Золотая хозяйка Липовой горы

Тогда только-только сошёл снег. Самое время для поисков: травы ещё нет, катушка прижимается ближе к поверхности, и сигнал проникает глубже.

Журавель забрал прибор и объявился в мае – вопреки моим ожиданиям, продолжая излучать решительный настрой. На мой редакционный стол лёг позвякивающий газетный свёрток. В нём оказалось оружие: два кинжала, сломанный пополам меч с бронзовой гардой, покрытой патиной, четыре наконечника стрел и один – копья.

Оказалось, железо – с труднодоступной горы Липовой. Журавель сплавился туда на резиновой лодке.

Находки даже на первый взгляд были интересные и относились ко времени как минимум Ермака и хана Кучума, когда на уральской земле обитали её исконные хозяева – народ манси (или вогулы). Особенно меня заинтересовал нож: обоюдоострый с двумя кровостоками клинок длиной с четверть. Он хоть и был ржавым, но без глубоких каверн.

Я сказал, что находку нужно бы показать специалистам.

Через пару недель Алексей Языков, кандидат исторических наук, сотрудник Уральского института истории и археологии ошарашил меня своим вердиктом:

– Судя по всему, это четвёртый – седьмой век, эпоха Великого переселения народов. Слыхали?

– Немного. Варвары, падение Римской империи и всё такое… А как это оружие могло оказаться на берегу Сильвы?

– Все версии только на уровне предположений. Определённо лишь то, что им владели угры. Скорее всего, это было так называемое вихревое заселение: сначала из Приуралья проникли через земли современной Башкирии в Прикамье, но, столкнувшись там с мощным противостоянием местных племён, были вынуждены отступить. Один из этих путей был водным: поднялись от Камы сначала по Чусовой, потом по её притоку – Сильве.

Но могут быть и другие варианты. Например, что это племя угров, которое возвращается в родные края из набега в составе полчищ гуннов на Европу. Внести ясность могли бы археологические раскопки на месте находки. На территории региона это первый такого рода клад оружия. Так что поздравляю!

Журавля, конечно, интересовала цена находки. Но Языков констатировал: чтобы подтвердить возраст железок, потребуются дорогие исследования вроде металлографии. И даже после них коллекционера отыскать будет сложно.

Но слова историка нисколько не расстроили Журавля. Он услышал главное: клад – единственный в своём роде, оружию порядка полутора тысяч лет. Как всё это могло ничего не стоить? Что понимает в этом какой-то ботан, пусть и кандидат наук? Ещё большую надежду в товарища вселила моя статья «Оружейный клад древних угров», опубликованная в газете.

Правда, в ней я заменил название горы с Липовой на Берёзовую, так как предполагал, что после публикации сыщутся охотники порыться в фартовом месте. Этого мне сразу, уж не знаю почему, не хотелось.

Журавель же мыкался со своей находкой по различным коллекционерам и антикварам, в качестве «сертификата» подлинности предъявляя эти публикации, в которых было приведено мнение Языкова. Но газеты на такого рода людей не способны произвести впечатления, они были готовы доверять лишь своим глазам, официальным бумагам и чутью.

– Отдай ты всё в местный музей, – советовал я Журавлю. – Денег всё равно не выручишь, во всяком случае, серьёзных, а так хоть имя своё увековечишь. Создадут экспозицию, многие годы люди будут ходить, удивляться, качать головами, цокать языками… И всё благодаря кому? Николаю Журавлёву! А?

– Эх, не знаю, – Журавель терял свой предпринимательский пыл, но не сдавался.

Потом на пару месяцев он пропал: не звонил, не появлялся. Я уж было подумал, что удалось-таки продать оружие. А таится, потому что опасается, как бы делиться не пришлось – долю попрошу. Потом узнал, что Журавля убили. Лучший друг ткнул по пьянке кухонным ножом. Я в это время находился в командировке, так что и на похоронах не побывал.

Жена Журавлёва позвонила сама.

– Георгий, тут такое дело. Николай в больнице бредил, пока не отключился. Повторял всё время: «Клад Жорику отдай». Клад-то, наверное, железки, с которыми он всё носился как с писаной торбой. Так приди, забери.

Уговаривать меня не пришлось. В тот же вечер я был у вдовы. Марьяна провела меня в «кандейку» – сарайчик рядом с гаражом, где Николай оборудовал мастерскую с верстаком. На нём и было выложено оружие. Сразу бросилось в глаза, что один кинжал, больше похожий на короткий меч, Журавель всё-таки попытался переделать, но то ли не смог, то ли у него времени уже не хватило. Клинок блестел. Наждачный круг как будто полировал его, а не стачивал. Даже ржавчина кое-где сохранилась, скрытая кавернами. В составе клада не хватало одного трёхгранного наконечника стрелы, и у меча отсутствовала гарда.

Вдова не возражала против осмотра мастерской. Я порылся в выдвижных ящиках и в сундучке, где хранились инструменты, но недостающей части оружейного клада не нашёл.

– Дома в стенке есть коробка, он там разные бумаги да медали со значками держал, можно там ещё посмотреть, – предложила Журавлёва.

Мы прошли в дом.

Коробка хранила атрибуты славного милицейского прошлого старшины Журавлёва: медали за выслугу лет, удостоверения к ним, различные знаки и воинские значки ещё со срочной службы, кокарда советских времён… Взяв её в руки, чтобы поближе рассмотреть, я увидел на дне коробки небольшой камень. И замер.

Чтобы не выдать своего интереса, пришлось рассматривать и ощупывать его, не вынимая из коробки. Это был осколок мрамора размером со спичечный коробок, обработанный с одной стороны, как будто отбили край от какой-то округлой болванки. Скол был достаточно свежим, мрамор на нём явственно белел, а вот других сторон давным-давно не касался никакой инструмент: одна – тоже, скорее всего, скол, но древний, покрытый патиной, другая – слегка выпуклая обработанная поверхность со следами рыжего металла.

Меня словно кольнуло током, едва я его коснулся. А взяв его, уже был не в силах положить обратно. Не спеша стал складывать регалии обратно, прижимая камешек большим пальцем к ладони. Покончив с этим, уже вставая, словно бы невзначай уронил коробку с дивана на пол. Содержимое рассыпалось по ковру. Вдова охнула, я тут же кинулся собирать всё обратно, успев спрятать осколок мрамора в карман брюк.

Оружейный клад Журавлёва я отнёс в музей истории Шаринского района, помог с информацией для стенда. А вот кусочек мрамора оставил себе. Не могу объяснить, почему я не отдал его историкам. С того момента, как он попал в мои руки, мне хотелось хранить и оберегать его как настоящее сокровище, никому не рассказывая о нём. Казалось, что в нём содержится какая-то невероятная и удивительная тайна.

Впрочем, тайна в нём действительно содержалась. «Рыжее» на мраморе оказалось следами позолоты – и определил я это самостоятельно (пригодился богатый опыт, полученный в 90-х). Самый простой тест йодом и ляписом: если их нанести на «золото для дураков», то оба оставляют коричневый след. На истинном золоте маркеры белели.

10 августа 2017 года

Не виделись мы с Львом Николаевичем два дня, но перемены в нём произошли заметные: за время обитания в наших провинциях москвич явно подрастерял лоск. И костюм не так величаво сидит, и с причёской уже что-то не так, а главное – взгляд уже не источал всеобъемлющего знания уверенного в себе человека. «Что же с тобой станется, если ты тут на месяц застрянешь или вообще поселишься? – не без злорадства подумал я. – Не в столице Урала – а здесь, в горах?»

Изменилась и манера общения: из речей гостя пропал пафос и превосходная степень.

– Я был на экскурсии, – поделился гость, присаживаясь уже на «свой» стул у окна и закуривая. – По природному парку «Река Чусовая». Признаюсь, проникаешься и видами, и историей, связанной с освоением Сибири и горнозаводским Уралом. Одни имена чего стоят: Ермак, Демидовы, Татищев… В этом плане Сильва, конечно, уступает Чусовой, но знаете, впечатлиться увиденным я всё же не смог. Наверное, мешало понимание того, о чём знают пока немногие, – именно Сильва сейчас рождает одну из главных сенсаций новейшей истории. Орден Божественной Длани долгие годы искал на её берегах ключ к ней, но он, как это очень часто случается, попал в руки постороннего человека…

Кстати, давно хотел спросить вас, Георгий Петрович: почему вы не займетесь писательством? Ну что такое корреспондент районной газеты? Всё указывает на то, что вы неплохо владеете языком, и главное – у вас уже есть невероятный сюжет.

– Вы как будто бы и об этом уже знаете, орденоносцы, или как вы там себя называете, – рассмеялся я. – Да, я начал роман – буквально несколько недель назад. Хочу описать удивительную историю, произошедшую в наших краях в незапамятные времена… Но сейчас меня другой вопрос волнует: вы говорите, что Орден что-то искал на берегах реки Сильвы. Почему я ничего не знаю об этих поисках?

– Наверное, потому, что наша деятельность не оставляет заметных следов размером со строительные котлованы. К тому же мы умеем делегировать задачи. Вам о чем-нибудь говорит имя Алексей Шмидт?

– Слышал о нем, конечно. Археолог, специалист по финно-угорским народам, изучал древности Прикамья и Приуралья. Провел первые раскопки многих могильников и городищ. В том числе и Неволинского, что расположен не так далеко отсюда.

– Да, Шмидт в 1926–1927 годах исследовал курганный могильник на берегу реки Ирень – левого притока Сильвы. Позже сформировалось понятие Неволинская археологическая культура, включающая в себя и другие памятники: Верх-Саинское, Ермаково, Кунгурское городище, Бартымские селища, Бродовский, Верх-Саинский могильники. А не задумывались вы, что привело прекрасно эрудированного молодого петербуржца, подающего большие надежды историка в уральскую глушь на берега Сильвы и её притоков?

Задумывался, конечно. Алексей Викторович Шмидт получил блестящее образование в Петербурге. Советский культуролог Анциферов в своих воспоминаниях «Из дум о былом» писал: «Среди членов Эрмитажного кружка был «вундеркинд» – так мы прозвали самого юного из нас – Алексея Викторовича Шмидта. Этот молодой историк чувствовал себя как дома в любой эпохе. О нём мы говорили: «Мальчик-Шмидт всё знает»… Начинал мальчик-Шмидт свой путь учёного как египтолог, как ученик самого Тураева, а кончил археологом».

И вот этот учёный в 1917 году оказывается на должности… хранителя музея древностей захолустного Пермского университета. Здесь он преподавал: читал курсы по археологии и истории края, истории Древнего Востока и первобытной культуры, затем организовал археологические раскопки в Прикамье и Западном Приуралье.

– Да, я читал у Анциферова, что Шмидт не оправдал возлагаемых на него как на историка надежд, – невольно вырвалось у меня.

– Ну вот, наконец-то! – воскликнул радостно собеседник, хлопнув в ладоши и потерев их. – Я всё-таки не ошибся насчёт вас. Тогда вы должны помнить, что в той же книжке Анциферова есть упоминание о том, что летом 1914 года две участницы Эрмитажного кружка, путешествуя по Италии, в Риме встретились с «мальчиком-Шмидтом». Именно во время той заграничной поездки на него и обратили внимание члены Ордена Божественной Длани. К тому времени Ордену уже было известно о том, что руки статуи следует искать на берегах одного из притоков Камы, скорее всего – рек Чусовая или Сильва. На тот момент археологические исследования тех мест в Российской империи вообще не проводились. Шмидту предложили организовать их, предоставили помощь. Уверен: если бы не Октябрьская революция, спутавшая Ордену все карты, поиски Шмидта увенчались бы успехом. К сожалению, большевики не разрешали археологические исследования за деньги иностранцев, а свои давали неохотно. Алексей Викторович много сделал, учитывая те условия, в которых он оказался. Но расширить поиски до верховий Сильвы не успел, хотя был очень к ней близок.

А на берегах Сильвы действительно некоторое время – примерно с середины до конца первого тысячелетия, с пятого по десятый век, – обитал интересный народец. Официально считается, что он образовался от смешения местных с пришельцами из лесостепной зоны Западной Сибири. Только на самом деле в эти земли пришельцы явились не из-за Каменного пояса, а из Европы, где они воевали в составе полчищ гуннов. И привел их вождь и шаман по имени Чекур. Первоначально его отряд поднялся выше по реке, а позже, уже после смерти Чекура, главная ставка спустилась в среднее течение Сильвы.

Кстати, большое число кладов, содержащих металлическую посуду иранского, византийского и среднеазиатского происхождения, византийские и римские монеты, советские историки рассматривали как свидетельство оживленных связей с дальними территориями. На самом же деле это трофеи, основная и самая ценная часть которых так и не обнаружена. Мы знаем, что Чекур привёз сюда не только Богиню, но и немало золота, которым покрыл её. Также там было множество драгоценных камней: адаманты – алмазы, сапферосы – сапфиры, сардары – рубины, зоморроды – изумруды…

Не имея возможности напрямую влиять на археологические изыскания, Орден долго изучал ситуацию в этом регионе. Мониторились научные работы, раскопки, публикации в местной прессе. Так мы обнаружили вашу статью, благодаря которой и состоялось наше с вами счастливое знакомство.

– Ну, допустим, Венера Милосская попала на Урал именно так, как вы и говорите. Но как она вернулась обратно?

– Это единственный вопрос, на который у нас нет очевидного ответа. Подлинные записи, которыми Орден руководствовался в своих поисках, обрываются на смерти самого Чекура и того, как он отбивает и прячет руки Богини. Но факт есть факт – миру она явилась на острове в Эгейском море через сотни лет за тысячи километров от уральской тайги. Здесь мы можем только предполагать.

По официально принятой версии, Неволинская культура исчезает в девятом – десятом веках в результате появления кочевников-протобашкир. В итоге одна часть неволинцев была истреблена, другая мигрировала в Верхнее Прикамье, третья слилась с захватчиками. Они тоже относились к угорскому этносу, проживали в северной Башкирии – от Уральских гор до Волги. Средневековые авторы не случайно называли эту территорию Великой Венгрией: современный венгерский язык относится к финно-угорской группе уральской языковой семьи.

В девятом веке будущие венгры двинулись из Прикамья в западный поход через Восточную Европу на свою новую родину. И в начале X века они вторглись в Паннонию. Здесь угры на полстолетия стали кошмаром Западной Европы, нападая на Италию, Францию, Германию, Византийскую империю. В конце концов, потерпев ряд поражений, они успокоились, стали вести оседлый образ жизни и приняли католицизм.

У этого народа есть легенда, которая дошла до наших дней благодаря средневековому писателю Матвею Меховскому, который был ректором Краковского университета. Она гласит, что предводителя гуннов Аттилу за его злодеяния смертельная кара настигла прямо на брачном ложе, а самих варваров ожидало проклятие в триста лет. По истечении этого срока они снова ринулись в Европу, но в Паннонии их остановило чудо Господне: безоблачное небо разродилось градом, из которого соткалась статуя Богородицы, ставшая через три дня золотой. Это чудо подвигло часть варваров принять крещение и осесть в Паннонии, которая впоследствии будет переименована в Угрию – Венгрию. Другая же часть северного народа ретировалась, бежав за Уральские горы, прихватив с собою статую Богородицы. Они-то и нарекли свой край Югрой, а изваяние Богоматери – Золотой Бабой.

Сами понимаете, этот миф был записан в позднее Средневековье, когда мало кого заботила точная хронология. Аттила погиб в 453 году, Матвей Меховский возвращает варваров в Европу через триста лет, то есть в середине восьмого века. Сегодня историки считают, что это произошло на век позже. Но золотая статуя, конечно, не слепилась сама собой из града, а была привезена варварами и была воспринята европейцами как христианское чудо. Впоследствии «Богородица» убыла ещё дальше – в Южную Европу, а не обратно в сторону Урала. Там лишь миф о ней остался.

К тому времени в среде угров культ Вальги (а именно так, как нам теперь известно, они назвали Венеру Милосскую) сошёл на нет. С ней таскались больше в силу привычки или надеясь на то, что она снова начнёт творить чудеса. И если даже какая-то часть угров и решила бы вернуться на историческую родину, то не потащила бы с собой громоздкую, затрудняющую передвижение статую, утратившую вместе с руками чудодейственную силу.

Милосцы лишились изваяния богини Афродиты во время завоевания острова греками в 410 году. Большая часть населения была вырезана, всё ценное захватили победители. После этого Милос утратил былое величие на много сотен лет. Уверен, что неудачи милосцы связывали с исчезновением статуи Божества, хранительницы острова. Как и представители нашего Ордена, они долгие годы собирали всю информацию о статуе, не теряя надежды на её возвращение. И когда спустя пять веков узнали о том, что в Европе объявился северный народ, который поклоняется каменному изваянию античной женщины, предприняли всё возможное, чтобы заполучить её.

Скорее всего, для этого им даже не пришлось прилагать сверхусилий: Богиню наверняка просто выкупили, после доставили на Милос, содрали золотую краску, нанесённую варварами, и спрятали от посторонних глаз в нишу под землёй. Где её и обнаружил 8 апреля 1820 года милосский крестьянин Йоргус Кентротас.

11 августа 2017 года

Пока Лев Николаевич колдовал с кофе, я сходил на кухню, сделал ему пару бутербродов с ветчиной и сыром.

– Орден Божественной Длани был создан для конкретной цели: обнаружение рук Венеры Милосской и воссоздание мирового шедевра в первозданном виде, – сказал он как будто невзначай.

На несколько секунд я просто потерял дар речи.

– Вот так запросто вы мне раскрыли его тайну? А как же вся эта масонская таинственность: подвал старинного особняка или замка, свет факелов, отбрасывающий мерцающие блики на стены, люди в масках, песнопения, наконец, шпага над головой коленопреклонённого неофита?

– Ёрничаете! Ну-ну… Типичная реакция на волнение. Подобные картины – плод воображения, сформированный под влиянием литературы и кинематографа. Зрелищно, но к реальности отношения практически не имеет. К тому же я могу лишь рассказать об истории создания Ордена, о его целях. А уж становиться вам его членом или нет, решать не мне – я настолько высоких полномочий не имею.

Чем Орден Божественной Длани отличается от других тайных обществ? Например, «Череп и Кости», основанное в 1832 году в Йельском университете, изначально ставило своей задачей фундаментальную подготовку студентов к выполнению управленческих функций во всех сферах американского общества. Ежегодно в ряды братства избираются пятнадцать членов, которые нередко становятся известными и влиятельными особами. Так, помнится, в решающей борьбе на президентских выборах 2004 года сошлись два члена этого общества Джордж Буш-младший и Джон Керри. Забавно, не находите?

– Нет, не нахожу, – буркнул я.

– Или вот Братство розенкрейцеров, бытовавшее в семнадцатом – восемнадцатом веке в Германии, России и некоторых других странах. Они брали на себя смелость утверждать, что им знакомы сведения о внеземном происхождении человечества и египетское тайное учение – только доказательств этому не было никаких.

Тамплиеры, или храмовники, стали по сути первыми банкирами, которые выдавали ссуды под проценты и под залог, ввели в обращение чеки и векселя. С успехом использовали пиар-легенду о Святом Граале, хранителями которого себя объявили. До чего ловкие, а? Реликвию эту вообще никто в глаза ни разу не видел. Всевозможные «артефакты», время от времени демонстрируемые публике в качестве таковой, не в счёт.

Орден Божественной Длани… История его создания и цели опираются на конкретные, а не выдуманные пьяным трубадуром сведения, как в истории со Святым Граалем.

– У вашего тайного общества, конечно, надо полагать, свой особый путь и своя миссия?

– Например, есть свидетельства о дате возникновения нашего Ордена: воспоминания министра народного просвещения Франции и префекта парижской полиции, – не обратив внимания на мою реплику, продолжил Лев Николаевич. – В них зафиксирован отчёт о том, как Богиню в начале 1871 года укрывали в подвале строящегося госпиталя «Отель-Дьё».

Тогда шла франко-прусская война. Поводом для военных действий стал вопрос испанского престолонаследия. Формально их начал император Наполеон III. Но фактически спровоцировал прусский канцлер Бисмарк, решивший вывести Пруссию в лидеры не только Германского союза, но и Европы.

Разгром Франции совершился необычайно быстро: война была объявлена 19 июля 1870 года, а уже в начале августа немцы победоносно маршировали по Эльзасу и Лотарингии.

2 сентября под Седаном капитулировала более чем восьмидесятитысячная армия французов. Через два дня после этого в Париже произошла революция. Депутаты провозгласили Третью республику и организовали правительство национальной обороны. Портфель министра народного просвещения в нём получил Жюль Симон, ставший позже основателем Ордена Божественной Длани. И я очень прошу вас запомнить это имя.

Новая власть была не прочь заключить мир с пруссаками, но Бисмарк взамен потребовал уступки Эльзаса и немецкой части Лотарингии. На что получил ответ: «Ни одной пяди нашей земли, ни одного камня наших крепостей».

19 сентября, ровно через два месяца после объявления войны, прусские войска окружили столицу Франции. Город, который обороняло более трети миллиона штыков, штурмовать не решились. Пруссаки решили взять его измором.

Запасы продовольствия в осаждённом Париже иссякли к середине зимы. Со столичных улиц исчезли собаки и кошки, жители французской столицы стали охотиться даже на крыс. Оголодавшие парижане не пожалели и обитателей городского зоопарка вместе с парой слонов. На дрова были спилены практически все деревья.

Начиная с 5 и до 22 января – даты окончательной капитуляции Парижа – по городу вёлся беспрестанный огонь из тяжёлых орудий. За те три дня погибло порядка сорока семи тысяч парижан, много зданий превратилось в руины.

– Лувр, насколько известно, не особо пострадал, – наконец-то решился я вставить слово и приблизить Льва Николаевича к сути повествования.

– Это так. Что, впрочем, уже не имело значения. Во всяком случае, для Венеры Милосской. К тому времени её надёжно укрыли – замуровали в подвале недостроенного госпиталя «Отель-Дьё».

Когда к концу 1870 года стало понятно, что город придётся сдать врагу, министр народного просвещения Жюль Симон решил спрятать шедевры Лувра, чтобы они не стали военными трофеями или жертвами мародёров.

Холсты без подрамников, свёрнутые в трубочку, занимают совсем немного места. А скульптура Венеры Милосской создавала проблемы: её высота, напомню, превышала два метра. Как оборудовать для неё тайник, не привлекая внимания?

Симон решил выбрать сообщника и остановился на префекте парижской полиции Эрнесте Крессоне. Ведомство он возглавил за два месяца до описываемых событий, а до того был успешным и авторитетным адвокатом.

Их встреча состоялась 3 января 1870 года. Симон и Крессон решили обратить внимание на здания, где имелись надёжные и пригодные для тайного укрытия подвалы. По всем статьям подходил строящийся недалеко от Лувра госпиталь «Отель-Дьё»: здания как такового ещё не было, до начала войны успели построить лишь подвалы да цокольный этаж, с началом же осады работы заморозили. Где, как не в новостройке, можно замуровать тайник, не оставляя следов? Кладка-то везде относительно свежая.

На следующий день комиссар полиции встретился с городским архитектором и объяснил, что возникла острая необходимость оборудовать тайник для картотеки тайной полиции (как раз недавно газеты написали о попытке его поджога). Архитектор проглотил эту историю и подтвердил, что своды «Отель-Дье» способны выдержать попадание снарядов и уберечь от огня в случае пожаров.

Осмотрев помещение с мощными сводами, полицейский понял: лучшим местом для тайника является стенная ниша. Было необходимо просто заложить её кирпичом, после того как ящики поместят в углубление. В десять вечера следующего дня на место недостроенной больницы должны были подъехать каменщики.

Префект отправил нарочного к министру Жюлю Симону с запиской, в которой сообщил, что будет ждать министра в девять вечера у Лувра с грузовой платформой и двумя верными помощниками. Статуя к тому времени уже была разделена на две части и упакована в деревянные ящики.

В ответном письме министр утвердил предложенный полицейским план, но перенёс погрузку на полчаса – на половину девятого. И оказался прав.

В указанное время от Лувра отправилась грузовая повозка, которую тянули две булонские лошади. Рядом с возничим на козлах располагался делопроизводитель префектуры полиции Альберт Шопен. Симон и Крессон ехали следом в экипаже, которым правил сам префект.

Через час ящики уже сгружали во дворе строящегося госпиталя. Четверо мужчин спустили ящики в подвал и установили их в нишу. Возводившие в свете факелов стену каменщики так и не поняли, что именно они прятали. За молчание каждый из них получил по три фунта муки, по бутылке вина и прованского масла – целое состояние для осаждённого города.