скачать книгу бесплатно
Я толкнула дверцу и выбралась. Карен пригнулась и показала мне язык.
– Заметано. Увидимся, Грейс.
– Будь осторожна.
– Да ладно тебе, прекрасно же знаешь, как я вожу, – подмигнула Карен, нажимая на газ. Ее минивен дико завизжал, затем исчез, резко завернув за угол.
Направляясь к дому и обнимая себя руками, я тщетно пыталась согреться на прохладной улице. Свет в доме был выключен, что свидетельствовало об одном – папа спит. Разговор на сегодня отменяется.
Я аккуратно открыла дверь, стараясь не разбудить отца. Где-то неподалеку хрустнули ветки и послышались приближающиеся шаги, принудившие оцепенеть от страха. Я гадала, кто может там быть, и тут мое воображение разыгралось не на шутку.
Неужели, грязный тип, некогда забравшийся в мой дом, вернулся? Или это… Габриель? Или Габриель и есть тот тип?
Как бы ни хотелось это узнать, я заскочила в дом и, захлопнув дверь, закрылась на несколько замков сразу. Сердце плясало в груди чечетку. Я отскочила от выхода, прислушиваясь.
Тишина.
Некоторое время я продолжала стоять, только потом настороженно подошла к окну, ожидая, что за ним появится какое-то чудо и отправит меня в мир иной. Но, как ни странно, никакой неказистой физиономии не выглянуло. Шум пропал, и я задумалась: может быть, ничего не было, а у меня просто развивается паранойя? Или, на самом деле, со мной все нормально, и на улице кто-то был. И следил за мной. Или хотел подойти. Не знаю. Понятно только одно – он не хотел, чтобы я его видела, поскольку скрылся.
8
Чую запах свежих цветов – он прекрасен, ощущаю на своей коже теплейшие лучики солнца и мягко смеюсь. Мой смех подобен звону колокольчиков. Я наслаждаюсь красотою Нью-Йоркского парка «Central park»и изредка поглядываю на маму, которая сидит рядом, улыбаясь и напевая необычную песню. Ее бирюзовые глаза скользят по зеленой траве, задерживаются на мне, и алые губы рождают на свет самый прекраснейший припев, когда-либо слышанный мною:
Я иду вперед,
Желая свет найти.
За мной рушится небосвод,
А я продолжаю идти.
Смотрю вдаль, шагая,
Когда кровью залита земля.
Лишь одно я знаю —
Никто не остановит меня.
Темные волосы мамы развиваются по ветру, ее рука сжимает мою, и я понимаю, что во время исполнения припева не дышала. Вдыхаю. Легкие радуются кислороду. Эта песня всегда завораживает меня. Сколько бы я ее ни слушала, она никогда не надоест мне. Никогда.
– Мам, – позвала, – скажи, а откуда она? Ты мне не говорила еще.
Мама улыбается, переключая взгляд на наши переплетенные пальцы. Она решает не отвечать на вопрос, и шепчем мягким голоском, поднимая наши руки на уровне лиц:
– Скай, милая моя… ты еще слишком мала, чтобы знать это. Я не хочу говорить тебе, скоро ты сама узнаешь обо всем.
Я с интересом смотрю на нее, желая найти в ее эмоциях хоть какое-то объяснение. Но ничего. Потом придвигаюсь к ней ближе.
– Знать что, мам?
– Свое предназначение, – она печально опускает взгляд и вздыхает. Улыбка пропадает.
Я не понимаю ее слов и морщусь, осмысливая. Затем заглядываю в ее глаза – они самого удивительного цвета – голубовато-зеленые, с темно-синими крапинками, обрамленные пышными ресницами.
– Что за предназначение?
Мама задумчиво кусает губу. Я с замиранием жду ответа, понимая, что скоро мое терпение лопнет, как мыльный пузырь. Не услышав ничего, снова задаю этот вопрос:
– Что за предназначение?
– Великое предназначение, – мама смотрит на меня. – Ты узнаешь о нем. Очень скоро. А сейчас… я не хочу, чтобы ты думала о нем. Я хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь. Сейчас. Потом просто ее не будет.
О чем она? Что за предназначение? Я ерзаю на траве, обнимаю худые ноги, которые с мамиными кажутся просто крохотными. Когда подрасту, у меня, наверное, будут точно такие же…
– Ты не можешь сказать сейчас?
Мама гладит меня по голове свободной ладонью и перекладывает темную косичку на плечо.
– Нет, детка. Слишком рано…
– А когда будет не рано?
Она медленно разжимает пальцы, опускает их на мое запястье правой руки и поворачивает ее ладонью верх. Теперь я гляжу ладонь, где изображен блеклый знак в виде двух букв «V», соприкасающихся друг с другом остриями. Мама говорит, это родимое пятно, которое приобрело необычную форму. Я верю ей, хотя считаю это странным.
– Когда оно станет темнее, – мама проводит длинным пальцем по этому рисунку, я улыбаюсь – щекотно. – Знай, Скай, ты – особенная Ты не такая, как все. В этом твое преимущество и проклятье. В какой ситуации ты бы ни находилась, не вешай рук, ангел. У тебя будет много друзей, но также – врагов – они-то и попытаются сделать все, чтобы ты не смогла исполнить предназначение. Никогда не бойся их, слышишь? Тебя не дадут в обиду, обещаю. Но и, не смотря на это, всегда старайся быть начеку. Иди до последнего, милая. От тебя будет зависеть многое в этом мире – как будущее, так и настоящее.
Чувствую капельки, скатывающиеся по щекам. Я плачу? Я провела пальцем по ним – да. А почему это происходит? Я плачу из-за неизвестности, которая меня ждет или из-за того, что мама ничего так и не объяснила? Нет. Я плачу, потому что…
– Мне страшно, мам.
Утыкаюсь лбом в ее грудь. Рука мамы ложится мне на затылок, гладит, успокаивая.
– Не бойся, ангел. Страх делает нас уязвимыми – не поддавайся ему.
– Но как? – всхлипываю.
– Будь сильнее него.
Мы сидим на зеленой траве. Мама прижимает меня к себе, ветер играет с нашими волосами, шелест листвы действует, как успокоительное, и через несколько секунд я перестаю пускать слезы, поворачивая голову к горизонту, простирающемуся за поблескивающим разными цветами прудом «ThePond». Мама целует меня, напевая куплет неизвестной песни:
Я иду вперед,
Желая свет найти.
За мной рушится небосвод,
А я продолжаю идти.
Смотрю вдаль, шагая,
Когда кровью залита земля….
Лишь одно я знаю —
Никто не остановит меня.
Перед глазами все резко потухает. Нет ничего – ни мамы, ни нашего любимого местечка в парке, ни ее прекрасной песни. Я не ощущаю своего тела, словно состою из воздуха, тишина давит на мои уши, и хочется кричать, чтобы раскрасить ее хоть каким-то звуком, но тут, в толщах тьмы, появляется перевернутая машина – ее освещает свет из неоткуда, она искорежена, почти все окна разбиты, колеса еще продолжают крутиться. Я чувствую, как мое сердце сковывает корочка льда. Я узнала наш автомобиль – белый Nissan. И он… дымится. Мои ноги, которые я стала чувствовать, сковывает невидимыми цепями. Не могу двигаться, а хочу сделать шаг. Судорожный вдох. Я вижу за рулем маму, которая упирается головой в потолок. Она вся в крови. Вся. На ее шеи странный порез – и она сломана. Из груди хлещет кровь.
Боже.
Прежде чем я начинаю плакать и кричать, машина вспыхивает ярким пламенем. Мне жарко. Очень жарко. Сквозь слезы и вытянутую руку с растопыренными пальцами, смотрю на маму, зову ее. Она не откликается.
Нет! Этого не может быть!
Опять зову ее. Наконец, мама открывает глаза. Ее слипшиеся губы шепчут мне что-то, рука, обуянная кровью, тянется ко мне. Только потом распознаю, что она говорит: «Помоги мне, Скай». Захлебываюсь слезами, ощущаю, как ноги возвращаются под мой контроль, бегу, думая, что вот-вот упаду и не смогу помочь ей. Пламя разгорается сильнее, и издается взрыв. Я кричу, меня отбрасывает назад ударной волной, падаю на что-то и осознаю, что потеряла самого родного человека.
Я почувствовала, как меня кто-то сильно трясет за плечи. Грудь сдавило. Я распахнула влажные от слез глаза и, тяжело дыша, уставилась на папу. Он растерянно смотрел на меня. Я вздрогнула, вспомнив, какой сон видела пару секунд назад, и прижала его к себе, рыдая.
Почти каждую неделю меня мучили такие кошмары, и я просто не знала, откуда они брались. Причины могли быть разнообразны. В большей степени, из-за того, что не переставала думать о ней. О ее гибели. Я сильно скучала, и часто раздумывала, почему на самом деле случилась авария, ведь мама являлась отличным водителем и не могла не справиться с управлением. Казалось, тут таилось нечто другое.
– Ты кричала, ангел, – папа обнял меня в ответ, поцеловал в макушку, выдыхая. – Опять кошмар?
– Да, – только удалось выдавить через приступы паники – на секунду показалось, словно я вернулась в тот день, когда папа рассказал о случившемся с мамой.
Он знал о моих кошмарах, поэтому перестал забегать в мою комнату с битой в руках, ожидая наткнуться на грабителя или маньяка, с которым предстоит бороться.
Папа вздохнул, прижимая меня ближе.
– Ничего. Скоро это закончится. Ты просто еще не смирилась.
Я всхлипнула, вытирая слезы и отдаляясь от него. Разве когда-нибудь можно смириться с тем, что родного человека, вырастившего и воспитавшего тебя, больше никогда не будет? Говорят, время – лечит. Не правда. Оно лишь немного приглушает твою внутреннюю боль, которая никогда не уйдет.
– Этого и не будет, пап.
– Я тоже по ней очень скучаю, ангел, – признался он.
Его голос прозвучал тихо и печально.
Я вытерла слезы и уставилась на папу. Кроме него, у меня не осталось никого. Он моя поддержка и опора. После ухода мамы многое изменилось, и если бы не отец, не знаю, как бы я справилась с этим горем.
– Прости меня. За все. Знаю, я не идеальная дочь, о которой ты, наверное, мечтал, но я такая, какая есть. И ты должен меня понимать. Я не прошу, – осеклась, вздыхая, – точнее, уже не буду просить тебя бросать все ради меня одной. Просто знай, что я скучаю по тебе, и бывают дни, когда ты мне очень нужен.
Самое удивительное, что извинилась я, а не он. Как бы гордость ни сжимала меня в своих крепких объятиях, но я сумела высвободиться из них. Надоело ждать от него первых шагов, пора бы уже делать их самой.
Папа не ожидал смены темы и слегка улыбнулся, прижимая меня к себе. Я уткнулась носом в его ночную рубашку – она пахла корицей и порошком.
– И ты меня прости. За мой срыв и… за все. Я буду стараться не задерживаться на работе долго, – его губы оставили на моем лбу поцелуй; я прижалась к папе плотнее. – Представляю, как тебе было одиноко…
– Да. Но я стараюсь не унывать.
– Держись, ангел. Как-нибудь я возьму отпуск, и мы с тобой съездим отдохнуть.
– Как насчет Франции? – Его черная бровь вопросительно взметнулась вверх. – Ты всегда хотела увидеть Эйфелеву башню.
– Звучит неплохо, – я уже представляла наш совместный отдых, улыбаясь во весь рот. – Мама тоже мечтала туда съездить.
Тут мое хорошее настроение мгновенно улетучилось. Папа пробежался рукой по коротким волосам и, увидев мое поникшее лицо, прижал к себе. Я готова была заплакать, вновь вспомнив о маме и о несбывшихся ее мечтах.
– Как думаешь, она в Раю? – Я с надеждой взглянула на папу.
Он робко улыбнулся, смотря мне куда-то за плечо.
– Если не там, так в лучшем месте…
***
Поговорив с папой и дождавшись его ухода, я села на кровати и включила ночник, затем поднесла к нему правую ладонь. Света было достаточно, чтобы разглядеть знак в виде двух соприкасающихся остриями букв «V». В детстве я верила (по словам мамы), что это родимое пятно или что-то вроде того, но повзрослев – перестала. Разве может этот… необычный рисунок им быть?
Я чуть ли не задохнулась, обнаружив, как некогда светло-коричневые линии знака потемнели. Мама говорила, что когда он будет сильно отличаться от цвета моей кожи, я узнаю о чем-то, о… каком-то предназначении, вроде бы. То воспоминание, где мы отдыхали в Нью-Йоркском парке, любовались красотою горизонта, она пела мне необычную песню и потом говорила какими-то загадками, почти постоянно доводилось мне видеть во снах.
Снова и снова.
Я помнила каждое ее сказанное слово, каждое движение, смех. Тогда я не понимала, о чем рассказывала мама, и боялась правды – хотя дико желала ее услышать. Она бесконечно твердила про то, что я – особенная, и у меня великое предназначение, какие помешают исполнить враги.
Меня словно осенило. Пусть я не до конца вникала в «загадки» мамы, но некоторое отчетливо понимала – тот «призрак» в «Мо», вломившийся в мой дом незнакомец, никогда не знавший о существовании душа, и недавнее топанье ног, преследовавшее меня до самой двери, все это имело какое-то отношение к недоброжелателям, о которых она говорила. И да, я никогда не считала свою мать съехавшей с катушек женщиной, любящей запугивать собственного ребенка выдуманными байками. Я верила ей. Всегда. Особенно в тот момент, когда она рассказывала мне об этом. Она… предупреждала меня. Она знала о чем-то и не хотела говорить. Твердила, будто я узнаю обо всем (сама или нет), когда придет время, когда знак на моей руке станет темнее. Сейчас он приобрел почти… грязно-коричневый оттенок, и… я до сих пор не имею понятия, что значила ее речь. Знаю лишь одно – мама скрывала от меня все ответы, которые я так жаждала услышать, пусть и немного побаивалась. Она не хотела расшифровывать свои слова по одной причине – я была слишком юна, чтобы знать наверняка страшную правду. А что сейчас? Я запуталась и потихоньку схожу с ума.
У тебя будет много друзей, но также – врагов – они-то и попытаются сделать все, чтобы ты не смогла исполнить свое предназначение. Никогда не бойся их, слышишь? Тебя не дадут в обиду, обещаю.
Итак, у меня есть какое-то предназначение, и я не имею о нем ни малейшего понятия, мне пытаются помешать его исполнить враги (хотя я почти никогда в жизни никому не переходила дорогу) и еще одно – кажется, меня кто-то будет защищать или защищает уже. Я жадно втянула воздух, вспомнив того отважного незнакомца, спасшего меня от пробравшегося в дом ворюги (или кого там?). Возможно, желающий оставаться в тени парень и является одним из тех, кто оберегает мою задницу. Пусть оно так, я все равно собираюсь нырнуть в свое прошлое и открыть все потаенные сундуки.
***
Я смотрела на вывеску нашего отстойного кафе «Эдем на Земле» и хотела убежать, куда подальше. Хотела, но не могла. Нужно было работать. Я измученно вздохнула, войдя внутрь и натягивая на лицо улыбку. Как всегда, пришла самая последняя. Хорошо, что мистер Джердж пока не высовывался, не очень-то хотелось объяснять ему, почему за меня пахал бедный Брэндон – кстати, как он? Когда я переоделась, принялась искать моего чересчур смелого друга. Он кружил возле столиков, расставляя специи, и выглядел… не совсем довольным. Небольшой синяк под оттекшим глазом, лопнувшая губа, разодранные руки. Господи… Да Габриель тот еще псих!
Заметив меня, Брэндон уронил кетчуп, затем резко поднял и, вставая, ударился головой о столик. Я прищурила глаза, представляя, как это больно, и помогла подобрать упавшие из его рук пакетики с сахаром.
– Спасибо, – тихо прохрипел он, затем устремил взгляд на меня и замер. – Я, наверное, должен извиниться за…
– Нет, – я положила пакетики на красный поднос в его руке. – Просто больше не лезь не в свои дела, если мне не нужна помощь. Правда. Потом проблем не разгребешь.
Он молча прошествовал за мной к Райану, который натирал стаканы и с любопытством глядел на нас, словно сейчас должно было произойти что-то грандиозное. Брэндон кинул поднос на барную стойку и вновь таращился на меня, сжав кулаки так, что вены под кожей набухли. Его лицо помрачнело, отчего я немного испугалась. Редко можно увидеть Брэндона не в настроении.
– Ты знаешь его, Скай? – поинтересовался он, очевидно, имея в виду Габриеля.
Я застыла, резко отведя взгляд в сторону. Вопрос весьма… необычный. Я как бы знаю его и одновременно – нет. И что мне отвечать? Я вздохнула, переминаясь с ноги на ногу. Райан весело улыбнулся, отложил стакан и подпер ладошками подбородок, облокотившись на стойку. Как некстати, он тут один улыбался.
– Скай? – Брэндон поднял темную бровь.
