не знала и не хотела знать, – выпалила Анна, возмущенная до глубины души. – Так как же ты можешь рассуждать об этом?!
В тот миг Аня почувствовала, что совсем не любит мать, что хочет вычеркнуть ее из жизни или поменять на понимающую и принимающую ее женщину. «Ведь так бывает у людей: с виду для посторонних мать заботливая и милая, но дочь мечтает сбежать подальше от ее холода и издевки во взгляде, – думала в отчаянии Аня. – Если нет тепла в отношениях, нет родственного чувства, и всякий раз в тебя летят режущие, будто кинжал, слова. Как с этим жить? И как благодарить жизнь, в которой не было ничего драгоценного и родного, ничего, кроме погибшей сестры и предавшей любви?»
Аня бросила трубку и позвонила однокласснице, бесхитростной медсестре с нежным голосом. Хотела поплакаться, но та пристыдила ее:
– Что ты болтаешь! Мама – твой ангел на земле.
– Осуждаешь? Не понимаешь, да? – Аня приняла ее слова в штыки. – Между прочим, то, что у тебя хорошие отношения с мамой, заслуга твоей мамы, а не твоя! Будь она иной, неизвестно, что бы ты чувствовала и как бы себя вела!
Аннушка в слезах бросила трубку, позабыв о выходе на работу. Черное одиночество вдавило ее в кровать.
Катя тотчас поделилась услышанным с мужем.
– Нужно обратиться к психиатру, – нахмурился Максим. – Вдруг Анюта унаследовала неуравновешенность и упрямство отца? Она опасна для себя!
– Удобно запереть падчерицу в психушку, да? – вспылила Катерина. – А то вдруг Анчутка домой вернется и будет под ногами болтаться? Отличная идея, да? Так вот за кого я вышла замуж!
Максим воскликнул, однако пряча глаза:
– Как ты можешь говорить это, ангел мой! Ты бесстыдна и эгоистична. Неужели тебе плевать на дочь? Современная психиатрия далеко продвинулась. Медики успокоят ее и уберегут от глупостей. Страшно, как часто дети погибают из-за неразделенной любви!
– Ты думаешь, у неё любовь?
– А что еще может быть у невесты детородного возраста?
А потом льет дева слезы
О следующем периоде жизни у Ани сохранились лишь смутные воспоминания, сухие, как газетные факты. Мать и отчим без предупреждения приехали к ней. «Чего это вы?» – безразлично хмыкнула Анна. Она чувствовала себя обессиленной и еле доплелась до входной двери. Увидев бледную, вялую, исхудавшую Аню, вошедшие многозначительно переглянулись.
– Ты рассталась с молодым человеком? – спросил отчим. – Мы хотим подержать тебя.
– Вот что случается с кокетками, анчутка, – пожурила ее Катерина, и тонким голосом затянула свои прибаутки:
«Я ль тебе не говорила? Не ходи ты петь у елей, ты не пой на дне долины! Не сгибай так гордо шеи! Белых рук не открывай ты! Белой груди не кажи ты! Стройным станом не хвалися! Он кудрявую увидел – деву с длинною косою, что милее всех нарядных, всех, украшенных цветами! Ту, что держится так прямо! Ту, чье тело всех пригожей! Захотел он ту девицу… А потом льёт дева слёзы!»
– Ма! Ты, никак, называешь меня красивой? Никогда такого не слышала, – фыркнула Аннушка, но сердцем потянулась к матери.
Завладев вниманием Ани, Катерина уговорила ее съездить к психологу.
– Это на всякий случай, анчутка, – разъяснила она с притворной лаской. – Вдруг тебе станет спокойнее и веселее! Ты просто поговоришь с ним, как у себя в «Галактике».
Она помогла дочке натянуть джинсы и красный свитер, завязала ей кроссовки.
Аня не догадалась, что попала на прием не к психологу, а к психиатру. Тот ничем не выдал себя, потому что Катерина предупредила заранее: «Моя дочь угрожала собственной жизни. Она рассталась с любимым мужчиной. Разлука даётся ей тяжело. Пожалуйста, будьте тактичны».
Анна два часа просидела перед скучным респектабельным мужчиной средних лет, считая мелкие родинки на его аккуратно побритых щеках, слушая бессмысленные, казалось ей, переливы низкого голоса. Ни доверия, ни интереса врач у Анчутки не вызвал, и она начала подшучивать над ним в надежде, что ему надоест бестолковый разговор, и он попросит ее уйти. На вопрос «собираетесь ли вы покончить с собой?» она с вызовом, но не всерьёз, бросила: да, при первой же возможности.
В конце приема психиатр заключил:
– Ваши напряженные шутки, Анна Кирилловна, и ваши сдержанные эмоции – это симптомы «замаскированной депрессии». Вы тратите огромное количество сил на то, чтобы удержать страдание внутри себя. На лице – улыбка, в жизни – успех. Но внутри желание умереть, не быть, оказаться в темноте, в пустоте и вечном покое. Полагаю, это состояние зародилось в раннем детстве, когда у вас не было возможности открыться своим родителям.
Аннушка неожиданно заплакала. Руки ее и колени задрожали. Крупные слезы она утирала рукавом.
Врач выписал направление на госпитализацию и в коридоре Катерине повторил сказанное Анне.
– Вы хотите сказать, что я виновна в ее болезни? – обиделась та. – А ведь я сделала для нее всё, что было в моих силах. Знали бы вы мою прошлую кошмарную жизнь!
– Здесь нет вашей вины! – раздраженно махнул рукой врач, – пристально, однако, приглядываясь к посетительнице. – Это от вас не зависело. Вы продолжали семейную историю, – начатую вашей мамой. Но дочка чувствовала, что вы с трудом держитесь, и, если она будет плакать, плохо спать, болеть, произойдет катастрофа. С этого начались ее неприятности. В том числе любовь к не подходящему ей мужчине.
Катерина сердито хмыкнула, но внезапно тоже заплакала, почувствовав себя загнанной в угол. Пожилой муж ласково обнял ее, и она горячо зашептала ему на ухо жалобы из далекого прошлого. Врач нетерпеливо протянул Катерине направление:
– Дело сейчас только в этой бумаге! Депрессия Анны может стать хронической, если ее запустить. Во избежание осложнений, вашей дочери нужно подлечиться.
Анюта не слышала разговора и не воспротивилась, когда мать и отчим усадили ее в такси и повезли в другую клинику.
– Побеседуем еще с одним врачом, хорошо? Вдруг он окажется лучше! – вкрадчиво предложил Максим, и расстроенная девушка не почуяла подвоха.
В мрачном здании Аннушку окружила целая компания врачей, они задавали те же вопросы, что и зануда с родинками.
– Извините, этот разговор мне не интересен, – Аня решительно поднялась с жесткого стула. – Я ухожу. Такую скуку нагнали, хоть не живи! Пойду, что ли, утоплюсь, в самом деле!
Медики загородили дверь и спросили, согласна ли она остаться на некоторое время в больнице.
– Зачем? – удивилась девушка. Лишь в ту минуту она огляделась и поняла: кроме нее никто из присутствующих не шутит.
– Первичная анорексия… Депрессия… расстройство адаптации… острый невроз. – говорил молодой врач, оглаживая аккуратную черную бородку.
– Вы чего? – Аннушка заплакала от обиды. – Каждый человек имеет право расстроиться или пошутить. Какие еще болезни?
Ее затрясло от страха и возмущения, и медики предложили успокоительную таблетку. Аня приняла и обреченно спросила:
– Надолго?
– Нет. Ни о чем не тревожьтесь, – примирительно произнес бородач.
За решеткой
Две санитарки отвели новоприбывшую в уединенный белокафельный бокс с душем и железными шкафами, прикрученными к полу. У нее забрали телефон, сняли золотую цепочку, серьги и подаренное Друвисом кольцо. Затем ее тактично раздели, вымыли под душем, выдали цветастый халат и бордовые плюшевые тапки.
Аня мысленно выговаривала Катерине: «Бессовестная! Зачем ты меня отдала?! Разве ты никогда не теряла равновесие, не плакала, не была мрачной? Но никому и в голову не пришло отвезти тебя сюда, даже Кирюхе! Расстраиваться, если горе, нормально для человека. Почему же ты посадила меня за решетку, словно буйную сумасшедшую? Чем я вам с Максимом мешала? Или ты всерьёз считаешь меня анчуткой, от которой нужно избавиться?»
Аннушка растерянно оглядывала широкие зарешеченные окна, высокие потолки, просторные палаты, открытые, с огромными проемами без дверей. В каждой вдоль стен притулились узкие койки. В палате, куда сопровождающая доставила Аню, размещалось человек двадцать. Несмотря на открытые окна, там стояло зловоние. «Неужели это не кино, под которое я задремала дома, а моя реальная жизнь?!» – недоумевала Аня.
Женщины в палате вращали выпученными глазами, невнятно бормотали, пускали слюни. Аня зажмурилась: «Нет, нет, это – не со мной… Я не могу здесь находиться!» В отвращении ее стошнило, тут же с коек раздались визгливые крики. Присев, Анчутка поспешно утерлась полой халата, лицо обожгло слезами стыда.
Крупная рыжеволосая фурия лет тридцати пяти поднялась с кровати и шагнула навстречу Ане. Мелькнули ее ярко-оранжевые трусики и белая, почти прозрачная рубашка, красиво облегавшая высокую грудь. Ее ясное лицо не вязалось с больничной обстановкой. Она приветливо протянула руку: «Маргарита». Анна заметила, что соседки побаиваются острого взгляда фурии, ее близко посаженных, блестящих змеиных глаз. Интуитивно угадав в полуголой пациентке союзницу, она доверчиво пожала длинные пальцы: «Аня».
– Успокойся, выживем, – подмигнула Марго. – Расслабься. Я тут уже две недели. Привыкнуть нельзя, но перетерпеть можно, раз уж так случилось. Ведь отдельных санаториев для легких случаев нет!
– Страшно… – Анна покосилась на соседок.
– Освоишься. Возьми мою одежду, она чистая, – Маргарита изящно нагнулась и вытащила из прикроватной тумбочки шелковый халат апельсинового цвета.
– Я не верю, что со мной могло такое случиться, – прошептала Анчутка, благодарно прижимая подарок к груди. – Ты как сюда попала?
– А, глупо, – бросила Марго с досадой. – Сама пришла. Почувствовала, нервы сдают, сил нет! В жизни полный крах. Хотела убежать. Лучше бы в Таиланд полетела! А отсюда раньше срока не выйти! Был в соседней палате еще один доброволец, вроде меня, истерик и ипохондрик лет двадцати пяти. Тоже решил подлечить расшатанные нервы. Его мать работает в мэрии, ну и устроила по знакомству: «Пусть сыночка отдохнет». Не знала, чего затеяла! Через неделю у парня галлюцинации начались, и она забрала его домой. Ей-то всё можно! А ты здесь по какому поводу?
Аннушка потупилась:
– Любимый бросил. Больно очень. Жить не хотела. Не ела. Но умирать я не собиралась! А мать и отчим устроили эту командировку. Не понимаю, зачем.
Марго сочувственно взяла ее за руку:
– Да, рвать отношения сложно. Я тоже рассталась с мужем, но сама, поэтому сильной боли нет. Но я видела здесь женщин после разводов. О! Им всем ставят «депрессию», с мудреными дополнениями. У некоторых настолько сильное горе, что они умоляют врачей дать им электрошок! Говорят, он ненадолго приводит в чувство! Со стороны эта процедура выглядит жутко. Будто припадок эпилептический, судороги и пена изо рта. Что же нужно пережить, чтобы захотеть этого?
– Я их понимаю, – задумчиво протянула Анчутка. – Электрошок – это вместо прыжка с крыши! Они переживают очищение смертью, но остаются в живых. Это нужно взять на заметку…
– Перестань! Ты решила помочь отчиму завладеть квартирой? – презрительно бросила Марго. – Пойми, горевать из-за потерь, оскорблений, предательств, срываться от усталости – это нормальные человеческие реакции! Принимать против них лекарства – все равно, что употреблять наркотики, или впадать в запой. А электрошок – это затяжное падение в пропасть! Венец мучений, когда не помогли лекарства! Постепенно человек вовсе теряет разум. Врачи объявляют близким: «Мы сделали всё, что могли…» А некоторым родственникам только того и надо. Ладно, чего болтать! Лучше переоденься и причешись! А то выглядишь под стать сумасшедшим. Запомни: женщина должна всегда оставаться женщиной! – Маргарита протянула Анчутке маленькую, круглую щетку для волос.
Блузка и рыжие трусики востроглазой соседки смотрелись в больничной палате нарядно и празднично. Стоя рядом с ухоженной Марго, Аня вспомнила, что несколько дней не смотрелась в зеркало. Ей вновь сделалось стыдно. Отвернувшись к стене, она проворно сменила одежду. Затем распустила пучок: ее длинные кудрявые волосы скатались, подобно валенку.
– Ну, вот, займись делом, – одобрительно засмеялась Маргарита. – Грешно пренебрегать такой красотой! – Она соскучилась по вменяемым собеседникам и не умолкала ни на минуту. Аннушка содрогалась от ее рассказов, но с благодарностью слушала, уже не ощущая себя одинокой.
– Вот там, у окна, смотри, смотри, – трепала ее по плечу Марго, – прилизанная девица теребит подушку! Ей кажется, что это – учебник физики, и она страницы переворачивает. Пострадавшая от учебы отличница!
– Да ладно! – недоверчиво протянула Аня, едва не забыв о собственных горестях. Она отложила щетку и, подойдя к миловидной девушке, тронула круглое плечо:
– Привет! Давай познакомимся!
Девушка демонстративно заправила за оттопыренное ушко прядь русых волос, не переставая глядеть в одну точку и беззвучно шевелить бледными шершавыми губами, при этом она механически перебирала складки мятой наволочки.
– Что ты делаешь? – не отставала пораженная Аня. – Ты вправду читаешь?
– Уйди, не мешай, у меня сессия, – зашипела девушка и замахнулась увесистым кулаком. Ее выпученные глаза не видели ни Аннушки, ни Марго, перед ней плыли совсем иные картины.
– Надоели, вы, серое быдло! Алкаши поганые! Вам ничего в жизни не надо, ненавижу вас! Я не стану такой, как вы!
Аня в смятении отпрянула. Маргарита покровительственно обняла ее за талию:
– Бедолага живет в своем мире. Жаль её, но она не с нами. Старайся не обращать внимания! А вон, рядом с отличницей, бабуся в черном – якобы экстрасенс. Работает за еду. Иногда даю ей зефирки и она предсказывает будущее. Говорит, что в 2060 году люди соберут всё золото мира, сплавят в единый шар и подвесят в воздухе, как экспонат. Потом на трон взойдет император! В другой раз бабушка извещает, что на мне много энергетической грязи и берется отчистить её за «вкусняшки»: смотрит мне в глаза и делает вид, будто пьёт с меня нечистоты.
«Зачем тебе это?» – поморщилась Аня.
Маргарита скорбно развела руками:
– Хотелось с кем-то поговорить. А что такого? Помешанный человек остается личностью. Ему тоже нужно общение. Думаешь, я оказываю милость старушке? Нет, это она считает меня отсталой и нисходит ко мне с высоты своих знаний!
Марго много пережила за последние две недели и говорила о жутких вещах с хладнокровием телевизионного диктора. Соседи по палате уже не удивляли ее.
В углу палаты лежала привязанная к кровати женщина и рыдала в голос без остановки. Марго пояснила:
– Эта дама сказала, будто ее мужа и сына в один день убили неизвестные изверги, а она свихнулась от горя. Но вчера полиция выяснила, что она сама их отправила на тот свет. Сегодня она поедет в отделение отбывания наказаний. Там режим строже нашего, и публика пострашнее.
Ее резко перебила другая соседка с аристократическим профилем, пожилая, очень полная. Женщина громко заговорила о политике, обращаясь к кому-то невидимому. Ее голову украшал ярко-синий берет, глаза горели революционным пламенем. Оглушительный скрипучий голос разбудил пациентку, лежавшую лицом к стене. Растрепанная, темноволосая, она выскочила на середину палаты, сверкая белками глаз, и загромыхала раскатистым басом, будто из преисподней: «Тыыы сдоохнеешь!»
Перепуганная Анюта бросилась прочь из смрадного помещения, похожего на театр жутких абсурдов.
– Куда ты, Анька?! – закричала Маргарита. – Не бойся! Она полагает, что изгоняет дьявола! Она сейчас успокоится!
Аня не слушала, приостановилась лишь в коридоре, заметив проемы в другие палаты и столовую. Пройдя дальше, она обнаружила туалет и понадеялась, что, укрывшись в кабинке, переведет дух. Но увидела там лишь низкую стеклянную перегородку, за которой находились унитазы и душ. Уединение здесь запрещалось, санитарки неустанно следили за пациентами. «Чтобы избежать самоубийств и всяких шабашей», – пояснила пробегавшая мимо медсестра. На кафельном полу, у окна, расположились курильщики. Вокруг них стоял синевато-серый туман, принимавший новые потоки дыма. Некурящая Аня побрела назад в коридор и уселась возле стены на пол. Халатик Марго был тонок и короток ей. Девушка начала мерзнуть. Вспомнилось детство, их с Анисьей безрадостная спальня и слова не унывавшей сестры: «Везде люди живут. И в школе, и в тюрьме. Ждут освобождения…» – «И в психушке тоже, – добавила Аня. – Ох! Как ни странно, повсюду жизнь, и мне придется как-нибудь продержаться».
Несуразность положения породила в ней твердую цель – выдержать заточение и выйти на волю в здравом рассудке. Аня уже не думала о своей разбитой любви и нескладной жизни!
Мимо размеренным шагом прогуливались пациенты. Из понурого ряда выбилась шустрая невысокая девушка и направилась к Аннушке. Она была коротко острижена и одета в широкие шорты. Издали Аня приняла ее за мальчика, и мысленно назвала Чижиком.
– Хелло, красотка! Добро пожаловать в королевскую резиденцию! – звонко, по-свойски брякнула девушка. – Чего так кисло уселась, будто не рада обществу?
Ее лицо было слегка перекошено, отчего выпуклые серые глаза казались разной величины.
– Только пришла, – насторожилась Аня. – Страшно…
Чижик засмеялась, обнажив редкие мелкие зубы:
– Почему боишься?
– Вот, смотрят на тебя все эти больные, напряженно так, изучающе. – съёжилась Анчутка. – Ты словно видишь, как тайные мысли шевелятся в их черепах. И не ясно чего ожидать.
– Здесь есть ангелы-хранители – санитары, – продолжала смеяться Чижик. – Они тебя защитят.
И полюбопытствовала:
– А ты тоже с суицидом?
– Написали, что да, – непонимающе пожала плечами Аня. – Но я не собиралась.
Чижик насупилась:
